Раздел шестой. Страницы [288] – [326]

ОГЛАВЛЕНИЕ

От издательства

СРЕДНИЕ ВЕКА

Введение…3

Раздел I

ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА РАЗЛОЖЕНИЯ РОДОВОГО СТРОЯ И ЗАРОЖДЕНИЯ ФЕОДАЛИЗМА

Глава 1. Кельтский эпос...................18

Глава 2. Германский эпос. Его отражение в древненемецкой и англосаксон­ской

литературе.....................23

Глава 3. Древнескандинавская литература.............35

Глава 4. Светская литература на латинском языке.........51

Раздел II

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА

НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ В ПИСЬМЕННЫХ ПАМЯТНИКАХ

Глава 5. Средневековая народная поэзия и следы древнейшей народной

лирики и драмы.....................56

Глава 6. Французский героический эпос..............64

Глава 7. Испанский героический эпос...............74

Глава 8. Немецкий героический эпос...............82

Раздел III

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА РЫЦАРСКАЯ И КЛЕРИКАЛЬНАЯ

ЛИТЕРАТУРА

Глава 9. Лирика трубадуров и труверов.............95

Глава 10. Миннезанг.....................109

Глава 11. Рыцарский роман..................119

Глава 12. Клерикальная литература...............136

Раздел IV

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА ГОРОДСКАЯ И НАРОДНАЯ

ЛИТЕРАТУРА

Глава 13. Сатира и дидактика.................141

Глава 14. Лирика......................158

Глава. 15. Драма......................174

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Раздел V

ВОЗРОЖДЕНИЕ В ИТАЛИИ

Глава 16. Общая характеристика................185

Глава 17. Данте.......................197

Глава 18. Петрарка.....................217

Глава 19. Боккаччо.....................228

Глава 20. Развитие гуманизма в конце XIV и в XV веке......248

Глава 21. Кружок Лоренцо Медичи...............252

Глава 22. Ренессансно-рыцарская поэма. Боярдо и Ариосто......259

Глава 23. Кризис гуманизма в литературе XVI века.........267

Глава 24. Феодально-католическая реакция. Торквато Тассо......280

Раздел VI

ГУМАНИЗМ В ГЕРМАНИИ И НИДЕРЛАНДАХ НЕМЕЦКАЯ РЕФОРМАЦИЯ

Глава 25. Общая характеристика XVI века в Германии. Гуманизм ....288

Глава 26. Литература реформации................299

Глава 27. Бюргерская и народная литература...........307

Глава 2S. Гуманизм в Нидерландах...............321-326

Раздел VII

ВОЗРОЖДЕНИЕ ВО ФРАНЦИИ

Глава 29. Общая характеристика................327

Глава 30. Кружок Маргариты Наваррской............335

Глава 31. Рабле.......................340

Глава 32. «Плеяда».....................353

Глава 33. Литература последней четверти XVI века. Отражение религиозных

войн в поэзии. Ученая литература и мемуары. Монтень.....364

Раздел VIII

ВОЗРОЖДЕНИЕ В ИСПАНИИ И ПОРТУГАЛИИ

Глава 34. Общая характеристика................371

Глава 35. Лирика и эпос...................378

Глава 36. Развитие романа до Сервантеса............385

Глава 37. Сервантес.....................395

Глава 38. Создание национальной испанской драмы. Лопе де Вега и его

школа.........................415

Раздел IX

ВОЗРОЖДЕНИЕ В АНГЛИИ

Глава 39. Подготовка Возрождения в Англии. Чосер.......433

Глава 40. Общая характеристика английского Возрождения. Гуманисты .......441

Глава 41. Лирика и поэмы XVI века.............452

Глава 42. Развитие романа..................460

Раздел X

РАЗВИТИЕ АНГЛИЙСКОЙ ДРАМЫ

Глава 43. Развитие английской драмы до Шекспира.........468

Глава 44. Шекспир......................433

Глава 45. Драматурги — современники и продолжатели Шекспира .......511

Список иллюстраций.....................524

РАЗДЕЛ VI [288]

ГУМАНИЗМ В ГЕРМАНИИ И НИДЕРЛАНДАХ

НЕМЕЦКАЯ РЕФОРМАЦИЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА XVI ВЕКА В ГЕРМАНИИ. ГУМАНИЗМ

Вторая половина XV и начало XVI в. являются в истории Гер­мании временем значительного экономического подъема, обусло­вленного начинающимся развитием буржуазных отношений внутри феодального общества. В городах растут цеховая промышленность и торговля, успешно развивается горное дело, южнонемецкие горо­да становятся крупными центрами торгового и финансового капитала. Тем не менее экономическое развитие Германии отстает от передовых стран Запада – Италии, Франции, Нидерландов. Его слабой стороной, как отмечает Энгельс, является неравномерность развития отдельных территорий и недостаточная связь между ни­ми. Юг имел совершенно иные торговые связи и рынки сбыта, чем север. Крупные городские центры Германии расположены по пре­имуществу по окраинам страны, по Рейну и Дунаю, Северном и Балтийскому морям. Их экономические интересы направлены в разные стороны: южнонемецкие города (Нюрнберг, Аугсбург, Ульм и др.) связаны торговлей с Италией и средиземноморскими странами; северные (Гамбург, Бремен, Любек, Данциг и др.), как участники «ганзейского союза», торгуют с Нидерландами, Англией и прибалтийскими странами; города прирейнские (Кельн, Майнц, Франкфурт, Страсбург, Базель и др.) лежат на главном торговом пути из Северного моря в Средиземное и являются преимуществен­но передаточными пунктами для чужеземных товаров. [288]

«В стороне от рек и торговых путей, ― пишет Энгельс,― лежало множество более мелких городов, которые, оказавшись выключенными из широкого обмена, продолжали безмятежно прозябать на уровне жиз­ни позднего средневековья; они довольствовались лишь незначи­тельным потреблением привозных товаров и незначительным производством на вывоз»¹. (¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 7, с. 347.) Поэтому немецкие города, будучи го­раздо менее заинтересованы в объединении внутреннего рынка, чем города французские или английские, лишь слабо поддерживают центральную власть в ее попытках политического объединения им­перии. Они не поднимаются выше идеала свободной городской республики («имперского города») или союза городов (как Ганза) для защиты торгово-политических интересов в местном масштабе от посягательств немецких князей или соседних государств. Если в других странах Западной Европы развитие буржуазных элементов внутри феодального общества приводит в XVI в. к экономическому и политическому объединению этих стран в национальные государ­ства нового типа, то в Германии тот же процесс приводит лишь к объединению в областном масштабе, в пределах крупных княжеских территорий, ведущих между собой ожесточенную борьбу за политическую гегемонию.

«В то время как в Англии и Франции,— по словам Энгельса,— подъем торговли и промышленности привел к объединению интересов в пределах всей страны и тем самым к политической централизации, в Германии этот процесс привел лишь к группировке интересов по провинциям, вокруг чисто местных центров, и поэтому к политической раздробленности, ко­торая вскоре особенно прочно утвердилась вследствие вытеснения Германии из мировой торговли»².

(² Там же, с. 347-348.)

Подъем общественного развития Германии вызывает к началу XVI в. резкое обострение социальных противоречий. Если крупные князья укрепляли свою власть за счет императора, то низшее дво­рянство, «имперские рыцари», разорялись и теряли свою полити­ческую самостоятельность. Внутри городов усиливалась борьба ме­жду стоящим у власти городским патрициатом, состоявшим из знатных родов и богатого купечества, и цеховыми ремесленниками, а внутри цехов — между мастерами, с одной стороны, и подма­стерьями и учениками — с другой. Первые постепенно превращают­ся в хозяев ремесленного предприятия, вторые — в эксплуатируемых работников, не имеющих надежды когда-либо сделаться самостоятельными хозяевами. [289] За пределами городских корпораций остаются все более многочисленные плебейские элементы, нередко лишенные даже права гражданства, — чернорабочие, поденщики и деклассированные (так называемый «люмпен-пролетариат»), принимающие активное участие во всех городских революциях. В среде духовенства, этой профессиональной интеллигенции средне­вековья, также замечается расслоение: высокие сановники феодаль­ной церкви — духовные князья, епископы, аббаты — по своим мате­риальным интересам тесно связаны со светской феодальной аристократией, тогда как сельские и городские священники, будучи часто выходцами из рядов бюргерства или плебейства, непосред­ственно связанные с народными массами, нередко возглавляют оп­позиционные и революционные движения, направленные против су­ществующего общественного строя и официальной церкви как его идеологической опоры. Наконец, основой всего феодального обще­ства остается крепостное или зависимое крестьянство, предмет экс­плуатации всех имущих классов. «На крестьянина,— говорит Эн­гельс, — ложилась своей тяжестью вся общественная пирамида: князья, чиновники, дворянство, попы, патриции и бюргеры»¹. (¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 7, с. 356.)

Рост феодальной эксплуатации в конце XV и начале XVI в. вызывает целый ряд крестьянских восстаний, завершением которых явилась Великая крестьянская война 1524—1525 гг. Крестьянство становит­ся главной движущей силой революционного движения эпохи Реформации.

Подъем городов и развитие городской культуры во второй по­ловине XV в. являются основной предпосылкой возникновения гу­манизма в Германии. Однако в специфических условиях существо­вания немецкого бюргерства гуманистическое движение не полу­чает здесь такого широкого размаха, как в Италии. Гуманизм не породил в Германии, как в передовых странах Западной Европы, большой национальной литературы. Немецкие гуманисты, за не­многими исключениями, не принадлежат к числу тех «титанов Воз­рождения», о которых говорит Энгельс. Немецким гуманистам чужд идеал всестороннего развития сильной человеческой личности, языческого сенсуализма, новой светской культуры. Немецкий гума­низм имеет по преимуществу ученый характер и замкнут в узком круге интеллектуальных потребностей передовой интеллигенции и меценатствующих светских и духовных князей. В центре интереса немецких гуманистов стоят филологические штудии, изучение ла­тинских и греческих классиков, раскрывающие тот новый мир ан­тичности, перед светлыми образами которого, по словам Энгельса, «исчезли призраки средневековья» ². (² Там же, т. 20, с. 346.)

Немецкие гуманисты, в отличие от итальянских, усердно занимаются вопросами богосло­вия, в которое вносят критическое свободомыслие и новые методы филологической и исторической интерпретации текста «священных книг», подрывая тем самым догматические основы церковного вероучения. При этом их борьба против обскурантизма церковников, против средневекового фанатизма и суеверия приобретает по мере развития реформационного движения более яркую социально-политическую направленность.

Главными центрами гуманизма в Германии были южнонемец­кие города (Страсбург, Аугсбург, Нюрнберг и др.), связанные с Италией торговыми и культурными сношениями. Первые немец­кие гуманисты были прямыми учениками итальянцев, но и впослед­ствии для передового человека эпохи Возрождения оставалось обя­зательным паломничество в Италию, к источникам новой, гуманистической науки и культуры. [290]

Большую роль в развитии ученого гуманизма сыграли немецкие университеты, число которых на протяжении XV и начала XVI в. непрерывно увеличивается. Благодаря старанию гуманистов в университетах комментируют латинских и греческих классиков, учреждаются новые кафедры поэтики и ри­торики; сочинения греческих классиков переводятся на латинский язык, латинские и итальянские авторы появляются в немецких пере­водах. Весьма важную роль в развитии гуманизма сыграли ученые общества и кружки, возникшие в крупных центрах гуманистической образованности. Среди них в начале XVI в. выделяется кружок гу­манистов Эрфуртского университета во главе с Муцианом Руфом; к этому кружку одно время принадлежал Ульрих фон Гуттен.

Литература немецкого гуманизма написана большей частью на латинском языке. В этом предпочтении латинского языка народно­му сказался не только характерный для эпохи культ классической древности, но также обособленность интеллектуальных интересов гуманистов от жизни и духовных потребностей широких масс. Большое распространение среди пишущих по-латыни гуманистов получает мода переделывать на античный лад «неблагозвучные» не­мецкие фамилии — какой-нибудь Krachenberger именовал себя Cracchus Pierius, Oehlmann назывался Oecolampadius — или, по крайней мере, к немецкой фамилии присоединялось латинское окончание -us (например, Buschius, Hessus и т. п.).

Разнообразная неолатинская литература немецких гуманистов ориентируется на образцы древних и на латинскую поэзию италь­янских гуманистов XV в. Наряду с одами, элегиями, эпиграммами широкое распространение получают сатирические и поучительные жанры, в которых высмеиваются пороки современного общества, в особенности духовенства, — комедия, сатирический диалог по образцу греческого сатирика Лукиана, памфлеты и пародии.

Среди многочисленных неолатинских поэтов выделяется Кон­рад Цельтис (Konrad Celtis, 1459—1508), «немецкий Гораций», автор любовных од, воспевающих по образцу Овидия наслаждения чувственной любви. Другой неолатинский поэт, Эвриций Корд (Euricius Cordus, 1486—1538), прославился острыми эпи­граммами в стиле Марциала, в которых он осмеивает ханжей, не­вежд, ученых-педантов, суеверия своего времени, распущенность нравов духовенства и описывает тяжелое положение угнетаемых всеми сословиями крестьян. Большой популярностью пользовались «Фацетии» Генриха Бебеля (Henricus Bebelius, 1472—1518), короткие комические новеллы и анекдоты с эпиграмматическим острием. Бебель черпал сюжеты своих «фацетий» из итальянских новелл и французских фаблио, но также из немецкой устной и пись­менной традиции шванков и анекдотов народного происхождения. Свободомыслящий в вопросах религии, он, подобно другим гума­нистам, особенно охотно нападает на духовенство, но изображает также пороки других сословий феодального общества, умея всегда придать актуальное содержание традиционным странствующим сю­жетам международной повествовательной литературы. [291]

Крупнейшим представителем ученого гуманизма в Германии был Иоганн Рейхлин (Johannes Reuchlin, 1455 — 1522). Юрист по образованию, он был выдающимся богословом, философом и историком, но прежде всего блестящим филологом, знатоком ла­тинского, греческого и древнееврейского языков. Он переводил гре­ческих классиков на латинский язык, писал на этом языке остроумные комедии, высмеивающие общественные пороки его времени, но особенно прославился как автор грамматики и словаря еврейского языка (1506), как исследователь и комментатор «ветхого завета», талмуда и других древнееврейских книг. Филологические комментарии Рейхлина к тексту еврейской библии положили нача­ло критическому изучению «священных книг» и, подобно сочине­ниям Эразма Роттердамского, посвященным греческому евангелию (см. ниже, стр. 323), подорвали авторитет канонизированного като­лической церковью латинского перевода библии (так называемой «Вульгаты») и основанных на нем богословских толкований би­блейского текста. В своих религиозно-философских сочинениях, вы­ходя за рамки католического богословия, Рейхлин пытался объеди­нить мистическое учение еврейской каббалы с идеями неоплатониз­ма и христианской философии. В последние годы жизни он был профессором греческого и древнееврейского языков в Тюбингенском университете.

Ученый, всецело погруженный в исторические и философские ис­следования, Рейхлин благодаря неожиданному стечению обстоя­тельств сделался активнейшим участником решительного столкно­вения между немецкими гуманистами и реакционными церковника­ми. В 1507 г. некий ученый еврей Пфефферкорн, принявший христианство, выступил с обличением своих прежних единоверцев, требуя уничтожения их религиозных книг, в частности талмуда и каббалы, как главных источников всевозможных преступлений, будто бы совершаемых евреями по отношению христиан. С по­мощью кельнских монахов-доминиканцев Пфефферкорн добился императорского указа, дававшего ему право конфискации и уничто­жения всех еврейских книг, противных христианству. Но так как пределы его полномочий были недостаточно ясны, то Пфеффер­корн счел нужным обратиться за помощью к Рейхлину, который, однако, решительно отказал ему в своей поддержке. Это разногла­сие вызвало необходимость в новой экспертизе еврейских книг. На стороне Пфефферкорна оказался Кельнский университет в лице профессоров-богословов Арнольда Тонгрского и Ортуина Грация, из которых последний в прошлом принадлежал к лагерю гумани­стов; его поддерживал также кельнский инквизитор Яков Гохстратен, решительный противник гуманистического движения. Универ­ситеты Эрфуртский и Гейдельбергский дали уклончивый ответ и потребовали нового расследования. Только Рейхлин решительно выступил против мнения церковников. [292] Он указывал на значение еврейских книг для развития человеческой мысли и самого христианства, ссылался на то, что и языческие авторы не уничтожаются, а являются предметом изучения в школах, и, призывая к веротерпимости, доказывал, что евреи, как и все граждане Германии, имеют право на защиту законов и что преследования только оже­сточат их сердца против христианской церкви. В ответной брошю­ре, озаглавленной «Ручное зеркало», Пфефферкорн обрушился на знаменитого гуманиста с грубой бранью, обвиняя его в невежестве и в том, что он якобы подкуплен евреями. Оскорбленный Рейхлин отвечал не менее резко в брошюре «Глазное зеркало» и принес жа­лобу императору. Кельнские церковники приговорили брошюру Рей­хлина к сожжению, а инквизитор Гохстратен потребовал предания его церковному суду как еретика. Однако судебное разбирательство не имело никаких последствий, и папская курия вынуждена была прекратить дело.

Борьба Рейхлина с кельнскими церковниками взволновала об­щественное мнение всей образованной Европы как первое принци­пиальное столкновение между передовыми идеями гуманизма и ре­акционными силами господствующей средневековой идеологии. Особенно взволновало гуманистов всех стран известие о предстоя­щем суде над Рейхлином. Многочисленные сочувственные письма, полученные им от выдающихся современников, Рейхлин напечатал в сборнике, озаглавленном «Письма знаменитых людей» (1514). Письма эти подали повод для наиболее резкого выступления гума­нистов против кельнских «обскурантов», для пародического сборни­ка «Письма темных людей» (1515 — 1517), одного из самых блестя­щих образцов боевой сатиры эпохи гуманизма.

«Письма темных людей» написаны анонимными авторами от имени ряда вымышленных сторонников реакционного лагеря, вра­гов Рейхлина, «темных», т. е. никому не известных, рядовых служи­телей культа, священников, монахов, ученых-богословов, и адресо­ваны «магистру Ортуину Грацию», главе воинствующей клики кельнских церковников. Полуграмотная «кухонная латынь», харак­терная для старой богословской школы, обильные, обычно не­уместные цитаты из «священного писания», схоластические, невеже­ственные и самодовольные рассуждения, фанатизм и слепая ненависть к светской науке и культуре, к античной литературе и ее защитникам — гуманистам определяют духовный облик этих пред­ставителей средневековой церкви. Кичась своей мнимой ученостью, бакалавр теологии Фома Лангшнейдериус ставит перед своим про­славленным учителем «важную проблему»: как следует называть будущего магистра богословия — magister nostrandus или noster magistrandus (обе формы одинаково невозможны в классической латы­ни). Монах Генрих Шафсмулиус («баранья морда») просит разре­шить вопрос: можно ли в постный день есть яйцо, в котором имеется зародыш цыпленка? Другой монах, Петр Вормсский, впервые узнав о Гомере из нового латинского перевода, со смешной наивностью пересказывает удивительные события Троянской войны и просит разъяснить ему, «достойна ли эта книга особого доверия». [293] [294 ― илл.]

Во второй части «Писем» сатира расширяется и становится более резкой. Обличается бытовое разложение католического духовенства, торговля индульгенциями, культ реликвий, порочность и вымогательства римской курии.

Книга имела огромный успех и была симптомом надвигающих­ся идейных боев эпохи Реформации. Она вышла, по всей вероятно­сти, из кружка эрфуртских гуманистов. Главным автором первой части был, по-видимому, Крот Рубеан, а в составлении второй ча­сти участвовал друг Рубеана, Ульрих фон Гуттен, наиболее яркая и боевая фигура среди немецких гуманистов этого времени.

Ульрих фон Гуттен (Ulrich von Hutten, 1488 — 1523) про­исходил из старинной, но обедневшей рыцарской семьи. Отец от­дал его в монастырь, предназначая юношу к духовному званию, но семнадцатилетний Гуттен, при содействии молодого гуманиста Крота Рубеана, бежал из монастыря, мечтая посвятить себя изуче­нию гуманитарных наук. С этого времени началась для Гуттена странническая жизнь, богатая приключениями и полная мате­риальных лишений. Он учится в различных университетах Герма­нии, сближается с кружком эрфуртских гуманистов и приобретает известность как латинский поэт дидактической поэмой в гекзаме­трах «Об искусстве стихосложения» (1511). Посланный отцом в Италию для изучения юриспруденции в Болонье, он занимается чтением греческих классиков. Оставшись без средств, он поступает в войска императора Максимилиана, принимает участие в его итальянском походе, который воспевает в сборнике латинских эпи­грамм. Вторичное посещение Италии привело Гуттена в Рим, где он становится очевидцем морального разложения римской курии. Второй сборник эпиграмм, посвященных императору Максимилиа­ну, и резкая сатира «На времена папы Юлия» полны нападок на па­пу и католическую церковь, подсказанных этими впечатлениями.

Начало активной политической деятельности Гуттена (1515) свя­зано с его выступлениями против вюртембергского герцога Ульриха, одного из худших деспотов среди германских князей того времени, который вероломно убил находившегося у него на службе родственника Гуттена за то, что тот не захотел уступить ему свою молодую жену. Выступив обличителем герцога, Ульрих фон Гуттен обратился к франконскому рыцарству с призывом избавить страну от тирана. Его латинские речи против герцога, полные пламенного красноречия, получили широкое распространение и за пределами Германии. Они заключали в себе призыв к борьбе против княже­ской власти — в дальнейшем один из главных пунктов политиче­ской программы Гуттена: «Подымайтесь, швабы! Берите свою сво­боду, которую вы, конечно, хотите! Ваши предки не терпели над собой королевской власти, и вы не потерпите над собою власти разбойника и убийцы». [295]

Когда разгорелся спор между Рейхлином и обскурантами, Гут­тен выступил со стихотворным панегириком Рейхлину («Триумф Капниона», 1515) и принял учас­тие в составлении второй части «Писем темных людей». В том же году он напечатал найденную им рукопись сочинения итальянского гуманиста Лоренца Балла «О да­ре Константина», в котором до­казывалась поддельность этой мнимой дарственной грамоты римского императора Констан­тина (см. выше, гл. 20, § 1). Он сопроводил это издание ирони­ческим посвящением папе Льву X, заключавшим в форме личного панегирика папе-гуманисту уни­чтожающую сатиру на всех его предшественников: «Нельзя, — пи­сал Гуттен в этом посвящении,— найти достаточного порицания для людей, пользовавшихся ма­лейшим предлогом, чтобы награ­бить денег, торговавших бул­лами, установивших таксу за отпущение грехов, продававших лих подати под разными вымыш­ленными предлогами, людей, которые поступая таким образом, титуловались святейшими и не терпели, чтобы их задевали хотя бы одним словом. Но если бы кто-либо осмелился сравнить тебя с этими разбойниками, этими чудовищными тиранами, разве ты не счел бы его, великий Лев, своим заклятым врагом?»

Наиболее резкую форму антиклерикальная сатира Гуттена при­обретает в двух сборниках латинских диалогов, написанных в мане­ре Лукиана («Диалоги», 1520—1521), появление которых относится к разгару реформационного движения. Блестящий памфлет против папы и католической церкви представляет в особенности диалог «Вадиск, или Римская троица». Беседа ведется между Гуттеном и немцем Эрнхольдом. Со слов некоего Вадиска, который только что вернулся из Италии, Гуттен дает характеристику папской сто­лицы в триадах, откуда название диалога. Тремя вещами, говорит Гуттен, подчиняет себе Рим все: насилием, хитростью и лицеме­рием. Три рода князей управляют Римом: сводники, куртизаны и ростовщики. Три вещи в избытке в Риме: проститутки, священни­ки и писцы. Три вещи совершенно не ценятся в Риме: благочестие, вера и невинность, хотя их и выставляют напоказ, как нигде. Трех вещей больше всего боятся в Риме: чтобы немецкие князья не ста­ли единодушны, чтобы народ не прозрел и чтобы не обнаружились обманы папистов. Рим, по словам Гуттена, это кладовая, куда со всего мира стекается награбленное добро; папа — червь, который поедает это добро. Неужели немцы, так заканчивает Гуттен, не подымут оружия против тех, кто набивает брюхо и питает свою похоть за счет бедных? [296]

Занимая в церковных вопросах позиции, очень близкие ко взгля­дам реформаторов, Гуттен тем не менее отнесся к первому высту­плению Лютера скептически, как к очередной «грызне» между монахами. «Пожирайте друг друга, пусть от вас ничего не останет­ся»,— писал он по этому поводу. «Пусть погибнут все, препят­ствующие зарождению просвещения». В дальнейшем, однако, он был захвачен широким развитием реформационного движения, хо­тя, равнодушный к его религиозной стороне, он ставил перед ним прежде всего национально-политические цели. Уже накануне Аугсбургского сейма (1518), созванного императором Максимилианом для борьбы против турок, Гуттен пишет воззвание «К германским князьям», в котором он призывает их прекратить свои распри, сплотиться вокруг императора и, вместо того чтобы платить по­дати папе, повести войну против внешнего врага на средства, от­нятые у духовенства и монастырей. Непосредственным призывом к борьбе против Рима, обращенным к «гордому дворянству» и «благочестивым городам» немецкой нации, является стихо­творный памфлет Гуттена «Жалоба и увещание против непомерной и нехристианской власти римского папы и недуховного духовен­ства» (1520). В противоположность прежним латинским произведе­ниям Гуттена, доступным лишь узкому кругу образованных людей гуманистической культуры, «Жалоба», преследующая широко аги­тационные цели, написана по-немецки, как и все последующие сти­хотворные воззвания Гуттена, и в этом отношении хорошо пере­дает национальную идеологию оппозиционных общественных групп эпохи Реформации. «Прежде я писал по-латыни, которая из­вестна не всякому,— заявляет Гуттен.— Теперь я взываю к отече­ству, к немецкой нации, на ее языке, чтобы отомстить за эти дела». В 1519 г. Гуттен во время похода, предпринятого против герцога Ульриха Вюртембергского, сблизился с рыцарем Францем фон Зиккинген, полководцем Швабского союза. В Зиккингене Гуттен встре­тил политического деятеля, близкого ему по своим политическим воззрениям, с помощью которого он и задумал осуществить наме­ченную им имперскую реформу. Гуттен становится идеологом возглавляемого Зиккингеном политического движения немецкого «имперского рыцарства», т. е. мелкого феодального дворянства, подчиненного непосредственно императору. Движение это было на­правлено против духовенства и крупных имперских князей. Его политической программой, как говорит Энгельс, было установление «дворянской демократии» с императором во главе, устранение кня­зей, как носителей политического раздробления, секуляризация всех духовных княжеств и всего имущества духовенства, уничтожение власти папы и духовного владычества римской церкви. Этим путем Гуттен и Зиккинген «надеялись снова сделать империю единой, сво­бодной и могущественной»¹. (¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 7, с. 394.) [297] [298 ― илл.]

Однако, как указывает Маркс (в письме к Лассалю по поводу его трагедии «Франц фон Зиккинген»), эта политическая программа Гуттена, несмотря на ее субъективную ре­волюционность, на деле являлась выражением интересов реакцион­ного, гибнущего класса мелкого феодального дворянства: за лозун­гами единства и свободы скрывалась «мечта о старой империи и кулачном праве»¹. (¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 29, с. 484.)

Вот почему поднятое Зиккингеном и Гуттеном в 1522—1523 гг. рыцарское восстание не встретило поддержки ни со стороны городов, ни со стороны крестьян: и те и другие одинаково смотрели на участников восстания как на своих ближайших полити­ческих врагов. Потерпев поражение, Зиккинген был смертельно ра­нен при осаде своего замка. Гуттен бежал в Швейцарию, где выну­жден был скрываться от своих преследователей и умер в большой нужде. Политическое движение рыцарства осталось эпизодом в ис­тории немецкого революционного движения эпохи Реформации, но идейное влияние Гуттена на подготовку этого движения было тем не менее весьма значительно.