- •Великие Учителя прошлого. Философы древней Греции о воспитании и образовании.
- •1. Сократ был одним из основоположников рационализма.
- •Платон – (428-347 г. До н. Э)
- •Диалоги «Протагор» и «Горгий»
- •Государство
- •Человек разумный, рассуждающий.
- •Человек активный, деятельный.
- •Человек политический.
- •Человек благородный.
- •Человек созерцающий.
Диалоги «Протагор» и «Горгий»
Диалог «Протагор» относится к концу 90-х годов IV века. Протагор (480/V-410/V) - один из основателей софистики. По мнению древних «самый неискренний, но и самый острый из софистов» В диалоге «Протагор» Платон пытается понять смысл и возможности обучения и образования. Для Платона (от его лица говорит Сократ) обучение может носить характер ремесленного натаскивания. В результате такого обучения человек приобретает навыки, техники. Это могут быть наиболее общие умения, как, например, при обучении «учителя грамоты, игры на кифаре или гимнастики, когда учатся «не как будущему своему мастерству, а лишь ради образования, как это подобает частному лицу и свободному человеку» (с.421). Платон удачно использует слово «подобает», то есть отвечает каким – то общепринятым нормам в обществе. Но это обучение никак не касается ни души человека, ни его добродетели. Человек овладевает ремеслом: читать, играть на кифаре и быстро бегать, потому что это требуется от всех. Есть более профессиональное обучение – «врача, флейтиста, зодчего». Платон называет это мастерством. Но то, чему учит софист, по мнению Платона совсем другое. Сам Протагор заявляет, что он учит «как всем управлять и наилучшим образом говорить». Такие задачи, по мнению Платона, требуют обучения добродетели. Иначе как может всем управлять человек, не обладающий добродетелью. Ученик, который идет учиться к софисту, в таком случае, предоставляет учителю «попечение о своей душе», он «вверяет свою душу» учителю. Добродетель включает: справедливость, рассудительность и благочестие. Между Сократом и Протагором возникает спор, является ли добродетель врожденным качеством или же ей нужно обучать.
Протагор полагает, что добродетель врожденное качество, от природы, присущее всем людям, независимо от рода занятий. Врожденность добродетели Протагор доказывает также тем, что добродетель постоянно признают все люди, так что объявляющий себя, например, несправедливым принимается за сумасшедшего (с.432). И если существуют наказания за преступления, то это как раз и указывает на то, что добродетели врожденны, но, кроме того, их еще нужно воспитывать и им нужно обучать; если бы это было не так, то не за что было бы наказывать и бесполезно было бы обучать добродетели (с.433). А если у хороших родителей вырастают плохие дети, то это то же доказательство того, что способности врожденны, но в разной мере и их нужно воспитывать, хотя опять-таки умело. Сократ утверждает, что «гражданские добродетели связаны с чем-то единым и необходимым. Если только существует это единое и если это не плотницкое, не кузнечное и не гончарное ремесло, но справедливость, рассудительность и благочестие — одним словом, то, что я называю человеческой добродетелью, и если это есть, то, чему все должны быть причастны, если так обстоит дело по самой природе, а между тем хорошие люди учат своих сыновей всему, только не этому, суди сам, как чудно все получается у хороших людей. Но, если возможно учить добродетели и развивать ее, неужели эти люди начнут учить своих сыновей лишь тем вещам, неведение которых не карается смертной казнью, между тем как их детям, если они не научены добродетели и не воспитаны в ней, угрожает смерть, изгнание и, кроме того, потеря имущества — словом, полное разорение дома? Неужто же они не станут учить их этому со всей возможной заботливостью?» (с.434).
Платон говорит, о возможности воспитания добродетели при преподавании школьных предметов, то есть фактически утверждает идею воспитывающего обучения. «Каким бы не было обучение детей дома и в школах, обязательно должно быть, воспитание добродетели». Но так как для Сократа в основе всего лежит знание, вопрос стоит не о воспитании, а об обучении добродетели. «Пока родители живы, они с малолетства учат и вразумляют своих детей и делают это до самой своей смерти. Чуть только ребенок начинает понимать слова, и кормилица, и мать, и наставник, и отец бьются над тем, чтобы он стал как можно лучше, уча его и показывая ему при всяком деле и слове, что справедливо, а что несправедливо, что прекрасно, а что гадко, что благочестиво, а что нечестиво, что можно делать, а чего нельзя. И хорошо, если ребенок добровольно слушается; если же нет, то его, словно кривое, согнувшееся деревцо, выпрямляют угрозами и побоями.
А потом, когда посылают детей к учителям, велят учителю гораздо больше заботиться о благонравии детей, чем о грамоте и игре на кифаре. Учители об этом и заботятся; когда дети усвоили буквы и могут понимать написанное, как до той поры понимали с голоса, они ставят перед ними творения хороших поэтов, чтобы те их читали, и заставляют детей заучивать их — а там много наставлений и поучительных рассказов, содержащих похвалы и прославления древних доблестных мужей, - и ребенок, соревнуясь, подражает этим мужам и стремится на них походить.
И кифаристы, со своей стороны, заботятся об их рассудительности и о том, чтобы молодежь не бесчинствовала; к тому же, когда те научатся играть на кифаре, они учат их творениям хороших поэтов-песнотворцев, согласуя слова с ладом кифары, и заставляют души мальчиков свыкаться с гармонией и ритмом, чтобы они стали более чуткими, соразмерными, гармоничными, чтобы были пригодны для речей и для деятельности: ведь вся жизнь человеческая нуждается в ритме и гармонии.
Кроме того, посылают мальчиков к учителю гимнастики, чтобы крепость тела содействовала правильному мышлению, и не приходилось бы из-за телесных недостатков робеть на войне и в прочих делах.
Так поступают особенно те, у кого больше возможностей, а больше возможностей у тех, кто богаче. Их сыновья, начав ходить к учителям с самого раннего возраста, позже всех перестают учиться» (с.436).
А. Ф. Лосев комментирует так результат всей беседы: «Вначале Сократ имел в виду добродетель как нечто идейное и подчеркивал низкопробность чисто технических приемов ее воспитания у софистов. Конечно, такой высокой добродетели нельзя было достигнуть выучкой командовать другими и красиво говорить; когда собеседники пришли в конце концов к выводу, что добродетель есть высшее знание, то естественно, что Сократ признал возможность научить такой добродетели, потому что сам он всегда только и занимался таким воспитанием людей. Протагор не хочет обучать добродетели как некоей разновидности духовного знания, чего он и раньше не делал.
Только при таком понимании итога беседы, о котором говорит Сократ, и можно уяснить себе основную идею «Протагора» и ее структурное развитие. (Лосев А. Ф. Критические замечания к диалогу/Платон. Соб. соч. в четырех томах. - М., 1990. - Т.1. - с. 785).
Диалог «Горгий» написан, предположительно, в 80-е годы IV века до нашей эры.
Для современного исследования истории образования этот диалог представляет несомненный интерес, так как в нем рассматриваются вечные и в то же время вновь актуальные вопросы об ориентации на успех и удовольствия ценой любой несправедливости, о воздаянии за зло после смерти, о роли искусств и учителей в воспитании души.
Композиционно диалог представляет собой беседу Сократа с софистами: Горгием, его учеником Полом и Калликлом.
Сократ (а устами Сократа говорит о своих взглядах Платон) выступает как философ, для которого ответ на главный вопрос - как надо жить? – звучит: заниматься философией. А это значит ориентироваться на благо, а не на удовольствия. Софист, как философ и как оратор, должен учить тому, что справедливо и что не справедливо. Он должен делать людей лучше, ориентировать их на благо. В этом цель его деятельности. Ведь к нему обращаются граждане, которые хотят участвовать в общественных делах. На самом деле, говорит Сократ, софисты стремятся к тому, чтобы доставить удовольствие ученикам, не заботясь об их нравственности.
Они имеют некоторую сноровку в ораторском искусстве и угодливо обучают ему людей, а так как красноречие имеет большую внушающую силу, оно может привести к злу. Проблема эта соотносима с переживаемым сегодня манипулированием людьми со стороны «С.М.И». В античности роль «С.М.И.», как мы показали выше, выполняли праздники, игры, соревнования, театр, общение на Агоре и выступления ораторов. Оценивая те или иные передачи не по их ценностной направленности и характеру воспитывающего воздействия, а по рейтингу в опросах, мы делаем как раз то, о чем говорил Платон, смешиваем цель (нравственное, интеллектуальное и эстетическое воспитание населения) со средством (сиюминутный успех у зрителя, развращение его дешевой попсой). Платона предостерегает, что внушающая сила ораторского искусства столь же мощна, сколь и деструктивна.
Рассмотрим, как Платон говорит о разведении целей и средств любой деятельности: Сократ. Как тебе кажется, действуя, люди желают того, что делают, или же того, ради чего они что-то делают? Вот, например, те, кому врачи дают лекарство, они, по-твоему, желают именно того, что делают,— пить отвратительное на вкус лекарство, или же другого — быть здоровыми, ради чего и пьют?
Пол. Ясно, что быть здоровыми.
Сократ. И во всем остальном разве иначе? Если Человек что-нибудь делает ради какой-то цели, ведь не того он хочет, что делает, а того ради чего делает» (с.501)
Теперь рассмотрим понимание Платоном сущности и назначения ораторского искусства: «Сократ. Вот Горгий утверждает, что его искусство- источник большего блага. А что это за благо?
«Горгий. Способность убеждать словом и судей в суде, и советников в Совете, и народ в Народном собрании, да и во всяком ином собрании граждан. Владея такою силой, ты и врача будешь держать в рабстве, и учителя гимнастики, а что до нашего дельца, окажется, что он не для себя наживает деньги, а для другого — для тебя, владеющего словом и уменьем убеждать толпу. Я говорю о таком убеждении, Сократ, которое действует в судах и других сборищах (как я только сейчас сказал), а его предмет — справедливое и несправедливое».
«Сократ. Какое же убеждение создается красноречием в судах и других сборищах о делах справедливых и несправедливых. То, из которого возникает вера без знания или из которого знание?
Горгий. Ясно, Сократ, что из которого вера.
Сократ. Значит, красноречие — это мастер убеждения, внушающего веру в справедливое и несправедливое, а не поучающего, что справедливо, а что нет.
Горгий. Так оно и есть.
Сократ. Значит, оратор в судах и других сборищах не поучает, что справедливо, а что нет, но лишь внушает веру, и только. Ну конечно, ведь толпа не могла бы постигнуть столь важные вещи за такое малое время» (с.486-487).
Г оргий. Если бы ты знал все до конца, Сократ! Ведь оно собрало и держит в своих руках, можно сказать, силы всех [искусств]! Сейчас я приведу тебе очень убедительное доказательство.
Мне часто случалось вместе с братом и другими врачами посещать больных, которые либо не хотели пить лекарство, либо никак не давались врачу делать разрез или прижигание, и вот врач оказывался бессилен их убедить, а я убеждал, и не иным каким искусством, а одним только красноречием. Далее, я утверждаю, что если бы в какой угодно город прибыли оратор и врач и если бы в Народном собрании или в любом ином собрании зашел спор, кого из двоих выбрать врачом, то на врача никто бы и смотреть не стал, а выбрали бы того, кто владеет словом,— стоило бы ему только пожелать. И в состязании с любым другим знатоком своего дела оратор тоже одержал бы верх, потому что успешнее, чем любой другой, убедил бы собравшихся выбрать его и потому что не существует предмета, о котором оратор не сказал бы перед толпою убедительнее, чем любой из знатоков своего дела. Вот какова сила моего искусства» (с.488). Далее Платон с возмущением пишет о цинизме оратора.
«Сократ. Стало быть, невежда найдет среди невежд больше доверия, чем знаток: ведь оратор найдет больше доверия, чем врач. Так выходит или как-нибудь по-иному?
Горгий. Выходит так — в этом случае.
Сократ. Но и в остальных случаях перед любым иным искусством оратор и ораторское искусство пользуются таким же преимуществом. Знать существо дела красноречию нет никакой нужды, надо только отыскать какое-то средство убеждения, чтобы казаться невеждам большим знатоком, чем истинные знатоки.
Горгий. Не правда ли, Сократ, какое замечательное удобство: из всех искусств изучаешь одно только это и, однако ж, нисколько не уступаешь мастерам любого дела!
Сократ. В справедливом и несправедливом, безобразном и прекрасном, добром и злом оратор так же несведущ, как в здоровье и в предметах остальных искусств, то есть существа дела не знает — что такое добро и что зло, прекрасное или безобразное, справедливое или несправедливое,— но и тут владеет средством убеждения и потому, сам невежда, кажется другим невеждам большим знатоком, чем настоящий знаток?!» (с.492)
Платон устами Сократа упрекает софистов в безразличии к проблемам справедливости, в «сноровке» ведения спора и угодничестве перед публикой.
«Сократ. Что я понимаю под красноречием, ты теперь слышал: это как бы поварская сноровка не для тела, а для души» (с.498).
Для Платона обучение софистики – это обучение справедливости и добродетели. Ученик в результате обучения должен стать хорошим. Тогда он может заниматься государственными делами и обращаться к толпе. Таким подлинным Учителем для Платона является Сократ.
«Если и красноречие двойственно, то одна его часть должна быть самою угодливостью, постыдным заискиванием перед народом, а другая — прекрасным попечением о душах сограждан, чтобы они стали как можно лучше, бесстрашной защитой самого лучшего, нравится это слушателям или не нравится.
Речи достойного человека всегда направлены к высшему благу, он никогда не станет говорить наобум, но всегда держит в уме какой-то образец» ( с.499).
«Обходиться как должно с людьми - значит соблюдать справедливость, а с богами — благочестие. А кто соблюдает справедливость и благочестие, тот непременно справедлив и благочестив.— Да.— И непременно мужествен вдобавок. Воздержный человек не станет ни гнаться за тем, что не должно, ни уклоняться от того, что должно.
Такою мне представляется цель, которую надо видеть перед собой в течение жизни, и ради нее не щадить сил — ни своих, ни своего города,— чтобы справедливость и воздержность стали спутницами каждого, кто ищет счастья. Мудрецы учат, Калликл, что небо и землю, богов и людей объединяют общение, дружба, порядочность, воздержность и высшая справедливость; по этой причине они и зовут нашу Вселенную «космосом», а не «беспорядком», друг мой, и не «бесчинством». -
Я не согласен, Калликл, что самое позорное на свете — несправедливо терпеть пощечины, или попасть «в руки мучителей, или оказаться обворованным; нет, вламываться в мой дом — словом, чинить любую несправедливость против меня или моего имущества и позорнее, и хуже для того, кто ее чинит, чем для меня, потерпевшего» (с.552-553). Этика Платона становится камертонной христианской этике, которая родится через триста лет. Последователи Платона станут мыслителями наиболее близкими к христианству.
«Сократ. Конечно, жить — сладко. Но человеку истинно мужественному такие заботы не к лицу, не надо ему думать, как бы прожить подольше, не надо цепляться за жизнь, но, положившись в этом на божество и поверив женщинам, что от своей судьбы никому не уйти, надо искать способ провести дни и годы, которые ему предстоят, самым достойным образом?
Калликл. Да.
Сократ. А если мы проявляем заботу о своем городе и согражданах, не должны ли мы стремиться к тому же — чтобы сделать сограждан как можно лучше. А теперь, любезный мой, раз ты сам недавно принялся за государственные дела и раз стыдишь меня за то, что я к этим делам равнодушен, и зовешь последовать твоему примеру, не испытать ли нам друг друга? «Что, стал ли в прежние времена кто-нибудь из афинян лучше благодаря Калликлу? Есть ли хоть один человек, иноземец или афинский гражданин, раб или свободный, безразлично, который прежде был бы дурным — несправедливым, распущенным и безрассудным, а Калликл превратил бы его в человека достойного?» (с.561).
Платон в конце диалога вновь обращается к теме казни Сократа, как и в «Апологии Сократа» показывая, что Сократ подлинный Учитель- философ, проживший достойную жизнь и достойно принявший смерть.
«Сократ. Да, Калликл, если человек располагает тем единственным средством защиты, которое ты за ним признал,- если он защитил себя тем, что никогда и ни в чем не был несправедлив — ни перед людьми, ни перед богами, ни на словах, ни на деле; мы с тобою не раз согласились, что эта помощь — самая лучшая, какую человек способен себе оказать. Вот если бы кто-нибудь меня уличил, что я не могу доставить себе и другим такой помощи, мне было бы стыдно. Но если бы причиною моей гибели оказалась неискушенность в льстивом красноречии, можешь быть уверен, я бы встретил смерть легко и спокойно. Ведь сама по себе смерть никого не страшит, разве что человека совсем безрассудного и трусливого, потому что величайшее из всех зол — это когда душа приходит в Аид обремененной множеством несправедливых поступков» (с.569).
В диалоге звучит тема посмертного воздаяния. Сократ излагает рассказ о том, что ждет людей после смерти.
«Сократ. Смерть, на мой взгляд, не что иное, как разделение двух вещей - души и тела, и когда они, таким образом, разделятся, каждая сохраняет почти то же состояние, какое было при жизни человека. Тело сохраняет и природные свойства, и все следы лечения и недугов: например, если кто при жизни был крупный — от природы ли, или от обильной пищи, или от того и другого вместе,— его тело и после смерти останется крупным, если тучный — останется тучным и так дальше. Если кто носил длинные волосы, они будут длинными и у трупа, а если был негодяем и его драли плетьми, и тело было мечено следами ударов — рубцами от бича или иных каких-нибудь ран, их можно увидеть и на трупе, эти метки. И если человек при жизни сломал или вывихнул руку или ногу, это заметно и на мертвом теле. Одним словом, все или почти все признаки, какие тело приобрело при жизни, заметны некоторое время и после смерти. То же самое, как мне кажется, происходит и с душою, Калликл. Когда душа освободится от тела и обнажится, делаются заметны все природные ее свойства и все следы, которые оставило в душе человека каждое из его дел.
И вот умершие приходят к судье, те, что из Азии,— к Радаманту, и Радамант останавливает их и рассматривает душу каждого, не зная, кто перед ним, и часто, глядя на Великого царя или иного какого-нибудь царя или властителя, обнаруживает, что нет здорового места в этой душе, что вся она иссечена бичом и покрыта рубцами от ложных клятв и несправедливых поступков,— рубцами, которые всякий раз отпечатывало на ней поведение этого человека,— вся искривлена ложью и бахвальством, и нет в ней ничего прямого, потому что она никогда не знала истины. Он видит, что своеволие, роскошь, высокомерие и невоздержность в поступках наполнили душу беспорядком и безобразием, и, убедившись в этом, с позором отсылает ее прямо в темницу, где ее ожидают муки, которых она заслуживает.
Кара от богов и от людей оказывается на благо тем, кто совершает проступки, которые можно искупить, но и здесь, и в Аиде они должны пройти через боль и страдания: иным способом невозможно очистить себя от несправедливости и порочности. Придя в Тартар, виновный терпит то, чего заслужил. Иногда, однако ж, судья видит иную душу, которая жила благочестиво и в согласии с правдой, — душу простого мужа или еще какого-нибудь человека, но чаще всего, поверь мне, Калликл, это бывает душа философа, который всю свою жизнь занимался собственными делами, не мешаясь попусту в чужие. Радамант отдает ему дань восхищения и посылает на Острова блаженных. Равнодушный к тому, что ценит большинство людей,— к почестям и наградам,— я ищу только истину и стараюсь действительно стать как можно лучше, чтобы так жить, а когда придет смерть, так умереть» (с.571). Сократ говорит о суде богов и людей при жизни и после смерти. Но не только на стыд и страх перед людьми и богами указывает Сократ. В его монологах уже звучат мотивы вины и ответственности перед самим собой, перед собой как философом, которому открылась истина, и ее знание определяет выбор его пути.
Диалог заканчивается совами: «Давай же изберем в наставники то суждение, которое открылось нам сегодня и которое показывает, что этот путь в жизни наилучший; давай жить и умирать, утверждаясь в справедливости и во всякой иной добродетели» (с.574).
«Академия» Платона.
Вернувшись в Афины после долгих лет странствий, Платон купил на северо-западной окраине города сад с домом, где основал философскую школу и поселился там.
Афиняне называли сады, рощи и старинный гимнасий этого живописного уголка Академией. Там-то и возникла знаменитая философская школа Платона, просуществовавшая до самого конца античности.
Подходя к Академии, путник встречал изображение Артемиды - «Лучшей и прекраснейшей» и храм Диониса-Освободителя, а неподалеку могилы Перикла и Фрасибула, вождей демократии. Каждого, кто шел из Афин через пригород Керамик в Академию, охватывал трепет, ибо вся дорога была обрамлена каменными стелами, воздвигнутыми в честь выдающихся храбрецов, сражавшихся за свободу Афин на суше и на море. Философия и воспоминания о великих предках всегда соседствовали здесь, придавая оттенок особой значительности платоновской школе.
Что же представляла собою платоновская Академия? Это был союз мудрецов, служивших Аполлону и музам. Недаром сам дом Платона назывался «домом муз», «Мусейоном». Главой школы, или схолархом, был Платон. Но он еще при жизни назначил своим преемником племянника Спевсиппа, сына своей сестры Потопы.
С именем каждого нового схоларха в дальнейшем связывались разные периоды в развитии школы, и она получала название Академии первой (или Древней), второй (или Средней), третьей (или Новой) и т. д.
Перед входом каждого встречала надпись: «Негеометр да не войдет». Она указывала на великое уважение Платона и его соотечественников к математике вообще, и к геометрии в частности, как науке о самых прекрасных мысленных фигурах. Недаром в Древней Академии главное внимание уделялось математике и астрономии. И в этом нельзя не увидеть воздействия почитаемых Платоном пифагорейцев.
Занятия были двух типов: более общие, для широкого круга слушателей, и специальные, для узкого кружка посвященных в тайны философии. Занятия проходили по строгому распорядку. По утрам всех обитателей Академии поднимал мощный звук особого «будильника», изобретенного самим Платоном. В Академии были установлены солнечные часы — гномон. Как и следовало, занятия математикой в платоновской школе привели к увлечению прикладной механикой, особенно когда в Академии подолгу жил Евдокс, знаменитый астроном.
По примеру пифагорейцев, живших издавна строгими общинами аскетического типа, ученики спали мало, бодрствуя и размышляя в тишине. Они устраивали совместные трапезы, воздерживались от мяса, возбуждающего сильные чувственные страсти, питались овощами, фруктами и молоком; старались жить чистыми помыслами. На обеды в Академию иной раз приглашались друзья Платона, но скромность совместной трапезы оставалась неизменной. Вначале Платон беседовал, прогуливаясь под деревьями в роще Академа, а затем в своем доме, где устроил святилище муз и так называемую экседру, залу для занятий. Со времени Платона его собственный дом и сад афиняне тоже стали привычно именовать Академией, как и всю местность, где находилась философская школа. Через сотни лет, в I веке до н. э., римский диктатор Сулла, окружив Афины, вырубил старинный сад платоновской Академии для постройки осадных машин. Но деревья выросли снова, и прекрасный тенистый сад просуществовал до конца античности.
Чтобы содержать в порядке дом и сад, следить за трапезами, кухней, жертвоприношениями, нужны были специальные служители, хотя весь обиход был достаточно скромным. На каждый день месяца из числа слушателей назначались «архонт», или глава учеников, а также «приноситель священных жертв» и «служитель муз». Наряду с учителями преподавали их помощники из числа оканчивающих и уже опытных учеников. Здесь занимались не только философией, математикой и астрономией, но и литературой, изучали законодательства разных государств, естественные науки, в том числе ботанику. Некоторые из учеников особенно увлекались изучением природы и ее законов, в числе таковых был Аристотель (384 — 322 гг.), двадцать лет, проведший в платоновской Академии и только в сорок лет, зрелым ученым, уже после смерти Платона, получивший возможность открыть свою собственную школу — Ликей.
Многие годы до этого момента Аристотель с разрешения Платона вел занятия в стенах Академии. Платоновская Академия впервые в античности с успехом объединила в своих стенах разнообразные науки, большое количество слушателей, привела в систему и выработала строгие методы преподавания. Среди учеников Платона в Академии были даровитые люди, которые в дальнейшем с увлечением занимались не только философией, но и активной государственной деятельностью.
У Платона сложился свой круг друзей, почитателей, учеников. Но его пути и пути его сотоварищей по ученическим годам у Сократа разошлись. У каждого из них была своя судьба.
Никто из них не хотел иметь для себя иного наставника, тем более вышедшего из своей же среды. Каждый чувствовал себя вполне самостоятельным и сложившимся человеком. С Ксенофонтом у Платона давно началось соперничество на почве близости к Сократу. Правда, Ксенофонт еще до смерти Сократа уехал в Малую Азию. Вернувшись в Грецию, он стал знаменитым писателем, автором увлекательных книг о Кире Старшем, о современных ему исторических событиях конца афинской демократии, полных драматизма. Философские увлечения юности послужили ему основой для сочинений, где безраздельно господствовал образ Сократа, мудрого наставника и образцового человека. Ксенофонт ревностно относился к памяти учителя и не мог стерпеть того, что Платон как бы присвоил себе приоритет главного арбитра во всех фактах, связанных с биографией их общего друга. Ксенофонт написал не только «Воспоминания о Сократе», но и сочинения, которым он с умыслом дал те же самые названия, что и Платон,— «Пир» и «Апология Сократа». Платоновское «Государство» и ксенофонтовское «Воспитание Кира» тоже написаны антагонистами. Недаром Платон в «Законах» счел выдумкой воспитание Кира по Ксенофонту. Соперничество здесь было налицо. И чрезвычайно примечательно, что Платон и Ксенофонт, оба, вспоминая о Сократе, нигде никогда не упоминают друг о друге.
Любопытен и такой факт. У Платона нигде нет никакого упоминания о великом философе-материалисте Демокрите, который был ровесником Сократа и умер в 370 году, то есть когда Платон был в расцвете творческих сил. Он написал более семидесяти сочинений и был «первым энциклопедическим умом среди греков» философом, математиком, физиком, теоретиком музыки и поэзии, физиологом, медиком. Уважая идеи и личность друг друга, эти соперники никогда не опускались до взаимного порицания, насмешек или бранной критики. Они вежливо молчали, делая вид, что каждый из них является единственным глашатаем истины» (по материалам А.Лосев, А.А.Тахо – Годи. Платон// Платон. Аристотель).