Тема 12. Психология мотивации

белка в колесе, не видя реальности и предпочитая очередную утешитель­ную ложь. Что это за круг? <...> Оказывается, что для человека, который вечно готов страдать, не существует реальности смерти. Разумеется, он знает, что это может случиться. Но ведь, конечно, не завтра, не сейчас. <...> Это как в аду: мы <...> вечно умираем. Ведь смерть со славой, о которой говорил Руставели, отличается <...> тем, что мы умираем раз и навсегда. А мученику в аду не дано <„.> наконец-то перетерпеть страда­ния: он должен вечно это повторять. <...>

Увы, есть ситуации, которые исправимы, говоря метафорически, лишь с помощью атомной бомбы. Я вспоминаю в этой связи один весе­лый итальянский фильм. Дело происходит в Сицилии. И как это часто бывает в Италии, произошла очередная сицилийская нелепость, которая привела в бешенство полицейского-карабинера. И вот он стоит <...> пе­ред картой страны, в досаде на нее смотрит и говорит: «Здесь нужна только атомная бомба». Т.е. за какую нитку ни схватись, все равно ни­чего не распутаешь. <...>

Я хочу вам напомнить <...> исходный этимологический смысл одно­го греческого слова. Речь пойдет об апории. <...> Смысл слова «апория» означает «непроходимое место». Интересно, что именно «место» фигуриру­ет в слове «апория». <...> Вот я стою, смотрю, и мое сознание в своей ясно­сти свидетельствует, что расцепить этого нельзя, и я не могу пойти ни на­право, ни налево, ни вперед. <...> В этой ситуации мы впервые осознаем себя в качестве конечных существ, не имеющих времени. И когда нет вре­мени, лишь тогда мы осознаем свою конечность. Но <...> неужели я так и должен быть в этом бардаке, абсурде и этим все кончится? Какой смысл тогда это переживать? Или - какой смысл видеть то, что я вижу? Если это кончится раньше того, чем кончится то, из-за чего у меня эти пережи­вания. С этим оборотом всплывает за моей спиной почти весь род челове­ческий, <...> далекие во времени и близкие по родству, которые моим го­лосом тоже спрашивают: а за что, зачем мы страдали, какой смысл? <...> Человек, осознавая себя как живое и несомненное для себя состояние, имен­но в нем оказывается лишним в мире. <...>

Попытаюсь пояснить этот пункт апории, который приводит в дви­жение нашу мысль, с известного нам переживания. <...> Возьму ситуа­цию, которую назову «псевдогероической». Когда мы находимся в непро­ходимом месте в том смысле, что мы уже втиснуты в образ героя и не можем из него выйти. В России такие ситуации (имейте в виду, что ког­да я говорю «Россия», я включаю туда и нашу блаженную Грузию) на бытовом уровне выглядят так, что мы сами создаем себе трудности, что­бы потом героически их преодолевать. Вы знаете, что весной этого года произошло в Чернобыле¹. <...> В одной из телевизионных передач, где

¹ Взрыв 4-го реактора на Чернобыльской АЭС произошел в 1986 году. {Примечание отв. редактора.)

Мамардашвили MX, [Об искусстве осмысления апории] 299

показывалось, как там что-то строят и ремонтируют и т.д., я увидел пла­кат, на котором черным по-белому было написано: «Чернобыль - мес­то героизма». А какой-то человек в интервью произнес такую фразу: «Ничего, зато мы построим пирамиду выше солнца». Т.е. выше пирами­ды Хеопса. Короче, я хочу спросить: как живому человеку вместиться в этот образ героического, созданный сцеплением обстоятельств, <...> слов, которому он обязан следовать. Он ведь должен совершать поступки, уже обозначенные как героические, хотя, возможно, и знает, что все это следствие преступлений, совершенных разными людьми в разное время, а он должен жертвовать жизнью и уже заранее имеет название «герой». Случайно он может, конечно, сопротивляться этому, но не может не по­нимать, в силу сложившейся <...> традиции, что это будет выглядеть как эгоизм. <...> У него нет выбора между этими масками. Пойдешь на амбразуру - покрываешь героизмом чужое преступление. Не пойдешь на амбразуру - ты эгоист. <.„> Шкурник, думаешь только о своей жиз­ни. Причем все это объективные маски, а вовсе не психологические оценки, которые можно выбирать одну вместо другой. Это все неразре­шимые переживания. А когда я разбираю это нелепое сознание (т.е. осознание себя трусом или героем), я <...> вношу ту ясность, которой нет в этом сознании. <...>

Есть ясность. Наш философ окаменел перед этой ситуацией, видит апорию - непроходимое место. Но он же видит при этом еще и то <...>, что люди в этих ситуациях явно выполняют роли марионеток. Ведь нельзя же на нормальном человеческом языке осмысленного описания сказать о человеке, совершившем то, что он совершил в Чернобыле, что он герой. Употребив термин «герой», мы тем самым понимаем поступок как некое проявление доблести. <...> Когда мы что-то называем, мы со­вершаем акт мышления, предполагающий осмысленность терминов, а сказать здесь, что «Чернобыль - место героизма», - это акт немышления. Или антимышления. Повторяю, если я мыслю, то не могу назвать это ге­роизмом в смысле проявления человеческого качества и тем самым по­нимания мною мотивов и психологии людей. В действительности там <...> марионетки, которые действуют, сотрясаемые током, проходящим по сцеплениям этой ситуации. Разве можно рассматривать эти судоро­ги как свободный танец человека? <...>

А с другой стороны, <...> я ведь тоже участвовал во всех тех на­чальных точках, которые, сцепившись, породили эту ситуацию. Я же уча­ствовал вместе с этими людьми в их обычной жизни до катастрофы, ког­да, скажем, на заводе или в институте <...> после ничегонеделания в кон­це месяца вдруг устраивали так называемый аврал, чтобы выполнить план. И видели, что это абсурд, <...> особенно на фоне призывов: «Вста­нем во главе... Нет таких крепостей, которые перед нами не могли бы устоять» и прочее. Все это ритуальный бред. Но, независимо от него, мы участвовали в этом. Я хочу сказать, что отрешенное сознание, в котором

₃₀₀