История Сибири т. 1

очевидно, и земляной вал, перегораживающий всю долину Суйфуна в районе пос. Раздольного.

ванием особые участки, находившиеся на юг и север от Хуньтунцзяна (Сунгари и Амур); жители все принадлежали к шуй-дада и нюйчженям (чжурчженям) и все по древнему обычаю Не имели оседлости, а занимались звериной ловлей; приставленные чиновники управляли народом сообразно с обычаями».83 По другим данным, монголами было учреждено только одно темничество с пятью округами:

Таовэнь, Хулигай, Одолинь, Доолинь и Бокуц-зян, которые управляли южными и северными шуй-дада («речными» инородцами) и нюйчженями (чжурчженями); имелись «дороги» (области) Хэлань-фу, Шуй-дада и др.84

Из семи областей письменные источники приводят название только тpex: Кайюань, находившаяся севернее Мукдена, Хайлань (Хэлань) и Шуй-дада. По поводу двух последних говорится, что «земли дорог Хайлань, Шуй-дада и прочие обширны; обитатели живут рассеянно».85 В «Юань ши» имеется упоминание об области Нургань в связи с сообщением о поставках

оттуда охотничьих соколов — хайдунцинов. «Хайдун-цины прилетают из-за моря и достигают Нургани. Местные жители ловят их сетками и представляют в качестве туземной дани».86 Монголы, по словам П. Попова, превратили область Нургань в место ссылки.87 П. Кафаров сообщает, что Нижний Амур во времена правления чжурчженей был сравнительно густо населенным районом. «При монголах страна эта была местом ссылки и называлась Нургань. Но что земледелия там не было, видно из того, что продовольствие для гарнизонов и ссыльных доставлялось туда из Южной Маньчжурии; для того устроены были станции на собаках».88 Области Хэлань, Шуй-дада и Нургань, судя по всему, включали в себя в монгольское время и часть территории советского Дальнего Востока.

Одновременно с организацией местной администрации монголы осуществляли массовые переселения местных жителей с целью освоения запустелых территорий. Так, например, в местности Чалагань и Лалинь, входившие в состав округа Таовэнь, было переселено 300 семейств маней и 190 семейств чжурчженей. Около «тысячи семейств из нового монгольского войска поселены в запустелой стране Хасхань». Еще одно поселение было образовано в окрестностях Чжаочжоу, куда было переселено 220 семейств наин-булгачи (слово «булгачи» означает «соболевщики», т. е. охотники за соболями), «80 семейств шуй-дада и 300 семейств покорившихся чжурчженьских солдат».89 Этой мерой монголы стремились, по-видимому, облегчить снабжение продовольственными

продуктами как своих войск, находившихся на захваченной ими территории, так и администрации вновь созданых областей и темничеств. Кроме того, массовые переселения местного населения в различные пункты в значительной степени разобщали племена, что облегчало монголам более эффективно осуществлять контроль над подвластным им населением.

Вскоре после свержения в Китае монгольской династии Юань (1280— 1367 гг.) новая китайская по происхождению династия Мин (1368— 1644 гг.) стала проводить активную внешнюю политику с целью подчи-

83В. Панов. Тырские памятники. «Дальний Восток», 1865, № 6, стр. 2.

84Там же.

85Там же.

86«Юань ши», гл. 59, стр. 442.

87П. Попов. О тырских памятниках. «Записки Восточного отдела Русского географического общества», т. XVI, 1906.

88В. Панов. Тырские памятники, стр. 2.

89Там же, стр. 2—3.

403

нения соседних с Китаем территорий. По приказу Тайцзу (1368-1399 гг.), основателя минской династии, вдоль границ Китайской империи были учреждены многочисленные военные управления и опорные стратегические пункты, т. е. караулы, откуда китайские войска могли бы

центры чжурчженьской империи в Маньчжурии и Приморье, в результате чего чжурчженьская народность вновь превратилась в группы разрозненных племен. Однако сильнейшие из них хранили традиции эпохи Цзинь и Бохая. По сведениям минского автора Тянь Жу-чэна, цзяньчжоуские чжурчжени считали себя потомками правящего бохайского рода Да, а чжурчжени, жившие в низовьях Сунгари и близ Амура, — потомками правящего цзиньского рода Ваньянь.96

Вминскую эпоху чжурчжени, по-видимому, еще помнили и знали свое национальное письмо, и именно с этой, а не с какой-либо другой целью в минской школе переводчиков китайцы обучались чжурчженьскому языку и письму, а в изданную этой школой серию словарей XV в. вошел и чжурчженьско-китайский словарь.

После основания управления Нургань минское правительство предприняло ряд попыток проникнуть на северо-восток. Именно с этим этапом деятельности минов связано и появление тырских памятников в низовьях Амура.

Судя по первому тырскому памятнику, первая военная экспедиция минов была отправлена в низовья Амура во главе с чиновником Ишиха в 1410 г. Это была значительная по своим масштабам экспедиция, состоявшая из 1000 чел. правительственного войска и 25 больших лодок, которая, судя по данным письменных источников, отправилась из г. Цзяньчжоу (современный Дуньхуа в пров. Гирин) и сначала плыла по р. Муданьцзян (древняя Хурха-бира), а затем по Сунгари и Амуру. Цель этого мероприятия — посетить страну Нургань и уговорить местные племена принять подданство минов. Зимой 1412 г. Ишиха достиг низовьев Амура, а осенью 1413 г. по его приказу на утесе в местности Тыр (Дили, Тэли) был сооружен храм «Вечного спокойствия». Около храма был поставлен памятник с надписями на китайском..., монгольском и чжурчженьском языках. В них говорилось об экспедициях Ишиха и построении храма, пространно восхвалялся минский император и превозносилась его политика по отношению к подвластным народам».

Ввосьмом месяце 1412 г. к минам прибыли нурганьские цилеми и чжурчжени из местностей Пули, Циулатан, Цзяргулу, Шидуха и Ушицзи. всего 178 чел., и представили предметы местного производства.98 О приезде представителей племен с низовьев Амура к минским властям в этот период сообщается и в тексте второго тырского памятника.

Сразу же после возвращения Ишиха или накануне этого, в 1414 г., минские власти отдали распоряжение увеличить численность войск в Ляо-дуне.

В 1428 г. было отдано распоряжение Кан Вану, Ван Чжао-чжоу и Тундалаху отправиться в земли Нургани и основать там областное военное управление. В 1433 г. жена Тундалаха, руководителя управления Нургань, прибыла к минским властям с подарками, состоявшими из предметов местного производства и лошадей. В этом же году должности престарелых руководителей управления Нургань Кан Вана и Ван Чжао-чжоу были переданы на правах наследства их сыновьям Кан Фу и Ван Гуйю. Последнему для прокормления было назначено жалованье тысячника. Тогда же был учрежден 381 караул по управлению и контролю над нурганьскими землями.99 Второе рождение управления Нургань совпадает по времени, очевидно не случайно, со второй

экспедицией Ишиха в низовьях Амура. Во второй экспедиции принимал участие и некий Кан Чжэнь, по-видимому, член семьи Кан, руководившей Нурганьским управлением. Императорский указ о втором походе Ишиха, судя по тексту второго тырского памятника, сохранившегося крайне плохо, был отдан в 1432 г. Отряд в 2000 чел. во главе с Ишиха и «провинциальным военным начальником» Кан Чжэнем на 50 больших лодках отправился в Нургань. То, что они увидели там, повергло их в печаль. От храма «Вечного спокойствия», сооруженного в 1413 г. на утесе Тыр, осталось только основание. Все было разрушено местными жителями, которые тем самым вопреки тексту первого тырского памятника высказали свое истинное отношение к попыткам минских властей подчинить племена Амура своему влиянию.

Разрушение храма не было случайным явлениям. Племена, населявшие низовья Амура, которые несомненно были вне всякого контроля со стороны минских властей, а также племена, обитавшие непосредственно вблизи управления Нургань, не могли мириться с чужеземным игом. Они лишь выжидали благоприятного момента, чтобы навсегда выйти из-под влияния минских властей. Поэтому минам для возобновления активной деятельности управления

Нургань постоянно приходилось прилагать немалые усилия, которые, однако, уже не могли принести ощутимого успеха. Земли к югу от Амура в низовьях Сунгари и к востоку от Уссури фактически никогда не входили в сферу влияния Мин.

Примерно к середине XV в. наблюдается начало политической активизации цзяньчжоуских чжурчженей, в связи с чем система 381 караула исчезла вскоре же после объявления о ее создании,100 и минским властям, в конце концов, пришлось окончательно отказаться от попытки присоединить к себе земли Маньчжурии и тем более соседних с ней районов Приморья и Приамурья.

В конце XV в. связи минского Китая с северо-востоком окончательно ослабли, что было вызвано общим упадком внешнеполитической активности Мин. Во всяком случае в источниках не сообщается о каких-нибудь значительных событиях этого периода даже в соседних с Ляодуном областях Маньчжурии.

себя повелителями вселенной, владыками всех народов, живущих под небесами.101 Но была и другая причина, тесно связанная с первой. Минский двор стремился насильственно овла-

99 Там же.

100 G.Gilbert. Dictionnaire Historique et Geographique de la Mandchourie. Paris, 1934 p. 677 101 Попов. О тырских памятниках, стр. 17.

406

деть бассейном Амура и закабалить его народы. Что из этого вышло, рассказывают тырские памятники. Амур как был до этого, так и остался независимым. Экспедиция Ишиха на Амур и цели, Которые были поставлены перед ней, потерпели полный провал

В XVI в. в центральных областях Маньчжурии происходит процесс централизации местных племен и усиления их военной мощи под главен-

ством одного из племен цзяньчжоуских чжурчженей — маньчжур102 К этому времени мины окончательно потеряли свой контроль над большей частью территории современного СевероВосточного Китая. И когда в 1592 г. огромная японская армия, вторгшаяся в пределы Кореи, перешла на левый берег р. Тумангана (Тюмень-улы), чжурчженьские племена, обитавшие к северу от Тумангана, выступили уже как самостоятельная политическая сила. Территория, которую занимали чжурчжени в конце XV в., была известна тогда под названием Урянхай (японское Оранкай). В связи с нависшей угрозой корейцы, как это явствует из японских письменных источников, призвали на помощь чжурчженьские племена (оранкайцев), которые оказали японской армии упорное сопротивление.103

16, стр. 8—9.

407

Наряду с описанием этого эпизода источники приводят сведения, характеризующие некоторые стороны политической и военной организации чжурчженей XVI в. Чжурчжени (оранкайцы) были «искусные наездники и стрелки из лука», у них имелись укрепленные поселения. Об одном из них сообщается: «Город был расположен на склоне горы; с тыла он защищался крутизною, а с фаса — высокою каменною стеною и глубоким рвом, так что оказался непреступным». На стенах этого укрепления были расставлены стрелометные машины.104 Упоминается и «столица» оранкайцев, которая «была гораздо обширнее древней японской столицы, и в ней стояло несколько десятков тысяч войска». В «столице» жил оранкайский «король» Макиду со всеми приближенными. Впоследствии эта столица была захвачена японскими войсками и полностью сожжена.

К концу XVI в. какая-то часть чжурчженьских племен организационно оформляется в единое политическое целое во главе с общеплеменным предводителем, называвшим себя ханом. Одному из таких ханов, Нур-хаци, и принадлежит роль основателя маньчжурской династии Цин. Имя этого хана, а позднее кагана, т. е. императора, говорит о том, что он был родом из местности Нургань (Нулухань, Нурухань). Учитывая то обстоятельство, что костяком новой государственности были цзяньчжоуские чжурчжени, обитавшие на территории современной провинции Гирин в Северо-Восточном Китае, можно предположить, что центр Нурганьского управления находился также где-то на территории провинции Гирин. При Нурхаци территория соседнего с Маньчжурским государством Приморья несколько раз подвергалась опустошительным набегам, которые были совершены между 1607 и 1615 гг. Во время этих набегов с территории Приморья «было выведено одних пленных свыше 14000 душ и сверх того около 2500 семейств, т. е. в общем не менее 25 000 душ, не считая истребленных. После того весь край этот окончательно запустел на долгий период».105 Эпизодические набеги маньчжур на территорию Приморья свидетельствуют о том, что не все

чжурчженьские племена и занимаемые ими земли вошли в состав Маньчжурского государства. Кроме того, сам варварский разрушительный характер набегов, которые сопровождались уничтожением или массовым переселением местного населения в глубинные районы Маньчжурии, показывает, что сами маньчжуры считали этот район Дальнего Востока, не своей, а независимой территорией, каковой она и оставалась вплоть до присоединения Приморья к России. Из числа чжурчженьских племен, обитавших на территории Приморья и Приамурья и не вошедших в состав Маньчжурского государства, впоследствии выделились такие народности, как нанайцы, ульчи, удэгейцы. Кроме того, здесь с незапамятных времен обитали многочисленные палеоазиатские племена.

Эти сведения могут быть распространены и далеко в глубь прошлого этих племен, поскольку русские застали их на уровне каменного века.

408

Юкагиры

Материковые районы, огромную территорию от низовий Лены до Анадыря, занимали юкагирские племена. По сибирским масштабам юкагиры были тогда многочисленным народом. В середине XVII в. юкагиров было около 4500 чел. Они состояли из 12 племенных или территориальных групп. В бассейне Лень, обитало около 450 юкагиров, в бассейне Индигирки

—около 1000, на Алазее и Колыме — около 1600, а на Анадыре—1300.106

Вдревности юкагиры были расселены еще шире.107 Это подтверждается и данными их языка, который занимает обособленное положение среди окружающих языков.108 Очевидно, он формировался на большой замкнутой территории. Близость юкагирского языка к самодийским языкам указывает на то, что в древности юкагирские племена соприкасались с предками самодийцев.109 Узкий коридор между самодийскими и юкагирскими племенами, занятый ламутами и тунгусами, образовался в результате сравнительно позднего вторжения этих племен в низовья Лены и Оленека.

О том, что на Оленеке жили недавно юкагиры, свидетельствует фольклор: противник УрэнХосуна, героя оленекских героических сказаний, Ункэбил-Хосун прямо назван в одной из легенд «юкагиром». Юкагиры заходили в низовья Лены и в середине XVII в.110

Наиболее древним хозяйственным укладом у юкагиров был уклад пеших охотников на дикого оленя. Юкагиры в низовьях Индигирки своих предков представляют как охотников за дикими оленями. Зимой они преследовали свою добычу на нартах. Осенью охотились на нее с помощью манщиков. Летом загоняли небольшие стада диких оленей в озера, где подстерегавшие животных охотники приближались к оленям на лодках и кололи их копьями. Для всех групп тундровых юкагиров огромное значение имела охота на мигрирующих диких оленей на речных переправах, на так называемых «оленных промыслищах» или «звериных плавежах».111 «Для переправы обыкновенно спускаются олени к реке по руслу высохшего или мелководного протока... в несколько минут вся поверхность реки покрывается плывущими оленями. Тогда бросаются на них охотники, скрывавшиеся на своих лодках за камнями и кустарниками и обыкновенно под ветром от оленя, окружают их и стараются удержать. Между тем двое или трое опытных промышленников, вооруженные длинными копьями и поколюгами, врываются в табун и колют с невероятной скоростью плывущих оленей. Хороший опытный охотник менее нежели в полчаса убивает до ста и более оленей».

110Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах. М.—Л., 1952, стр. 276—277.

111Центральный государственный архив древних актов, ф. 214, ст. 274, лл. 172— 173; ф. 1177, оп. 2, ст. 6, л. 15.

112 Ф. П. Врангель Путешествие по северным берегам Сибири. М., 194», стр. 221. 409

Так рисовал охоту «на плавах» спутник Ф. П. Врангеля Ф. Ф. Матюшкин. Но не всегда промысел был удачен, тогда юкагиры голодали, вымирали целыми родами.

Такая добыча диких оленей на переправах производилась в низовьях Алазеи, Индигирки, Колымы, Анадыря. В тех районах, где было много рыбы, в низовьях северных рек, важное значение как подспорье к охоте имело рыболовство.

Группы пеших юкагиров обитали не только в низовьях рек. В верховьях Колымы, Яны также встречаются места, где осенью скапливается рыба, направляющаяся к нерестилищам.

Скопления рыбы настолько значительны, что, используя самые примитивные невода типа бредней, местное население успевало за несколько дней заготовить рыбы на целый год. Такой способ добычи рыбы современные верхнеколымские юкагиры называют «черпаньем», а места скопления рыбы — «чемка», «монер».

Характерно, что остатки жилищ — полуземлянок, приписываемых местным населением какому-то вымершему народу («омокам»), располагаются не на берегах самой Индигирки, а вдоль небольших притоков, проток. Очевидно, именно здесь (на основных водных магистралях рыба идет по фарватеру) юкагиры могли сооружать заездки с «мордами» или другие ловушки, устанавливать сети. Во время рунного хода рыба заполняла и эти протоки, и тогда своими примитивными орудиями лова юкагиры могли обеспечить себя рыбой.

Сами по себе названия рек, где жили пешие юкагиры, — Колыма, Индигирка, Анадырь — «собачьи», — указывают на ту важную роль, которую играла в их жизни собака — их единственное домашнее животное, на котором они перевозили свое скудное имущество. Это были настоящие собаководы. Так, в низовьях Индигирки русские служилые люди встретили в 1639 г. оседлых юкагиров рыболовов-собаководов. «Люди сидячие, — рассказывали о них казаки, — а ездят де они на собаках».113 Однако в отдельных хозяйствах пеших юкагиров были и домашние олени. «Того же дня, — сообщал в ясачной книге Федор Гаврилов в 1648 г., — великого государя ясаку с колымского пешего князца и с оленных под аманата его Кандангу и со всего роду (взяли) 46 соболей».114 В 1659 г. сын индигирского юкагира Ландыя-Чеча подрядился к торговым людям в проводники со своими оленями.115 Олени были и у верхнеколымских юкагиров. Значительные стада оленей находились в XVII в. в руках юкагиров

— ходынцев и чуванцев. На оленях этих юкагиров двигались на Камчатку первые отряды служилых людей.

Тундровые оленеводы-юкагиры знали упряжное оленеводство. В документах неоднократно упоминаются сани, нарты.

Материальная культура юкагиров была значительно более примитивной, чем культура их соседей — якутов и эвенов. Сами юкагиры так рисовали свое прошлое: «Юкагиры были, с каменными топорами были, костяными стрелами были, с ножами из реберных костей были. . .

Так жили».116 Вооружением юкагиров служили луки со стрелами, копья, каменные топоры.117

116В.И. Иохельсон 1936 Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора, ч.1. СПб. 1900 стр. 74

117Т ам же, стр. 93

410

Правда, это не значит, что юкагирам вовсе не было известно железо. В юкагирском языке имеется даже своя терминология, относящаяся к обработке железа. Но его было так мало, что, согласно преданиям, до прихода русских железный топор, величайшая ценность, был собственностью всего рода. Он использовался всеми его членами только в тех случаях, когда нужно было разрубить толстое крепкое дерево, Что трудно было сделать каменными топорами. Есть и другая легенда, где образно рассказывается о первых топорах, полученных от русских. В ней говорится: «Русские сказали: „Этим дерево рубите". Все начали рубить. Некоторые, ноги отрубив, умерли. Свои каменные топоры все бросили. Ножей (русские) дали».118 К приходу русских юкагиры подразделялись на отцовские роды. Однако сохранились и

сильные пережитки материнского рода, такие как матрилокальный брак, — муж переходил на жительство в дом жены и за невесту работал в ее роде. Женщины пользовались у юкагиров большой самостоятельностью, а девушки до брака — большой свободой.

Согласно преданиям, наибольшим почетом пользовался в роде удачливый опытный охотник хангича — кормилец. Во главе рода стояли старейшины. В каждом роде был свой родовой жрец шаман (алма), совмещавший в себе знахаря и предсказателя. В некоторых группах юкагиров обожествляли умерших шаманов.

«А вера у них юкагирей будет: в котором же роду помрет шаман, то взяв его, обрезав тело от ева кости, жилы высушив, облача в платье, веруют в него и возят с собою на оленях», — сообщали служилые люди Г. Ф. Миллеру.119 Кости умершего шамана служили семейным

амулетом-охранителем. По ним гадали о результатах промысла.120 В 1652 г., когда от какой-то болезни погибли юкагирские аманаты, их родичи обратились к

казакам с просьбой сохранить «костие», за что они обещали доставить ясак.121 Наряду с шаманизмом широкое распространение среди юкагиров имел промысловый культ. Юкагиры верили в существование «духов-хозяев» мест и зверей и считали, что у каждого существа имеется свой дух-хозяин. Из зверей особым почетом пользовался лось.

Чукчи

Ближайшими соседями юкагиров на северо-востоке Сибири были чукчи. В одном из ранних донесений ленских казаков сообщалось: «... а живут те чюхчие промеж Алазейскою и Колымою реками на тундре, сказывают их человек с 400 и больше».122 Они же занимали устье р. Колымы.123 К востоку от Колымы чукчи были встречены у мыса Шелагского,124 откуда далее на восток их поселения располагались по побережью Ледовитого океана вплоть до мыса Дежнева. На побережье Берингового моря поселки чукчей находились начиная от мыса Дежнева на севере и до зал. Креста на юго-западе. На всем этом пространстве чукотские оседлые поселения перемежались с эскимосскими. По всей ви-

118 W. Jochelson. Material culture and social organisation of the Koryak.

119Центральный государственный архив древних актов, ф. 199, д. 481, ч. VII, л. 313.

120В. И. И о х е л ь с о н. Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора.

121История Якутской АССР, т. II. М.—Л., 1957, стр. 107.

122 Сб. «Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов в XVII в.», стр. 143.

123Б. П. Полевой. Находка челобитья первооткрывателей Колымы. Сб. «Сибирь периода феодализма», вып. 2, Новосибирск, 1965.

124Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах, стр. 100.

411

димости, уже тогда были поселки со смешанным чукотско-эскимосским населением. К югу от зал. Креста лишь в низовьях р. Анадыря, в устье р. Канчалана жили чукчи.125 Эти данные подтверждаются также археологическими находками.126 В XVII в. на самой р. Анадыре, повидимому, не было постоянных поселений чукчей. Следовательно, на юго-востоке граница расселения чукчей начиналась у устья р. Канчалана, на северном берегу Анадырского лимана. Следуя на северо-запад, граница их расселения проходила примерно по среднему течению рек, впадающих в Анадырь слева (Танюрэр, Белая). Далее она проходила северо-восточнее верховьев Большого и Малого Анюя, спускаясь ближе к Чаунской губе через вершины рек, впадающих в нее, и выходила к р. Колыме ниже устья Анюя. На всем очерченном пространстве внутренних районов сохраняется чисто чукотская топонимика, тогда как на побережье Берингова и Чукотского морей — и чукотская, и эскимосская. Никаких статистических данных о количестве чукчей в середине XVII в. нет. Однако, опираясь на сведения начала и середины XVIII в., можно предположить, что всех чукчей тогда было около 8—9 тыс.127

Авторы первых известий о чукчах XVII в. делят их по роду занятий на оленеводов и оседлых морских охотников и в то же время указывают на то, что обе эти группы чукчей усиленно занимались охотой на диких оленей. Однако уже тогда четко обозначилась специализация одной части чукчей в области оленеводства, а другой — в области морского зверобойного промысла.

В1647 г. М. Стадухин так характеризовал хозяйственные занятия чукчей: «Чукчи такоже, что

исамоядь, оленные, сидячие ж». Несколько ниже в том же сообщении говорится, что чукчи переезжают на оленях на Медвежьи острова и там «они побивают морской зверь морж».128 Судя по сообщению М. Стадухина, западные чукчи вели тогда комплексное хозяйство. У них сочеталось оленеводство с морским зверобойным промыслом и, видимо, сухопутной охотой. К востоку от Колымы было более отчетливым разделение между оленными чукчами и оседлыми морскими зверобоями. Последние в течение всего года жили на побережье моря, где вели охоту на морских млекопитающих: моржей, тюленей и китов. В летние месяцы они предпринимали дальние охотничьи экспедиции на Колыму, Амгуему, Анадырь и другие реки, где охотились на диких оленей во время переправы их с одного берега на другой. Известно, что огромные стада диких оленей совершали регулярные миграции с юга на север и обратно. Весной они двигались на север и переходили реки по льду, а в августе—сентябре, возвращаясь с Севера, переплывали реки в определенных местах. Особенно много было таких промысловых мест на реках, текущих в меридиональном направлении (Анадырь и его притоки). К таким местам и собирались чукчи.

Они приплывали на больших байдарах вместе со своими семьями в сопровождении маленьких одноместных байдарок, в которых плыли охотники. По данным середины I в., к концу июля на Анадырь приплывали чукчи в «байдарах во сте в пятидесяти и более, в каждой человек по 15 и по 20 и больше».129 Таким образом, на Анадырь приплывало с побережья Берингова моря

128Дополнения к актам историческим, т. III, док. 24.

129Центральный государственный исторический архив Ленинграда, ф. Сената, Секретная экспедиция, д. 1552, л.12.

412

более 2 тыс. чукчей, включая сюда женщин и детей. К этому же времени собирались на побережье Анадырского лимана оленные чукчи. Они также принимали участие в этом большом коллективном промысле. Охота производилась в тот момент, когда стадо диких оленей переплывало реку. Когда олени достигали середины реки, из засад стремительно выезжали чукчи на одноместных байдарках, окружали оленей и кололи их специальными «поколючами» на «плаву». Покольщиками были сильные и ловкие мужчины, тогда как другие чукчи, в том числе и женщины, ловили уносимые течением туши убитых и раненых оленей. По-видимому, добывали оленей много. По данным первой половины XVI I в., «когда хорошая плавь бывает, то, не выключая и младенцев, на каждого достается оленей по двадцати».130 Осенняя охота давала мясо, высокого качества шкуры, необходимые для зимней одежды, обуви и для изготовления частей жилища. Мясо оленей отделяли от костей и вялили. Кости, оленей мелко дробили и вытапливали из них костный жир, который шел в пищу вместе с вяленым мясом и употреблялся для освещения. Занимались чукчи охотой на диких оленей и в другое время года, применяя при этом лук и стрелы.

Охота на диких оленей была занятием как кочевых, так и оседлых чукчей. Это их традиционное занятие, уходящее своими корнями в глубокую древность. К середине XVII в. оно уже начало утрачивать свое былое значение как для оленных чукчей, так и для тех, которые жили преимущественно за счет морского зверобойного промысла. Оленеводство чукчей было еще слабо развито. Оно только приобретало характер пастушеского оленеводства. Стада оленей у чукчей того времени были небольшие. Олени использовались главным образом как средство передвижения и в охотничьих целях. Существовали же оленеводы главным образом за счет охоты, отчасти рыболовства.

К середине XVII в. чукчи, заселявшие побережье Берингова и Чукотского морей, жили преимущественно за счет морского зверобойного промысла. От охоты на морских млекопитающих они получали основные продукты питания (мясо, жир); кожи моржей шли на обтяжку каркасов байдар (кожаных лодок), на приготовление ремней, нужных для упряжи, для такелажа байдар, для линей к гарпунам, использовались для кровли летних яранг. Из кишек моржа шились дождевики. Шкуры тюленей (нерп, лахтаков) использовались для пошивки одежды, обуви, мешков для хранения разных хозяйственных предметов и некоторых продуктов, бурдюков для хранения жира; из них же вырезались разного сечения ремни, которыми крепились части нарт, вязались ременные сети для промысла тюленей, изготовлялись лини для гарпунов.

Жир морских животных употреблялся в пищу, шел на освещение и отопление жилища. Из клыков моржа изготовлялись орудия охоты, наконечники стрел, гарпунов, пешней, насады для гарпунов, охотничьи санки, части парусного такелажа для байдар, некоторые предметы домашнего обихода (черпаки, ложки). Моржовый клык служил также материалом для изготовления предметов искусства (костяная скульптура).

Китовый ус использовался для подбивки полозьев нарт, из его волокон плели сети и лески для удочек. Из китового уса изготовляли чашки, вкладыши для наконечников гарпунов. Кости китов использовались в качестве строительного материала (балки и перекладины землянок, вешала, лабазы).

Охота на китов и отчасти на моржей производилась с байдары при помощи гарпунов и носила коллективный характер, в то время как охота

130 Центральный государственный архив древних актов, ф. 199, № 528. т. I-тетр. 19, л. 32. 413

на тюленей и белых медведей была индивидуальной. Орудиями охоты на морских животных являлись в основном разные по размерам и назначению гарпуны, копья, ножи.

Наибольшее значение в жизни приморских чукчей имел моржовый промысел; моржи, помимо мяса и жира, давали высокой прочности шкуры. Особенно ценными для приморских охотников были клыки моржей. Уже в первых сообщениях о приморских чукчах подчеркивалось значение моржового клыка в качестве материала для изготовления орудий. В 1647 г. Исай Игнатьев и Семейка Алексеев на коче дошли до Чаунской губы, «а в губе нашли людей, а называются чукчами, а с ними торговали небольшое место. . . вывезли к ним товарцу на берег, положили, и они в то место положили кости рыбья зуба (так называли тогда моржовые клыки) немного, а не всякой зуб цел; деланы у них пешни да топоры из той кости».131 Рыболовством, как видно, чукчи занимались мало. Рыбу ловили костяными крючками,

короткими сетями, сплетенными из сухожилий оленя или волокон китового уса. Сети ставили с берега.

При охоте на сухопутных животных чукчи использовали сложные луки, стрелы с различными наконечниками и копья. При охоте на морских млекопитающих пользовались метательными копьями (гарпунами) с отделяющимися наконечниками, к которым были прикреплены длинные лини. Лук со стрелами и копье составляли также вооружение чукотских воинов.

Широкое применение в качестве материала для орудий и предметов хозяйства имели рога и кости оленей. Из них делали наконечники стрел, проколки, части упряжки, рукоятки, копылья для оленных нарт, ложки, крючки для подвешивания, ножи, пластинки для панцирей и многое другое.

Основным средством передвижения чукчей по суше в XVII в. служили олени. Они запрягали их в нарты. Оседлые чукчи, по-видимому, использовали и собак. Тогда у них был распространен веерный тип упряжки собак, который сохранился до недавнего времени.

У чукчей было два типа жилищ — переносное и постоянное. Переносным жилищем пользовались оленные чукчи во все времена года, а оседлые — только летом. В зимний период они жили в полуземлянках, тип и конструкция которых были позаимствованы ими от эскимосов. Строительным материалом служили челюстные кости и ребра китов, дерево, дерн.132 Не случайно один из видов полуземлянки назывался «валка-ран» — жилище из челюстей. В полуземлянках жило по нескольку семей близких родственников. Летние жилища были наземными. Их остов покрывался шкурами моржей или оленей. Внутри они имели полога, сшитые из шкур оленей, а у оседлых чукчей — из шкур белых медведей. В пологах горели лампы-жирники. Они освещали жилище и давали тепло.133 Домашняя утварь чукчей отличалась простотой и немногочисленостью предметов.

Лампы-жирники выдалбливались из песчаника или делались из глины. Необходимые для варки пищи котлы изготовлялись глины с примесью грубого песка. Как рассказывается в чукотских преданиях, глина и песок замешивались на крови добытых животных, для вязкости в эту смесь добавлялась собачья шерсть. Помимо глиняной они имели деревянную посуду, главным образом блюда, на кото-

131Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах, стр. 110.

132С.И. Руденко Древняя культура Берингова моря и эскимосская проблема. М.-Л., 1947, стр. 69-108.

133 И С. Вдовин. Очерки истории и этнографии чукчей. М. — Л., 1965, стр. 44-49. 414

рые выкладывалось мясо. Огонь добывали трением с помощью специального лучкового снаряда. Приморские чукчи зимой пищу готовили на лампах-жирниках, а летом — в специальных помещениях, где жглн кости китов, поливая их жиром.

Основной общественной ячейкой как кочевых, так и оседлых чукчей в середине XVII в. была большая патриархальная семья со многими пережитками более древних общественных отношений, в частности с пережитками группового брака, левирата, сорората, многоженства и т. д. Уже тогда у них уживались одновременно частная и общинная собственность: частная собственность на оленей, общинная — на пастбища, охотничьи угодья, жилища и т. п. Они переживали процесс разложения первобытнообщинного строя. Судя по данным фольклора, у них существовала начальная форма патриархального рабства.