Смит Н. Современные системы психологии, 2003

заслуживает внимания вопрос о том, какие средства могут быть использованы для преодоления возника ющих барьеров в тех случаях, когда коммуникация осложняется социальными различиями. Льюис Вольперт (Lewis Wolрert, 1993) разрабатывает неко торые вопросы, рассмотренные в данной главе, с це лью установления коммуникации между учеными (scientists) и неучеными (nonscientists).

Вопрос о том, в какой степени сам постмодернизм может получить распространение в других культу рах, остается открытым. Исследование энвайронмен тальных групп (environmental grouрs) в Индии с ис пользованием Q сортировки не подтверждает заяв ления постмодернистов о переходах (tarnsitions)3 от модернистского к постмодернистскому обществу (Рeritore, 1993). Возникающие в индийской культу ре энвайронментальные группы и взаимоотношения между ними в значительной степени отличаются от западных. Весьма любопытно, что постмодернизм указывает на культурные различия как на основной аргумент против представлений об универсальности (foundationalism) и в пользу представлений о локаль ности (localism), и теперь обнаруживаются культур ные различия, указывающие на то, что сам постмо дернизм не распространяется за пределы локальной группы, в данном случае — западной культуры.

Релятивизм в противовес реализму. Философ Гринвуд (Greenwood, 1992a, 1992b) утверждает, что не выдерживают критики следующие два основных аргумента конструкционистов: (а) не существует средств, позволяющих сравнивать независимую ре альность с ее описаниями, и (б) язык, в котором име ют место теоретические описания, лишен объективно сти. Он отмечает, что дискурс между ним самим и кон струкционистами представляется объективным, и приходит к заключению, что нет никаких оснований считать, что язык научной теории менее объективен. Соглашения о значащих описаниях, утверждает он, возможны потому, что все мы подмечаем одни и те же характеристики широкого спектра явлений, которые нас окружают. Кроме того, в силу данных соглашений мы можем выработать метафору и теорию о событи ях, которые не можем непосредственно воспринимать. К этим соглашениям мы должны добавить совместно разделяемые социальные конвенции. Идентичные описания, наряду с социальными конвенциями, обес печивают возможность формулировать значащие опи сания, которые могут быть подвергнуты проверке. Кроумер (Cromer, 1997), физик по специальности, утверждает, что наука действительно объективна и что базисом ее объективности является повторяемость (reрeatability), наряду с теоретическим знанием о том, что должно повторяться. Редхед (Redhead, 1995) за нимает близкую позицию. Указывая на субатомные частицы, он отмечает, что мы никогда не сможем знать

с достоверностью об их существовании, однако экспе риментальные свидетельства в определенной степени служат подтверждением этого факта, а надежность сообщений о результатах экспериментов может быть оценена путем проверки и точных измерений. Редхед находит, что он вынужден «отвергнуть якобы либе ральную, непредвзятую и эгалитарную, но в конечном счете — деструктивную доктрину релятивистов и со циальных конструкционистов» (р. 16).

Конструкционисты, настаивает Гринвуд, не смо гли представить никаких свидетельств того, что «описания не могут оцениваться сторонними лица ми» (1992b, р. 189), и, следовательно, нет никаких ос нований прибегать к альтернативам, таким как выво димые из литературной теории. Кроме того, заявле ние, что множественные теории (multiрle theories) могут согласовываться с любыми наборами данных, а потому у нас нет средств, позволяющих исключить ложные теории, не соответствует действительности. Часто более чем одна единственная теория должна быть привлечена для объяснения наших наблюде ний, отмечает Гринвуд. Возможно, удачный пример такой ситуации мы находим в космологии (науке о происхождении и эволюции вселенной), где постоян ный приток новых данных в результате усовершен ствования телескопов приводит к тому, что нахожде ние теории, согласующейся со всеми данными, пред ставляет собой задачу, которая до сих пор остается неразрешенной. В психологии теории, предложен ные для объяснения таких личностных характерис тик, как либерализм и консерватизм, также остают ся неудовлетворительными. Но если в психологии множественные теории и могут успешно использо ваться для объяснения наблюдаемых фактов, то это, как полагает Гринвуд, происходит вследствие «ис кусственности многих экспериментальных и других эмпирических исследований» (1992b, р. 189). Этой проблемы можно избежать, утверждает он, выбрав реалистические координаты «социальных реляцион ных измерений (dimensions) разума и действия» (1992b, р. 189).

Большинство ученых, включая специалистов в области психологических наук, вероятно, согласи лись бы с Гринвудом относительно научного реализ ма, однако некоторые стали бы возражать против психофизического дуализма «разума и действия».

Редукционизм и удвоенный мир

С. Браун (S. Brown, 1995) отмечает, что конструк ционизм проявляет свой редукционистский характер в том, что сводит индивидуальную деятельность к функционированию социальной группы — индиви дуальность оказывается функцией более фундамен тального образования. Этот редукционистский

взгляд не позволяет конструкционизму объяснить феномен индивидуальной креативности и интеллек туальные идеи, которые индивидуумы формулируют прежде, чем представить их какому либо дискур сивному сообществу и социальным конструкциям этого сообщества. Аналогичным образом Флетчер (Fletcher, 1992) замечает, что «крайний вариант» кон струкционизма исходит из «сверхсоциализирован ной» («oversocialized») концепции человеческой де ятельности, не оставляющей места индивидуальным характеристикам или креативности. Основываясь на высказываниях Гергена о письменных источниках, можно предположить, что он ответил бы на это, что все якобы индивидуалистические действия вплетены в контекст предыдущих социальных взаимодействий и неотделимы от них: «Рассмотрим возможность того, что письменные источники никогда не являют ся созданиями отдельных людей. Они представляют собой продукты исторических конвенций или парти ципаторных систем (рarticiрatory systems), в которых индивидуумы выступают лишь в качестве проводни ков (выразителей) коммунальных форм» (Gergen, 1986, р. 482). И все же, пытаясь найти объяснение одной форме поведения (индивидуальной) на другом уровне (социальном), который конструкционизм считает более основополагающим, данный подход остается редукционистским. Он отрицает, что опре деленный уровень функционирования, в данном слу чае — индивидуальное поведение, обладает какой либо независимостью или имеет собственные прин ципы функционирования.

Браун отмечает также, что конструкционизм не только вынужден будет принять то, что он сам явля ется социальной конструкцией (как это делает Гер ген), но также должен будет признать, что в рамках данной системы даже ее объяснение социальных кон струкций должно быть сведено к социальным конст рукциям. Представляется, что конструкционизм ока зывается вовлеченным в бесконечный регресс в по исках исходной точки, из которой развиваются конструкции.

Но, быть может, помимо редукционистских взгля дов, конструкционизм содержит также представле ние об удвоенном мире: одном, состоящем из соци альных конструкций, и другом, на котором основы ваются эти конструкции, причем последние фактически оказываются непознаваемыми? Если так, корни конструкционизма следует искать в уче нии Иммануила Канта, немецкого философа XIX ве ка, утверждавшего, что поскольку реальный мир представляет собой лишь репрезентацию, содержа щуюся в разуме, он непознаваем. Фактически Кант объявляет, что мы живем в двух мирах: реальном, ос тающемся для нас непознаваемым, и психическом, который мы познаем и который является репрезен тацией реального мира. Эта позиция снова приводит нас к представлению о разуме как зеркале, которое Рорти и другие представители постмодернизма / конструкционизма на словах отвергают. Если же

конструкционизм не признает, что конструкции ос нованы на фактических событиях, это означает, что он признает лишь абстракции — сами конструкции — в качестве существующих, то есть представляет собой разновидность солипсизма.

Постмодернизм против физических и биологических наук

Двое ученых, Гросс и Левитт (Gross & Levitt, 1994), представили развернутое возражение в ответ на постмодернистскую критику науки. Авторы отме чают, что, согласно точке зрения постмодернистов, западная цивилизация находится на краю гибели и не способна сотворить собственное будущее. Постмо дернисты, отмечают авторы, берут на себя серьезную моральную ответственность, вынося подобный при говор, несмотря на то, что они проявили лишь поверхностное понимание науки. Сторонники пост модернизма заявляют, что наука полна предубежде ний и является социальным артефактом и что лишь их собственная система предлагает новую мудрость, с позиций которой можно оценивать научные вопро сы. И все же они не обладают даже необходимым уровнем специальной подготовки, чтобы выносить такие суждения, поскольку лишь немногие предста вители постмодернизма являются учеными и изуча ли науку достаточно углубленно, чтобы разбираться в тонкостях научных вопросов или легко ориентиро ваться в них. Гросс и Левитт видят в постмодерниз ме угрозу науке, ибо он подрывает способности бо лее широких слоев общества использовать научные достижения и разумно оценивать получаемые наукой результаты.

При этом постмодернистский скептицизм в отно шении науки не распространяется на оценки сторон никами этой системы достоинств самого постмодер низма. Постмодернисты «отрицают любые особые привилегии, приписываемые науке, по сравнению с интуицией или мифологией, однако оставляют такие привилегии за постмодернистским скептицизмом» (Smith, р. 393). Другое противоречие, указывают Гросс и Левитт, состоит в том, что сторонники пост модернизма атакуют как основания науки, так и вы воды науки, используя те же самые процедуры логи ческого вывода и эмпирические свидетельства, кото рые использует сама наука. Они апеллируют к достаточно стандартным мерам истинности, которые могут создать видимость логической связности. Кро ме того, постмодернизм отказывается от любых уни версальных теорий и c энтузиазмом принимает не определяемые (indeterminate) значения, нестабиль ность и тотальный релятивизм, который, по мнению сторонников этой системы, избавляет нас от диктата и экологической катастрофы, которыми угрожает нам наука. Не являются ли сами такие взгляды уни версальной теорией, спрашивают Гросс и Левитт?

В противовес мнению о том, что научный язык является игрой, в которой могут участвовать лишь

наделенные богатством и властью, как считает фило соф Лиотар, Гросс и Левитт утверждают, что науч ный язык открыт для всех. Каждый может участво вать в коммуникации объективно описанных знаний о мире и делиться этими знаниями. Даже самые бед ные слои населения рассчитывают получить пользу от достижений науки. Отказать им в такой возмож ности было бы негуманным. «Грубо говоря, наука работает» (р. 49). Философ Пауль Курц (Рaul Kurtz, 1994) высказывает аналогичную мысль: «Пра вомерность научного подхода к пониманию природы и человеческой жизни подтверждается его успехами» (р. 257).

Гросс и Левитт напоминают, что наследием эпохи Просвещения явилось стремление к построению еди ного корпуса знания о мире, которому постмодер низм считает нужным противостоять, считая поиски знания бесполезным заблуждением, ведущим даже к угнетению отдельных социальных групп. Постмодер нисты настаивают, что никакое универсальное зна ние невозможно, ибо всякое знание определяется локальными условиями и является продуктом соци ального класса, формируясь под влиянием предубеж дений и исторических реалий данного социального класса. Вместо знания мы располагаем лишь истори ями и повествованиями, которые позволяют нам придавать миру смысл; однако, как замечают Гросс и Левитт, такое постмодернистское понимание выра жается в терминах предубеждений и личных интере сов повествователя.

«Презрительно отзываясь об эпохе Просвеще

ния, постмодернисты, безусловно, обрубают

собственные корни, как эмоциональные, так и интеллектуальные, которые формируют и поддер живают его наиболее сокровенные эгалитарные идеалы.... В своей наиболее разрушительной форме эта доктрина мало чем отличается от док трины морального безразличия (moral blank ness)... на которой возник фашизм в первой по

ловине нашего столетия» (Gross & Levitt, р. 73).

Философ Энглбретсен (Englebretsen, 1995) рас сматривает эффекты постмодернизма с точки зрения, близкой к научной позиции Гросса и Левитта. Он считает, что постмодернизм оказывает пагубное вли яние на науку и образование. Эти области «компро метируются, искажаются, принижаются и отрицают ся» (р. 53) постмодернистами, считающими их ис точником всех социальных зол и стремящимися заменить их локальными представлениями (beliefs) и устранить различия между учителями и ученика ми. Энглбертсен полагает, что хотя постмодернизм подчеркивает свою терпимость к любым идеям, ра циональным или иррациональным, он проявляет не терпимость к людям. Эта нетерпимость вытекает из взглядов постмодернизма, настаивающего на локаль ных истинах, разделяющих людей в соответствии с

их локальной принадлежностью, которая может быть основана на расовых, возрастных, национальных или половых признаках. «Когда моя истина и твоя исти на различаются в зависимости от различий, суще ствующих между нами, эти различия становится не возможно игнорировать — они начинают играть слишком важную роль» (р. 53).

Гросс и Левитт отмечают те явления, которые они рассматривают как пагубное влияние постмодерниз ма на социальные науки, — то, что антропология по шла на уступки постмодернизму и отказалась от сво их научных принципов в пользу антинаучного ре лятивизма, а отдельные разделы социологии и социальной психологии заменили строгие научные исследования рассказыванием историй.

Постмодернисты заимствуют взгляды Томаса Куна (Thomas Kuhn), изложенные в его знаменитой книге о «парадигмах» (концептуальных основаниях) в науке (Кун Т. Структура научных революций: Пер.

сангл. — М.: Прогресс, 1975), согласно которым но вые парадигмы замещают старые только в тех случа ях, когда приверженцы старой парадигмы уходят со сцены, а их место занимают приверженцы новой. Кун указывает на то, что парадигмы несоизмеримы друг

сдругом.

Постмодернисты также заимствуют утверждение Уилларда Куайна (Willard Quine) о том, что любое число научных теорий могло бы соответствовать за данному множеству данных (Кун является историком, а Куайн — философом). Эти авторы, очевидно, пыта ются продемонстрировать, что в науке нет абсолют ных истин и что знание обладает тотальной релятив ностью по отношению к социальным и историческим условиям. Однако Кун дает искаженную картину фак тического научного прогресса, избирательно исполь зуя примеры из ранних этапов развития науки, чтобы утверждать о существовании нескольких научных ре волюций, в ходе которых прерывалась преемствен ность с предыдущим этапом развития науки (Cromer, 1997). Вольперт (Wolрert, 1993), биолог исследова тель, приводит многочисленные примеры, свидетель ствующие о том, что многие положения Куна и Куай на неверны. Кроме того, он отрицает, что наука зани мается поисками абсолютной истины. Предметом научного поиска являются теории, обеспечивающие лучшее понимание наблюдаемых событий. «Хотя на первоначальном этапе принятия той или иной из кон курирующих теорий, возможно, присутствует силь ный социальный аспект, включающий моду, властные группировки и т. д., основным критерием в конце кон цов оказывается то, насколько хорошо теория объяс няет (наблюдаемые) феномены» (р. 103). За полвека до него Кантор (Kantor, 1942) выразил свое отноше ние по аналогичному вопросу: «Хотя конструкции отличаются от исходных данных и подвержены влия нию инструментов и гипотез исследователя, они не являются произвольными, как не являются и просто навязываемыми событиям в силу влияния традиций» (р. 177).

Вольперт отмечает, что в заявлениях релятивистов о том, что и наука и верования являются социально сконструированными и эквивалентными истине, не учитывается закрытая природа верований — практи чески не допускающая анализа своих положений, — тогда как научные утверждения открыты для критики и изменения. Великая сила науки как раз и заключает ся в том, что она обеспечивает процедуры сбора инфор мации, проверки гипотез и выведения следствий, кото рые открыты для других. Как отмечалось выше, анализ ситуации в науке, проведенный женщинами, продемон стрировал необходимость реформирования науки, про низанной гендерными предубеждениями. Андерсен (Andersen, 1994) полагает, что объективность науки — это социальный процесс, в котором большое количе ство людей участвует в исследовании, критике, дости жении соглашения, пересмотре и подтверждении науч ных данных. В условиях, когда различные люди с раз личными точками зрения исследуют некий вопрос, касающийся природы, появляющиеся на первом этапе гипотетические результаты могут быть очень далеки от совершенства и могут нуждаться в последующем изме нении или корректировке, однако они обеспечивают некоторое понимание и некоторую объективность на данный момент.

Примером тому является возникновение такого понимания в результате принятия вакцин против за болеваний, распространенных в Японии, Китае, Египте и среди африканских племен, а также в Ев ропе и Северной Америке. Эти достижения с очевид ностью выходят за рамки локальных, даже если от дельные группы отвергают их. Многие культуры и субкультуры приходят к признанию и принятию пре имуществ таких научных и технологических дости жений, как вакцины или телефон, — к признанию того, что, пользуясь словами Гросса и Левитта, «на ука работает». Действительно ли постмодернисты / конструкционисты собираются настаивать на том, что увеличение продолжительности жизни во мно гих странах, явившееся результатом научного пони мания вопросов санитарии, природы болезней и пи тания, является всего лишь социальной конструкци ей? И если да, то чьей конструкцией?

Универсальность самой науки подтверждается ра стущим числом людей, участвующих в научных и технологических исследованиях, ведущихся во всем мире. Международные научные конференции и со трудничество ученых из разных стран стали зауряд ным явлением. Научные книги и журналы часто со держат материалы, написанные представителями различных культур и наций, причем не только запад ных. Многие страны, представляющие значительное разнообразие культур, но не обладающие возможно стями для обучения студентов, посылают их в дру гие страны, которые могут предоставить им такие возможности. Интерес к науке основывается на ши роком признании того факта, что наука действитель но работает, и на желании воспользоваться ее дости жениями. Конечно, наука и технология могут быть

использованы и в целях зла или могут повлечь не желательные результаты, но это можно сказать прак тически о любой другой сфере практики. Именно здесь приобретает особую важность широкая демо кратизация как система контроля, в сочетании с рас пространением научных знаний.

Приверженцы конструкционизма, Семин и Герген (Semin & Gergen, 1990), признают: «Пока что конст рукционизм не может представить убедительных объяснений происхождения деструктивных практик, взаимоотношений между языком и поведением и значительных успехов естественных наук» (р. 16). Р. Браун (R. Brown, 1994) соглашается с тем, что со циальные науки также вносят свой вклад в жизнь об щества. Они смогли отстоять «академическую свобо ду, профессиональное суждение, гражданские права и объективность правосудия» и явились значимой силой в «победе цивилизованности над насилием, доводов рассудка и фактов над эмоциями и преду беждениями, четких формулировок над туманными обещаниями» (р. 26). Но несмотря на это, заключает он, «универсализм (foundationalism) проявил свою философскую несостоятельность» (р. 26).

Влияние на систему образования

Кромер (Cromer, 1997) находит, что конструкти визм глубоко проник в стандарты бесплатного госу дарственного среднего образования. Результатом явилась форма научного образования (science education), поддерживаемая грантами Национально го научного фонда (National Science Foundation) и основанная на процессе самостоятельного открытия учениками знаний, являющегося неэффективным, нередко уводящим в неверном направлении, а зачас тую и просто ошибочным. Кромер предъявляет свои претензии конструктивизму:

«В Соединенных Штатах система научного на чального и среднего образования на сегодняш ний день контролируется преподавателями, про

шедшими профессиональную научную подго

товку в педагогических учебных заведениях, печально известных уже в течение ста лет своим низким образовательным уровнем. Редко можно

встретить преподавателя научных дисциплин, ко торый знал бы свой предмет хотя бы на уровне,

соответствующем требованиям, предъявляемым

к восьмиклассникам. Именно эта группа с энту

зиазмом встретила конструктивизм, поскольку он дает им возможность говорить только о процес се (каков бы он ни был), а не о содержании (в ко тором они остаются невежественными). И имен

но эта группа составляет программы, стандарты и учебники для начальной и средней школы».

Конструктивизм, продолжает он свое обвинение, дискредитировал объективное знание и снабдил пре

подавателей предлогом для отказа от академической науки и насаждения невежества. Учителя (а) высту пают лишь в качестве фасилитаторов и (б) в этом ка честве помогают учащимся конструировать свои соб ственные структуры знания, замещающие универ сальную структуру знания, что подрывает систему образования. Кромер рассматривает научное образо вание в Греции и находит, что после девяти лет обуче ния — без всякого акцентирования самооценки уча щихся — греческие школьники демонстрируют более глубокое понимание науки, чем американские школь ники после двенадцати лет обучения. Широкомасш табные исследования вопросов самооценки свидетель ствуют об отсутствии связи самооценки как с уровнем подготовки, так и с личными целями (Bandura, 1997).

Кромер также ставит под сомнение заявления кон струкционизма о том, что литература является главен ствующей наукой. Признавая принципиально важную роль языка в образовании, он полагает, что культура все же передается преимущественно неязыковыми средствами. Практические навыки (manual skills) с трудом поддаются языковому описанию, и обучение им, в основном, происходит путем подражания, а на глядные изображения часто оказываются эффектив нее любых слов. В изобразительном искусстве, музы ке, спорте и ремеслах слова могут использоваться с целью поощрения или корректировки, но демонстра ция чаще оказывается базовым методом обучения. Деррида, Фуко и конструкционисты выворачивают все наизнанку, утверждает он, когда пытаются дока зать, что научное знание невозможно, поскольку

(а) только язык служит основой для мышления, а язык не может верно отражать реальность, и (б) эм пирические подходы не могут доказать собственную обоснованность. Такая точка зрения, считает Кромер, является возвратом к средневековой трактовке Арис тотеля, в которой к истине ведут логические размыш ления и дискуссии. Ньютон, отмечает он, продемон стрировал нам великую силу рассуждения (платонов ский рационализм) в сочетании с наблюдением (аристотелевский эмпиризм). Эмпирические наблю дения и рассудок являются равноправными партнера ми, открывающими весь мир для научного изучения.

Многое из того, что Кромер приписывает конст руктивизму, берет начало в практике подготовки учителей в педагогических училищах в период 30 х годов, задолго до появления конструктивизма (см. главу 4, с. 126 127). Тем не менее конструктивистс кий подход согласуется с той образовательной по литикой, на которую указывает Кромер и которая на сегодняшний день доминирует в бесплатных государ ственных школах США. Более того, конструктивис ты внесли ряд дополнений и исправлений во взгля ды, соответствующие этой политике. Например, если традиционная политика придавала второстепенное значение академической успеваемости (хотя и отри цала факт игнорирования этого аспекта образова ния), конструкционизм и вовсе спускает проблему оценивания знаний на тормозах и предлагает в каче

стве замены групповой консенсус. По крайней мере в некоторых случаях конструктивизм предлагает полностью отказаться от показателей успеваемости, чтобы не отбивать у учащихся интерес к эксперимен тированию (Sykes, 1995). Национальная Комиссия по достижениям в образовании (National Comission on Excellence in Education) забила тревогу, выступив с публикацией «Нация под угрозой» (A Nation at Risk, U. S. National Comission, 1983). В ней приводят ся факты, свидетельствующие о низких требованиях

инизком уровне подготовки в школе. С тех пор были проведены дальнейшие исследования, в ходе кото рых проводились сравнения американских учащих ся со школьниками из других промышленно разви тых стран, продемонстрировавшие крайне неудов летворительный уровень подготовки первых. Каким бы ни был вклад конструктивизма и гуманистичес кой психологии (см. главу 4, с. 126–128 и 135—136, особое внимание обратите на табл. 4.1) в формиро вание социальных конструкций и индивидуалисти ческой ориентации (self enhancement) соответствен но, в сочетании с устоявшейся образовательной по литикой, практикуемой в педагогических училищах

иинститутах, с которой согласуются взгляды обеих систем, они оказали в высшей степени пагубное вли яние на уровень академических достижений. Можно привести огромное количество свидетельств в под тверждение того, что данные подходы никогда не смогут нейтрализовать этот эффект, и изменить его на обратный (Stebbins et al., 1977; Watkins, 1988; Adams & Englemann, 1996).

Еще один из многих негативных результатов вы ражается в том, что педагогам, занятым в высшем образовании, за исключением учреждений с очень высокими требованиями к приему студентов, прихо дится сталкиваться с огромным количеством плохо подготовленных и слабо мотивированных студентов и обеспечивать им коррективные курсы, подтягива ющие их до требуемого уровня. Это приводит к мно гочисленным жалобам со стороны преподавателей, работающих со студентами, а также к распростране нию практики завышения оценок в колледжах и уни верситетах, под давлением, заставляющим их ми риться с низкими результатами студентов.

Модификации конструкционизма

Были предприняты попытки избежать крайностей, свойственных строгому конструкционизму, в резуль тате которых появились такие его модификации, как контекстуальный конструкционизм (см. с. 217). Этот подход представляет собой альтернативу конструкци онистской позиции и предполагает, что познаватель ное отношение заключается во взаимодействиях в контексте познающего субъекта и познаваемого мира. На базе этого познавательного взаимодействия мы можем пытаться получать дополнительные знания о природе, включая социальные отношения и язык, чья роль так важна для конструкционистов. В реальнос ти, как отмечают Вулгар и Полач (Woolgar & Рawluch,

1985), конструкционисты, занимающиеся исследова ниями, неизбежно привносят в них интерпретативную структуру, которая имеет базис в мире здравого смыс ла. Это позволяет им наблюдать и анализировать со циальные конструкции, которые они описывают в сво их исследованиях.

Рассуждая аналогичным образом и используя ис торические примеры, Фостер (Foster, 1987) показыва ет, что вопреки заявлениям конструкционистов науч ное знание все же аккумулируется и может быть объективным. Тот факт, что знание об объекте никог да не может быть полным или может быть ошибочным при первоначальном контакте, не является подтверж дением абсолютной непознаваемости. При последую щих контактах с объектом знание возрастает; и имен но контакт с объектом, а не философская позиция, формирует наше понимание. Лишь за счет отрицания того, что мы имеем контакт с объектами, конструкти визму удается сохранить позицию релятивизма, выс тупающего против объективности. Релятивизм, отме чает Фостер, политически связан с анархизмом и фа шизмом; он цитирует высказывание Муссолини (диктатора, руководившего Италией с 1922 по 1943 год, союзника Гитлера) о преимуществах релятивиз ма (см. также цитату из работы Гросса и Левитта, при веденную выше). В аналогичном заявлении Гитлер приводит практически те же самые аргументы, что и постмодернисты, касающиеся объективности, науки, истины, морали, власти и релятивизма (Rauschning, 1940). Р. Браун (R. Brown, 1994), однако, утверждает, что релятивизм вызвал к жизни меньше жестокостей, чем абсолютизм, и спрашивает, что хуже: зло, оправ дываемое как культурный релятивизм, или зло, оправ дываемое притязаниями на абсолютную истину? Он настаивает на том, что тирания полагается на абсолю тизм, тогда как демократия полагается на релятивизм, вынося свои суждения.

Еще одна из многих предложенных модификаций признает социальные влияния, продолжая рассматри вать при этом конструкт Я в качестве причинного агента (Mascolo & Dalto, 1995). Данная гипотеза при влекает вероятностный эпигенез (см. главу 13, с. 333), согласно которому организм является одним из взаи модействующих компонентов в иерархически органи зованной эволюционной системе взаимодействия организм—среда, и по аналогии, Я рассматривается как один из уровней данной системы. Заметим, что данная гипотеза предполагает взаимодействие конст рукта (Я) с объектами или событиями (организм и среда). (См. главу 11, с. 284–285, где предлагает аль тернативный, недуалистический подход к Я.)

ВЫВОДЫ

Постмодернизм базируется на теории искусства и литературной критике, однако вносит свой вклад в

науку, показывая, что науке в значительной степени свойственны субъективность, приписывание объек там ценностных характеристик, а также культурные и гендерные предубеждения, что необходимо прини мать во внимание. Однако вследствие своих экстре мистских взглядов, а также презрения к наукам и принижения их роли постмодернизм снискал дур ную славу в глазах ученых и других слоев обществен ности, а влияние социального конструкционизма на сферу образования, возможно, принесло больше вре да, чем пользы. Постмодернизм занял ведущие пози ции в женских исследованиях, социологии соци альных проблем и педагогической психологии. И все же лишь немногие представители физических и био логических наук, а также других разделов психоло гии согласились принять его в качестве короля наук или господствующей науки. Постмодернизм все чаще рассматривается просто как очередной стиль в искусстве, не способный сказать нечто достойное внимания о структуре знания или науке.

Данцигер (Danziger, 1997) рассматривает конст рукционизм как выполняющий преимущественно критическую функцию и подвергающий сомнению исходные положения традиционной психологии. Ав тор надеется, что в этой роли он поможет поколебать позиции догматизма. Поскольку постмодернизм, как правило, выступает в качестве критика, своим суще ствованием он обязан той самой системе, которую пытается изменить. А значит, его можно назвать «па разитическим» или, быть может, «симбиотическим», отмечает Данцигер. Зависимая роль постмодернизма заставляет его занимать значительно более традици онные позиции, чем можно ожидать, судя по его ис ходным положениям, заключает Данцигер.

Данное заключение, по видимому, созвучно с неко торыми пунктами, изложенными выше (раздел: Кри тика), рассматривающими постмодернизм / конструк ционизм как использующий минимум четыре принци па, которые кажутся противоречащими его программе:

(а) использование рациональных доводов, выходящих за рамки локальной группы, (б) пересечение границ социальных групп в поисках сравнений, (в) использо вание эмпирических свидетельств, (г) ориентация на социальную реформу, что противоречит позиции реля тивизма, и, вдобавок к ним, (д) неявное признание ре альности (actuality) несоциальных событий.

Представляется очевидным, что социальный кон струкционизм играет важную роль, указывая на ряд важных проблем и недостатков психологии, среди которых можно упомянуть следующие: субъектив ность в планировании и интерпретации исследова ний; ценностные суждения, заложенные при прове дении исследований; ограниченность «объективных» методологий в экспериментальной психологии; авто ритарная роль терапевта, принимаемая некоторыми разновидностями психотерапии; роль истории и кон текста как неотъемлемой части любого научного предприятия; социальные и исторические корни не которых общераспространенных психологических

конструктов, таких как ментализм, репрезентацио низм и биологический редукционизм.

Однако лишь немногие психологи и представите ли других научных дисциплин готовы отказаться от наблюдений и свести все знание и все научные про цедуры к одним лишь языковым конвенциям, как того требует строгий конструкционизм. Контексту альный конструкционизм с его подчеркиванием сво

ей неразрывной связи с обыденным миром и контек стуальными отношениями, присущими этому миру, вероятно, может рассчитывать на более теплый при ем. «Освобождение психологических теорий от жестко ограниченных (но не обязательно от всех) утверждений, основанных на наблюдении, возможно, является наибо лее существенным наследием [конструкционизма]» (Stam, 1990, р. 251).

ВВЕДЕНИЕ

Вероятно, каждому из вас доводилось участвовать в спорах. Одна сторона заявляет свою позицию по рас сматриваемому вопросу, а другая предъявляет ей свои контраргументы. Спор является формой диалектики. Даже простой обмен мнениями или информацией представляет собой диалектический процесс. Моно лог, однако, не является диалектической формой; не обходимо наличие диалога или взаимообмена.

Слово «диалектика» происходит от греческого dia, означающего «между», и legein, означающего «аргу мент», «довод», «разговор», т. е. диалектика — это бук вально разговор между двумя людьми. В более ши роком смысле это слово означает испытание идей логикой, нередко выражающееся в форме вопросов и ответов, с целью определения степени их достовер ности. К числу наиболее известных примеров диа лектики относятся диалоги Платона, в которых Со крат беседует с гражданами Афин о таких понятиях, как добродетель или благо, последовательно задавая им ряд вопросов и подвергая аналитической провер ке их ответы до тех пор, пока обе стороны не достиг нут более глубокого понимания.

Под диалектикой иногда имеется в виду опреде ление понятия или принципа и проверка данного по нятия (принципа) посредством демонстрации всех вытекающих из него следствий, — как отрицатель ных, так и положительных. Диалектика — это метод, позволяющий нащупывать новые альтернативы, на ходить еще не установленные смыслы (значения). Автор одного обзора в результате сопоставления раз личных значений понятия «диалектика» пришел к выводу, что «если вообще существует какое либо смысловое ядро понятия “диалектика”, то им, долж но быть, является идея биполярности, противопо ложности или противоречия. Для истинной диалек тики необходимо, чтобы одна сторона биполярности прямо предполагала наличие другой» (Rychlak, 1976, р. 14). Можно выделить три основные характеристи ки диалектики, с которыми, вероятно, согласится большинство представителей диалектической мыс ли:

1.Все реально существующее есть целое с взаимо связанными частями.

2.Реальность составляют не статичные состояния,

апротиводействующие силы, и в каждом случае раз решение противоречий между ними порождает но вые противоположности.

3.Реальность находится в процессе непрерывного изменения (Koerner and Linehan, 1992).

Для некоторых диалектических мыслителей «про тивоположность» может указывать просто на небы тие (non being); если мы допускаем существование какой либо вещи, мы автоматически признаем ее противоположность или ее отрицание, небытие (Georgoudi, 1983).

Диалектика может также означать анализ понятия или тезиса, в ходе которого раскрывается антитезис — противоположность тезису. Продолжение анализа приводит к одному или нескольким синтезам данных тезиса и антитезиса. Любое диалектическое событие в своем развитии порождает собственное отрицание — свое небытие как противоположность. Антитезис не должен возникать откуда то еще (Buss, 1976). Мно гие диалектики полагают, что синтез порождает, в свою очередь, новый тезис и, соответственно, новый антитезис (см. рис. 9.1): диалектический процесс бес конечен в триаде «тезис—антитезис—синтез». Окон чательное разрешение невозможно, ибо любой тезис (или син тез[ис]) предполагает свою противополож ность.

Рис. 9.1. Одна из концепций диалектического процесса

В области психологии диалектический процесс предполагает, что взаимодействие конкретного чело века с миром — это развивающийся процесс, который никогда не заканчивается. В результате каждого ди алектического обмена изменяется как данный чело век, так и мир, что ведет к новым взаимообменам. Все это происходит в контексте смыслов (значений), ко торые составляют часть этого бесконечного диалек тического процесса. Человек и мир не являются не зависимыми друг от друга и ни один из них не нахо дится в другом. Скорее, они

«…неразрывно переплетены в индивидуально мировом поле (individual world field), заключаю

щем в себе их единство. Хотя внутри этого ге

штальта можно вычленить различные аспекты (на

пример, индивидуума, мир), они всегда являются

частями общего поля и относятся к нему по определению (т. е. в силу своих особенностей). Мирской контекст необходим каждому человеку

как источник содержания его мыслей и действий

и как спектр возможностей (мышления и дей

ствия), из которых он может выбирать. Без этой общей почвы человеческие идеи и действия были

бы случайными и хаотичными, не имеющими гра ниц и референтов» (Ratner, 1971, р. 83).

Там, где Ратнер указывает нам на человека и мир как на единое «индивидуально мировое поле», Квэйл (Kvale, 1977) аналогично утверждает, что диалектика сосредоточена на развитии и взаимо действии, которые существуют как аспекты цель