Септическая ангина

1942–1947 Годы

Врачи снова столкнулись с этим заболеванием, когда началась Великая Отечественная война. Так, из 30 сельских районов Прикамья, пораженных в 1942 г. «септической ангиной», 100 %-ный смертельный исход наблюдался в 8 районах, в которых заболело 32 человека, но никого из них спасти не удалось. В 1942 г. и в большинстве других районов возникало это заболевание в форме рассеянных единичных случаев. Было выявлено 747 заболевших, а смертность к числу больных составила 53 %^[794].

К маю 1942 г. заболевание было диагностировано в 19 районах Оренбургской области. За 1943 г. заболело 2025 человек, умерло свыше 600 (33,6 %). К июню 1944 г. число заболевших в 17,6 раза превысило количество больных за весь 1942 г. и в 11,3 раза – заболеваемость 1943 г.^[795]

Пик заболеваемости в целом по стране пришелся на 1944 г., когда численность только зарегистрированных заболевших достигла 173 тыс. человек, из которых около 28 тыс. человек умерли. Наиболее высокий уровень заболеваемости и смертности от «септической ангины» отмечался в России, с наибольшим охватом Куйбышевской, Чкаловской, Ульяновской областей, Башкирской и Татарской АССР. Органам управления здравоохранения и медицинским учреждениям в Перми, Уфе, Ульяновске, Чкаловске и ряде других городов, где отмечались наибольшие вспышки «септической ангины» с высокими показателями смертности, было дано задание в кратчайшие сроки изучить причины возникновения болезни, особенности течения, разработать способы и средства ее предупреждения и лечения.

Выяснилось, что изучаемая болезнь – не инфекционная. Вызывается неизвестным токсическим продуктом, который образуется в перезимовавшем под снегом зерне. В условиях эвакуации, при дефиците питания, тысячи истощенных жителей весной выходили на поля и собирали лежавшие под снегом колоски. Хлеб из перезимовавшего зерна ничем особенно не отличался от обычного хлеба, а заболевание развивалось после более или менее значительного срока его потребления – через 1–2 месяца. Если хлеб был сладковат на вкус, вызывал жжение в полости рта, то заболевание возникало сразу на 2–4-й день.

В патогенезе заболевания на первый план выступал неизвестный токсин, разрушавший систему кроветворения, а затем на втором плане проявлялись различные реакции на этот токсин со стороны всего организма.

После консультаций Ученого совета Наркомздрава и его рекомендаций 31 декабря 1943 г. был подготовлен специальный приказ № 38 уполномоченного ГКО «О мероприятиях по предупреждению и борьбе с септической ангиной». Был проведен учет полей с неубранным осенью урожаем в областях, где фиксировались вспышки заболевания. Неубранные поля были взяты под охрану, проводилась широкая разъяснительная работа среди населения, но число погибших росло.

Советская медицина еще раз столкнулась с «септической ангиной» в голод 1946–1947 гг., но врачи уже знали, как с ней бороться^[796].

Туляремия Лето 1942 года Сталинградская область

Вспоминая о подготовке к контрнаступлению в районе Сталинграда, которое должно было начаться 19 ноября 1942 г. мощной артиллерийской подготовкой, а затем бомбоштурмовыми ударами авиации, бывший командующий 16-й воздушной армией и будущий маршал авиации С. И. Руденко писал в своей книге «Крылья победы»: «Десять дней, предшествовавшие контрнаступлению, оказались драматическими для 16-й воздушной армии. В первой половине ноября нас предупредили о нашествии мышей. К тому же грызуны оказались больны туляремией – мышиной холерой. Больше всего не повезло штабу армии. Проникая в дома, мыши заражали продукты и воду, заболевали люди. И перенести штаб было невозможно, поскольку линии связи пришлось бы прокладывать заново. Вскоре заболели мои заместители. Потом слегли связисты и медики. Болезнь у всех протекала тяжело, с высокой температурой. Были даже два смертельных случая. В строю оставались только двое: я и подполковник Носков из оперативного отдела. Пришлось вызвать одного офицера из дивизии. Связался с Москвой и попросил прислать нового начальника штаба. Ведь срок операции уже приближался».

По данным из отдельных источников число заболевших достигло 100 тыс. человек. Для сравнения, в 1941 г. и 1943 г. число заболевших не превышало 10 тыс. человек и это по всему СССР, а не в отдельной области.

Конго-крымская геморрагическая лихорадка

1944 год

Крым

Инфекционное заболевание человека, передающееся через укусы клещей, вызываемое вирусом Конго-крымской геморрагической лихорадки. Заболевание характеризуется лихорадкой, выраженной интоксикацией и кровоизлияниями на коже и внутренних органах.

Впервые в мире было выявлено в Крыму в 1944 г. В 1955 г. обнаружено на территории Конго.

Чума

1949 год

Туркмения

После войны условия работы врачей в очагах заражения чумой остались таким же, как и в двадцатые годы. Вспоминает бывший сотрудник саратовского института «Микроб» Л. А. Мельников:

«Кызыл-Арват был оцеплен войсками. Солдаты, вооруженные карабинами, по двое-трое патрулировали все вокруг, перекрывая дороги и тропы. На многих были ватно-марлевые маски, закрывающие рот и нос. Мы ехали по совершенно пустым улицам среди домиков с наглухо закрытыми ставнями и запертыми дверьми. Административные учреждения, магазины, почта, милиция были закрыты. С трудом удалось отыскать несколько испуганных чиновников из райисполкома и работников райкома партии. Они рассказали, что чума фактически парализовала жизнь города. Из-за боязни заразиться никто не покидал своего дома.

На второй день после прибытия нашего эпидотряда поступил сигнал о наличии больных и умерших в одном из аулов. На подъезде к месту, примерно за километр, мы заметили оцепление из солдат. Две черные юрты одиноко стояли среди степи. Подошли военные врачи, офицеры. Рассказали, что, по их сведениям, в ауле умерли шесть человек. Несколько женщин с детьми разбежались и пока не найдены. Ни у кого не вызывало сомнения, что это – чума. Однако требовалось бактериологическое и патологоанатомическое подтверждение диагноза.

Нагруженные инструментами, канистрами с дезраствором и другим необходимым снаряжением, мы медленно брели по раскаленной почве к пораженному заразой аулу. Наша одежда состояла из комбинезона, двух халатов, надетых друг на друга, белой косынки, медицинской шапочки, толстого ватно-марлевого респиратора, очков-консервов, похожих на мотоциклетные, резиновых сапог, клеенчатого фартука и двух пар резиновых перчаток. В этом одеянии мы были похожи на космонавтов, неуклюже передвигающихся по поверхности Луны. Солнце палило нещадно, и пот струями стекал вниз, скапливаясь в резиновых сапогах.

Откинув полог юрты, мы заглянули внутрь. Перед глазами предстала страшная картина. Трупы мужчин и женщин в беспорядке лежали на кошмах и земляном полу. Чума обезобразила их лица, а кожа казалась черной. Запах тления проникал даже через толстый слой респиратора. Мы сделали поверхностный осмотр и описание погибших. Затем вытащили трупы наружу и произвели вскрытие… После обработали раствором лизола юрту и одежду, распылили дуст по кошмам и коврам для уничтожения блох и засыпали трупы хлорной известью. Вернувшись в лагерь, я не смог удержаться от соблазна немедленно посмотреть под микроскопом сделанные на месте мазки… Увиденное потрясло меня… казалось, вся ткань умершего состояла из чумных бацилл. Утром следующего дня половина персонала нашей экспедиции была занята неприятным, но необходимым делом сжигания трупов умерших от чумы. В условиях безлесной пустыни это мероприятие оказалось далеко не простым. Одни грузовые машины воинской части откуда-то издалека привозили дрова, другие – собранный в округе саксаул. Огромные костры горели целый день. Когда кончились дрова, выяснилось, что трупы до конца не сгорели. К вечеру подъехала цистерна с нефтью, и солдаты направили толстые шланги в недогоревшие костры. Пламя вспыхнуло с новой силой…

Несчастные, испуганные родственники и соседи умерших от чумы в панике разбегались подальше от очага заболевания. Они знали, что их будут искать, и поэтому прибегали к любой хитрости, чтобы избежать помещения в карантин. Поиски и выявление контактных иногда напоминали детективные истории с погонями и захватом.

В качестве пациентов ко мне приводили больных верблюдов. В одном случае нам удалось выделить чумной микроб. Мы долго добирались в глухих песках до места падежа. За это время труп вздулся от гниения, как шар. Когда его стали вскрывать, нас буквально с ног до головы залило зловонной жижей из его брюха. Весь противочумный костюм промок, а самочувствие было близким к обмороку. Кое-как взяли на биопсию органы, а потом долго отмывались и дезинфицировались. Риск заразиться чумой был велик»^[797].