Глава 23. Паразитарные тифы

Еще в XVI столетии Джироламо Фракасторо описал болезнь, в которой можно узнать сыпной тиф. Тем не менее до XIX века врачи так и не могли окончательно выделить его из группы многочисленных лихорадок и горячек. Тиф скрывался тогда под различными названиями: злокачественная лихорадка, пятнистая болезнь, нервная повальная горячка, госпитальная горячка, пятнистый тиф и т. п.

Даже в середине XIX века не существовало еще четкого определения сыпного тифа как самостоятельной нозологической единицы. Так, на заседании комиссии, организованной для выработки мер, которые могут остановить распространение эпидемий в осажденном Севастополе, 18 февраля 1856 г. Н. И. Пирогов говорил: «В Крыму появились уже повальные болезни: тиф простой, тиф с пятнами и крымский, тифозный понос и дизентерия, которые с октября прошлого года господствуют между нашими войсками…».

В 1856 г. на заседании физико-медицинского общества в Москве был поднят вопрос о существовании различных видов тифозных заболеваний, но обнаружились такие разногласия, что решено было запросить врачей других городов. В ответ на запрос общество архангельских врачей сообщило, что оно «…признает только один typhus и его легчайшую форму febris typhoidea; все же остальные подразделения… считает одним в сущности процессом». То же заявили и вилепские врачи. В Харьковском медицинском обществе признали необходимость различать тифы в 1869 г., а в Киеве еще в 1868 г. многие врачи считали тифозную болезнь единой^[608].

Только в 70-х годах прошлого столетия в нашей официальной медицинской статистике стали отличать сыпной тиф от брюшного, но и то часто выделяя группу «неопределенных тифов».

Большой вклад в изучение сыпного тифа сделали отечественные врачи. В 1812 г. полковой врач Я. И. Говоров, наблюдавший во время наполеоновских войн эпидемии сыпного тифа, дал подробное описание болезни, отметив ее большую заразительность^[609].

В это же время клиническая картина тифа описана и другим военным врачом Я. Д. Шировским^[610].

Ряд мелких замечаний об эпидемических особенностях сыпного тифа сделал в своем труде профессор Виленского университета Иосиф Франк, выделивший из всех лихорадок группу «скоротечных», а из последних – тифозную скоротечную горячку. Приводимое им описание картины болезни не оставляет сомнения, что Франк имел в виду сыпной тиф.

Очень подробно болезнь описана русскими врачами, наблюдавшими ее во время Крымской войны 1853–1856 гг. Эпидемия 1854 г. в Кавказской Армии описана Квятковским и Годзеевским, в Севастополе – П. Дьяковым, в Николаеве – М. Соколовым и Ф. Кияковским.

Классическое описание клиники, и дифференциальная диагностика тифов даны в 1868 г. С. П. Боткиным, окончательно выделившим его из пестрой группы «тифозных болезней».

В 1874 г. прозектор городской больницы в Одессе Г. Н. Минх на основании опыта самозаряжения кровью больного возвратным тифом высказал, а в 1878 г. опубликовал свое мнение о передаче сыпного и возвратного тифов кровососущими насекомыми. В 1876 г. О. О. Мочутковский там же и тоже героическим опытом самозаряжения доказал присутствие возбудителя болезни в крови больного.

Благодаря работам С. П. Боткина и его школы, а также Г. Н. Минха и О. О. Мочутковского отечественные врачи стали четко различать и определять сыпной, брюшной и возвратный тифы. До появления этих работ в России не разделяли эти болезни.

Поэтому сведения о распространении сыпного тифа в первой половине XIX столетия весьма отрывочны и неполны. Только по некоторым характерным эпидемиологическим особенностям и по клиническому течению заболеваний часть из описанных в то время эпидемий можно ретроспективно определить как эпидемии сыпного тифа.

Широкое распространение тиф получил в начале XIX века. «В ряду бедствий, – указывал Гезер, – постигших Европу в течение первых двух десятилетий нашего столетия, одно из первых мест занимают тифозные эпидемии, распространявшиеся от границ Азии до Португалии, от Скандинавии до Сицилии»^[611].

Среди болезней, производивших колоссальные опустошения в воюющих армиях, сыпной тиф обычно занимал первое место. Говоров писал, что во время похода 1808 г. в русской армии эпидемия нервной повальной горячки началась в апреле, сильнее всего свирепствовала в мае и прекратилась в июне, редкий солдат не пострадал от нее.

Сохранились многочисленные свидетельства об огромных эпидемиях во время Отечественной войны 1812 г. Так, во французской армии эпидемические болезни появились уже после перехода русской границы, и количество больных все время нарастало. Численность третьего армейского корпуса, когда он подошел к Москве, вместо 43 000 была 12 000 человек. Эпидемии достигли своего максимума во время отступления наполеоновских полчищ из России. Например, с декабря 1812 г. по январь 1813 г. в Вильно из 30 000 пленных французов умерло, по Гезеру, 25 000^[612].

Утверждать, однако, что это была эпидемия только сыпного тифа, нельзя; скорее имело место эпидемическое распространение ряда болезней, быстро сокращавших ряды деморализованных войск Наполеона.

В связи с той же войной большое распространение получили тифы и среди гражданского населения. Так, в медицинском описании русской столицы того времени указывалось: «Тифус, именуемый в просторечии нервной горячкой, показывается здесь иногда часто, а иногда повально. Не проходит почти ни одного месяца, в котором бы он не встречался, а всего чаще в марте, апреле, мае и осеннее время. Он здесь бывает самою опустошительною болезнию и кажется за несколько уже лет (с 1800 г.) весьма распространился. В несчастливый 1812 год похитил он в Петербурге до 2200 человек и почти столько же в следующий год»^[613].

Большинство эпидемиографов считают, что уже в начале столетия сыпной тиф встречался во всех частях обширной империи, в особенности же на севере и в средней полосе, в обеих столицах, Варшаве, Одессе Киеве, Риге.

Эпидемии тифа продолжались в России и после 1812 г. Булгаков отмечал, что среди населения Черниговской губернии нередко появлялась «повальная горячка», которую он называл «typhus»^[614]. Воскресенский, описывая эпидемию гриппа в 1827 г. в Сибири, указывал, что нередко к нему присоединялась нервная горячка, протекающая с бредом и высокой температурой, которая критически падает на 9-й, 10-й или 14-й день^[615]. Значительная эпидемия тифа имела место в 1821–1822 гг. в Новгородской губернии.

Главный доктор Тифлисского военного госпиталя И. А. Прибиль описал эпидемию тифа в 1827 г. среди военнопленных турок. Они были размещены в тесных и грязных жилищах, осенью между ними появились тифозные заболевания, количество инфицированных быстро увеличивалось и достигло максимума зимой. Болезнь была очень заразительна, один за другим заболело 3 ординатора тифозного отделения, а «…в самые опасные декабрьские дни ежедневно нужно было посылать туда новых фельдшеров и служителей». Прибиль отметил огромную завшивленность военнопленных и показал, что после мойки больных в жарко натопленной русской бане заболеваемость быстро пошла на убыль. Хотя автор приписывал наблюдавшуюся им эпидемию брюшному тифу, однако его клиническое описание не позволяет сомневаться, что речь шла о сыпном тифе^[616].

Широкое распространение болезнь получила в русской армии. Так, в 1835 г. в войсках, расположенных в Курляндии, Лифляндии, Белоруссии, Подолье и Малороссии, при списочном составе в 231 099 человек, было 35 518 больных, страдающих «послабляющими горячками, простыми и сложными» и 3302 больных «нервной горячкой». Первые преобладали в декабре и январе, вторая – в апреле и мае^[617].

Большая эпидемия «жестокой воспалительной нервной горячки» наблюдалась в сентябре и октябре того же года в воинских частях, расположенных в Киевской губернии.

В 1836 г. в той же армии, заболел нервной горячкой 3761 человек, из которых 1/3 умерла.

В обзоре санитарного состояния армии за 1837–1838 гг. упоминалось, что нервная горячка отличалась особой жестокостью и была «с темноцветными пятнами на груди, брюхе и конечностях».

Четвертая часть всех умерших от болезней умерла от тифа. Особенно пострадали войска, расположенные в Царстве Польском^[618].

Среди гражданского населения к этому времени относится эпидемия сыпного тифа в Тамбове, свирепствовавшая в городе в течение всей зимы 1834–1835 гг. В 1836 г. эпидемии тифа отмечены во Владимирской губернии, где «…зараза передавалась из дома в дом, из деревни в деревню, даже в дома помещиков», а также в Псковской, Смоленской и Курляндской губерниях^[619]. В последних широкое распространение получили нервная и гнилостная горячки. Смертность от первой составляла 6 %, а от второй – 10 %.

В 1839–1840 гг. эпидемии сыпного тифа описаны в Казани, Воронежской губернии, Петербурге. В 1841–1842 гг. жестокая эпидемия наблюдалась среди рабочих и солдат, занимавшихся земляными работами в Ново-Георгиевской крепости. Заболевших было так много, что пришлось на некоторое время прекратить работу^[620].

В 1845–1846 гг. губернии Западного края сильно пострадали от неурожая, резко ухудшившего и без того бедственное положение крестьян, и к голоду присоединились болезни. Особенное опустошение вызвала эпидемия сыпного тифа, распространившаяся в губерниях Витебской, Могилевской, Минской, Новгородской, Псковской, Виленской, Гродненской, Лифляндской. О количестве умерших во время этой эпидемии можно судить хотя бы по тому, что, например, в Псковской губернии в 1845 г. смертность превысила рождаемость на 12 655 душ, тогда как даже в особенно сильный холерный 1848 г. рождаемость на 8216 душ превышала смертность^[621].

Огромная эпидемия сыпного тифа разразилась в 1845 г. среди рабочих, занятых на постройке Николаевской железной дороги. Из 45 000 работавших заболело около 9000 человек и умерло 6000. С этой же эпидемией связывали и эпидемию в Петербурге, начавшуюся в октябре 1845 г. и продолжавшуюся до июня 1846 г.

Эпидемии наблюдались также в Бессарабской области, Киевской и Подольской губерниях, в Царстве Польском.

В 1850–1852 гг. описаны эпидемии тифа в войсках, расположенных в Западном крае. Всего в армии заболело тифом 8657, из которых умерло 1849 человек. В зимние месяцы преобладал сыпной тиф, летом же он уступил место брюшному.

В 1853 г. эпидемии тифов регистрируются в 29 областях и губерниях страны: Петербургской, Виленской, Пермской, Казанской, Костромской, Калужской, Орловской, Пензенской, Курской, Харьковской, Минской, Черниговской, Екатеринославской и в ряде других^[622].

Начавшаяся в 1853 г. Крымская война сопровождалась быстрым распространением эпидемических болезней и в том числе тифа. Количество пораженных эпидемиями губерний непрерывно возрастало.

Колоссальные эпидемии были зарегистрированы в действующей армии, о чем свидетельствуют следующие официальные цифры^[623].

В Южной армии с 1 ноября 1853 г. по 1 ноября 1854 г.:

С 1 ноября 1854 г. по 1 ноября 1855 г.:

Но, анализируя эти данные, нужно оговориться, что во-первых, они как всякие официальные данные того времени, далеко не полны, а во вторых, представляют собой цифры заболеваемости и смертности не от сыпного тифа, а от тифов вообще.

Однако Н. И. Рагоза на основании сделанных военными врачами многочисленных клинических описаний пришел к выводу, что «…описания дают ясную картину сыпного тифа и позволяют не сомневаться в том, что именно эта инфекция имела место в войсках обеих воюющих сторон в 1854 г., значительно распространилась зимой 1854–1855 гг. и, наконец, обусловила опустошительную эпидемию зимой 1855–1856 гг.^[624]

Эпидемия, начавшаяся в Южной армии, быстро распространилась на юго-западную часть России. Огромного размера достигла она в течение героической 11-месячной обороны Севастополя. В осажденном городе свирепствовали поносы, «пятнистый тиф», «Крымская лихорадка», цинга. Вместе с транспортами больных зараза разносилась по всему Новороссийскому краю. Значительно пострадало от эпидемии гражданское население Таврической, Екатерипославской, Херсонской губерний.

Сильно были поражены болезнями и армии противников. Так, французская армия потеряла за время этой войны убитыми и умершими от ран 20 193, а умерло от болезней 75 375 человек. В Британской армии убито и умерло от ран 4602, умерло от болезней 17 580 человек. В Сардинских войсках убито и умерло от ран 28 человек, умерло от болезней 2166^[625]. Вместе с транспортами больных зараза была завезена в госпитали Стамбула и Скутари, где развились большие эпидемии с огромной смертностью^[626].

В Кавказской армии в 1851–1852 гг. тиф составлял 3,5 % всех заболеваний с летальностью в 23 %.

Во время скопления войск на кавказско-турецкой границе заболеваемость тифом усилилась, а в Александропольском и Ахалкалакском отрядах возникли большие эпидемии. Заболеваемость здесь достигла цифры 50 на 1000 личного состава. Тифозные больные составляли 1/4 всех больных, поступавших в Александропольский госпиталь (Квятковский).

Летальность при «тифозной горячке» колебалась в больших пределах. В Южной армии она составляла 27,7 % (Н. Я. Чернобаев), в Кавказской – 26,3 % (Годзеевский), в Севастополе в 1854–1855 гг. – 25,9 % (Шрейбер). Летальность от тифа во французской армии достигала 66,6 %.

С началом военных действий увеличилось количество тифозных эпидемий и во внутренних районах страны. В 1855 г. тифозные эпидемии свирепствовали в губерниях Ковенской, Черниговской, Смоленской, Виленской, Минской, Курляндской, Бессарабской, Тверской, Гродненской, Орловской, Волынской, Харьковской, Херсонской, Таврической, Тобольской, Калужской, Могилевской, Иркутской, Вологодской, Лифляндской, Олонецкой, Ярославской, Эстляндской, Полтавской, Московской, Архангельской, Оренбургской и Подольской^[627].

В городах Калуге и Пензе сыпной тиф составлял 1/2, в Орле и Курске 1/3, в Харькове 1/4, в Костроме 1/5 всех тифозных заболеваний^[628].

В последующие после Крымской войны десятилетия сведения о распространения сыпного тифа в России по-прежнему скудны. Большинство врачей еще не выделяет его из массы тифозных заболеваний.

Только на основании косвенных данных можно предполагать, что ряд эпидемий так называемой «тифозной горячки», описанных в России до 1870 г., были эпидемиями сыпного тифа. К ним относятся эпидемии в Казанской и Пермской губерниях (1858); в Петербурге и Вильно (1859); Киевской, Пермской, Вятской, Симбирской, Ярославской, Вологодской, Тверской губерниях (1860–1862); Казанской, Пермской, Вятской, Иркутской, Херсонской, Черниговской, Киевской, Волынской, Тверской губерниях (1863–1864).

Этот перечень, однако, далеко не полон и в него вошли только эпидемии, характер которых достаточно четко определен наблюдавшими их врачами. Но и он уже позволяет говорить о широком, если не повсеместном, распространении сыпного тифа в России в то время.

Постоянными очагами болезни были крупные города, особенно Петербург и Москва. Характерны следующие данные о количестве заболевших сыпным тифом в Петербурге: 1869 г. – 1804 человека, 1870 г. – 718 человек, 1871 г. – 606, 1872 г. – 794, 1873 г. – 718, 1874 г. – 1475, 1875 г. – 3522, 1876 г, – 786, 1877 г. – 1581, 1878 г, – 8215, 1879 г. – 1962 человека^[629].

Крупные эпидемии наблюдались среди рабочих-строителей железных дорог: Курско-Харьковской, Тамбовско-Козловской, Тамбово-Саратовской, Грязе-Царицынской, Московско-Курской.

Большие эпидемии сыпного тифа были в 1869 г. в Киеве (заболело 1144 человека и умерло 166), в 1869–1870 гг. – в Орле, Чернигове, в 1872 г. – в Казани.

Описано много эпидемий и в тюрьмах России.

При появлении заболеваний «тифозными горячками» никаких особых мер для борьбы с ними по существу не принималось.

Указом от 3 июня 1837 г. было предусмотрено, что при получении достоверных известий «… о том, что в селениях оказывается много людей, одержимых одинаковою болезнью, как-то: горячкою, кровавым поносом, оспою, корью, скарлатиною, судорожным кашлем и подобными тяжелыми недугами…», представители местной власти и уездный врач обязаны немедленно выехать на место для освидетельствования больных. В случае если болезнь будет признана «прилипчивой или заразной», для помещения больных отдельно от здоровых требовалось отводить особые дома. «Пользование и лечение больных» возлагалось на уездного врача. Лекарства, «коих в селении достать нельзя», следовало выписывать из ближайших аптек «для крестьян помещичьих на счет помещиков, а для казенных за счет казны»^[630].

Если же учесть, что врачей и больниц было очень мало, а эпидемии были обычным явлением, то немудрено, что все предписанное указом в значительной степени оставалось лишь добрым пожеланием. О какой борьбе с эпидемиями могла идти речь, если, например, в Пермской губернии, имевшей 2 212 564 души населения, до введения земских учреждений из 12 (!) положенных по штату сельских врачей на службе состоял один, а небольшие больнички были только в городах.

Даже в Петербурге и Москве описаны случаи, когда во время эпидемии тифа, бездомные больные умирали на улице, не имея возможности попасть в больницу. Так было, например, в Москве в 1865 г., когда «…тифозные вновь переполнили Чернорабочую больницу и даже часто умирали без всякой помощи на улицах, причем существование сыпного тифа было доказано вскрытиями…»^[631].

Значительные эпидемии сыпного тифа были отмечены в России во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Еще до начала военных действий во многих губерниях страны регистрировались многочисленные вспышки тифа. Только по официальным данным в 1876 г. сыпной тиф имел место в 28 губерниях: Московской, Варшавской, Смоленской, Новгородской, Ярославской, Саратовской, Пермской, Вологодской, Херсонской, Тобольской, Енисейской, Томской и в ряде других.

Общее эпидемическое неблагополучие страны в предвоенные годы обусловило развитие громадной эпидемии и в период войны. Вместе с маршевыми пополнениями болезнь была занесена в действующую армию, где затем эпидемии тифов (брюшного, сыпного, возвратного) унесли почти в два раза больше жертв, чем погибло от оружия.

Заболеваемость тифами и смертность от них в русской армии во время войны 1877–1878 гг.^[632].

Общее количество умерших от тифов составляет 43 985 человек (54 % из общего числа умерших), тогда как от оружия погибло 22 391.

Военно-медицинская служба принимала меры для предупреждения рассеивания инфекции больными при эвакуации их в тыл, а также заноса болезни из внутренних губерний в войска.

По предложению Н. И. Пирогова на пути следования транспортов с ранеными было устроено несколько обсервационных (карантинных) пунктов. Лечебные учреждения для эвакуированных больных предлагалось размещать в районах, лежащих в стороне от главной артерии войскового движения.

На Кавказе была организована небольшая сеть санитарно-контрольных пунктов^[633].

Однако эти меры едва ли имели значение, так как без основного оздоровления общего санитарно-эпидемического состояния страны они не приносили большой пользы. Только по ежегодным отчетам Медицинского департамента за два года войны (1877 и 1878 гг.) в стране было учтено 80 783 случая сыпного тифа. В Петербурге больные переполнили все больницы. У врачей лечилось 11 000 больных, из которых умерло 1307.

Рост заболеваемости сыпным тифом был отмечен почти во всех губерниях, и по существу эпидемией была охвачена вся Россия.

После войны заболеваемость несколько уменьшилась. В 1879 г. заболело 20 521 против 35 154 в 1878 г. Но в 1880 г. снова наблюдался подъем в заболеваемости тифом, а в 1881 г. вспыхнула эпидемия, по размерам превосходившая даже эпидемию военных лет^[634]. В этом году сыпной тиф был в 65 губерниях, где заболело 90 956 человек и умерло 8262. Опустошительная эпидемия наблюдалась среди казахов Астраханской губернии, и только в ставке Внутренней букеевской орды из 2459 душ населения заболело 1208 человек и умерло около 49 %. В Петербурге заболело 9945 человек и умерло 1610, в Москве заболело 3279, умерло 494.

Описаны крупные эпидемии в варшавской, рижской, енисейской, иркутской и тобольской тюрьмах.

В конце XIX века сыпной тиф регистрировался в России повсеместно, поразив преимущественно малообеспеченные группы населения.

Тиф постоянно гнездился в ночлежных домах, на постоялых дворах, в тюрьмах. Земские врачи подчеркивали, что в сельской местности тиф держится главным образом в уездах с более плохими землями, с плохим урожаем, а жертвами его чаще становятся члены наиболее бедных семей.

Весьма нередким явлением было заражение сыпным тифом медицинских работников. С 1887 по 1896 гг. в Петербурге коэффициент заболеваемости сыпным тифом среди лиц врачебной профессии составлял 100,6 на 100 000 населения и по своей величине занимал второе место в таблице распределения заболевших от сыпного тифа по роду занятий, составленной П. П. Орловым^[635].

Официальные данные о заболеваемости сыпным тифом в России за период с 1881 по 1900 г. приведены в отдельной таблице. Хотя эти цифры, без сомнения, сильно преуменьшены, тем не менее в известной мере они позволяют судить о распространении болезни в России того времени.

Заболеваемость сыпным тифом в России с 1881 по 1900 г.^[636]:

В среднем за 6 лет с 1896 по 1901 г. заболеваемость сыпным тифом составляла 0,4 на 1000 жителей, но этот коэффициент колебался для различных губерний от 0,1 до 1,3. Совершенно не были зарегистрированы случаи заболеваний в районах средней Азии.

Россия занимала одно из первых мест в мире по распространению сыпного тифа, и ее огромная территория никогда не бывала вполне свободной от этой болезни. Регистрируясь ежегодно, заболеваемость сыпным тифом увеличивалась, как только происходили какие-либо изменения в благосостоянии населения. Эпидемии тифа постоянно следовали за неурожайными годами, сопровождали войны, возникали при скоплении больших масс людей. Постоянными очагами болезни были большие города и промышленные районы страны.

Болезнь была типичным зимне-весенним заболеванием. Усиливаясь обычно с осени, она достигала максимума в марте–апреле, а затем шла на убыль, доходя до минимума в августе–сентябре.

Сыпной тиф постоянно регистрировался и в первые десятилетия XX столетия. По степени распространения паразитарных тифов Россия занимала в то время одно из первых мест в мире наряду с Египтом, Мексикой и Тунисом.

В отчете Министерства внутренних дел за 1903 г. констатируется, что сыпной тиф в стране «…существует эндемически и ежегодно в отдельных губерниях и областях принимает размеры более или менее значительной эпидемии».

Представление о распространении болезни дают следующие данные, опубликованные в этих отчетах.

Заболеваемость сыпным тифом в России с 1901 по 1914 гг.:

В 1908 г. заболеваемость резко увеличилась, достигнув наибольшей интенсивности в южных губерниях Европейской России и прикавказских областях.

В 1909 г. она продолжала усиливаться, причем центр тяжести ее переместился в центральные и северо-западные губернии. Наиболее пораженными в этом году оказались Орловская, Тамбовская, Смоленская, Харьковская, Таврическая, Екатеринославская, Воронежская, Волынская, Тульская, Курская губернии Европейской России, а также Кубанская область на Кавказе, Тобольская губерния в Сибири и Акмолинская область в Средней Азии. Коэффициент заболеваемости в них колебался от 10 до 22,4.

В 1910 г. заболеваемость несколько уменьшилась, но все же оставалась довольно высокой, особенно в губерниях Тамбовской, Смоленской. Орловской, Волынской, Подольской, Харьковской, Херсонской, Бессарабской, Тобольской.

В годы, предшествовавшие мировой войне, коэффициент заболеваемости сыпным тифом в России колебался в пределах от 5,9 до 7,5. Случаи заболеваний регистрировались почти во всех районах страны.

Постоянными очагами болезни были промышленные города. За период с 1905 по 1914 гг. в городах, число жителей которых составляло всего 14,9 % населения страны, было зарегистрировано 24 % всех случаев сыпного тифа.

Случаи сыпного тифа постоянно регистрировались в русской армии и составляли в среднем за 1910–1912 гг. около 0,2 на 1000 среднесписочного состава.

Мероприятия по борьбе с сыпным тифом стали проводиться в России после введения земской медицинской организации, и в особенности с момента основания городской санитарной организации. Основой их была изоляция инфекционных больных и проведение дезинфекции в очагах.

К мысли же о необходимости дезинсекционных мероприятий практически, врачи пришли позднее. Только в начале XX века, когда в результате многочисленных исследований русских и иностранных ученых факт передачи паразитарных тифов кровососущими насекомыми стал общепризнанным, в практику противоэпидемических мероприятий вводится дезинсекция.

Однако условия жизни населения и работы медицинского персонала в царской России были таковы, что добиться сколько-нибудь значительного снижения эпидемической заболеваемости врачи не могли. В своей работе они наталкивались на непреодолимые препятствия: не хватало инфекционных больниц, медикаментов, медицинского персонала. Губернские и уездные комитеты общественного здравия, обязанные возглавлять борьбу с эпидемиями, носили чисто бюрократический характер и не имели в своем распоряжении ни санитарно-исполнительного органа, ни денежных средств.

Население часто избегало обращаться за медицинской помощью, скрывая инфекционных больных.

В силу этих обстоятельств, и несмотря на достаточно высокий уровень развития отечественной медицинской науки в борьбе с сыпным тифом, Россия в этой борьбе значительно отставала от передовых капиталистических стран^[637].