4. Становление гетерогенного типа духовной жизни людей. Феномен знания

Нашей новой задачей становится обнаружение того в с е о б щ е г о о с н о в а н и я, на котором некоторые региональные варианты духовного поиска обретают один и тот же инвариантный смысл, независимо от различий, которые неизбежны в условиях исторической и географической изоляции исследуемых регионов. Дело в том, что отмеченная выше синхронность исторических преобразований во всех трех регионах отнюдь не может стать решающим аргументом по отношению к нашей конечной цели - п о н и м а н и ю того, как стал возможным в принципе феномен философской формы духовной жизни людей. Прогресс исторического знания может внести, а можно сказать, даже наверняка внесет в эту картину множество уточнений. Единственное, в чем заключался смысл нашего исторического анализа, это установление определенного сходства в глубинных закономерностях развития и в основных тенденциях целостного развития этих регионов. В том, что такое сходство есть, у нас нет никакого сомнения. Отсюда возникает новый вопрос, имеются ли соответствия (и если имеются, то какие конкретно) между изменениями в материальной жизни людей и теми сдвигами, которые происходяв в их внутреннем, субъективном мире, в их духовной жизни накануне возникновения философии.

Чтобы разобраться в этих трудностях., необходимо довести до конца анализ исторических предпосылок и условий, которые тоже предшествуют возникновению философии, но уже совершенно иначе, чем прежде, поскольку теперь они непосредственно входят в само содержание процесса возникновения, становясь его уникальной внутренней формой.

Два исторически значимых факта должны стать теперь предметом нашего особого внимания.

1. В VIII- VII веках во всех этих регионах начинаются новые цивилизационные преобразования. Будучи поначалу совершенно неприметной, вторая цивилизационная волна поднимается затем с нарастающим ускорением. Этот процесс непрерывного усиления и расширения, поражающий воображение современных исследователей, продолжается примерно два столетия.

2. К VI-V векам в каждом из этих регионов завершается становление самобытной и богатой духовной культуры, внутри которой в конечном счете и возникает философия.

Начало новых цивипизационных преобразований, если судить о них с археологической точки зрения, кажется совершенно неуловимым и непонятным. В Греции, например, как накануне VIIl века, так поначалу и в течение всего этого столетия, люди жили и продолжали жить в мире небольших хозяйственно автономных деревенских общин. Основную часть населения и раньше, и в VHI веке составляло крестьянство. Аристократическая часть греческого общества мало чем отличалась по образу жизни от крестьян. Рабов было еще очень мало. Практически не было больших общественных зданий, храмов и тем более театров. И все-таки в VHI веке начинается какое-то странное оживление всей жизни людей. Начинается, например, колонизационный процесс, но никакой сколько-нибудь заметный демографический подъем ему не предшествует. Появляется новая форма человеческих объединений - полис, но основным признаком его возникновения остается всего лишь так называемый синойкизм, то есть совместное поселение нескольких ранее обособленных деревенских общин. Возникает и письменность, но никакого сходства с письменностью Микенской эпохи она уже не имеет. Теперь это уже алфавитная письменность, дошедшая и до нашего времени.

Аналогичные процессы происходили и в Индии, с тем отличием, что здесь они сплетаются с процессом проникновения индоарийских племен в долину Ганга и складыванием системы варн (сословий). Хронологически весь этот период был еще более растянутым и постепенным.

Единственное, о чем научные данные говорят со всей определенностью, так это о том, что эти процессы намечаются еще в Х веке, а завершаются, как и в Греции, к середине первого тысячелетия. Но к этому времени мы находим в долине Ганга, на том месте, где когда-то были сплошные джунгли, большие города с развитым ремеслом, торговлей и политической жизнью. В какой конкретно момент времени происходит пер е л о м от эпохи «смутных» по своему характеру и значимости перемен к эпохе становления новой цивилизации, археология сказать, по крайней мере в настоящее время, просто не в состоянии.

И, наконец, в Китае в первой половине VIIl века происходит, казалось бы, тоже рядовое для эпохи межплеменных столкновений и этнического противоборства событие - столица Западного Чжоу переносится . далеко на восток, а на прежнем месте некоторое время спустя постепенно складывается устойчивый комплекс так называемых срединных царств. Срединные царства находились в постоянных контактах с этнически разнородными малыми и крупными социально-политическими общностями. В отдельные периоды число этих государств доходило до двухсот, от которых к середине первого тысячелетия, когда происходит пышный расцвет китайской цивилизации, остается менее тридцати.

Неспособность археологии зафиксировать момент перелома от конца переходной эпохи к началу нового этапа преобразований, знаменующих собой зарождение цивилизаций второй волны, связана с тем обстоятельством, что никаких материальных изменений феномен «перелома» фактически и не требует. Множество «элементов», в роли которых выступают общины самого разного типа, начинают устанавливать между собой внутреннюю связь. Их старые, ранее обособленные «функции», в свою очередь, утрачивают стихийный характер и, притираясь, начинают обретать общую «структурную» взаимообусловленность. С п с и х о л о г и ч е с к о й точки зрения этот «перелом» потребовал всего лишь массового осознания того факта, что форма силового разрешения всех жизненных проблем, связанных с расселением и претензией на единовластное владение всей территорией, губительна для всех .. С э т н и ч е с к о й точки зрения этот же «перелом» означал, что за время долгого соперничества племенная структура продолжала распадаться, поскольку общины, принадлежащие к разным родам, вынуждены были селиться рядом, обмениваться друг с другом продуктами своего труда и вступать в брачные отношения, постепенно складываясь в новый этнос. И, наконец, с п о л и т и ч е с к о й точки зрения этот же «перелом» свидетельствовал о начале договорных отношений нового типа между прежними носителями власти, в роли которых могли выступать и мелкие царьки, и вожди племен, и родовая знать, и выборные представители отдельных общин. Содержанием всех этих договорных отношений «нового типа», удовлетворяющим всех людей, уставших от бесконечных раздоров, могло быть только одно - признание принципов естественного права на владение той территорией, которая на момент договора некоторой общиной оказалась уже занятой.

Все эти психологические, этнические и политические перемены имели один и тот же итоговый смысл, но двоякую -..::. объективную и субъективную - значимость. Для повседневной жизни людей особо значимым был тот факт, что время стихийного передела территорий, по рожденного миграционными процессами и противоборством разнотипных этносов, в основном закончилось, и наступило в р е м я с т а б и л и з а Ц и и. Именно этой, новой и желанной ситуацией объясняются и начавшееся оживление реальной жизни, и его «странные» проявления. Греческая колонизация создает новые возможности для той части населения, которая недовольна стабилизацией, и одновременно устраняет эту наиболее беспокойную часть из метрополии. Стягивая население окрестных деревенских общин под защиту крепостных стен, практика синойкизма создавала гарантию для нормализации повседневного бытия. Вместе с тем открывались новые возможности для развития ремесла и торговли, а в дальнейшем и для превращения зарождающегося полиса в политически оформленную целостность. Внутри полиса его население практически с самого начала оказывается разделенным на три сословия - родовую знать, крестьян и ремесленников, с их особыми интересами и политическими ориентациями. И, наконец, ~.исьменность, создаваемая по алфавитному принципу, новому для всех без исключения этнически разнотипных частей городского населения, созда- • вала реальные условия не только для экстенсивного развития общегреческой цивилизации, но и для радикальной трансформации ее духовной культуры.

К VI-V векам во всех трех регионах происходят радикальные сдвиги, и наиболее значимым из них стал расцвет цивилизации. В Греции, например, на месте прежнего деревенского мира появляется множество городов-государств с местными рынками, развитым ремеслом и разнообразной политической жизнью. Внутри каждого города появляются прекрасные общественные здания, храмы, театры и стадионы. Греческие колонии занимают уже чуть ли не все берега Средиземноморья, а торговые связи и денежные отношения более или менее прочно. связывают их друг с другом, с местным (негреческим) населением и с метрополией. Аналогичные перемены происходят к этому времени в Китае и Индии.

В то же самое время во всех трех регионах впервые проявляются и чем дальше, тем основательнее нарастают существенные различия в темпах, формах и путях развития цивилизационных преобразований. Наиболее архаичными остаются цивилизационные сдвиги в Индии. Слово «арья» теперь уже утрачивает прежний узкоэтнический смысл, поскольку индоарийские пастушеские племена стали составной частью нового этноса, но следы его преимущественной значимости сохранились и в сословных различиях, и в культах, и в консервативности политической организации социума. Свобода общения и обмена деятельностью ограничивается еще и тем обстоятельством, что на базе ведийского языка и местных диалектов складывается не единый язык, а разныe виды индоарийских языков, в том числе эпический санскрит. Хотя в результате роста городов и оживленной торговли в Индии возникает денежное обращение, главным богатством индийца все же остается скотбыки, которые были тягловой силой, и коровы, дававшие важнейшие продукты питания.

Основой процветания цивилизации в Древнем Китае становится земледелие. К середине первого тысячелетия здесь происходят кардинальные изменения, связанные с освоением плавки железа и созданием гидротехнических сооружений. Распространение железных орудий и ирригация позволили существенно расширить площади обрабатываемых земель и перейти к интенсивной системе земледелия, что и определило расцвет цивилизации в течение двухвекового периода Чжаньго. Родовые отношения в Китае были поэтому разрушены наиболее радикально.

Что же касается Греции, то здесь на первый план выходят ремесло и торговля. Недостаток и относительная бедность земли на материковой части Греции, с одной стороны, и «великая греческая колонизация», с другой - сделали Грецию очагом наиболее продвинутого, бурно развивающегося типа цивилизационных перемен. Таким образом, расцвет цивилизации в Индии, Китае и Греции достигается на основе тождественных этнокультурных процессов (и потому примерно совпадает во времени), но при существенно различающихся экономических условиях.

Другой, не менее существенный по масштабам и последствиям сдвиг происходит в социальной сфере: межплеменные и межобщинные отношения повсеместно вытесняются политическим противоборством сословий внутри государств. Возникновение городов и образование в долине Ганга государств Древней Магадхи сопровождается разделением всего населения на три сословия (варны) - брахманов (езнаюших священные тексты»), кшатриев (военную знать) и вайшьев (свободных общинников - главным образом земледельцев и скотоводов). Несколько позднее складывается и четвертая варна - шудр, в которую включалось все неравноправное население, в том числе разорившиеся соплеменники и. ремесленники.

В Китае трансформация социальной структуры развернулась в другом направлении. Основное противоборство происходит здесь между правителями, не желающими мириться с номинальным смыслом центральной власти, и наследственной аристократией, отстаивающей свои потомственные привилегии. В ходе этого противоборства число соперничающих царств в Китае постепенно сокращается, а сильнейшие из них медленно эволюционируют в сторону военно-бюрократических деспотий. Кроме двух указанных соперничающих сил, китайское общество включало еще и свободных земледельцев-общинников, среди которых все более возрастало имущественное неравенство и долговое рабство. Ремесленники и торговцы в Китае какой-то самостоятельной политической силой не были и, как правило, поддерживали правителей в их борьбе с наследственной знатью.

Сопоставление структурных социальных изменений по одному и тому же параметру - месту и роли сословия ремесленников - приводит К выводу, что наиболее архаичными эти изменения были в Индии, а наиболее продвинутыми - в Греции. В социальной структуре греческого полиса сословие демиургов (ремесленников), хотя и считалось низшим (по отношению к родовой знати и земледельцам), было одним из' наиболее активных. К многочисленному сословию демиургов в Греции относились не только мелкие ремесленники, но и матросы, строи~ тели, торговцы, врачи, художники, поденщики и т.д.

Еще более неравномерной во всех трех регионах была социальная значимость торговли и социокультурная роль людей, деятельность ко-, торых постоянно соприкасалась со сферой э к в и в а л е н т н о г о о б « м е н а. В Греции торговля, и в особенности морская торговля, содержала в себе значительные потенции как для сближения и внутренней консолидации демоса внутри каждого отдельного полиса, так и для складывающегося самосознания нового общегреческого этноса. Из метрополии на колониальную периферию к этому времени (VI-V вв.) шел мощный поток изделий ремесленного производства, а также продуктов специализированного сельского хозяйства - вино и масло. Столь же. мощным был и обратный поток из КОЛОНИЙ в метрополию - поток сырья, массовых продуктов питания, особенно товарного хлеба, и рабов. Оживленная торговля была характерна для рассматриваемой эпохи и в Китае, и в Индии. На пересечениях сухопутных и речных торговых путей возникали многолюдные города, которые становились центрами бурной политической, хозяйственной и духовной жизни, но сравниться с аналогичными процессами в Греции ни по масштабам, ни по интенсивности они, конечно, не могли.

Почему приходится судить о степени и мере опережения или отставания той или иной региональной цивилизации в зависимости от места и роли в жизни социума не земледельческого сословия и уж тем более не родовой знати, а именно сословия демиургов? Прежде всего, потому что жизненное благосостояние этого сословия целиком и без остатка зависит от о б м е н а результатов его труда на продукты земледелия и скотоводства. Ремесленник объективно заинтересован в благосостоянии, основанном на всемерном развитии всех разновидностей продуктивного хозяйства. Кроме того, труд демиурга по своему внутреннему существу является т в о р ч е с т в о м. В смысловом спектре древнегреческого слова «демиург» значится не только ремесленник, но и мастер, строитель, творец. И это не случайно. Земледелец и скотовод имеют дело с природой. Наблюдательный земледелец целиком зависит от живого созерцания природных превращений, Лишь в непосредственном знании их циклически повторяющегося единства он ищет и находит все более хитроумные способы извлечь из природы свой собственный, медленно возрастающий продукт. У природы вынужден учиться и скотовод. От ее милостей, в которые приходится только верить, зависит не только желанный приплод, но и его собственное благополучие. Напротив, вся жизнь и все благополучие людей третьего сословия зависят совсем от иных условий и обстоятельств, делающих это сословие социально единым при всем бесконечном многообразии видов и типов их практической деятельности. В Греции демиургом называли гражданина, занимающегося какой-либо деятельностью за вознаграждение. Изделие демиурга и в качестве своем, и по количеству, и по времени изготовления зависит не от сезонных циклов и не от милостей природы, а от собственного умения и совершенства орудий. Ремесло, таким образом, не просто связывает все прежние типы деятельности - земледелие и пастушеское скотоводство, поскольку непосредственно (и круглогодично) обслуживает их, но и становится в н у т р е н н е обусловленным. Демиург вынужден непрерывно проигрывать в уме проблемные ситуации, конкретное содержание которых зависит от наличия и качества сырья, орудий труда, собственной смекалки и, что особенно важно, от з н а н и я т о г о, к а к м о г у т б ы т ь и с п о ль з о в а н ы д р у г им и людьми создаваемые им изделия, например, плуг или седло. В Д е я т е л ь н о с т и р е м е с л е н н и к а з н а н и е впервые становится опосредствованным знанием, знанием как таковым, в отличие от интуиции земл е Д е ль Ц а и в еры с к о т о в о Д а. Именно знание и сближает как самого «творца» с его «творением», так и все три разновидности продуктивной деятельности. Феномен знания возникает, таким образом, на принципиально новом основании, дополнительном по отношению не только к мифологии, но и к интуиции, и к вере. Субъективная сфера нового складывающегося этноса становится одновременно и внутренне разнородной, и тяготеющей к единству.

Указание на факт разнородности субъективной сферы, складывающейся в процессе становления цивилизаций второй волны, останется непродуктивным до тех пор, пока мы не различим в этом сложном и динамичном конгломерате его ведущие тенденции. Таких тенденций поначалу было три. Одна из них - п с и х О л о г и ч е с к а я - складывается на основе непосредственного речевого общения индивидов, всегда и во всех обстоятельствах оставаясь предельно изменчивым сплавом бессознательных, подсознательных и частично осознаваемых влечений, мотивов и умонастроений.

Вторая тенденция - р е Ф л е к с и в н а я - формируется на основе внутренних, глубинных процессов, детерминированных рождением нового, сложного по своему составу этноса, части которого долгое время остаются носителями разных способов восприятия пространства, типов интеллекта, а теперь еще и форм знания. Лишь в конечном счете все они соединяются в ц е л о с т н ы й с п о с о б м ы ш л е н и я, о с нованный на динамике прямых и обратных связей.

Начало и внутренний смысл этой наметившейся тенденции уже рассмотрены. Нам остается осмыслить лишь те вторичные процессы, которые становятся к а т а л и з а т о р а м и, ускоряющими процесс соединения обособленного и разнородного во внутренне связанное и единое. Таких катализаторов было поначалу два - один стихийный, спонтанно вырастающий благодаря развитию торговли, а второй - осознанный, формирующийся в процессе становления политических интересов и политического самосознания.

Ни торговля как таковая, ни сам торговец нас, конечно, не интересуют. Но без и д е и э к в и в а л е н т н о с т и, с которой органически связан этот род деятельности, немыслимы ни сама про изводящая экономика в ее самодостаточной целостности, ни тот способ мышления, который делает эту самодостаточность внутренне возможной. Реальная встреча земледельца, пастуха и ремесленника происходит на «рынке», и только там, в процессе общения и обмена мнениями, происходит «глубинное» согласование различающихся интересов и тех видов знания, которыми индивиды непосредственно обладают. Проникая во все поры общественной жизни людей, торговля несет с собой смысл соотносительности не только трудовых усилий и не только равенства или неравенства собственной доли индивида в совместной жизни полезно еще и значимости самих идей. Немало важен и непосредственный опыт торговой деятельности индивида. Деньги требуют не только счета, но и расчетливости, умения быстро соотносить между собой разные по качеству и количеству вещи, ценить время и сводить к звонкой монете, казалось бы, совершенно неосязаемые услуги. Мы ш л е н и е и есть основанная на прямой и обратной связи способность абстрагироваться от своих собственных, интуитивных представлений, находить необходимые для общения чувственные образы, речевые аналоги или метафоры, и с их помощью временно переходить на «точку зрения» другого человека, с иным типом восприятия пространства, иным интеллектом и иной формой знания.

Значимость политического противоборства для становления самосознания людей Этой эпохи и его роль во внутренней жизни полиса прекрасно описана в исследованиях Ж.-П.Вернана и не нуждается поэтому в каких-либо дополнениях. Зато становлению третьей _ Д у _ х о в н о й - тенденции в становлении целостной субъективной сферы этого времени должен быть уделен максимум внимания, поскольку именно она является особенно важной для понимания тождества и региональных особенностей процесса происхождения философии.

Феномен духовной, но еще не рефлексивной кyльтуры возникает уже в условиях первобытности, где он существует в форме мифологии. В те времена люди представляют Дух в качестве внешней и чужеродной ,силы, скрытой за реальными вещами и стихиями и обладающей необъяснимым подобием самому человеку как живому и мыслящему сущеетву. Уверенность в существовании этой чужеродной одухотворенности основывалась на фактах присутствия вокруг людей множества явлений, обладающих собственной потенцией и потому кажущихся людям олицетворенными. Олицетворялись не только неорганические стихии и живые существа, но и непонятные по происхождению социальные феномены (в античной мифологии, например, Посейдон, дриады, музы, судьба - Ананке и т.д.). Причиной олицетворения бы; сам человек, который с помощью имен обозначал те явления и вещи, которые встречались на его пути. Но с того момента, когда некоторая чужеродная вещь или явление получали имя, последнее становилось тенью самой этой вещи, сопровождая каждый ее контакт с человеком .. Сталкиваясь, например, с бушующей морской стихией, имеющей ее «собственное» имя и вызывающей целую гамму чувств и фантастических образов в с о б с т в е н н о й душе индивида, архаический человек неизбежно одухотворял и олицетворял само море. Поскольку единственно универсальным способом олицетворения в этот период являлся основанный на доверии миф, постольку вся духовная культура первобытной эпохи всегда оставалась гомогенной.

Духовная культура земледельцев, характерная для цивилизаций первой волны, была тоже гомогенной, но основанной уже не на мифе, а на интуиции. И только теперь, начиная с VIII- VI веков, накануне и в период расцвета цивилизаций второй волны, духовная культура впервые становится г е т е р о г е н н о Й. Она складывается на этнически разнородном, хотя и тяготеющем к внутреннему единству, сознании. Политическое сознание в свою очередь, с одной' стороны, формирует у всего свободного населения всеобщие гражданские идеи и чувства, а с другой - выступает гарантом независимости каждого частного домохозяйства (койкоса» как основной экономической и социальной единицы внутри полиса. Кроме этнического и политического сознания,

духовная культура формирующейся цивилизации включала и мифологическое сознание как пережитонёшевнего родового отношения к миру, и языческое сознание, основанное на той вере, с которой появились на данной территории пришедшие с севера пастушеские племена. Поскольку знание становится в принципе возможным, зарождаются первые научные представления, особенно математические и астрономические. И наконец, в процессе становления гражданского самосознания полиса во внутреннюю структуру всей субъективной сферы входит еще и идея «логоса» как той еще весьма неопределенной речевой основы, которая становилась формой объективации всех тяготеющих друг к другу интенций. В VI- У веках существительное «логос» имело в греческом языке более двадцати различных значений, в том числе «слово», «рассказ», «повествование» и др. [25. С. 19].

Становление духовной тенденции, неудержимо разрастающейся в своем многообразии, остро нуждается в принципиально новой форме закрепления, открытой для приращения и изначально готовой для соединения каких угодно мысленных модификаций. Такой формой и становится п и с ь м е н н ы й т е к с т, основной единицей которого становится уже не органически сплавленный с индивидом знак (жест, мимика, устное слово), а знак, отъединенный от индивида и потому способный к относительно независимому существованию в виде представителя абстракции, символа или метафоры. И м е н н о те к с т и и с торически складывающаяся на его основе духовн О С Т Ь и с т а н о в и т с я у н и в е р с а л ь н ы м д л я в с е й к у л.ьтуры способом соединения разнородных устремлений, их устойчивого сохранения во времени и п о с л е Д у ю щей т р а н с фор м а Ц ииПервым зеркальным выражением духовных трансформаций стали древнейшие, стихийно сложившиеся эпические тексты - «Махабхарата>, «Илиада» и «Шицзин». Всем этим текстам, записанным в VIII-VI веках, предшествовала еще более продолжительная традиция речевого (у с т н о г о) взаимодействия множества индивидов, представляющих самые разнообразные жизненные позиции. Сближение и сплетение разных культур и этнических стереотипов происходило в процессе непосредственного общения, но завершается этот процесс появлением текстов, аккумулирующих в себе множество прежде обособленных культов и трансформирующих их в существенно иную, нежели миф, устойчивую во времени языковую форму - эпос. Рождение новых этнических общностей стало, таким образом, потребностью времени, воплощаясь в особой форме - сначала в песне, требующей музыкального сопровождения, и в людях (певцах и поэтах), способных к передаче складывающейся устной традиции от одного поколения к другому, а затем и в целостных письменных сводах, знаменующих собой возникновение новой духовной традиции.

Эпос непосредственно завершает «смутные» времена и создает возможность для движения к новым ориентирам. «Ригведа», например, еще вся пропитана целостным религиозно-мифологическим мироотношением, оставаясь собранием ритуальных гимнов. В отличие от нее «Махабхарата» представляет собой огромный свод, состоящий отчасти из обновленных версий древних мифов; отчасти из сказаний, излагающих доктрину об «аватарах» ~ нисхождениях на землю в разных воплощениях Вишну (хранителя вселенной и основного божества индуистской религии), а отчасти становится уже формой своеобразного поэтико-исторического повествования. В сюжетном центре «Махабхараты» находится символическое повествование о расколе когда-то единого племени и долгое противоборство двух героических кланов за власть в одной-стране.

Еще дальше уходит от глобального мифологизма «Илиада», Героями здесь становятся не только полумифические существа, наподобие Ахиллеса с его единственно уязвимым местом - знаменитой пятой, но и простые смертные люди, способные, однако, бросить отважный вызов самим богам. В «Или аде», кроме того, появляется еще один' «герой»-- внутренний мир человеческих чувств, нравственных переживаний и душевных страданий. Даже в Ахиллесе, этом мифическом получеловеке-полубоге, человеческое, сострадающее начало постоянно берет верх над божественным бесстрастием. Вместе с «Илиадой» впервые появляется и феномен авторства. И дело. здесь не только в том, что историческая память сохранила ДЛЯ потомков имя Гомера. У «Илиады» действительно есть творец, композиционно оформивший поэму И сумевший выразить собственное, личностное отношение и к богам, и к героям. Авторские симпатии уже не на стороне богов, мотивами поступков которых являются злоба, зависть и коварство, а на стороне героев, вынужденных по прихоти бессмертных богов убивать друг друга. Тенденция, намеченная «Илиадой», закрепляется и еще более четко обозначается в УН веке у Гесиода в его поэме «Труды и дни». В центре внимания здесь уже не героика, а обыденный труд земледельца. И усп~х в состязании между людьми зависит уже не от избирательного покровительства - враждующих между собой богов, а от собственной рачительности и р а ц и о н а л ь н о й организации своего хозяйства. И личная авторская позиция Гесиода выражена со всей определенностью: автор - зажиточный земледелец, использующий во время сезонных работ наемный труд, а за пределами этих работ озабоченный снаряжением своего корабля и продажей готовой продукции. А потому он осуждает и презирает бедность, устремлен к богатству и готов приносить жертвы богам лишь ради жизненного преуспеяния.

Свидетельства наиболее перспективной формы преодоления безраздельного господства мифологического мировосприятия мы находим в Китае, в частности, в самом древнем эпическом тексте, каким является «Шицзин». По существу все песни этого древнего текста предполагают личностное отношение ко всему, что образует сложный и многообразный Мир, окружающий человека. Даже культовые гимны, например, «верховному владыке неба», и многочисленные гимны царям пропитаны этим эмоциональным отношением - лирическим чувством, благоговением и рационально осмысленной признательностью. Фигура царя находилась в полном соответствии с этим новым мировосприятием: царь стоял в центре вселенского круговорота - он правил по «небесному мандату»; он был «Единственный», поскольку только он являлся носителем мистической животворящей силы, которую в Китае обозначали термином «д э»; царь, наконец, считался одновременно властителем, святым и мудрецом. Неудивительно, что в духовной куль- . туре Китая чем дальше, тем основательнее секуляризируется не только мифология, !i0 и религия.

Анализ актуального содержания и исторически обусловленных различий эпоса в каждом из трех регионов, ставших предметом нашего внимания, важен не сам по себе, а для понимания тождества и различий процесса зарожления того всеобщего основания, на котором философия непосредственно возникает. Пр е Д с т а в л е н н а я в т е к стах новая духовная культура становится местом", «сборки» не только разнородных этнических культур, но и тех предельных мысленных образов, вырастающих из существенно отличающихся друг о т,> друга типов интеллекта и способов восприятия пространства. Статическая и динамическая у с т а-, новка; интуиция и вера; живое созерцание и воображение, основанное на логике родового мышления; непосредственное знание и знание, о п и р ающееся на текст, - все эти начала обречены теперь на превращение в разнородные формы един о г о о т н о ш е н и я к миру. Внутри этого этнически единого, но множественного, а отчасти и разнородного по своим духовным интенциям основания в конечном итоге и возникает философия.

Анализ конкретно-исторических условий и обнаружение того в с е о б щ е г о о с н о в а н и я, на котором некоторые варианты духовного поиска обретают один и тот же инвариантный смысл, позволяет понять и те случаи регионального становления новой духовной культуры, которые трагически обрываются на стадии складывающейся предфилософии. В Месопотамии, например, где возникают самые древние на Земле цивилизации, их эволюция тоже приводит к разнообразной духовной культуре, Возникает и эпос, а вместе с ним зарождается и философский поиск. В «Эпосе о Гильгамеше» повествуется, например, о поисках бессмертия и впервые ставится вопрос о смысле человеческого существования. Для завершения этой наметившейся тенденции не хватило одного лишь, но исключительно важного условия - стабильности. Бесконечные войны и нашествия все новых и новых племен, стихийные изменения русел рек и многие другие обстоятельства подобного же рода привели к тому, что в Месопотамии так и не сложился ни единый язык.

Легенда о великом Вавилонском столпотворении имеет, таким образом, не только религиозный, но и глубокий философский смысл. Завершающий удар по наметившейся тенденции нанесли походы Александра Македонского и последовавшее за этим господство более высокой греческой, а также иранской духовной культуры. Необходимость в самобытной философии в этом регионе так и не появилась.