ГлаваX. Как распознать, фигурально ли выражение? Общее правило.

<...>

14. К тому замечанию, благодаря которому мы должны остерегаться следовать фигуральной, то есть переносной, речи (locutio) как собственной, нужно прибавить и то, чтобы мы не желали принимать собственную [речь] за иносказательную. Следовательно, прежде всего нужно показать способ, с помощью которого можно обнаружить, собственная ли речь или фигуральная. И способ этот, бесспорно, таков: все, что, к примеру, в Божественной речи не может соответствовать моральной добродетели или истине веры, это ты признаешь фигуральным. Моральная же добродетель способствует любви к Богу и ближнему, а истина веры — познанию Бога и ближнего. А надежда принадлежит собственной совести (conscientia) каждого: каким образом она чувствует, достигает ли она любви к Богу и ближнему и их познания. Обо всем этом было сказано в первой книге.

<...>

 

ГлаваXii. Правило о словно бы постыдных выражениях и деяниях во время суда над несведущими людьми, приписываемых Богу или святым мужам. О деяниях судят по обстоятельствам

18. Все, что несведущим кажется словно бы постыдным, — только ли сказанное или уже содеянное, от Лица ли Бога или от лица людей, святость которых дорога нам, — все это фигурально, их тайный смысл нужно обстоятельно разбирать, услаждаясь этим ради любви. Кто пользуется преходящими вещами более умеренно, чем позволяют нравы тех, с кем он живет, тот или воздержан, или суеверен; но кто пользуется ими так, что преступает границы обыкновения добрых [людей], среди которых он вращается, тот или сам нечто означает, или бесчестен. Ибо во всем этом виновно не употребление вещей, но похоть употребляющего. Никоим образом ни один благоразумный человек не станет думать, что ноги Господа были помазаны женщиной драгоценным миром (Ин. 12,3), как это в обычае людей, жаждущих роскоши и беспутных, чьих пиршеств мы гнушаемся. Ведь благоприятный запах означает добрую славу, которую каждый может заслужить делами доброй жизни, пока следует по стопам Христа; он как бы умащает Его ноги драгоценным миром. Таким образом, то, что для других лиц большею частью позорно, то в Лице Божественном или пророческом является знаком какого-то великого дела. Одно дело связь с блудницею у людей с распущенными нравами, другое — в прорицании пророка Осии (Ос. 1, 2). И если позорно обнажаются тела на пиршествах пьяный и похотливых [людей], то из-за этого не позорно быть обнаженным в банях.

19. Итак, поэтому нужно внимательно следить, что подобает месту, времени и лицам, чтобы нам не осудить чего-нибудь случайно как преступление. Ведь может статься, что мудрый может употреблять обильнейшую пищу не имея порока гурманства или прожорливости, а безрассудный будет пламенем пылать от жутчайшего чревоугодия при самой скромной пище. И каждый здравомыслящий захочет по примеру Господа питаться скорее рыбою (Лк. 24, 43), чем чечевицей, по примеру Исава, внука Авраама (Быт. 25, 34), или ячменем, по обыкновению рабочего скота. Ведь большая часть зверей, поскольку они питаются скромной пищей, по этой причине не воздержаннее нас. В самом деле, во всех такого рода вещах, которыми мы пользуемся не по природе этих вещей, но по [некоей] причине, [побуждающей к их] использованию и по способу поиска их, нужно или одобрить то, что мы делаем, или отвергнуть это.

20. Ветхозаветные праведники представляли и предвещали небесное царство как земное. Обычай, по которому из-за необходимости иметь достаточное потомство одному мужу позволялось иметь многих жен вместе, считался невинным (2 Цар. 5, 13); и по той же причине почиталось бесчестным одной жене иметь многих мужей; ибо жена от сего не делается плодовитее, но скорее представляет постыдное позорище, публично добывая деньги, или детей. Что бы ни делали святые в те времена при таких нравах, хотя бы то, что ныне сделать нельзя, разве что по вожделению, Писание не осуждает. И что бы в нем ни повествовалось такого, это нужно интерпретировать не только исторически или в собственном смысле, но принять и фигурально и пророчески в целях любви или к Богу, или к ближнему, или к тому и другому вместе. Ибо, например, у древних римлян почиталось бесчестьем носить длинные с широкими рукавами туники, а ныне, когда они одеты в туники, благородным людям позорно их не носить; так, нужно отметить, что при прочем использовании вещей следовало бы находиться на расстоянии от похоти, которая не только сама с легкостью злоупотребляет обычаем тех, среди кого она обитает, но часто выходя за его пределы, обнаруживает постыднейшим проявлением мерзость свою, которая скрывалась среди твердынь установленных обычаев.

<…>