Глава 8

Опасное местоимение

245

Несколько французских философов пытались опре­делить стремление остаться вовлеченным, делая разли­чия между сохранением самого себя и верностью самому себе. Первое поддерживает идентичность на протяжении длительного времени, второе - верность самому себе -требует таких достоинств, как честность с самим собой относительно своих недостатков¹⁴⁰. Сохранение самого себя - это подвижная «деятельность», так как обстоятель­ства жизни человека меняются, и индивидуальный опыт аккумулируется; верность самому себе понимается как честность относительно своих недостатков и промахов, она должна быть постоянной, независимо от того, в каком месте человек находится и какого он возраста.

Хотя Эммануэль Левинас и пытался четко показать, что верность самому себе имеет социальное измерение в смысле ответственности по отношению к другим лю­дям, это понятие, тем не менее, осталось очень про­стым и одновременно сложным. Простым - потому что оно утверждает, что мое восприятие собственной зна­чимости зависит от того, могут ли другие полагаться на меня; сложным - потому что мне нужно действовать ответственно, даже если я не знаю самого себя и неваж­но, насколько путанным или даже потрясенным являет­ся мое собственное чувство идентификации "". Вся эта сложность не была для Левинаса чистой абстракцией: во время Второй мировой войны он был свидетелем того, как тысячи его соратников, французских евреев,

делали все возможное, чтобы поступать надежно по отношению друг к другу, несмотря на преследования со стороны нацистов и администрации Виши, даже если до этого большинство из них не очень-то идентифици­ровало себя в качестве евреев.

Идея Левинаса об ответственности и постоянстве характера была подхвачена и дальше разработана фи­лософом Полем Рико и зазвучала следующим образом: «так как кто-то рассчитывает на меня, я должен нести ответственность за свои действия перед другим»¹⁴². Не­важно, насколько ошибочна жизнь человека, его слово должно быть добрым. И Рико доказывает, что мы можем приблизиться к этому уровню, только постоянно пред­ставляя, что есть свидетель всему, что мы делаем и гово­рим, и более того, - что этот свидетель не пассивный наблюдатель, а тот, кто полагается на нас. Чтобы быть надежными, мы должны чувствовать, что в нас нужда­ются. Чтобы мы чувствовали, что в нас нуждаются, этот Другой действительно должен нуждаться.

«Кто нуждается во мне?» - это вопрос со стороны личности, которая сталкивается с решительным вызо­вом со стороны современного капитализма. Эта систе­ма излучает безразличие. Она безразлична к результа­там человеческих усилий, выдвигая, например, девиз «Победитель получает все рынки», где существует слиш­ком малая связь между риском и вознаграждением. Она излучает безразличие в организации, где отсутствует

246

Глава 8

Опасное местоимение

247

доверие, где нет причин, чтобы в тебе нуждались. Это происходит через реинженирование институтов, в ко­торых к людям относятся, как к заменяемым деталям. Такая жизнь и такая работа очевидно и грубо приглуша­ют чувство значимости личности, ее потребность быть необходимой другим.

Можно, конечно, сказать, что капитализм был все­гда таким. Но не таким способом и не в такой манере. Безразличие старого, «завязанного» на классы капита­лизма было абсолютно материальным. Безразличие же, которое излучает гибкий капитализм, более личностно, потому что сама система менее жестко отчеканена, ме­нее материальна по форме. Энрико знал, где он «стоит»; тогдашние греческие пекари имели четкие представле­ния, были они ложными или истинными - это другой вопрос, о своих друзьях и врагах. В своей традиции марксизм представлял неразбериху в умах, как вид лож­ного сознания, в наших же обстоятельствах - это точ­ное отражение реальности. Так обстоит дело сегодня с неразберихой по поводу ответа на вопрос личности «Кто в обществе нуждается во мне?»

Нехватка отзывчивости - это логичная реакция на ощущение, что в вас не нуждаются. Это верно как для «гибких» рабочих сообществ, так и для рынков труда, которые сокращают работников среднего возраста. Сети и команды ослабляют характер - характер, как описывал его Гораций, характер, как связь, как то, что

соединяет нас с внешним миром, заставляет нас считать себя необходимыми другим. Или, опять же, в «общин­ных» конфликтах трудно считать себя обязанным кому-то, если ваш оппонент, как тот менеджер из компании «Эй Ти Ти», заявляет: «Все мы - жертвы времени и мес­та». «Другой» отсутствует, поэтому вас как бы отсоедини­ли. Подлинные связи, установленные с другими благода­ря признанию общего непонимания, затем ослабляются коммунитаризмом и моральным протекционизмом -посредством недвусмысленных заявлений о «совмест­ных», разделяемых ценностях посредством командной работы «мы» из «обмелевшего» общности.

Философ Ханс-Георг Гадамер провозглашает, что «личность, которой мы являемся, не принадлежит сама себе; можно было бы сказать, что личность «случается», будучи подвластной случайностям времени и фрагмен­там истории. Так, «Самосознание индивида, - говорит Гадамер, - только блик в замкнутом контуре историче­ской жизни»^ш. Это проблема характера при современ­ном капитализме. Есть история, но отсутствует «разде­ленный» с кем-то нарратив трудностей, а значит, нет и разделенной судьбы. В этих обстоятельствах характер подвергается коррозии; вопрос: «Кому я нужен и кто ну­ждается во мне?» не имеет немедленного ответа. Даже община программистов не могла дать более «длинного» ответа на вопрос о том, в ком они нуждались, помимо сидящих вокруг стола в кафе «Речные ветры».

248