Ю.Борко

Европейская идея:

от утопии - к реальности

Исторические метаморфозы европеизма

Исторические метаморфозы европеизма // Ю.А.Борко, А.В.Загорский, С.А.Караганов. Общий европейский дом: что мы о нем думаем? М.: Международные от­ношения, 1991. Гл. I. С. 8-48.

«Европейская идея»: от утопии - к реальности //За­глядывая в XXI век: Европейский Союз и Содружест­во Независимых Государств. М.: Интердиалект, 1998. С. 15-51.

Идея единой Европы родилась много веков назад, в раннем Средневековье. И все это время она находилась в полном контрасте с реальной Европой, раздираемой династическими распрями, территориальными притязаниями, религиозной не­терпимостью и политическими амбициями. Нескончаемые войны не приносили ничего, кроме завоеваний победителей, жажды реванша побежденных и новых войн. Конец этому круговороту был положен лишь во второй половине XX в., когда Западная Европа вступила на путь интеграции. Начался переход от Европы националистических антагонизмов к «со­лидарной Европе».

Этот процесс стал возможным благодаря совпадению во времени и взаимодействию четырех факторов.

Первый из них - трагический опыт двух мировых войн, особенно второй, зачинщиком и главным очагом которых была Европа. Выбор стал неминуемым: либо мир - либо закат евро­пейской цивилизации, предсказанный Освальдом Шпенглером еще в 1918г.

Второй фактор - завершился в основном процесс кристал­лизации западной общественной системы, основными составля­ющими которой являются рыночная экономика, дополненная механизмами социальной защиты, политическая демократия, правовое государство. Ужасающий опыт двух тоталитарных диктатур - нацистской в Германии и коммунистической в Сове­тском Союзе - сплотил западноевропейские страны в их стрем­лении утвердить и усовершенствовать эту систему после Второй мировой войны.

Третий фактор - далеко зашедшая интернационализация хозяйственной жизни и осознание того, что протекционизм не только тормозит экономический и социальный прогресс, но и способствует возрождению национализма, чреват новыми меж­государственными конфликтами и войнами.

Наконец, четвертым фактором - последним по месту, но не по значению - была идея единой Европы как особого типа циви­лизации, основанной на культурном наследстве греко-римской античности, христианской этике, гуманистических традициях эпох Ренессанса, Реформации и Просвещения, принципах либе­рализма.

Первый и третий факторы изучаются отечественными уче­ными с конца 1950-х гг. Несмотря на жесткие идеологические рамки, политическую цензуру и общий климат «холодной вой­ны», в исследовании политических и особенно экономических предпосылок западноевропейской интеграции, равно как и са­мих интеграционных процессов, были достигнуты значитель­ные результаты, главным образом в накоплении, систематизации и обобщении конкретных фактов и статистических данных. Что

касается их теоретической интерпретации, то качественный по­ворот стал возможным только с начала 1990-х гг. - в условиях свободы научной мысли³.

Второй и четвертый факторы - социальные и духовные предпосылки интеграции - в советский период практически не изучались. Здесь в наибольшей степени сказалось негативное влияние идеологических шор и политических «табу» прежних лет. Непредвзятый анализ этих факторов был несовместим с господствовавшей концепцией «углубления общего кризиса» и «обострения классовых противоречий» капитализма, а также с известной ленинской критикой лозунга «Соединенных Штатов Европы» как однозначно реакционной идеи. Первые работы, претендующие на объективное публичное освещение этой те­матики, появились в последние годы перестройки, когда правя­щая партия признала принцип идейного плюрализма, и в нача­ле 1990-х г.²

* * *

Наше будущее уходит корнями в наше прошлое. Это верно даже тогда, когда, говоря словами Гамлета, распадается «связь времен». Но такое в истории Европы случалось очень редко. Об­ратившись к ее прошлому, а затем к современности, мы сможем уяснить, почему столь устойчивы европеистские традиции в ин-

¹ Среди опубликованных за последние годы работ следует назвать в первую очередь фундаментальный труд коллектива сотрудников ИМЭМО РАН: 1992: Новые контуры Европы, М: Мысль, 1992. Новый подход к изуче­нию европейской интеграции нашел отражение также в издании: Опыт Евро­пейских сообществ и возможности его использования Россией и Содружест­вом Независимых Государств. Материалы симпозиума 17 марта 1992 г. /Инс­титут Европы РАН - Ассоциация европейских исследовании. М,, 1993.

² См.: Чубарьян А. Европейская идея в истории. Проблемы войны и мира. М.: Наука, 1987; Наринскш М., Карев В. Общие истоки европейской цивилизации // Европейский альманах. М., Наука, 1991. С. 18-29; Общеевро­пейский процесс и гуманитарная Европа, роль университетов /Под редакци­ей проф. Л.И. Глухарева (Россия) и проф. В. Страда (Италия). М.: Изд-во МГУ, 1995.

идентичность Европы есть скорее результат совместного куль­турного развития, начиная с эпохи раннего Средневековья, - то­го развития, которое создало то, что... долгое время называли За­падом»¹. Конечно, культура европейских народов формирова­лась в тесном взаимодействии с древними культурами народов Востока и Средиземноморья. Но если говорить о ее непосред­ственных истоках, то «европейская цивилизация выросла из трех корней: греко-римского наследия, христианства и культур германских, кельтских, славянских и других варварских наро­дов, которые на ее заре заявили о своем существовании»².

Наиболее древней из этих первооснов была греко-римская античность, хотя и ограниченная Средиземноморьем, но распро­странявшая свое влияние далеко на север, вплоть до островов туманного Альбиона, и на восток, вглубь скифских и древнесла-вянских земель. Античность оставила в наследство не только богатейшую материальную и духовную культуру, но и миф о Ев­ропе - дочери греческого царя Агенора, имя которой, по воле тех же греков, стало еще в I тысячелетии до н.э. названием региона, сыгравшего впоследствии огромную роль в судьбах человечества.

Но ни античность, ни второй образующий элемент евро­пейской цивилизации - культура кельтских, германских и славя­нских народов - не содержали в себе идей духовной или поли­тической общности Европы, ее уникальности и особой миссии в мировой истории. Первенство в провозглашении и утвержде­нии такой идеи принадлежало церкви. И это не было случай­ностью. И не только потому, что религия была господствующей формой общественного сознания. Дело еще и в том, что понятие «христианский мир» фактически отождествлялось с понятием «Европа», а церковь была единственным трансграничным инс­титутом, который к концу X в., после крещения Киевской Руси, охватил своим влиянием почти весь европейский регион³.

¹ Lowentha! R. Die Gemeinsamkeiten der geteilen Europa // Die Identitat Europas: Fragen, Positioner], Perspektiven. Munchen, 1985. S. 43.

² История Европы. Т. I. Древняя Европа. М., 1988. С. 12.

³ Об истории христианского европеизма см. кандидатскую диссерта­цию; Медведев С.А. Европейский проект и европейская политика папы римс­кого Иоанна Павла II. М,: Институт Европы РАН, 1995.

Разделение христианской церкви на римско-католическую и православную усилило европейскую ориентацию христиан­ства в силу того, что цитаделью католицизма, более мощного и влиятельного, чем православная церковь, были как раз наиболее развитые области Европы. С тех пор католицизм надолго взял на себя миссию главного интерпретатора и интегратора европейс­кого единства. В течение многих столетий католическая церковь не признавала сходную роль за православием. И лишь в 1980 г. в апостолическом послании «Эгреге виртутис» папа Иоанн Па­вел II провозгласил болгарских миссионеров святых Кирилла и Мефодия «патронами Европы», провозвестниками ее интегра­ции¹.В 1985 г., выступив по случаю 1100-летия со дня рождения Мефодия с энцикликой «Славорум апостоли» («О славянских апостолах»), папа вновь подтвердил, что Кирилл и Мефодий внесли «выдающийся вклад в формирование общих христианс­ких корней Европы»². По сути, Ватикан официально сформули­ровал принципиально новую позицию, согласно которой духов­ное, религиозное родство двух ветвей христианства было, в ко­нечном счете, интегрирующим фактором в Европе. Эту позицию можно оценить и как косвенное признание того, что конфронта­ция двух церквей играла дезинтеграционную роль.

За многие века католическая интерпретация «европейской идеи» и тем более практическая деятельность церкви, направ­ленная на осуществление этой идеи, претерпели значительную эволюцию. Для Средневековья характерно отождествление Ев­ропы с безраздельным господством католицизма не только в ду­ховной жизни, но и во всех сферах жизнедеятельности общест­ва, с обоснованием и попытками создания теократического ев­ропейского государства, с насильственным обращением в «ис­тинную веру» тех народностей Европы, которые еще оставались вне католического мира, с борьбой против «иноверцев» за пре­делами Европы, в первую очередь их изгнанием из «святых мест». Такая ориентация проявилась в длительной борьбе пап за

¹ См.: Кримс А. Войтыла: программа и политика папы. М.,1983. С. 49.

² Цит. по русскому переводу энциклики в кн.: Иоанн Павел II. Мысли о земном. М.: Изд-во «Новости», 1992. С. 342.

верховенство духовной власти над светской, в миссионерской деятельности, опирающейся на «воинство Христово» - рыцарско-монашеские ордена, в крестовых походах XI-X1II вв. Таким образом, в течение нескольких столетий католическая церковь стремилась реализовать «европейскую идею» не только путем проповеди, духовного воздействия, но и максимально широко используя политические и военные методы.

Крушение абсолютистских политических притязаний ка­толической церкви, постепенное ослабление папского влияния, развитие национально-государственных тенденций, быстрый рост городов, становившихся не только торгово-промышленны­ми центрами, но и очагами науки, светской культуры, - все эти события и процессы, имевшие место или обозначившиеся в XII-XV вв., внесли коррективы в трактовку европеизма цер­ковью и, если рассматривать эту проблему с более широких по­зиций, в понимание взаимосвязи между христианством и евро­пейской цивилизацией. . ^, _; ;,-.,.;:„:.. ,. 1

Отказавшись от притязаний на верховную власть, католи­ческая церковь оставила за собой миссию духовного пастыря «единой Европы» как объединения христианских государств, противостоящего «иноверцам» - на сей раз Оттоманской импе­рии, вторгшейся в XIV столетии в Европу и надолго покорившей балканские народы. Более того, в эпоху становления националь­ных государств никакой другой общественный институт и не мог взять на себя эту роль, ибо церковь, объединявшая всех христиан, независимо от их национальности и государственной принадлежности, оставалась единственным олицетворением ев­ропейской общности. Этим объясняется еще одно обличье като­лика-европеиста, образно говоря, не только подпоясанного ме­чом, но и держащего в руке оливковую ветвь.

Итак, выступая в качестве духовного пастыря «единой Европы», католицизм объединял эту идею с призывом к союзу христианских государств для борьбы с «иноверцами». Первые дошедшие до нас политические проекты такого рода принадле­жали французскому королевскому прокурору Пьеру Дю Буа (1250-1320), итальянскому теологу и гуманисту Энею Силь-вио Пикколомини (1405-1464), избранному в конце своей жиз-

ни римским папой под именем Пия II, и чешскому королю Йир-жи Подебраду (1420-1471). Дю Буа изложил в своем трактате «О возвращении Святой земли», написанном между 1305 и 1307 гг., план создания «христианской республики», своего рода федера­ции европейских монархий, управляемой советом под главен­ством французских королей. Пий II, называвший Европу «на­шим отечеством», «нашим собственным домом», попытался да­же - впервые в истории - созвать съезд всех христианских госу­дарей в Мантуе, но потерпел неудачу. Почти одновременно с этой попыткой Йиржи Подебрад предложил свой проект - «До­говор о союзе и конфедерации между королем Людовиком XI, королем Богемии Йиржи и Советом Венеции для противостоя­ния туркам», содержавший не только обоснование этой инициа­тивы, но и схему организации союза, носившую федералис­тский характер¹.

С развитием процесса секуляризации общества роль церк­ви как идеолога и проводника объединительной тенденции в Ев­ропе постепенно падала, однако именно христианство явилось одним из основных истоков гуманистического и пацифистского толкования «европейского единства». Зарождение этой тради­ции относится к началу XIV в. и связано с именем великого итальянского поэта и мыслителя Данте Алигьери (1265-1321). Идея мира как высшего блага была заявлена им сначала в 4-м трактате «Пир», написанном между 1303 и 1306 гг. В полном же объеме итальянский гуманист изложил свою концепцию мира в трактате «Монархия», написанном в 1312-1313 гг. По его сло­вам, «всеобщий мир есть наилучшее из того, что создано для на­шего блаженства»². Данте - сын своего времени: мир для него -это прежде всего христианский мир, из христианского видения он исходит и к Иисусу прибегает в своей аргументации. Данте мыслил гарантом мира единое государство, империю во главе с монархом, который должен олицетворять христианские добро­детели, справедливость, свободу и благополучие.

¹ См.: Genealogie des grands desseins europeens // Bulletin du Centre Europeen de la Culture. Geneve, 1960-1961. № 6. P. 14.

² Ibid. P. 4. 4—3178

Гуманистическо-пациф истекая традиция европеизма полу­чила свое развитие в пору расцвета Ренессанса. Это эпоха хозяй­ственного прогресса и роста городов, изобретения книгопечата­ния и великих географических открытий, секуляризации общест­ва, утверждения рационалистического мышления и отделения науки от религии, мощной критики католической церкви и появ­ления новой ветви христианства - протестантизма. Это также эпоха становления унитарных государств с их идеологией наци­ональной исключительности, но одновременно и освоения куль­турного наследия греко-римской античности с присущим ей уни­версалистским мировосприятием. Переплетение национального и космополитического начал в культурах европейских народов создало благоприятные условия для их тесного взаимодействия и взаимного обогащения, для возникновения такого специфическо­го феномена, каким является европейский духовный плюрализм.

История развития европейской цивилизации отнюдь не ок­рашена лишь в светлые тона, черных и багровых тонов в ней -не меньше. Она знала времена кровавых смут ~ революций и контрреволюций, безжалостной тирании, кровопролитных войн, религиозной нетерпимости и инквизиции. Межгосударственные отношения определялись не столько идеями солидарности и дружбы, сколько духом национализма, подчас принимавшего форму агрессивного шовинизма и даже расизма. Нельзя не сог­ласиться с немецким политологом В. Вайденфельдом в том, что историю Европы пронизывает «глубокий диалектический конф­ликт двух основополагающих тенденций»: противоборства на­ций, интересов, мировоззрений и развития взаимосвязей; «диф­ференциации и унификации»'.

Все эти исторические реалии так или иначе отразились в европеизме, в многочисленных конкретных проектах общест­венного и политического устройства «объединенной Европы», сменявших друг друга на протяжении многих веков.

В XVI в., в пору расцвета Ренессанса, окончательно утверж­дается гуманистическое и пацифистское направление европеиз­ма. Его провозвестником был Данте Алигьери. Но вряд ли будет

1 См,: Die Identitat Europas: Fragen, Positionen, Perspektiven. S, 21.

преувеличением сказать, что становление этого направления свя­зано в первую очередь с именем другого великого гуманиста -Эразма Роттердамского (1466-1536). Родившийся в Голландии, живший в Брюсселе и Париже, в Англии и Швейцарии, посе­щавший Италию и Германию, Эразм был поистине «первым ев­ропейцем» в полном смысле этого слова, хотя сам он никогда не прибегал к понятию «европеец».

В 1515 г. Эразм пишет трактат «Война сладка тем, кто ее не испытал», а еще через два года - трактат «Жалоба мира, отов­сюду изгнанного и повсюду сокрушенного». Автор обращается к европейцам: «... река Рейн разделила француза и германца, но она не может отделить христианина от христианина. Пиренейс­кие горы разделили испанца от француза, но они не в состоянии разорвать невидимые связи, которые соединяют того и другого в церковной общине. Небольшой кусок моря разделяет англича­нина и француза, но ...он не может разъединить их как людей, обоюдно приверженных христианской религии...»¹.

Выступая с проповедью мира, Эразм апеллирует к христиа­нскому сознанию и подвергает яростной критике все, что, по его представлениям, вызывает раздоры между людьми и войны между государствами: эгоизм и тщеславие государей, корыстолюбие и не­терпимость церковников, темные стороны человеческой натуры.

Несколько позже, в первой половине XVII в., процесс эко­номического развития и формирования межгосударственных хо­зяйственных связей в Европе нашел отражение в уникальном для того времени европейском проекте, автором которого был монах и учитель математики в парижском колледже Эмерик Крюсе (ок. 1590-1648). В 1623 г. он публикует трактат «Новый Киней, или Политическая речь, разъясняющая возможности и средства установления всеобщего мира и свободы торговли во всем мире. Монархам и суверенным государям нашего време­ни»². Крюсе выступает в защиту мира между народами с четко выраженных гуманистических позиций, причем особо подчер-

¹ Цит.по: Rougemont D. The Idea of the Europe. N. Y.-L., 1966. P. 86.

² См.: Genealogie des grands desseins europeens. P. 17-21. ₄*

кивает, что мотивом для войн не должны быть и религиозные различия. Он обращается к папе и к европейским монархам с призывом создать межгосударственную ассамблею, которая на­ходилась бы в Венеции и объединяла как европейские христиа­нские государства, включая православную Московию, так и нех­ристианские страны и регионы ~ Персию, Индию, Китай, Япо­нию и Северную Африку.

Уникальная черта проекта состояла в том, что Крюсе видел основу мирного порядка в экономике. Исходя из этого он призы­вал правителей содействовать развитию земледелия, ремесел, торговли, образования, введению единых весов и мер. Особое значение придавалось свободной торговле («так, чтобы каждый мог договариваться повсюду без ущерба») как важнейшему инструменту обеспечения мира между народами.

На поздний период эпохи Возрождения приходится рожде­ние еще одного направления европеизма, основной чертой кото­рого был политический прагматизм. Оно возникло как реакция на возросшее соперничество европейских государств в XVI и первой половине XVII в. Незавершенные этнические и нацио­нальные процессы, неустоявшиеся государственные границы, господство монархической формы правления с присущей ей пер-сонализацией внешней политики (династические права и амби­ции) - все эти конкретно-исторические условия способствовали обострению борьбы за территории и сферы влияния. Кровопро­литные войны между государствами и их коалициями становятся постоянным фактором европейской жизни. Их пагубные послед­ствия с наибольшей силой проявились в Тридцатилетней войне (1618-1648), которая охватила почти всю Европу и привела к ог­ромным людским и материальным потерям. Но одновременно эти войны показали, насколько взаимосвязаны судьбы европейс­ких народов и государств: их история реально становится частью общеевропейской истории. Осознанием этого факта и обуслов­лен новый, политико-прагматический подход к обеспечению ми­ра в Европе на основе «баланса сил» либо «баланса интересов».

Первым проектом, основанным на идее «европейского рав­новесия», был «Великий план» герцога де Сюлли (1559-1641), суперинтенданта (министра финансов) французского короля

Генриха IV. Датируется «Великий план» по-разному: это либо 1617 г., когда была закончена рукопись, содержавшая его первый вариант, либо 1638 г., когда были завершены первые две части его мемуаров с подробным изложением значительно модифици­рованного плана.

По замыслу Сюлли, Европа должна была стать конфедера­цией 15 христианских государств, приблизительно равных по территории и ресурсам, чтобы обеспечить максимально возмож­ное равновесие между ними. Верховный орган конфедерации предлагалось создать в виде Генерального совета, дополненного шестью провинциальными (региональными) советами. Избира­емый раз в три года в составе 40 опытных государственных му­жей, представлявших все участвующие страны, Генеральный со­вет наделялся полномочиями верховного арбитра в любых спо­рах как между государствами, так и между правителями и их подданными, причем его решения должны были иметь обязыва­ющий и окончательный характер. Сюлли видел в конфедерации не только гаранта мира в Европе, но и крепость против внешних врагов, к которым он причислял турок, московитов и татар¹.

«Великий план» Сюлли был весьма противоречив. Нацелен­ный на создание объединенной мирной Европы, он в то же время предполагал предварительную перекройку границ большинства государств и даже их заморских владений, причем главной ми­шенью герцога были Габсбурги, которые должны были сохранить власть лишь в Испании, лишившись всех владений в Германии, Италии и Нидерландах. Гуманизм автора приходил в противоре­чие с целями, продиктованными политическим прагматизмом.

Сравнивая «Великий план» с другими «европейскими про­ектами», немецкий историк К. Буркхардт отмечал, что Сюлли, в отличие от своих предшественников и современников, исходил из «конкретного и специфического политического контекста» и выд­винул идею «наднациональной высшей власти», то есть попытал­ся преодолеть доминирующую силу его эпохи - национализм².

¹ См.: Genealogie des grands desseins europecns. P. 21-25.

² См.: Burckhardt CJ. Vier historische Betrachtungen. Zurich, 1953. S. 48-49.

Следующие «европейские проекты», авторами которых были англичане У Пенн и Дж. Беллерс и француз Ш. Сен-Пьер, относятся уже к началу нового этапа истории европейской куль­туры - эпохе Просвещения.

Уильям Пенн (1644-1718), бесспорно, был одним из самых ярких европеистов. Сын адмирала, примкнувший в молодости к религиозно-христианскому движению квакеров, возникшему в середине XVII в., и отсидевший за свое «диссидентство» в зна­менитой лондонской тюрьме Тауэр, Пенн становится одним из руководителей квакерского движения и, получив в дар от короля часть территории английских владений в Северной Америке, создает там колонию переселенцев, названную в его честь Пен­сильванией. В 1693 г., в разгар войны Франции с Аугсбургской лигой, Пенн публикует «Очерк о настоящем и будущем мире в Европе».

Этот проект вполне можно назвать новым словом в разви­тии «европейской идеи». Его отличительная черта - попытка со­единить христианский гуманизм и пацифизм с прагматическим подходом, учитывающим реальную политическую структуру Европы, разделенной на множество государств.

О своем гуманизме автор заявляет с самого начала, избрав в качестве эпиграфов евангельское « Блаженны миротворцы» и изречение Цицерона «Пусть оружие уступит место тоге». О мо­тивах своего проекта Пенн говорит убежденно и страстно: «На­до быть не человеком, а статуей из меди или камня, чтобы оста­ваться бесчувственным, наблюдая кровавую трагедию этой вой­ны ...»; о значении проекта- с поразительной верой: «До тех пор пока вера в тысячелетнее царство Христа не станет всеобщей, я не знаю другого более действенного средства для достижения мира и счастья в этой части планеты»¹.

Значительная часть трактата посвящена обоснованию ми­ра. Главным принципом, на котором должен базироваться мир­ный порядок, Пенн считает справедливость. Однако автор уже не уповает только на добродетель монархов. Называя «орудием справедливости и мира» правительства, он связывает их проис-

Трактаты о вечном мире. М., 1963. С. 83.

хождение и легитимность с обществом, которое возникло «пу­тем разумного договора людей о мире» (очевидно, что в данном случае имеется в виду гражданский мир). В трактате неоднок­ратно возникает тема правовых основ общества, и специальная глава посвящена понятиям права, которые должны регулировать отношения между государствами.

Оригинальность трактата заключается также в детальной и разносторонней характеристике «реальных выгод» мирного по­рядка в Европе. Пени видит их не только в сохранении челове­ческих жизней и плодов человеческого труда, в восстановлении авторитета христианства и воплощении его нравственных идеа­лов, но и в благотворном влиянии мира на хозяйственную и культурную жизнь - развитие ремесел, торговли и путей сооб­щения в Европе, строительства, образования, искусства. В этом отношении Пени продолжает ту линию, которая впервые обоз­начилась в проекте Крюсе.

Ключевая идея Пенна - создание «Европейской лиги или конфедерации», которая стала бы хранителем и гарантом мира в Европе и вместе с тем обеспечила бы защиту от внешних врагов. Ее высшим органом должно было стать собрание представите­лей европейских государств, которое автор именовал по-разно­му - конгрессом, верховным советом, парламентом или палатой. Главную функцию этого форума Пени видел в мирном разреше­нии конфликтов между державами или - если одна из спорящих сторон не подчиняется принятому решению и прибегает к ору­жию - в санкционировании и организации совместных действий остальных держав с целью принудить ее к подчинению и возме­щению ущерба пострадавшей стороне. Решения предлагалось принимать большинством в три четверти голосов от общего чис­ла представителей государств.

В числе безусловных участников лиги автор называет все европейские государства, завершая их перечень на востоке Поль­шей и Курляндией. Вместе с тем, по его мнению, «было бы дос­тойным и справедливым» принять в лигу «турок и московитов»¹.