Burkkhardt_Ya_-_Kultura_Vozrozhdenia_v_Italii_L

его туда, по специально проложенным каналам, оборудован­ ная всем необходимым для дворцового этикета.

Тот, кто попадал в крепость, подвергался многократному досмотру, никто не должен был стоять у окна, дабы не иметь возможности подать сигнал. Изощренной системе проверок подвергались те, кто составлял ближайшее окружение герцо­ га; им он доверял высшие дипломатические и лакейские долж­ ности, так как то и другое было здесь одинаково почетно. И этот человек вел долгие тяжкие войны и вершил постоянно боль­ шие политические дела, т. е. он должен был непрестанно на­ правлять с поручениями своих людей, наделяя их широкими полномочиями. Его безопасность держалась только на том, что ни один из них не доверял другому, что кондотьеры при помо­ щи шпионов и посредников, а высшие чиновники путем изощ­ ренно подогреваемого раскола в их среде, в частности путем соединения в каждом действии хорошего и дурного, держались в состоянии неведения и раздора. В глубине души Филиппо Мария пытается обрести безопасность между двумя противо­ положными полюсами мировоззрения: он верит в созвездия и в слепую необходимость и в то же время обращается ко всем, кто мог бы помочь ему в трудную минуту, он читает древних авторов и французские рыцарские романы - и этот человек, не желавший слышать никаких упоминаний о смерти66 и даже при­ казывавший удалять из крепости своих умирающих фаворитов, чтобы никто не омрачал счастливую атмосферу в крепости, намеренно ускорил свою собственную смерть, отказавшись от кровопускания и лечения раны, и умер с достоинством.

Его зять, ставший его наследником, счастливый кондотьер Франческо Сфорца (1450-1466 гг., с. 22 ел.), вероятно, более всех других итальянцев соответствовал духу XV века. Нигде победа гения и индивидуальной силы не была выражена столь блистательно, как в нем, а кто не склонен был это признавать; мог тем не менее почитать в его лице любимца Фортуны. Ми­ лан открыто признал честью получить столь знаменитого влас­ тителя; при вступлении в город, толпа народа на руках внесла его на коне в собор, и он не смог спешиться67. Итог его жизни был в описании знатока подобных вещей, папы Пия II, таков68: «В 1459 году, когда герцог прибыл на съезд князей в Мантую, ему было 60 (скорее 58) лет; в верховой езде он был подобен молодому человеку, он был высок и очень импозантен, выра­ жение его лица - серьезно, речи спокойны и благосклонны, все его поведение было истинно княжеским, он обладал неповто­ римым единством духовного и физического совершенства и был

32

непобедим в бою, - таков был человек, который из низкого со­ словия поднялся до власти над государством. Его супруга была прекрасна и добродетельна, а дети прелестны, как ангелы не­ бесные; он редко болел; все его главные желания исполнились. Но и с ним случились несчастия; его супруга из ревности убила его любовницу; его старые товарищи по оружию и друзья, Тро­ ило и Бруноро, покинули его и перешли к королю Альфонсу; другого своего друга Чарполлоне он вынужден был казнить за измену; ему пришлось пережить, что его брат Алессандро под­ стрекал французов против него; один из его сыновей интриго­ вал против него и попал в заключение; завоеванную им марку Анкона он вновь потерял в ходе войны. Никому не выпадает столь безмятежное счастье, чтобы не приходилось иногда вес­ ти борьбу с грозящей опасностью. Счастлив тот, кому выпада­ ет мало превратностей судьбы». На этом отрицательном опре­ делении счастья ученый папа расстается с читателем. Если бы у него была возможность заглянуть в будущее или же он поже­ лал бы обобщить выводы о полностью неограниченной княжес­ кой власти, то от его взгляда не укрылась бы следующая посто­ янная черта: ненадежность будущего для семьи герцога.

Те самые ангелоподобные и заботливо обучаемые и все­ сторонне образованные дети, став взрослыми, полностью дег­ радировали из-за неограниченного эгоизма.

Галеаццо Мария (1466-1476 гг.), виртуоз всего внешнего, гордился своим красивым почерком, высокими жалованьями, которые он платил, кредитами, которыми он пользовался, сво­ ими сокровищами (2 миллиона золотых монет), знаменитыми людьми в своем окружении, войском и соколиной охотой, кото­ рые он содержал. При этом он охотно выступал с речами, так как хорошо говорил; может быть, лучше всего речь его была в тех случаях, когда он мог оскорбить венецианского посла69. При этом у него бывали причуды, например, он приказал расписать за ночь комнату фигурами; были и чудовищные жестокости по отношению к приближенным и безоглядное распутство.

Некоторым фантазерам казалось, что он обладает всеми свойствами тирана; они убили его и передали государство его братьям, один из которых, Лодовико Моро, отстранив заклю­ ченного в темницу племянника, захватил всю власть. На время этой узурпации приходится вторжение французов и трагичес­ кая судьба всей Италии. Лодовико Моро был наиболее закон­ ченным типом князя того времени, и воспринимается как со­ здание природы, которое не может вызывать гнев.

При глубочайшей аморальности выбираемых им средств Ло-

33

довико Моро в их использовании совершенно наивен; он, вероят­ но, очень удивился бы, если бы кто-либо пожелал объяснить ему, что не только за цели, но и за средства несут моральную ответ­ ственность, и счел бы свое стремление по возможности избегать смертных приговоров исключительной добродетелью. Полумифи­ ческое почтительное отношение итальянцев к его политической силе он воспринимал как естественную дань70; еще в 1496 году он похвалялся, что папа Александр - его капеллан, император Макс - его кондотьер, Венеция - его казначейство, король Франции - его курьер66', которого он может посылать куда угодно71.

С достойной удивления осмотрительностью он оценивает воз­ можные выходы из тяжелейшей ситуации 1499 года, надеясь, что делает ему честь, на благость человеческой природы; своего бра­ та, кардинала Асканио, который просит позволения переждать опасную ситуацию в миланской крепости, он отсылает из-за того, что некогда у них был тяжкий спор: «Монсиньор, не сочтите за оскорбление, но я не доверяю Вам, хотя Вы и мой брат», - он уже нашел коменданта крепости, этого «гаранта своего возвращения», человека, которому он делал только добро и не причинил никако­ го зла72. Комендант же сдал крепость.

Внутри герцогства Моро стремился править добродетельно и с пользой для государства, поэтому в Милане и также в Комо, он рассчитывал на свою популярность; однако впоследствии (начи­ ная с 1496 г.) повышая налоги, превысил возможности своего го­ сударства; в Кремоне он приказал тайно, только из соображений целесообразности, удушить уважаемого горожанина, возражавше­ го против новых налогообложений; с тех пор при аудиенциях он установил барьер, чтобы люди находились на значительном рас­ стоянии от него73, и им приходилось при переговорах говорить очень громко. При его дворе, самом блестящем в Европе, так как бургундский двор уже не существовал, нравы упали чрезвычайно низко; отец торговал дочерью, супруг-супругой, брат-сестрой74. Однако герцог оставался деятельным и считал себя вследствие того, что создал себя своими деяниями, близким к тем, кто также был обязан своим положением собственным духовным возмож­ ностям, т. е. к ученым, поэтам, музыкантам и художникам. Акаде­ мия, основанная им75, существовала в первую очередь для него самого, а не для обучаемых учеников; ему нужна была не слава знаменитостей, а общение с ними и их деяния.

Известно, что Браманте66* сначала оплачивали скудно76; но Леонардо67" до 1496 года получал справедливую плату-да и что вообще могло удерживать его при этом дворе, если он не оста­ вался там добровольно? Мир был открыт ему как, может быть,

34

никому из смертных того времени, и если что-либо указывает на то, что в Лодовико Моро было нечто высокое, то именно столь длительное пребывание великого мастера при его дворе. Когда позже Леонардо служил Чезаре Борджа и Франциску I68*, то и в них он, вероятно, оценил необычные природные дарования.

Из сыновей Моро, которых после его низложения дурно вос­ питывали чужие люди, старший, Массимилиано, совершенно не похож на отца; младший, Франческо, был по крайней мере способен к взлету. Милан, который в те времена столь часто менял правителей и при этом испытывал бесконечные страда­ ния, пытается по крайней мере защитить себя от враждебных действий французов, отступающих в 1512 году под натиском испанской армии, и Массимилиано просят предоставить горо­ ду подтверждение того, что миланцы не причастны к их изгна­ нию из Италии и могут без обвинения в мятеже сдаться новому завоевателю77. Следует обратить внимание и с политической точки зрения на то, что в такие переходные моменты несчаст­ ные города, как, например, Неаполь при бегстве арагонцев, обычно отдаются на разграбление бандам разбойников (под­ час и очень знатных).

Во второй половине XV в. следует отметить два особенно хорошо устроенных государства, управляемых деятельными князьями: княжество рода Гонзага69' в Мантуе и Монтефельтро

вУрбино. Гонзага были как семейство достаточно единодуш­ ны; с давних времен в их семье не было тайных убийств, и они

могли показывать своих умерших людям. Маркиз Франческо Гонзага78 и его супруга Изабелла д'Эсте при всех случавшихся иногда разногласиях оставались достойной и дружной супру­ жеской парой и воспитали выдающихся и счастливых сыновей

втакое время, когда их малому, но очень важному по своему значению государству часто грозила величайшая опасность. Того, что Франческо как правитель и кондотьер будет прово­ дить прямолинейную и честную политику, не могли ни требо­ вать, ни даже ожидать ни император, ни французские короли, ни Венеция; однако по крайней мере со времени битвы при Таро (1495 г.) он ощущал себя, насколько это касалось его воинской чести, патриотом Италии и передал этот же образ мыслей сво­ ей супруге. Каждое проявление героической верности, напри­ мер при защите Фаэнцы от Чезаре Борджа, она воспринимает как спасение чести всей Италии. Наши суждения о ней не нуж­ даются, в свидетельствах художников и писателей, которые щедро отблагодарили свою прекрасную правительницу за ее покровительство; собственные письма достаточно характери-

35

зуют ее как непоколебимо спокойную, лукавую в своих наблю­ дениях и любезную женщину. Бембо70', Банделло71', Ариосто72' и Бернардо Тассо посылали свои произведения этому двору, хотя он и был малым, не имел большой власти, а его казна часто бывала пуста; столь тонкого, приятного общества, как это, со времен распада (1508 г.) старого Урбинского двора нигде более не было; даже двор Феррары был здесь превзойден во многих существенных чертах, в частности, например, в свобо­ де передвижения. Изабелла была выдающимся знатоком ис­ кусства, и один лишь список ее небольшого, в высшей степени изысканного собрания не оставит ценителя равнодушным.

** *

Влице великого Федериго (1444-1482 гг.), -был ли он на самом деле настоящим Монтефельтро или нет, - Урбино имел одного из самых выдающихся представителей

итальянских правителей. Как кондотьер он обладал политичес­ кой моралью кондотьеров, в чем они виновны лишь наполови­ ну; как властитель своей маленькой страны он проводил поли­ тику, целью которой было тратить завоеванное во внешнем мире богатство внутри страны, а ее облагать, насколько это возмож­ но, небольшими налогами.

О нем и его знаменитых преемниках Гвидобальдо и Франческо Мария сказано: «Они возводили здания, заботились о возделывании земель, всегда жили в одном и том же месте и содержали множество людей; народ любил их»79.

И не только государство было рассчитанным и организован­ ным произведением искусства, но также и двор, причем в любом смысле. Федериго содержал 500 человек; придворные должнос­ ти были столь совершенны, как ни при одном дворе крупнейших монархов, но здесь ничего не расточалось, все имело свое пред­ назначение и точный контроль. Здесь не играли в азартные игры, не злословили, не хвастались, так как двор должен был быть од­ новременно местом воинского воспитания сыновей других влас­ тителей, образование которых было делом чести для герцога. Дворец, который он себе построил, не был.самым великолепным, однако классическим по совершенству архитектурного замысла; в нем Федериго собрал свое главное сокровище - знаменитую библиотеку. Так как он чувствовал себя в абсолютной безопасно­ сти в стране, где всякий получал от него помощь или заработок и никто не был нищим, он ходил всегда безоружным и без доспехов; никто не мог уподобиться ему - гулять в открытых садах, прини-

36

мать свою скромную трапезу в открытом зале, где ему читали из Ливия (а во время поста - духовную литературу). Затем он слу­ шал лекцию по древней истории и шел в монастырь кларисс, где беседовал с настоятельницей о святых вещах, стоя перед решет­ кой в отведенном для бесед месте. Вечером он охотно руководил гимнастическими упражнениями молодых людей своего двора на лугу при монастыре св. Франциска, откуда был прекрасный вид, и внимательно следил за тем, чтобы во время игр их движения были совершенны. Он всегда стремился к тому, чтобы быть человеч­ ным и доступным для подданных, посещал работавших на него в их мастерских, постоянно давал аудиенции и удовлетворял про­ шения по возможности в течение одного дня, в который они были поданы. Неудивительно, что люди, встречая его на улицах, пре­ клоняли колени и говорили: «Dio ti mantenga, Signore!» («Да помо­ жет тебе Бог, Синьор!»). Мыслящие же люди называли его свето­ чем Италии80.

Его сын Гвидобальдо, обладавший высокими достоинства­ ми, но преследуемый несчастьями и болезнями, сумел все же (1508 г.) передать государство в надежные руки своего племян­ ника Франческо Мария, бывшего также непотом папы Юлия II73*; Франческо удалось по крайней мере уберечь страну от длитель­ ного чужеземного владычества. Достойна удивления та готов­ ность, с которой эти князья воздерживаются от сопротивления завоевателям: Гвидобальдо - Чезаре Борджа, Франческо Ма­ рия - войскам Льва X, - и бегут от них; они убеждены, что их возвращение будет тем легче и желаннее, чем меньше постра­ дает страна от бесплодной обороны. Когда Лодовико Моро ис­ ходил из тех же соображений, он забыл о многих других причи­ нах испытываемой к нему ненависти.

Двор Гвидобальдо усилиями Бальдассаре Кастильоне74* стал бессмертным образцом высшей школы тонкой обходительнос­ ти; его эклога «Тирси» была им исполнена перед этими людь­ ми и для их прославления (1506 г.), а позже, в 1518 году, он перенес разговоры своего «Cortigiano» («Придворного») в об­ щество высокообразованной герцогини (Елизаветы Гонзага).

** *

Правление дома д'Эсте в Ферраре, Модене и Реджо за­ нимает странное промежуточное положение между на­ силием и популярностью81. Во дворце происходят ужас­

ные вещи; княгиню обезглавливают по лживому обвинению в связи с ее пасынком (1425 г.); рожденные в браке и вне брака

37

принцы бегут, но и на чужбине им угрожают подосланные убийцы (последнее убийство было совершено до 1471 г.); при этом еще происходили и непрерывные заговоры извне; незаконнорожден­ ный потомок незаконнорожденного пытается отнять власть у един­ ственного законного наследника престола (Эрколе I); позднее, в 1493 г., Эрколе отравил свою последнюю супругу, узнав, что она хотела отравить его по поручению своего брата Ферранте Неапо­ литанского. Эту цепь трагедий завершает заговор двух незакон­ норожденных против их братьев, правящего герцога Альфонса I и кардинала Ипполита. Однако этот заговор был вовремя раскрыт

изакончился для его участников пожизненным заключением.

Вдальнейшем фискальная система в этом государстве полу­ чила наибольшее развитие, как и должно было лроизойти, так как из всех больших и средних итальянских государств оно подверга­ лось наибольшим угрозам и весьма нуждалось в укреплениях и вооружениях. Вместе с ростом налогов должно было улучшиться

иблагосостояние страны, и маркиз Николо (1441 г.) высказывал пожелание, чтобы его подданные были богаче других народов. Если быстрый рост населения указывает на действительно воз­ росшее благосостояние, то исключительно важным фактом явля­

ется то, что в 1497 г. в чрезвычайно разросшейся столице уже не было домов, которые сдавались в наем82.

Феррара является первым современным европейским горо­ дом; здесь впервые по приказу правителей возникли столь круп­ ные равномерно расположенные помещения для квартировки войск; здесь за счет концентрации чиновничества и искусственно насаждаемой промышленности увеличилась плотность населения столицы; богатых беженцев со всей Италии, в частности флорен­ тийцев, приглашали поселиться здесь и строить дворцы. Однако косвенное налогообложение достигло во всяком случае приемле­ мого уровня. Герцог заботился о своем народе так же, как это де­ лали и другие итальянские государи (например, Галеаццо Мария Сфорца): в голодные годы зерно закупалось за границей83 и рас­ пределялось среди населения, по-видимому, бесплатно; в обыч­ ные же времена герцог обеспечивал себя за счет монополии, если не на зерно, то на многие другие продукты питания: солонину, рыбу, фрукты, овощи, причем последние заботливо выращивались на валах Феррары и вблизи от них.

Одним из самых сомнительных источников доходов казны была продажа ежегодно вновь занимаемых должностей, рас­ пространенная по всей Италии; применительно к Ферраре мы располагаем в этом вопросе наибольшими сведениями. Напри­ мер, в 1502 году большинство купило свои должности по очень

38

высоким ценам (salati); это были самые различные должности: сборщики таможенных пошлин, управляющие доменом (massarî), нотарии, подеста, судьи и даже капитаны, т.е. высшие гер­ цогские чиновники в городах княжества. Одним из так называе­ мых «людоедов», дороже всех заплативших за свою должность и ненавидимых народом «более самого дьявола», назван Тито Строцци - надо надеяться, что это не знаменитый поэт, писав­ ший по-латыни76*. В это же время года герцог обычно объезжал Феррару, т. е. совершал так называемое «andar per Ventura», принимая дары, во всяком случае от зажиточных горожан. Но дарили ему только продукты, а не деньги.

Делом чести герцога84, о чем знала вся Италия, была строго своевременная уплата жалованья солдатам и профессорам университета; строго следили, чтобы солдаты не осмеливались причинять вреда горожанам или крестьянам, чтобы Феррара была неприступной, а в крепости всегда имелась внушитель­ ная сумма в золотых монетах.

О разделении касс и речи быть не могло; министр финансов одновременно был и министром двора. Постройки, предприня­ тые Борсо (1430-1471 гг.), Эрколе I (до 1505 г.) и Альфонсом I (до 1534 г.), были весьма многочисленны, но в большинстве своем невелики: из этого следует, что герцогский дом при всей любви к роскоши, - Борсо появлялся только в шитой золотом одежде, украшенный драгоценностями, - не желал допускать чрезмерных расходов. К тому же Альфонс знал, что его изящ­ ные маленькие виллы подвластны грядущим событиям - как Бельведер с его тенистыми садами, так и Монтана с ее пре­ красными фресками и фонтанами.

Жизнь в условиях постоянной внешней угрозы без сомне­ ния развила в этих правителях высокие личные способности и деятельный характер; в столь искусственных условиях суще­ ствования только виртуоз мог достигнуть успеха, и каждый дол­ жен был подтверждать и доказывать, что он достоин обладать властью. В характере каждого из них были темные стороны, однако каждый обладал и чем-то таким, что составляло идеал итальянцев. Кто из государей тогдашней Европы столь забо­ тился о своем образовании, как, например, Альфонс I? Его пу­ тешествие во Францию, Англию и Нидерланды было, собствен­ но говоря, предпринято с целью обучения и дало ему точные знания о состоянии торговли и ремесла в этих странах85.

Было бы глупо порицать его занятия токарными работами в часы отдыха, так как с этим было связано и его мастерство в ли­ тье пушек, и его свободное от каких-либо предрассудков стрем-

39

ление всегда иметь при себе мастеров своего дела. Итальянские князья, в отличие от своих северных современников, не ограничи­ вались в своем общении дворянами, считающими себя единствен­ ным достойным классом в мире и внушающими эту сословную спесь также и князю; здесь князь может и должен знать и исполь­ зовать каждого, и дворянство по рождению представляет собой замкнутый слой, но в своем общении ориентировано на личное, а не кастовое достоинство, о чем еще будет речь ниже.

Отношение жителей Феррары к этому правящему дому явля­ ет собой весьма странную смесь из скрытого страха, из того ис­ тинно итальянского духа тщательно продуманной демонстрации и вполне современной лояльности подданных; восхищение перед личностью переходит в новое чувство долга. Город Феррара в 1451

г.поставил на главной площади конную статую умершему в 1441

г.маркизу Николо; Борсо не постеснялся в 1454 г. поставить не­ вдалеке собственную сидячую бронзовую статую, и, сверх того, город в самом начале его правления постановил воздвигнуть в его честь «мраморную триумфальную колонну».

На жителя Феррары, который, находясь в Венеции, публично плохо отзывался о Борсо, по возвращении донесли, и суд приго­ ворил его к изгнанию и конфискации имущества, а один из лояль­ ных граждан чуть не убил его во время суда; тогда он с веревкой на шее отправился к герцогу и вымолил себе полное прощение.

Вообще это княжество было достаточно насыщено шпиона­ ми, и герцог лично проверял ежедневные списки иностранцев, подавать которые было строго предписано владельцам гости­ ниц. У Борсо86 это еще было связано с его гостеприимством, не позволявшим не оказать внимание сколь-нибудь значительно­ му путешественнику; для Эрколе I87 - это только мера безопас­ ности. В Болонье также в правление Джованни II Бентивольо проезжающий должен был получать записку у одних ворот, что­ бы выехать через другие88. Популярность герцога весьма воз­ растала, когда он внезапно низлагал чиновников-угнетателей; так произошло, когда Борсо арестовал своих первых и тайных советников, когда Эрколе I с позором сместил сборщика пода­ тей, который в течение долгих лет обогащался, используя свою должность; тогда народ зажег праздничные огни и звонил в ко­ локола. В одном случае, однако, Эрколе зашел слишком дале­ ко в мерах, предпринятых в отношении начальника полиции (или, как его еще можно назвать, capitaneo di giustizia) - Грегорио Дзампанте из Лукки (на эту и подобные должности уроже­ нец родного города не годился). Даже сыновья и братья герцо­ га трепетали перед ним; штрафы, налагаемые им, исчислялись

40

всегда в сотнях и тысячах дукатов, а пытать арестованных на­ чинали еще до допроса. Крупнейшие преступники подкупали его, а он ложью добивался для них у герцога помилования. С какой радостью подданные заплатили бы герцогу 10 000 дука­ тов и больше, только бы он избавил их от этого врага Бога и рода человеческого; но Эрколе сделал его крестным отцом своих де­ тей и кавалером, и Дзампанте откладывал ежегодно 2 000 дука­ тов; правда, он питался только голубями, вскормленными у него в доме, и не выходил на улицу без окружающей его толпы телохра­ нителей и сбиров. Его надо было устранить, и в 1496 г. два сту­ дента и крещеный еврей, смертельно оскорбленные им, убили Дзампанте в его собственном доме во время сиесты и поскакали на заранее приготовленных лошадях по городу, распевая: «Люди, выходите! Бегите к нам! Мы убили Дзампанте!»

Посланная погоня опоздала, и они, благополучно перепра­ вившись через ближайшую границу, оказались в безопасности. Конечно, тут же во множестве появились пасквили, одни в фор­ ме сонетов, другие в форме канцон.

С другой стороны, целиком в духе этого княжества суверен диктует двору и народу почтительное отношение к своим наи­ более полезным слугам. Когда в 1469 г. умер тайный советник Борсо Лодовико Казелла, то в день похорон ни одному судеб­ ному трибуналу, ни одной лавке в городе, ни одной универси­ тетской аудитории не было дозволено быть открытыми; каж­ дый должен был сопровождать тело в церковь Сан Доменико, так как и сам герцог участвовал в похоронной процессии. Он шел за гробом в трауре и со слезами на глазах - «первый из рода д'Эсте, провожавший в последний путь подданного», за ним шли родственницы Казеллы, каждая в сопровождении при­ дворного; дворяне вынесли тело горожанина из церкви в гале­ рею вокруг монастырского двора, где его и похоронили. Вооб­ ще официальное сопереживание чувствам князя впервые по­ явилось в этих итальянских государствах89. В своей сущности это может иметь и прекрасную человеческую ценность, но вы­ ражение этого чувства, особенно у поэтов, как правило, дву­ смысленно. В одном из ранних стихотворений Ариосто90, напи­ санном на смерть Лианоры Арагонской, супруги Эрколе I, наря­ ду с неизбежными траурными строками, которые повторяются из столетия в столетие, есть и вполне современные черты: «Эта смерть нанесла Ферраре рану, которая не скоро заживет; по­ кровительница города стала теперь его заступницей перед Бо­ гом, так как Земля была недостойна ее; правда, богиня смерти не пришла к ней, как к нам, простым смертным, с окровавлен-

41