Приложение к билету № 11

«Вскоре после того, как отзвенел последний звонок и в ночь прощального бала выпускники до рассвета смущали покой горо­да пением, смехом, звоном гитар и баянов, а в стол завуча легли списки будущих первоклассников, в школе начался капитальный ремонт.

Школу раздели догола и стали обколупывать стены. В учитель­ской двое рабочих взгромоздились на грубо сколоченные, пахну­щие свежим деревом подмостки, снимали слои масляной краски и вдруг обнаружили вначале одну, потом другую, третью метал­лические буквы, привинченные к стене, и наконец их глазам от­крылось изречение:

Легче сделать воспитанника образованным, чем утвердить в его душе уважение к человеку как высшей ценности, чтобы с детства человек был другом, товарищем, братом для другого человека. По­этому учитель в первую очередь должен быть воспитателем.

Через некоторое время Павел Нилович с интересом читал изре­чение на стене, то приближаясь, то отдаляясь от подмостков. <...>

• Слова-то хороши, - неуверенно и как бы с сожалением сказал он, обращаясь к Николаю Михайловичу, — да кто их со­чинил, неизвестно... Однако надо бы учителям всегда перед гла­зами такую фразочку иметь. Образование-то мы даем. А вот вос­питание... Воспитанием не каждый, ох, не каждый занимается! Вот она, проблемка-то вековая! И тогда, стало быть, существо­вала и теперь существует...

Убедив самого себя, Павел Нилович загорелся и воскликнул с пафосом:

• Конечно, надо сохранить изречение. Почистить медь. Пусть горит на стене и доходит до сердца каждого учителя!

И изречение это с начищенными буквами засияло в учитель­ской на фоне свежевыкрашенной стены.

Учителями оно встречено было по-разному: кое-кто криво ус­мехался, принимая его за упрек. Некоторые разводили руками, считая это очередным чудачеством Павла Ниловича. Большин­ство же к появлению в учительской этого изречения отнеслось как к нужному и уместному напоминанию о самом главном в их работе».

Кузнецова А.А. Земной поклон. — С. 3, 5-6.

Приложение к билету № 12

Макаренко, А. С. Педагогическая поэма /А. С. Макаренко; предисл. А. Лиханова. – М.: Молодая гвардия, 1985. – 640 с.

Фрагмент 1,С. 32.

В спальне я гневно кричал:

- Вы кто такие? Вы люди или…

- Мы урки, послышалось с какой-то дальней «дачки».

- Уркаганы!

- Врете! Какие вы уркаганы! Вы самые настоящие сявки, у себя крадете. Вот теперь сидите без сала, ну и черт с вами! На праздниках – без конфет. Больше нам никто не даст. Пропадайте так!

- Так что же мы можем сделать, Антон Семенович? Мы не знаем, кто взял. И вы не знаете, и мы не знаем.

Фрагмент 2, С. 35

Я привел Буруна на суд народный, первый суд в истории нашей колонии.

В спальне, на кроватях и на столах, расположились оборванные черные судьи. Пятилинейная лампочка освещала взволнованные лица колонистов в бледное лицо Буруна, тяжеловесного, неповоротливого, с толстой шеей, похожего на Мак-Кинлея, президента Соединенных Штатов Америки.

В негодующих и сильных тонах я описал ребятам преступление: ограбить старуху, у торой только и счастья, что в этих несчастных тряпках, ограбить, несмотря на то, что никто в колонии так любовно не относился к ребятам, как она, ограбить в то время, когда она просила помощи – это значит действительно ничего человеческого в себе не иметь, это значит быть даже не гадом, а гадиком. Человек должен уважать себя, должен быть сильным и гордым, а не отнимать у слабых старушек их последнюю тряпку.