Дун Синь (Китай)

СИМВОЛЫ В РУССКОЙ И КИТАЙСКОЙ КУЛЬТУРАХ

На современном этапе развития человеческого общества происходит процесс интеграции в социально-экономической, политической сферах жизнедеятельности. Одним из оснований сближения стран является взаимодействие, взаимовлияние различных культурных систем. Наши страны друг для друга – это страны-друзья, страны, которые оказывают большое влияние на все сферы жизнедеятельности.

Китай – это великая страна, «жемчужина Востока», чья история насчитывает более пяти тысячелетий. Китайская цивилизация зародилась в бассейне реки Хуан-Хэ. Предки изменяли природу, приспосабливали ее для себя. В то время и начала формироваться культура Поднебесной.

А истоки и корни великой русской культуры берут свое начало с языческих времен.

Каждая культура имеет свои символы, в которых отражены менталитет и ментальность. Но есть символы, которые присутствуют в разных культурах и тем самым являются основанием их объединения.

Врусской культуре одним из распространенных символов является конь. Русские любят коня и считают его сокровищем, главной опорой и надеждой всей крестьянской жизни. В русской народной культуре конь был символом богатства, весны и плодородия Ярилы. Мы часто видим образ коня не только в русской народной игрушке, но и в русском творчестве, в сказках, рассказах, былинах. В повседневной жизни мы часто слышим пословицы о коне. Например: «Конь узнается при горе, а друг при беде». В Китае люди тоже любят коня. Конь - это доброе, верное животное в китайской культуре. Как и в России, так и

вКитае конь - символ успеха. В России часто говорят «быть на коне», значит делать успехи. В Китае — «конь дошел, успехи нашел».

Всоответствии с русской точкой зрения, петух имеет волшебную силу. Его голос может обезопасить людей от злых сил и нечистых духов. Китайский народ любит эту птицу, так как в китайской классической литературе петух является хорошим, надежным и добрым представителем животного мира.

Все мы знаем, что двуглавый орел символизирует власть и независимость России. Российский герб – двуглавый орел на красном щите. Это значит, он подчеркивает европейскую и азиатскую сущность России. Орел – птица властная, гордая, и эти черты подчеркивают значимость русского герба.

Но Китай представляет дракон. Восточноазиатский дракон сильно отличается от европейского. Китайский дракон – символ благородства, радости, власти и нравственного совершенства. Во многих литературных произведения и

126

легендах дракон – это бог дождя. Образ дракона – собирательный образ разнообразных животных. У него голова и ноги от крокодила, тело от змеи, рыбий хвост, рога от оленя. Говорят, что образ дракона появился, чтобы объединить разные племена. Поэтому изображение дракона символизирует воссоединение

иединство. Китайцы считают себя потомками дракона. Но в современном китайском обществе дракон является символом радости и счастья. Во время праздников китайцы обязательно клеят на двери картинки с изображением дракона, чтобы молить небо о мире.

Для европейцев дракон – традиционный носитель злого, порою сатанинского начала. Вот и в русской иконописной традиции мы можем увидеть Святого Георгия, поражающего змия. В русском фольклоре чаще всего пронзают копьем именно дракона. Дракон западноевропейский – это дракон, который испытывает неодолимую тягу к золоту и прекрасным девушками. В отличие от своего восточноевропейского «коллеги», он не умеет дышать огнем и ... летать.

Когда мы, китайцы, говорим о драконе, мы обязательно вспоминаем и о фениксе. Как и дракон, феникс – это тоже символ счастья и радости. Феникс – чудесная царь–птица. Феникс – древний символ бессмертия, возрождения, солнца. Эта мифологическая птица окрашена в золотой и красный цвета, символизирующие восходящее солнце. Величиной феникс с орла, шея блестящая, золотистая, в хвосте же есть розовые перья, головка круглая с хохолком.

Считалось, что феникс проживает в арабских пустынях и живет 500 лет. Чувствуя приближение смерти, феникс делает погребальный костер из листьев

ипадает в него замертво. Через три дня после самосожжения из пепла рождается новый феникс для того, чтобы жить еще 500 лет. Повествует о царе–птице фениксе и китайский «Каталог морей и гор»: «В пятистах ли к востоку много золота и нефрита. Там водится пятицветная птица. Узор на ее голове напомина-

ет собою иероглиф « » «дэ», что значит «добродетель», а на крыльях - иероглиф « » «и» («справедливость»), на спине - иероглиф «ли» («благовоспитанность»), на груди – иероглиф «жэнь» « » («совершенство»), на животе – иероглиф «синь» « » («честность»). Знали феникса и на Руси. В «Голубиной книге» говорится: «Феникс - птица всем птицам мати». У нее «перья крепче стали и булату, режут ими кости и камни, а когда из-за моря гости приезжают - перья покупают и кроют ими бархаты и атласы».

Необходимо отметить, что многие символы ассоциируются с желтым цветом. Это непростой цвет для Китая и России. Для русских желтый цвет представляет собой печаль и разлуку. Но в китайской культуре желтый цвет символизирует святость и благородстве, потому что в китайской древней философии металл, дерево, вода, огонь и земля относятся к пяти основным природным элементам, имеющим желтый цвет, символизирующим собой святость. Только у императора раньше было право пользоваться этим цветом. Раньше людей могли убить, если они надевали одежду желтого цвета.

Культурные различия между Китаем и Россией проявляются во многих аспектах жизнедеятельности наших стран. Однако следует помнить, что Китай и Россия не только страны - соседи, но и друзья. На протяжении многих лет мы

127

помогаем друг другу. В настоящее время отношения между нашими странами благоприятные и стабильно развиваются.

Пройденные нами пути реформ, сделанные нами открытия, несомненно, будут способствовать укреплению взаимопонимания и дружбы наших двух стран и народов. Это, в конечном счете, закрепит в сердцах наших народов миролюбивую идею о передаче китайско-российской дружбы из поколения в поколение, придаст новый импульс долгосрочному поступательному развитию партнерства и стратегическому взаимодействию между Россией и Китаем.

М.С. Жиров (Россия)

КУЛЬТУРОГЕНЕЗИС НАРОДНОЙ ОДЕЖДЫ БЕЛГОРОДЧИНЫ: СОЦИОЭТНИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Традиционный народный костюм края – значительная область национальной культуры как на широте и глубине связей, так и по богатству художе- ственно-творческого выражения. В его образно-стилистической структуре емко и зримо отразились религиозно-этнические, этические, эстетические представления народа, его история, менталитет, система ценностей, уровень духовной и материальной культуры. И вместе с тем, в народной одежде запечатлено нечто большее, чем принято думать. Это не просто набор утилитарных, художественно выполненных деталей. Это отношение к жизни, восприятие мира сквозь призму главнейших для человека ценностей: счастья, веры, любви, семьи, дома, земли, Родины, Отечества.

Возникший как рукотворный предмет утилитарного назначения, народный костюм одновременно является и уникальным образцом прикладного народного творчества высочайшего уровня, способного переносить человека через десятилетия и века туда, где «татары шли, ковыл-траву жгли», и туда, где девицы, в карагод собираясь, «по три мыла измували, по три юбки надевали, четвертаю – душагрейкю», и туда, где в свадебной круговерти «игрицы» величали «поезжан»: «кучера сидят молоденькие, на них шубочки бобровенькие, перчаточки гарусовенькие, чулочки везелененькие, сапожки козловенькие» и воспевали свадебные дары невесты: «матушке – платочек, батюшке – рубашку, любым деверёчкам – по льняным порточкам, дорогим золовушкам – из косушки ленты».

Судьба одежды в прошлом и настоящем – это живая история, поэтическое предание, в котором оживает значительный и мудрый язык старинного орнамента. В нем – размышление о жизни и вечности, ибо «одетая в свой традиционный костюм крестьянка из южновеликорусских земель представляла как бы модель вселенной: нижний, земной ярус одежды покрыт символами земли, семян и растительности, у верхнего края одежды мы видим птиц и олицетворение дождя, а на самом верху все это увенчано ясными и бесспорными символами неба: солнца, звезд, семь фигур, обозначающих созвездия, птиц, солнечные

128

кони и т.д. [7, 31-33]. Тесно связанный с окружающей природной средой, народный костюм и есть одно из первичных воссозданий среды обитания. В самой композиции традиционной одежды, в ее орнаментах будто отложилось родство человека с землей и небом, с чередой времен года, с их пестрой цветовой гаммой. Невольно вспоминаются и парящая птица, и Матерь-Берегиня, и «Древо Жизни», с древнейших времен воплощаемые в местном «узорочье», подтверждающие слова В.В. Стасова о том, что «у народов древнего мира орнамент никогда не заключал ни единой праздной линии, каждая черточка имеет тут свое значение… это связная речь, последовательная мелодия, имеющая свою основную причину и не предназначенная для одних только глаз, а также для ума и чувства» [9, 101]. Такой широчайший контекст народной одежды открывает многогранные перспективы для изучения народной культуры, быта, этнокультурного самосознания и менталитета народа, специфики традиционного художественного творчества, его художественно-эстетической сущности и содержания, принципов взаимодействия с широким культурологическим полем других этнических культур.

Активизация исследований по проблемам традиционного народного костюма края в последние годы дает возможность сопоставить этнографические материалы, полученные в разные временные периоды, и обосновать вопрос о его генезисе, корни которого, как нам представляется, следует искать в лесостепной культуре скифского времени, «памятники» коей обнаружены в Алексеевском, Борисовском, Корочанском, Валуйском, Старооскольском, Чернянском районах [3]. Так, при раскопках скифских курганов, могильника у села Дуровка Алексеевского района, например, найдено много изделий из золота, металла, глины, кости, имеющих не только утилитарное, сакральное, но и декоративное назначение. Большинство предметов выполнены в «зверином стиле» – особенной художественной манере, предполагавшей изображение животных и растений. Основу орнамента составляют образы животных, обитавших в то время на территории края. Полиморфный орнамент в виде оленей, лосей, волков, медведей, кабанов, зайцев, собак, козлов, хищных птиц переплетается в композициях с растительным – подсолнухи, цветочные розетки – основа бляшек из золота, которыми украшалась одежда. По всей вероятности, скифы верили, что качества изображаемых животных и птиц – ловкость, быстрый бег, зоркость – перейдут их хозяину, а живительная сила растений будет благоприятствовать физическому здоровью.

Контакты между народами Западной и Восточной Европы в начале V века нашли свое отражение в четырех вещевых кладах «древностей руссов» VI

– начала VIII веков, обнаруженных в узкой лесостепной полосе от Среднего Поднепровья до Оскола и представленных находками серебряных и бронзовых украшений (фибул, сережек, височных колец, браслетов, шейных гривен), деталей наборов подвесок для пояса и оружия. В 1916 году в селе Старый Хутор Валуйского района было найдено множество предметов быта, в том числе обломок бронзовой застежки – фибулы (деталь костюма), датируемый V веком. На месте Белгородского водохранилища, на Шурьей горе, у реки Ворсклы, в бассейне реки Оскола, у сел Герасимовка и Шелаево Валуйского района и Белый

129

Плес Вейделевского района обнаружены «памятники» периода палеолита, мезолита, неолита, эпохи бронзового века в виде предметов органических материалов: кожа, берестяная обувь, шкуры [3].

Ввиду того что история заселения Белгородского края ещё не достаточно изучена, проблемной по-прежнему является и характеристика этапа формирования населения края домонгольского периода, а, следовательно, и одежды. Большинство исследователей склоняется к тому, что территория в верховьях Ворсклы, Псла, Северского Донца – место обитания во второй половине I тысячелетия союзов славянских племен. Мы разделяем мнение Б.А. Рыбакова о том, что границы племени северян длительное время оставались неизменными, а потому мы вправе считать их коренным этносом, уклад и образ жизни которого во многом определил культурные традиции края. Именно здесь, на Десне и Сейме, лежали древние центры славянских племен. Здесь они сложились в процессе автохтонного развития, здесь они поглотили поток юго-восточного славянства, двинувшегося на север в гуннское время, и отсюда они начали расширять свою территорию на юг и юго-восток [6].

В период своего становления славяне постоянно находились под сильным влиянием более могущественных народов, что тормозило развитие их собственно славянской самобытной культуры. В конце V века с освобождением славян, началось их бурное развитие. При этом славяноязычные переселенцы вступали с местным населением в сложные взаимоотношения, что вело к языковой ассимиляции местного населения и распространению славянских языков. По Северскому Донцу в этот период пролегал важный торговый путь, связывавший арабский мир и восточнославянские племена. Усиление Хазарского каганата способствовало развитию международных торговых связей. Славянское и ала- но-болгарское население торговало с арабским миром. Таким образом, территория современной Белгородчины была областью активных этнических контактов. В VIII-X веках через нашу область шла граница, отделявшая земли северян от территорий, входивших в Хазарский каганат и заселенных славянским населением, что привело к этническому смешению. В их быту стали соседствовать черты, свойственные разным народам, что нашло отражение в традиционной культуре края, в том числе и в народной одежде.

На рубеже IX-X веков этническая обстановка степной и лесостепной зон ослабила Хазарское государство, чем воспользовались жившие на границах кочевники, угры-мадьяры, печенеги, тюрки. Ученые связывают переселение болгар на славянские земли с миграционными процессами. Они потеснили алан и вместе с ними расселились в юго-восточной части современной территории края. В VIII-X веках эти земли входили в состав Хазарского каганата, население которого к тому времени составили: тюрки, болгары, угры, ассимилированные иранцы, славяне, оставившие после себя значительное количество памятников салтово-маяцкой культуры в виде керамических изделий, хранящихся в коллекциях Белгородского государственного историко-краеведческого музея, а также районных музеев края. Осуществленный нами анализ позволяет утверждать, что керамика салтовцев изготовлялась на гончарном круге, ведущими мотивами орнамента были прямые и волнистые линии, треугольники, ромбы. Для де-

130

кора груболепной керамики использовались различные виды орнамента в виде линий, насечек. На днищах памятников у Дмитриевского городища обнаружены знаки солярного характера: солнечные амулеты-обереги, образцы с изображением коньков. Есть предположение, что такой же орнамент присутствовал и в древней одежде. Памятники этой культуры встречаются в Алексеевском, Валуйском, Вейделевском, Волоконовском, Красногвардейском, Новооскольском, Чернянском, Шебекинском районах области.

Археологические раскопки на берегах Верхнего Дона (территория бывшего Бирюченского района) выявили несколько поселений с обломками древнерусской керамики XII в. и керамики кочевнического типа, а также украшения, атрибуты костюма, детали одежды. Памятники этой культуры являются остатками броднических или бродническо-половецких поселений. Бродники (от слова «бродить») – это отряды бежавших из Руси смердов и бедных воинов, бродивших по степи и селившихся среди половецких кочевий. В XIII в. они слились с половцами, в жены брали половчанок и к концу века были уже на четверть русскими [5, 93].

Самым значительным культурным наследием половцев, по нашему мнению, являются каменные изваяния, разбросанные по степи Юга России, воздвигнутые над курганами-захоронениями на перекрестках дорог и рек. Каменные половецкие изваяния представляют мужчин и женщин в костюмах, которые погребенные, как нам представляется, носили при жизни. Это подтверждает обнаруженная в курганах одежда типа короткого кафтана, аналогичного тому, что на половецких «бабах». Безупречная сохранность каменных «баб», передает малейшие подробности костюма половецкой женщины XIII в. В форме головного убора, в системе расположения орнаментальных вставок, в мотивах декора костюма половчанки и крестьянки Воронежской губернии прослеживаются определенные параллели. Головной убор на половецкой «бабе» близок к бытующей в этих местах «сороке» [5, 190]. Оформление плечевой части рукавов кафтана половчанки соответствует системе орнаментации местных рубах. Нижняя часть кафтана по крою напоминает распашную поневу. Широкие продольные полосы на полах зипуна находят аналогии в декоре прошв передников, в узорных полосах на поневе, расположенных не спереди, поскольку поневу носили с передником, а сбоку и сзади, в местах соединения полотнищ ткани. Подолы зипунов на статуях орнаментированы рядами ромбов, треугольников, зигзагообразными линиями. Вышивка на подолах понев, включающая ромбические мотивы, сверху обрамлена цепочкой треугольников. Крупные бляшки («круги»), украшающие ожерелье, женский пояс и концы мужского пояса, ленты «гаруса» на головном уборе тоже имеют аналоги в половецком костюме. Осуществленный анализ дает основание утверждать, что костюм крестьянки бывшего Бирюченского уезда во многом аналогичен костюму половецкой женщины XIII в.

Период золотоордынского нашествия XIII в. оставил свой «след» в стиле традиционной народной одежде края. К примеру, в большинстве местностей юго-восточной части Белгородчины пояс до сих пор называют «кушаком» (слово тюркского происхождения). Отголоски этой культуры мы находим и в

131

«низкой челушке» женского головного убора «сороки» села Верхососна Красногвардейского района, и в деталях женских украшений, и в названиях мужской и женской верхней одежды (тулуп, кафтан, чекмень), тканей (бязь, войлок), а также в названиях местностей: Бирюч, Усмань, Битюг, Хава, Айдар [1, 20].

Вольная, правительственная, частично монастырская, позднее помещичья колонизация южных рубежей Московского государства собрала на географическом пространстве исследуемого региона представителей разных культур: русской, украинской, польской, литовской, белорусской. «Памятники» последней ярко прослеживаются и сегодня в народной одежде населения ряда районов области: Вейделевского, Валуйского, Волоконовского, отчасти Чернянского и Красногвардейского, где встречается вышивка красно-черными нитями в технике «крест» [1, 27]. Распространилась она в однодворческих селах под названием костюмный комплекс с «андараком», колористический строй полос юбки, которой полностью повторял белорусский (исключение составляли районы с украинской культурой). С переселением в Россию поляков связано появление новых разновидностей жилетов, мужского головного убора «ермолка», верхней одежды «шушпан», женских деталей костюма: «фартук» (передник), отложной воротник с оборками по отлету.

По данным писцовых книг, в «Списках населенных мест» городов Белгородской засечной черты упоминаются «севрюки» и «горюны», отличающиеся от окружавшего их населения, как по говору, так и по костюму. Мужская одежда, войлочные «колпаки» в качестве головного убора были сходны с полесско-бе- лорускими головными уборами. Своеобразный комплекс женского костюма (женская рубаха с прямыми поликами, пришитыми по основе: понева – плахта в качестве поясной одежды, полотенчатый головной убор, были известны в бассейне Северского Донца. Вполне вероятно, что именно эти этнические группы, некогда населявшие территорию края, и есть потомки древних северян, поселения которых находились в Путивльском уезде Белгородской (впоследствии Курской) губернии, а ныне – Сумской области. В.В. Мавродин и А.И. Соболевский считают их потомками старых северян, уцелевших от татарских набегов в северном Полесье [4; 8]. Эти предположения ученых обоснованы анализом говоров и народного костюма «горюнов», многие детали которого сохранили отзвук древнерусской традиции. Так, комплекс женской одежды включал в себя «чохву» (рубаху с длинными рукавами, ниже кистей рук), «поневу-плахту» с «хвартушкой», «наметку» (белое полотенце, которым укрывали голову). Девушки носили венки или «тканки» (парчовые или вышитые серебром полосы) с лентами, опускающимися на спину, а поверх – платки, к которым накладывались узкие венчики из гусиных перьев. Однако несмотря на многие сходства с культурой других народов (украинцев и белорусов), эти гипотетические потомки древних северян смогли сохранить свою самобытность вплоть до XX века.

Пока нет единого мнения ученых о происхождении другой этнической группы великорусов – «саянов», поселения которых были разбросаны, в основном в северной части курских земель. М.Г. Халанский, считал, что «саяны» образовались в результате правительственных переселений жителей из бли-

132

жайших южнорусских городов: Орла, Рязани, Брянска [10]. Именно их влияние сказалось на декоративном решении местного костюма, что выразилось в преобладании в нем красного цвета. Комплекс традиционной женской одежды «саянов» также свидетельствует о древности этой этнической группы, так как включает поневу (несшитую распашную), рогатую кичку, сарафан («саян»), «чепец» и «повязку» (головные уборы женщины и девушки), «коты» (грубые кожаные башмаки) и «черевики» (кожаные легкие туфли с «махорчиками»), указывающих на давние этнические связи этого населения с населением Орловской, Калужской, Тульской губерний. Такие костюмы сохранились в селах Грайворонского района (Пороз, Доброе, Почаево), в селе Фощеватово Волоконовского района. Этнографы и краеведы выделяли места поселений «саян» в ряде сел Оскольского региона, население которого занималось кожевенно-са- пожным, шубным, гончарным, столярным, бондарным промыслами. Впоследствии в быту кустарей сильнее проявилось влияние города, что сказалось на формировании сарафанного и юбочного костюмных комплексов в стилистике которых появились элементы белоруско-полесских и литовских национальных костюмов, в частности, карман-лакомник.

В исследованиях Л.Н. Чижиковой упоминается факт проживания во второй половине XVII в. в бассейне реки Корень (левобережного притока Северского Донца), в селах Ломово, Заячье, Мазикино, Свиридово, Тюрино, Новая Слободка Корочанского района древней группы великорусов – «мамонов» [11; 12]. В традиционной культуре мамонов наблюдался синтез разновременно возникших компонентов. Так, в одежде преобладали южнорусские черты, идентичные однодворческой одежде: рубаха с косыми поликами, понева с прошвой, украшенная сзади яркой вышивкой в виде продольных полос, рогатая кичка, пушки (подвески головного убора около ушей) из гусиного пуха в сочетании с северорусским косоклинным сарафаном, замененным в начале XX в. сарафаном, сшитым из прямых полотнищ.

Вплоть до XX века на территории районов, примыкавших к Воронежской и Курской губерниям, проживали «цуканы», названные так за характерное «цоканье» говора, замены звука «ч» на «ц» и наоборот. Традиционный женский наряд цуканов также нес на себе печать глубокой старины – красная понева, рогатая кичка, длинный передник («запон»). Симпатиями у соседей великорусов цуканы не пользовались. Они презрительно называли их «хамами», «выворотными»: «…они мрачны, грубы и живут грязнее своих соседей. Их речь медлительна (как и походка), тон ее низкий: кажется, будто говорящие стараются прижать подбородок и нарочно говорить басом» [10].

И по сей день отголоски некоторых локальных этнических групп великорусского населения ощутимы в говоре местных жителей края: например, в районах Белгородско-Курского региона – среди «евунов»; в Красненском и Губкинском районах – среди «щекунов»; в Старооскольском, Алексеевском, Новооскольском районах – среди «ягунов». И хотя диалектные особенности говора «щекунов» и «ягунов» не были столь отличны друг от друга, они сильно различались «в наружности и больше всего в покрое одежды… Разность между ще-

133

кунами и ягунами так велика, что они никогда не вступают в родственные связи друг с другом, не имеют дружественных отношений между собой…» [2, 93].

Известно, что еще в середине XIX века этнические группы на территории края жили обособленно друг от друга и окружающего населения в силу своих специфических этнических и социально-экономических факторов. Помимо различий в говоре, одежде, образе жизни, бытовом укладе они были выходцами из разных регионов России и принадлежали к разным слоям крестьянства. Так, упоминаемые нами «саяны», «горюны», «цуканы» и «мамоны» принадлежали к категории монастырских крестьян, то есть находились в крепостной зависимости у монастырей. Рядом жили помещичьи крестьяне и однодворцы со своим определенным социальным статусом, традициями, укладом жизни.

Строительство Белгородской оборонительной черты, которое длилось более двадцати лет – важного стратегического сооружения, протянувшегося на 800 км с востока на запад по территории современных областей (Сумской, Белгородской, Воронежской, Липецкой и Тамбовской) способствовало этнической и культурной консолидации выходцев из разных районов России, составивших группу «служилых по прибору» (пушкари, стрельцы, казаки, драгуны, копейщики) (Белгородский и Старооскольский уезды) и «служилых по отчеству» (по происхождению): бояре, дворяне, дьяки; дети боярские, дворовые, городовые. Низшие служилые люди – мелкопоместные дети боярские и придворные чины составили особую сословную группы «однодворцев», традиционный женский костюм которых включал юбку в полоску (местное название «андарак»), «от пояса до ног 77 дорог».

Безусловно, переселенцы «сведенцы» из других регионов России: Москвы, Курска, Мценска, Орла, Переяславля, Рязани, а также выходцы из Правобережной Украины, «черкасы», Заднепровские казаки внесли заметные изменения в колористический строй костюма края. А характерная бесполиковая рубаха украинского типа с цельнокроеными рукавами стала излюбленной праздничной частью костюма в сочетании с юбкой-плахтой жителей ряда сел Грайворонского района.

В русских селах Белгородского района Болховец, Пушкарное, в селе Белый Колодец Вейделевского района (бывшего Валуйского уезда) довольно распространенной формой являлась рубаха с прямыми поликами, пришитыми по основе ткани, но для украинского населения исследуемой территории это было весьма редким явлением.

Как и в старину в– «кацапами», а иногда и «лаптерями». В этих районах украинцев именуют «хохлами», русских районах дисперсного расселения русских и украинцев по-прежнему бытует понятие «перевертень», «перевертыш». «Мы не русские и не украинцы, мы перевертни» – утверждают старожилы таких сел. Как показывает исследование украинское население приграничных районов меньше занималось ткачеством. Ввиду развитости товарно-денежных отношений крестьяне имели возможность покупать фабричные ткани. Домашние холсты шли лишь на рушники и скатерти. Самые бедные крестьяне носили одежду из домотканой поскони даже в начале XX века, в основном – мужские и женские рубахи, юбки и штаны в качестве рабочей одежды. Однако крой рубах

134

из покупного материала сохранял свои традиционные черты, а вот декоративная отделка приобретала новое решение, в вышивке появлялись растительный орнамент и красный цвет, менялась техника вышивки с «набора» на «крест».

К концу XVIначалу XVII веков в основном закончились массовые переселения народов. В своих общих чертах сложилась и этническая карта Белгородского края. Переписи населения фиксируют появление новых этнических групп – служилых крещеных калмыков, под влиянием которых в народном костюме края появляются разнообразные бисерные нагрудные украшения длиной ниже талии, меняется колористический строй используемого бисера.

Под воздействием урбанизации, общей подвижности населения, роста числа национально-смешанных семей прежние локальные особенности народной культуры и быта постепенно сгладились. Материальная культура стала более стандартной. Однако многие самобытные черты традиционной народной одежды края сохраняются в ярко выраженной форме и в настоящее время. На это обратил внимание еще А.И. Соболевский. В работе «Русский народ как этнографическое целое» исследователь указывал на то, что точных границ между тремя славянскими народами, как правило, не наблюдается: есть районы (пояса) переходные, где сочетаются признаки и того, и другого народов. И тут же Соболевский вносит в свое заключение существенную поправку: «Точная граница может быть проведена только между великорусами и малорусами в тех местах, где и те, и другие – поздние пришельцы, где они столкнулись не раньше XVII столетия. Здесь у этнографа обычно не бывает никаких затруднений: одну деревню по ее языку и быту он может смело и решительно назвать великорусскою, а ее соседку, также на основании ее языка и быта, он называет малорусскою» [8, 12].

Подтверждают это и материалы музыкально-этнографических экспедиций в села Белгородчины, свидетельствующие, что традиционная народная культура, в том числе, и народная одежда сохраняет свои индивидуальные особенности. Прямое украинское воздействие на нее ощущается только в более поздние исторические периоды. И, напротив, типичные признаки южнорусской традиции удалось зафиксировать участникам экспедиции Московской консерватории на территории Украины. Это еще одно из предположений о том, что только потомки славян-степняков могли принести с собой в южнорусские пограничные города традиции, корни которых уходят ко временам единства юговосточных славян в эпоху образования Киевского государства. Существенным подтверждением этого предположения является народная одежда края, в композиции, загадочном орнаменте, широкой цветовой гамме которой отразилось родство человека с богатейшей природой края, опытом предков-землепаш- цев. Достаточно сказать, что основным типом женской одежды в крае была понева, упоминание о которой встречается в древнерусских рукописях. Одно из ранних изображений поневы находим и на браслете из рязанского клада XII века. Понева восходит к одежде исконно славянского земледельческого населения, которое занимало правобережье Дона и его притоки. Она была распространена по всей южнорусской территории. Аналогична точка зрения В.М. Щурова: «Род женской одежды типа поневы встречается у всех трех восточнославянских

135

народов (запаска у украинцев, плахта у белорусов)» [13, 45]. Таким образом, все эти признаки в совокупности доказывают верность предположения о преобладающем влиянии потомков аборигенов–северян на развитие традиционной народной одежды края.

Таким образом, с XVII по XX век на территории края произошли сложные этнические процессы, отразившиеся в языке, одежде, жилище, фольклоре и даже в ремеслах. В костюме этого времени отмечена необычная форма рубахи с рукавами, собранными у поликов под названием «городки», широко распространенная на Украине и до этого неизвестная в Центральной России.

Военно-стратегическое назначение Белгорода с XVI-XVIII веков постепенно изменялось, хотя милитаризованный уклад экономики, основное занятие «служилых людей» во многом определили особенности развития ремесел и промыслов, а соответственно и торговли в крае. Интенсивное развитие традиционных занятий населения особенно активизировалось в период существования Белгородской губернии (1727-1779 гг.), в состав которой вошли территории современных Белгородской, Курской, Орловской, частично Брянской областей Российской Федерации, а также Харьковской и Полтавской областей Украины. Этот факт нашел отражение и в трансформации традиционного костюма. Так, переселенцами из Брянска был привнесен отложной воротник в народный костюм. При традиционном крое он придает рубахам сходство с аналогичными вещами западных славян: белорусов, поляков, литовцев. Рубаха имела ещё одну особенность, нехарактерную для культуры края: косые полики с декоративным оформлением вышивкой. Кички с бисерным «позатыльником», широкие бисерные «гайтаны» нагрудного и наспинного исполнения были также заимствованы из брянского народного костюма, стилизованные впоследствии с учетом региональных особенностей и закрепившиеся в традиционном костюме края.

Проходящие в тот период в Белгороде один раз в году ярмарки, количество которых затем возросло до трех, способствовали более широкому развитию не только торговли, но и промышленности, ремесел, производству суконной фабрики на реке Топлинка. На ярмарках приобретались валеные головные уборы, лапти, валенки, самые сложные компоненты костюма, изготовление которых требовало особого мастерства, декоративные ткани, кружева, изготовленные на коклюшках рязанскими ремесленниками (названия обозначены по месту их изготовления), михайловские мерные кружева, широко используемые для декора оплечья женских рубах.

Аграрное перенаселение, усиление феодально-крепостнической эксплуатации вынуждало сельское население искать источники доходов, не связанные с земледелием. Вот почему с конца XVIII века, особенно во второй половине XIX века, на территории края получили широкое распространение крестьянские ремесла и промыслы. Подтверждение данного факта находим в исторических источниках. Так, на вопрос анкеты (1761 г.) Академии наук, проведенной по инициативе М.В. Ломоносова, «В каких ремеслах народ больше упражняется и которое в лучшем состоянии находится?» – последовал ответ: «В Белгороде имеются ремесленные люди серебренники, чеботари, кузнецы, плотники, оконченники (стекольщики), портные, крашенники, токари, кирпичники, дела-

136

ющие медные и оловянные мелкие вещи, харчевники, калачники, солодовники, свечники и овчинники » (160). Более того, достигшие своего пика в конце XIX

– начале XX веков, многие ремесла развиваются и в настоящее время, являя нам ценностные образцы многовековой эволюции народного творчества.

Резюмируя вышеизложенное, укажем, что есть основания утверждать: народный костюм края, формировавшийся на протяжении веков под непосредственным воздействием социально-экономических, культурно-исторических, природно-географических факторов, является уникальным памятником материальной и духовной культуры нации, человечества, определенной эпохи. В его создании и формировании принимали участие славянские племена, этнические и сословные группы населения, все без исключения социальные слои общества, каждое из которых имело свою определенную точку включения в эту деятельность. Ввиду этого народный костюм Белгородчины является выразителем и носителем личных, классовых, национальных и общечеловеческих значений, социокультурного опыта предшествующих поколений. И в этом культурологическом, художественно-творческом процессе народ выступает объектом и субъектом, создателем, хранителем и продолжателем целостного этнокультурного явления, продолжающего жить в первозданном и трансформированном виде благодаря таланту и художественному созиданию Человека.

Ли т е р а т у р а :

1.Жиров М.С. Народная художественная культура Белгородчины: Учебное пособие.

–Белгород, 2000. – С. 20, 27.

2.Жиров М.С. Региональная система сохранения и развития традиций народной художественной культуры: Учебное пособие. – Белгород, 2003. – С. 93.

3.Карагодин М.И. Белгородский край в древности. – Воронеж, 1982.

4.Мавродин В.В. Очерки истории СССР: Древнерусское государство. – М., 1956.

5.Плетнева С.А. Половцы. – М., 1990. – С. 93, 190.

6.Рыбаков Б.А. Поляне и северяне. – М., 1944. – Т. 6-7.

7.Рыбаков Б.А. Макрокосм в микрокосме народного искусства // ДИ СССР, 1975. – № 3. – С. 31-33.

8.Соболевский А.И. Русский народ как этнографическое целое. – Харьков, 1907.

9.Стасов В.В. Русский орнамент: Шитье, ткани, кружева. – Вып. 1. – СПб., 1872. – С. 101.

10.Халанский М.Г. Народные говоры Курской губернии // Сборник отделения русского языка и словесности Императорской академии наук. – СПб., 1904. – Т. ХХV.

11.Чижикова Л.Н. Русско-украинское пограничье. История и судьбы традиционнобытовой культуры. – М., 1988. – 256 с.

12.Чижикова Л.Н. Традиционная женская одежда русских в Белгородской области / Институт этнографии // Ролевые исследования 1977 года. – М., 1979. – С. 9.

13.Щуров В.М. Южнорусская песенная традиция. – М.: Советский композитор, 1987.

–С. 45.

137

О.Я. Жирова (Россия)

К ПРОБЛЕМЕ ОСВОЕНИЯ, СОХРАНЕНИЯ И РАЗВИТИЯ НАРОДНОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ БЕЛГОРОДЧИНЫ

Широкий круг обозначенных в ходе научной дискуссии проблем свидетельствует о значимости обсуждаемого вопроса, который для Белгородского государственного института культуры и искусств и, в частности, специализации «Народное художественное творчество» имеет особое значение как в научнотеоретическом, так и в практическом аспектах. И это связано, прежде всего, со сферой профессиональной деятельности вуза. Подготовка высокопрофессиональных специалистов в области народной художественной культуры, способных к ведению научно-исследовательской, педагогической и творческой деятельности в культурно-досуговой и образовательной сферах, предусматривает существенное повышение значимости фундаментальных научных знаний, расширение сферы и универсальных возможностей профессиональной деятельности выпускников, особое внимание к актуальным проблемам национальнокультурных традиций, межнационального культурного сотрудничества, этнохудожественного воспитания, образования и творчества.

Знание характерных особенностей самобытования народной культуры края необходимо в первую очередь для четкой профессиональной ориентации выпускников БГИКИ, для их дальнейшего творческого и профессионального совершенствования, научной деятельности. Эти знания, по нашему глубокому убеждению, необходимы и практическим работникам культуры для организации этнохудожественного образования и воспитания населения области на качественно ином научно-методическом и организационном уровне, созвучном сегодняшнему и завтрашнему дню России.

Эта проблема весьма актуализирована решением государственного совета, рассмотревшего вопрос «О государственной поддержке традиционной народной культуры России», в которой, как подчеркнул Президент России, заложен вековой духовный и практический опыт народа, историческая память эпох и поколений, огромный морально-этический потенциал. В своем Послании Федеральному Собранию Президент вновь акцентировал внимание на необходимость освоения и сохранения национального культурного наследия, русского языка, народных традиций, предложив ряд конкретных мероприятий, направленных на оптимизацию этого процесса, в частности, создание Фонда русского языка.

Следовательно, сохранение народной художественной культуры все осознаннее воспринимается сегодня как важнейшая духовно-нравственная и эсте-

138

тическая задача современной культурно-образовательной политики государства, а возвращение ее в качестве исходной, базовой этнопедагогической системы современного культурно-образовательного пространства «продиктовано признанием ее высокой эффективности, экологичности, демократичностью и открытостью для внедрения в массовую практику» (Каргин, 1997, с. 277). Именно поэтому изучение, освоение и продолжение фольклорных традиций как важнейшей полифункциональной ценностной парадигмы современной социокультурной среды представляет особый научно-теоретический и практический интерес в ракурсе ряда аспектов:

–как своеобразной энциклопедии народной этики и эстетики, народных знаний и представлений об окружающем мире, природе, духовной деятельности, общественно-бытовом укладе, мировоззрении, духовном мире человека «от первого вздоха до последнего» в круговороте жизненного цикла;

–как свода знаний о многовековом практическом опыте земледельца, зашифровавшего познания в приметы, присловья, пословицы и поговорки, песни, притчи, легенды, заклятья, приуроченные к тем или иным дням годового земледельческого круга;

–как художественного феномена, отражающего органичную взаимосвязь многообразных видов народного искусства: игры, песни, танца, инструментальной музыки, празднично-обрядовой культуры, устного поэтического и декора- тивно-прикладного творчества, драматического действа, народной одежды;

–как универсального способа передачи национальных и общечеловеческих традиций, базовых духовных ценностей и идеалов, формирующих экологию духа и природы, культуру труда и здорового образа жизни, высокое чувство соборности.

Безусловно, невозможно возродить к жизни те естественные формы народных традиций, бытовавшие на Руси в старину, ибо любые попытки возрождения народной культуры без восстановления исторической среды их обитания обречены на провал. И, безусловно, прав был известный советский этнограф Д.К. Зеленин, когда говорил, что в истории обряда форма меняется, а функция при этом остаётся, хотя иногда и перетолковывается на иной лад.

Вне данной среды любая традиция будет существовать в виде экзотики, которую можно посмотреть, послушать, но не воспринимать как часть собственного национального самоощущения. А вот найти действенные средства и методы привлечения населения к традиционным видам народного творчества, обрядам, праздникам, народным промыслам и ремёслам можно и необходимо, так как и ритуалы, и их фольклорное сопровождение - это часть нашей истории, нашей культуры, нашего быта - всего, без чего мы – не полные, не цельные. Мы перестаем быть самими собою, разрушая вековые традиции нации, которые держали наших предков и способны держать нас века. Они – жизненноценностный фундамент нашей формы бытия, пространства бытия, в которой мы существуем как народ, что подтверждает культурно-исторический экскурс в прошлое нашего края.

Никогда не имевшая отдельного статусного значения народная культура многих регионов России, в том числе Белгородского, вопреки всем объектив-

139

ным и субъективным факторам, выжила, сохранив в ряде мест уникальные памятники духовной и материальной культуры в таких ее проявлениях, как фольклор (песенный, инструментальный, хореографический, устно-поэтиче- ский, празднично-обрядовый), традиционное декоративно-прикладное, художе- ственно-прикладное и изобразительное народное искусство, бытовое художественное любительское творчество, художественная самодеятельность. Более того, многие из этих структурных элементов имеют вполне конкретный мир явлений народной культуры: от архаичных и традиционных форм – до включения в себя множества новых, обладающих ярко выраженными свойствами и характеристиками. Это свидетельствует о плодотворном взаимодействии традиционного слоя народной художественной культуры и инновационных образований, благодаря чему во многих локусах (отдельных поселениях) она остается живым, современным конкретно-историческим явлением, развивающемся как универсальное национально-этническое образование. В производстве, сохранении, репродуцировании и социальном функционировании его культурных ценностей участвуют все слои и социальные группы общества в соответствии с архетипами народной философии, веры, менталитета, психологии, эстетики, морали. Это дает нам основание воспринимать народную художественную культуру края как целостную самодостаточную систему, аккумулирующую в себе элементы культуры языческого, архаического, урбанистического периодов, ценности православия и профессионального искусства. Эти разновекторные горизонтальные и вертикальные процессы позволяют проследить историческую логику становления и развития народной художественной культуры как ценностно-полифункциональной системы в этнической, историко-стадиальной многослойности ее пластов и жанров в ракурсе двух аспектов:

–«изнутри» (генезис и эволюция, жанровая природа, сущность и функции, исторические формы, морфология и структура, статус ее творцов и потребителей, связь с этническим и социально-психологическим менталитетом этноса);

–«извне» (исследование как бы со стороны, как социальное, этнокультурное, этнохудожественное явление в современной социокультурной среде).

Такое осмысление помогает рассматривать народную художественную культуру Белгородской области как самостоятельный исторически обусловленный тип культуры, «имеющий свои формы, механизмы, социальную стратификацию» (Каргин, 1997, с. 25), социально-культурный контекст, ареал бытования, определенную «валентность», специфические закономерности развития и функционирования.

Как показывает проведенное нами исследование, народная художественная культура Белгородчины – явление чрезвычайно сложное и многогранное, обладающее большим внутренним единством, и в то же время она глубоко индивидуальна и специфична в региональном аспекте ее рассмотрения. «Остается только подивиться, как своеобразны бывают вкусы в различных местностях и по этому поводу в сотый раз припомнить русскую пословицу: «Что город – то норов, что деревня – то обычай» (Мошков, 1890, с. 68). И, действительно, места традиционного бытования народной художественной культуры края имеют свое, особое своеобразие народных песен, инструментальной музыки, хореогра-

140

фической пластики, говора, обычаев, праздников, обрядов, одежды, декоратив- но-прикладного творчества. Еще явственнее обнаруживается это своеобразие в отдаленных друг от друга районах области, что обусловлено «встречей» на одном географическом пространстве культуры славян, русских, украинцев, белорусов, поляков, литовцев, степняков, образовавших неповторимый культурнонациональный комплекс, для которого характерна упорядоченность пространства, особый хозяйственно-бытовой уклад жизни, традиционные представления о мироздании: земле, небе, воде, человеке.

Временная и пространственная динамика волнообразной концентрации разного типа культур в крае охватывает исторический период последних пятисот лет. Общее дело отстаивания и освоения своих земель и славянских принципов жизни на территории бывшей Белгородской засечной черты способствовало синтезу «старых» (остатки культуры Киевской Руси, культура степняков и проживающих здесь народностей в Х-ХI веках) и «новых» культур: русской, украинской, белоруской, польской, литовской, завезенных вместе с переселенцами в ХVI-ХVII веках. Такое широкое представительство культур на территории края позволяет выявить ее связи со славянской, архаической культурой, доминировавшей вплоть до принятия христианства.

О глубинных мифологических истоках песенного фольклора края свидетельствует традиционное обращение к Ладу, Ладе, Лелю – покровителям мира, благополучия, согласия, любви; доминирование «алилешных» песен хороводного, плясового и свадебного жанров. В традиции «кликать Коляду», «гукать и провожать Мороза», «сеять из рукава семена зерновых» в «красный угол избы» в «щедрый вечер» под архаичные песни-пожелания: «А дай, Бог, тому, кто в этом дому, ему рожь густа, рожь ужимиста»; похлестывать для здоровья освященной вербной веточкой детей; выпекать из теста жаворонков и куликов на «Сороки»; в приготовлении ритуальной еды, – содержатся характеристичные свидетельства о взаимодействии двух культур – народной и православной, их ассимиляции, и в результате – формировании яркой этнокультурной художественной системы, нашедшей глубокое отражение, в частности, в обрядовом фольклоре. В качестве примера можно указать троицкую песню «Ой, да за рекою избушка стоит», записанную в селе Горки Красненского района. Музы- кально-стилевой и поэтический язык этой песни – яркий образец архаики местной певческой традиции.

Порубежный характер края определил и единый образ жизни «служилых людей» южно-русского пограничья ХVI-ХVII веков, создавших великолепные песни, радующие слух богатством многоголосного распева, многоцветьем ярких ладовых красок, выразительностью мелодий, поэтичностью и мудростью словесных текстов. Отголоски традиций «детей боярских», входивших в разряд «служилых по отечеству», явственно ощущаются в песне, записанной нами в селе Большебыково Красногвардейского района «Да чего ж, братцы, у нас постуденело». Мужской характер песенной лирики очевиден уже в поэтическом содержании и сюжетной тематике – волевой, активной, ярко эмоциональной приподнятой по настроению, что позволяет нам проникать в самое сердце эпо-

141

хи, где теснейшим образом переплетено общее и личное, судьба Отечества и личная судьба.

Характеризуя песенную традицию края в целом, необходимо, прежде всего, выделить наиболее общие и характерные ее черты и свойства. Это бытование сезонных хороводных («карагодных») песен, их приуроченность к определенному времени года, повсеместное распространение «алилёшных» песен, то есть песен с наличием характерного припева «лёли, лёли», «ляли, ляли», «алилей лёли, лёли». Музыкально-этнографическая работа в регионе позволяет нам предполагать, что мы имеем дело с песенной культурой древнего происхождения. Свидетельство тому – бытование в Грайворонском районе, к примеру, архаичного жанра – подблюдных песен с припевом «виноградье красно-зеле- ное». Чрезвычайно богат местный свадебный песенный репертуар, представленный обрядовыми, величальными, лирическими, гостевыми, застольными, шуточными величаниями, ритуальными с неизменным припевом «Душель мой», «Ладо, ладо».

Познакомившись с уникальным явлением в русской народной исполнительской практики – Фощеватовским двуххорным пением каноном свадебных песен, ученые пришли к выводу, что до сих пор нигде в России: ни в прошлом, ни теперь, – не было зафиксировано подобного исполнения. Перед тем как начать «игру» такой песни певцы договариваются между собой: «Мы будем приказывать, а вы лелёкать», т.е. один хор ведет песню – рассказывает текст, а второй хор, вступая в след, «лелёкает» припевные слова.

Важнейшей составной частью музыкального фольклора Белгородчины являются народные музыкальные инструменты и инструментальная музыка. Судя по тому, как часто они упоминаются в песенном фольклоре края, можно говорить, насколько они были распространены и любимы в народе. Достаточно вспомнить многообразие вариантов, бытующих во всех регионах области, свадебных «Трубушек». Воспоминания о местных народных инструментах сохранились в частушках и песнях края. Так, в шуточной песне «Как у нашего соседа», записанной нами в Прохоровском районе, описывается целый оркестр домашних животных, играющих на народных инструментах:

Как у нашего соседа, Весела была беседа. Вся скотинушка играла:

Мериночки – во гудочки,

Акоровы – у ревы,

Абыки – у триноги, Кобылицы – у скрипицы,

Аовцы – у тонцы,

Агуси – у гусли,

Аиндюшки – у коклюшки, Как утки – у дудки…

Каждый из трех регионов области имеет свой, только ему присущий стиль хореографической пластики и ритмики танцевальных движений. На их формирование существенное влияние оказали одежда, специфика труда, при-

142

родные условия, обычаи, обряды, социальные факторы. Характерная особенность Белгородской хореографии – это страсть к исполнению различных ритмических украшений ногами во время «игры» скорых песен и особенно в плясках. Иными словами «играть» песню – значит воспроизводить текст в соответствии с музыкальным ритмом, мелодикой, хореографической пластикой и драматическим действом. На примере танков, карагодов и плясок можно убедиться, что круговая хороводная пляска «в кружку» составляет суть понятия белгородского карагода. Индивидуальное мастерство участвующих в ней мужчин: «хазунов», «скакунов», «крыловиков» – занимает главенствующее место. Народная хореография региона привлекает к себе пристальное внимание фольклористов и хореографов бытованием еще одного уникального движения – «пересека» – особой формой полиритмии, основанной на наложении двух и более ритмов в одновременном исполнении.

Традиционный народный костюм края – это также живая история, поэтическое предание, в котором оживает значительный и мудрый язык старинного орнамента, где отложилось родство человека с землей и небом, с чередой времен года, с их пестрой цветовой гаммой. Невольно вспоминаются и парящая птица, и Матерь Берегиня, и «Древо Жизни», с древнейших времен воплощаемые в местном «узорочье», подтверждая слова В.В. Стасова о том, что у народа орнамент никогда не заключал ни единой праздной линии, а потому – каждая черточка, каждый мотив имели свое значение и свои функции. Ввиду этого народную одежду можно рассматривать как вещь и как знак, характеризующий человека, этнос, эпоху в ракурсе историко-культурологических, этнографических, социально-бытовых процессов. Для осмысления этого процесса обратимся к песне, записанной в селе Подсереднее Алексеевского района, воскрешающей в памяти образ традиционной женской одежды XVIII века:

У наших воротьев, у новых, у широких. Стояла Хведора с позументом понева.

С нитком подпояска, с канителью завеска. Строченная кичка, золотая сорочка.

Сама бела-румяна, еще личиком полна, а бровками черна. Молодец хороший Хведору займая, Да на ножку ступая, чулок белый марая.

Молодец хороший, не замай ты Хведору При всем при народу, при честном хороводу.

Язык этой фольклорной песни представил нам не только детали женского костюма: понева (юбка), подпояска (пояс), завеска (фартук), сорока (головной убор), но и поведал о высочайшем художественном мастерстве и вкусе его владелицы, ее социально-общественном статусе, ибо «сороку» носили только замужние женщины, однодворки. А заключительные слова песни являют нам мо- рально-этический образец ее женственности, целомудрия, внутренней красоты, достоинства. Примечательно, что каждый из трех регионов области представлен определенным комплексом одежды. Так, в Белгородско-Воронежском бытовал поневный и с андараком, в Белгородско-Курском – сарафанный, в Белго- родско-Оскольском – юбка с кофтой «парочка».

143

Окружающая природная и социокультурная среда осуществила «практическую» философию народного костюма, то есть его функциональность – многообразие видов: сезонной, будничной, праздничной, приспособленной к климату, хозяйственному укладу, семейному быту; конструктивность – предельная простота, доступность в изготовлении и экономичность в расходовании сырья. Непревзойденная декоративность народной одежды, есть наличие вышивки, качества, кружевоплетения – еще одна характерная ее особенность, которая могла рассказать и о художественном вкусе владелицы, ее возрасте, имущественном положении семьи, материальном достатке, наличии земли, мужа, детей, особенности характера, личностных качествах. Таким образом, традиционный народный костюм края аккумулировал в себе духовный и практический опыт предшествующих поколений всегда может сказать много нового последующим: об эпохе, мировоззрении, укладе жизни, художественном и эстетическом вкусе, трудолюбии, мастерстве, верности традициям.

Однако, восстанавливая и оживляя фольклорную культуру, необходимо отбирать и даже моделировать лишь те ее образцы, которые представляют интерес, ценность, значимость и актуальность в контексте эстетических, нравственных и духовных реалий современности. Как показывает многолетняя практика, именно фольклорно-этнографическая работа являет нам наиболее эффективные пути освоения народных традиций, ибо она основана на апробированном веками методе от старшего к младшему, от Мастера к ученику, «из уст в уста». Являя нам «живой памятник» народной культуры, он реализует соци- ально-нравственный аспект проблемы, поддерживая народных исполнителей, формируя духовные связи между старшим и молодым поколением, формируя его экологическую и нравственную культуру, профессиональное мастерство. Более того, многосторонние связи с носителями фольклорных традиций дают студентам возможность «проживать» народную художественную культуру, как говорится, «изнутри», в наиболее приближенном к оригиналу варианте, что способствует этнографической достоверности полученных знаний, умений, понятий, представлений обо всех сторонах этого явления.

Такой методический прием в освоении народных традиций, на наш взгляд, открывает широкие перспективы для научно-исследовательской, научнотворческой деятельности студентов при подготовке курсовых и дипломных работ, диссертационных исследований педагогов в аспекте: празднично-обрядо- вой культуры (Жирова О.Я.), традиционной русской песни (Алексеева О.И.), музыкального фольклора (Сараева Л.П.), духовной певческой культуры (Цуканова Н.В.), духовным стихам (Коноваленко С.П.), инструментальной музыки фольклорной традиции (Шарабарин М.И.), традиционной свадьбы (Шамина Н.П.) и др. Более того, формирование банка данных о региональной специфике народной художественной культуры имеет огромное практическое значение для настоящего и будущего, поскольку зафиксированный в аудио-, видеозаписях этнографический материал в нужное время всегда может быть запущен в процесс «воспроизводства» живой региональной традиции.

Наличие подлинного этнографического материала способствует глубокому проникновению в истинный контекст фольклора, профессиональному под-

144

ходу к его освоению в цикле специальных дисциплин на основе блочно-мо- дульной системы. К примеру, записанный во время фольклорных экспедиций материал обрабатывается, систематизируется и нотируется на занятиях по расшифровке. На уроках постановки голоса, хорового и фольклорного класса он воплощается в репертуар; на хореографии – осмысливается в пластике движений, на певческих стилях и русском народном творчестве анализируется с музыковедческой точки зрения, роли и места в современном культурно-образо- вательном пространстве; на аранжировке – обрабатывается в соответствии с исполнительскими возможностями коллектива; в практической работе – формируется в «продукт» народной культуры в виде этнографических показов, представлений, экскурсий, презентаций, учебно-методических пособий, репертуарных сборников, методических разработок, аудио-, видеозаписей.

Формирование учебно-методических комплексов по дисциплинам специального цикла, по нашему глубокому убеждению, способствует реконструкции и возрождению к жизни отдельных естественных форм этнохудожественного образования, в ходе которых старшее поколение делилось своим опытом, а младшие стремились его перенять. Механизм передачи духовных ценностей, выработанный на протяжении столетий, показывает те естественные модели, которые нам нужно воссоздать. Важно уяснить и хорошо представить себе один из них: от старших – к младшим, от отцов и дедов – к детям и внукам. Понимание этого процесса определяет пути, помогающие освоить и возродить подобные или близкие им по существу формы обучения народным традициям. Среди них:

–поддержка аутентичных коллективов, особенно семейных, как основных проводников традиций в быту, создание при них детских ансамблей-спут- ников. И тезис о том, что пение – самая стойкая в современных условиях форма естественного, вполне традиционного возрождения жанров фольклора, на наш взгляд, более чем убедителен;

–использование опыта мастеров народного пения, хранителей народных традиций в работе с детьми, подростками, молодежью в системе общего и дополнительного образования. Анализируя занятия народных учителей О.И. Маничкиной, Н.И. Маняхиной, Р.М. Малаховой, М.Т. Яковенко и многих других, мы отмечаем, что у каждого из них своя оригинальная методика занятий, в основе которой – песенный фольклор, игры, сказки, забавы. Именно они являются ведущими методическими приемами этнохудожественного образования, развивая эмоциональную сферу ребенка, его музыкальный слух, образное мышление, сенсорные способности, физические данные.

В этой связи для нас весьма важно положение о необходимости освоения современными поколениями традиционных духовно-ценностных идеалов русского народа, заложенных в богатейшем пласте народной художественной культуры, ввиду того что в основе любого обряда, любой традиции кроется ключ к физическому и духовному здоровью людей, к резервам души, которые есть в каждом и бывают востребованы в самые сложные, трудные минуты. Сферы образования, культуры, искусства, по нашему глубокому убеждению, являются базисными катализаторами и проводниками этой народной мудрости в современный социум, актуализируя проблему подготовки высококвалифициро-

145

ванных специалистов в области народной художественной культуры, знающих местные традиции, их этнопедагогический, социокультурный, духовный, художественный контексты, современные формы воплощения.

И это не просто теоретическое усвоение нами этнокультурных знаний предшествующих поколений, а их мировоззренческое, культурологическое осмысление с точки зрения видов, жанров и форм организации как целостной системы, составляющей духовный мир, духовную культуру предков дохристианской России и миропонимание христианина современной России в контексте практического познания духовных ценностей, норм и образцов жизнедеятельности, их социально-нравственного «кода»: как сообразно русской традиции строить свою жизнь в семье, в коллективе, в обществе. И пока «живут и здравствуют на Белгородчине самобытные певцы и музыканты, мастера декоратив- но-прикладного искусства, люди, почитающие обычаи и традиции предков, и пока жива у нас жажда познания, не иссякнет кладезь народной художественной культуры края» (Жиров, 2000, с. 3).

Ли т е р а т у р а :

1.Жиров М.С. Народная художественная культура Белгородчины. – Белгород, 2000.

2.Каргин А.С. Народная художественная культура. – М., 1997.

3.Мошков В. Некоторые провинциальные особенности в русском народном пении // Баян. – 1890. – № 5.

И.Б. Игнатова (Россия)

МЕЖКУЛЬТУРНАЯ ТОЛЕРАНТНОСТЬ: СУЩНОСТЬ, СТРУКТУРА И ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

Радикальные перемены в жизни современного российского общества, степень его развития, процессы глобализации и интеграции, постоянное расширение сфер международного, межнационального общения со всей очевидностью показывают, что дальнейшее развитие человека возможно только в условиях диалога представителей разных национально-культурных и религиозных сообществ, способных понять и принять другую культуру в качестве равноценной своей родной культуре. В этих условиях формирование межкультурной толерантности на таких уровнях, как личность, общество, государство, приобретает чрезвычайно важное значение. Более того, межкультурная толерантность рассматривается как ведущая личностная и профессиональная характеристика специалиста.

Развитие современного мира (политическое, экономическое, социальнокультурное) обусловлено двумя взаимонаправленными и противопоставленными друг другу факторами. Этими факторами является:

– научно-технический прогресс, ведущий к легкому и быстрому преодолению границ и расстояний, сокращающий дистанцию между людьми;

146

– комплекс специфических для каждого этноса, каждой нации этнокультурных традиций и норм. Различные мировоззрения, опирающиеся на разность культур, стремятся сохранить самобытность, сохранить «культурный барьер», что влечет за собой появление все новых препятствий для межкультурного диалога. Главная причина появление этих препятствий – непонимание «другой культуры», нетерпимость к другому.

Вот почему проблема толерантности в целом, в том числе и межкультурной, является сегодня наиболее актуальной, требующей своего решения.

Понятие «толерантность» вошло в широкий обиход в связи с усилиями ЮНЕСКО в области нормализации международных отношений.

Идея толерантности имеет давнюю историю. Еще китайский мудрец Конфуций призывал: не делай того, чего не хочешь, чтобы делали тебе. На протяжении веков толерантность трактовалась как при взаимоотношений светской и духовной власти, так и различных конфессий между собой, верующих и атеистов. Толерантность была одним из выражений милосердия, так как предполагала бережное отношение к «заблудшему сердцу».

Идеи толерантности проходят через всю российскую гуманистическую философию, литературу, культуру. Они звучат в произведениях Н. Бердяева, Ф. Достоевского, В. Соловьева, П. Флоренского, А. Чехова.

В современной научной литературе толерантность рассматривается как важное признание равенства, отказ от доминирования и насилия, признание многомерности и многообразия человеческой культуры, норм поведения, отказ от преобладания какой-либо одной точки зрения.

Толерантность - понятие многоаспектное. Оно может рассматриваться не только как регулятор межличностных, международных отношений, как принцип гражданско-правового поведения, как социально-политический императив человеческого сообщества, но и как этико-философская категория, как культурная норма и моральная ценность, как профессиональная составляющая.

Становление проблемы толерантности как нравственной ценности, как принципа взаимоотношений между людьми находит отражение в философских работах Н.А. Баранова, В.М. Золотухина, В.В. Шалина и др.

Наиболее острая проблема – толерантность в сфере межкультурной коммуникации. Проблемы межкультурных отношений, связанные с проявлением взаимной нетерпимости, начали формироваться в конце XIXв. По мере формирования национального менталитета стали появляться ростки межкультурной нетерпимости. Права на сохранение своего языка, своих культурных ценностей, традиций предъявлялись как фундаментальные требования и защищались этносами на различных уровнях.

В развитии межкультурной коммуникации прослеживаются две тенденции. − Первая – этническая дифференциация, разделение. Рост этнического

самосознания и тенденция к самоопределению этноса, вызванные ростом культурного, образовательного уровня, национальной идентичности, воспринимаемые как положительные явления, часто реализуются на негативном уровне. Опасным является не рост национального самосознания, а его гипертрофированные, агрессивные формы. В этих

147

условиях, главным становится не отгораживание этноса как «инородного» особого элемента в общем пространстве межкультурных, межгосударственных связей, а открытость этнососубъекта внешнему миру, его причастность к собственной нации при сохранении своих особенностей, неповторимости. Несмотря на наличие различий между этносами, религиями, культурами, объективной потребностью становится мирное, бесконфликтное их сосуществование. В данном контексте толерантность может рассматриваться как принцип развития межкультурных отношений и связей, как норма гуманных отношений.

В современных условиях повышается роль субъектной представленносги всех этносов в решении глобальных проблем. Это определяется широким развертыванием интеграционных процессов в мире: экономических, политических, гуманитарных. Потребность в приобщении к участию в решении общих задач, стремление самоопределяющихся этносов играть роль активных субъектов повышает роль толерантности как базовой нормы межкультурных отношений. С этой точки зрения толерантность представляет собой форму цивилизованного компромисса между признанием различий и готовностью к их уважительному восприятию, признанию их права на существование.

− Вторая тенденция характеризует условия развития отношений субъектов. Прослеживается реальный рост потребности в расширении контактов с другими этнокультурами в разных сферах жизнедеятельности (экономической, политической, культурной, информационно-комму- никативной).

Особую актуальность идея толерантности как духовно-нравственной основы, на которой строятся отношения между людьми, приобретает в период общественных преобразований, обострения межнациональных конфликтов, утверждения гуманных принципов межгосударственного общения. В настоящее время любой национальный суверенитет, являясь основным звеном международного права, носит условный характер в силу общности глобальных проблем. В связи с этим толерантность может выступать как предпосылка и принцип движения людей к единству, совместному сотрудничеству и миру.

Проблема формирования толерантности в большей степени проецируется на функционирование образовательных систем – начиная с дошкольного образования и воспитания и заканчивая послевузовским профессиональным образованием высокого уровня. Вследствие этого образовательная стратегия, требует выполнение таких принципов как:

–«Уважать жизнь других»

–«Отвергать насилие»

–«Быть щедрым»

–«Слушать и стремиться понять», т.е. отстаивать свободу выражения мнений и культурное многообразие, неизменно стремиться к диалогу и взаимопониманию.

–«Оберегать планету»

–«Укреплять солидарность»

148

В связи с этим образовательная стратегия, направленная на формирование толерантной личности, должна распространять позитивный подход к этническим вопросам и предотвращать любые проявления расизма и экстремизма, акцентируя внимание студентов на то, что объединяет представителей разных этносов (культурное наследие, вклад в развита науки, искусства и т.д.). Образовательная стратегия предполагает опору в учреждениях образования на педагогику сотрудничества, уважение к личности каждого конкретного человека; участие в подготовке издания научной и научно-популярной литературы по вопросам толерантности миролюбия и веротерпимости.

Понятие толерантности связано с понятием общения. Сформированная у человека толерантность позволяет ему легко вступать в коммуникативные связи с другими людьми, этически грамотная позиция в общении делает человека толерантным. Толерантность в общении способствует познанию позиции, мнения другого, стабилизирует сам процесс коммуникации (П.Ф. Комогорова, Л.И. Маленкова, А.В. Мудрик, Л.И. Уманский). Толерантность в общении оказывает влияние на сокращение социальной дистанции между коммуникациями, взаимного социально-психологического принятия.

Толерантность, проявляющаяся в человеке в процессе его общения с окружающими людьми как носителями разных культур и языков, следует называть межкультурной коммуникативной толерантностью (отражением в поведении положительной коммуникативной установки). Межкультурная толерантность как личностное качество проявляется в умении находить общий язык

сразными людьми в различных ситуациях, в способности находить индивидуальный подход к людям, в способности сдерживать себя во взаимоотношениях

слюдьми, в терпимости и естественности в обращении с людьми.

Можно выделить несколько типов межкультурной толерантности:

–ситуативная межкультурная толерантность (терпимое отношение данной личности к конкретному человеку);

–типологическая межкультурная толерантность (терпимое отношение человека к собирательным типам личностей или группам людей);

– профессиональная толерантность (терпимое отношение к собирательным типам людей, с которыми приходится иметь дело по роду деятельности).

Межкультурная толерантность как системообразующая характеристика личности обладает многоуровневостью и полифункциональностью. В условиях реальной жизнедеятельности она обладает широким диапазоном индивидуаль- но-своеобразных проявлений.

Межкультурная толерантность характеризуется наличием в сознании субъекта личностно-значимого образца терпимого коммуникативного поведения в различных иносоциокультурных сообществах, направленностью на его реализацию в различных ситуациях жизнедеятельности.

Таким образом, межкультурную толерантность приходится формировать, потому что для многих она является прикрытием, превращающим негативные факторы в достоинства. Кроме того, часто под толерантностью люди прячут

149

индифферентность. Легко ощущать себя толерантным, когда тебя не волнуют ценности, принципы, мораль общества, в котором ты живешь.

Под структурой межкультурной толерантности понимается совокупность вариативно устойчивых компонентов, которые сохраняются при различных изменениях условий жизнедеятельности. В структуре межкультурной толерантности можно выделить следующие компоненты: языковой, когнитивно-речевой, коммуникативно-деятельностный, эмоциональный, аксиологический.

Языковой компонент включает в себя знания языковой и речевой системы, а также умение использовать толерантные языковые единицы и речевые формы общения в процессе речевой деятельности. Кроме того, она также включает в себя и знания норм коммуникативного поведения, характерного для носителей изучаемого языка и культуры.

Когнитивно-речевой компонент – это осознание идеи толерантной коммуникации при помощи языковых средств, ее соответствия принципам нравственности заложенной в языковой и речевой системе конкретного языка. Когнитивная подструктура отражает тип мыслительной деятельности конкретного человека, т.е. принципы его понимания действительности, привычные для него стереотипы осмысления проблем, идей, принята решений. И язык в этом процессе играет важнейшую роль.

Коммуникативно-деятельностный компонент коммуникативной толерантности – предрасположенность к такому типу социально-речевого поведения, основой которого является понимание, сотрудничество коммуникативные умения толерантного построения диалога культур.

Эмоциональный компонент межкультурной толерантности – это относительно устойчивые чувства человека к объектам к процессу толерантного взаимодействия с ними, выражающиеся в эмоционально ценностной оценке возникающих межличностных и межнациональных отношений. Оценка – базисное явление психической деятельности, и именно в зависимости от ее характера индивид проявляет толерантность или интолерантность в отношениях. Без оценки человек не может выбирать наиболее успешные направления и способы взаимодействия с окружающими. За оценкой всегда стоят выраженные в той или иной степени ощущения и эмоции. От ее характера зависит формирующееся вслед за ней отношение индивида к тому или иному явлению и, следовательно, мера его коммуникативной толерантности или интолерантности.

Аксиологический компонент включает в себя основные мировоззренческие идеалы конкретного человека, его мотивационно-ценностные отношения к коммуникации, совокупность жизненных смыслов, включающих в идеале отношения субъекта к коммуникации как к равноправному диалогу на основе паритета и уважения к системе ценностей носителей другой культуры и другого языка.

Межкультурная толерантность формируется на двух уровнях:

–на уровне мотивационно-ценностного отношения к взаимодействию как равноправному диалогу;

–на уровне проявления толерантного речевого поведения.

150

Формирование межкультурной толерантности на этих уровнях ведет к формированию у студентов умений и навыков толерантного взаимодействия с окружающими, эмоционально-волевой готовности к диалогу культур, положительной коммуникативной установки.

Таким образом, формирование толерантной личности представляет собой систему личностно важных свойств и качеств, проявляющихся в основных сферах индивидуальности, развитие которых обеспечит сформированность толерантности в области межкультурной коммуникации:

–в экзистенциональной сфере: гуманистические представления о ценности других культур, осознание вариативности культурных ценностей, понятие о сосуществовании культур, знакомство с различными национальными языковыми «картинами мира».

При этом под картиной мира нами понимается система представлений народа о бытии, которое выражается через философию, литературу, мифологию и т.д., система ценностей, парадигма познания и допустимых способов действий человека. Каждому народу присуща своя картина мира, и в каждом случае можно говорить о национальной картине мира, которая всегда своеобразна.

Картина мира народа закодирована

–в системе языка (в лексиконе, грамматике), а также в речевой системе;

–в мотивационной сфере: потребность в общении с «другим», стремление к достижению наилучших результатов в коммуникации;

–в интеллектуальной сфере: толерантное мышление, знания об особенностях другого этноса;

–в эмоциональной сфере: положительное отношение к «другому», уверенность в целесообразности культурных контактов;

–в волевой сфере: подавление неприятных состояний при встрече с другой культурой;

–в предметно-практической сфере: система умений и навыков для предотвращения межличностных конфликтов;

–в сфере саморегуляции: координация своих действий, аналитический подход к своим успехам и неудачам.

Однако формирование межкультурной толерантности не может происходить в отрыве от воспитания других качеств. Воспитывающее воздействие оказывает вся окружающая человека действительность: общество, взаимоотношения с людьми, стиль общения, средства массовой информации и т.д. Процесс формирования межкультурной толерантности характеризуется определенными связями и зависимостями, которые находят отражение в принципах формирования данного качества:

1) принцип субъективности (опора на активность самого индивидуума, его самостоятельность и инициатива);принцип адекватности (учет влияния на индивидуум разнообразных факторов окружающей социокультурной среды);

2) принцип индивидуализации (необходимость создания условий для саморазвития у личности межкультурной толерантности);

151

3)принцип рефлексивной позиции (стимулирование развития самооценки своего поведения в соответствии с этнокультурными и общечеловеческими нормами поведения);

4)принцип создания толерантной межкультурной среды;

5)принцип направленности воспитательных воздействий на развитие личности, поскольку сегодня целью обучения признается воспитание как личности студента, способной проникать в «дух» изучаемого языка, в «плоть» культуры того народа, с которым должна осуществляться межкультурная коммуникация. Процесс формирования такой личности связан с формированием в сознании индивидума культурно-языковой картины мира. Следовательно, базисным для современной концепции формирования межкультурной коммуникации в процессе становления и развития толерантной личности является понятие «картина мира», в которой отражается вся целостность жизни народа – природа, стихия, фольклор, язык, соотношение пространства и времени, т.е. выявляется образный набор, основной фонд национальных ценностей, ориентиров, символов, что должно найти отражение в образовательных программах;

6)принцип диалогичности образования (толерантное взаимодействие зависит от диалогичности образовательного процесса, от готовности к межкультурному общению – диалогу культур).

Таким образом, толерантность рассматривается как признак многообра-

зия человеческой культуры, как принцип интеграции мировоззренческих установок, как компромисс между признанием различий и права на существование.

Межкультурную толерантность, в свою очередь, можно определить как психосоциальную характеристику личности с доминантной направленностью сознания на бесконфликтное коммуникативно-речевое поведение. Межкультурная толерантность как личностное качество может быть и должно сформироваться в образовательном процессе, который рассматривается нами как единство процесса обучения и воспитания толерантной личности, наличие или отсутствие которой свидетельствует об уровне культурного развития личности и общества в целом. Она является базовой составляющей успешного взаимодействия коммуникантов в процессе диалога культур.

Ли т е р а т у р а :

1.Асмолов А.Г. Толерантность: от утопии к реальности// На пути к толерантному сознанию. – М., 2000.

2.Верещагин Е.М. Язык и культура: лингвострановедение и преподавание русского как иностранного: метод. Руководство. – 3-е изд., перераб. и доп. / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. – М.: Рус. яз., 1983. – 269с. – Б-ка преподавателя рус. яз. как иностранного).

3.Гудков Д.Б. Межкультурная коммуникация: проблемы обучения: лекцион. курс для студентов РКИ/ Д.Г. Гудков. – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 2000. – 120с.

4.Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука: (логико-методолог.ана- лиз)/ Э.С. Маркарян. – М.: Мысль, 1983. – 285с.

5.Шлягина Е.И. Этническая толерантность личности: опыт эмпирического исследования// Век толерантности. Выпуск № 3-4. М., 2001.

152

И.А. Карпенко (Россия)

ШКОЛА РУССКОГО НАРОДНОГО ТАНЦА В СОВРЕМЕННОМ СОЦИО-КУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Русскому танцу сотни лет, но в современную эпоху он как бы переживает свою вторую молодость. Наряду с устоявшимися видами русского народного танца и традиционными формами его исполнения и построения возникают новые виды, создаются новые формы, но то, что было накоплено столетиями, было и остаётся в пляске неизменно.

В каждую историческую эпоху, различные русские народные танцы исполнялись не так, как в предыдущую, и это естественно, ведь каждое поколение отражает в танце свое мироощущение, свою культуру. Пляска, имевшая в древности религиозно-магический смысл и исполнявшаяся с определенной целью по религиозным праздникам, со временем, отделившись от обрядов, утратила ритуальный смысл и превратился в бытовой танец, выражающий радостное настроение. Поэтому народный танец всегда современен, и в наше время мы исполняем его с учетом современного уровня развития человека, невольно привнося в него современный жест.

Развиваясь на протяжении многих сотен лет, русская пляска приобретала устойчивые признаки – форму и стиль исполнения, традиционную тематику, песенное или музыкальное сопровождение, определенную композицию, количество участников и так далее, – признаки, которые определялись и подсказывались самой жизнью.

Народное творчество не стоит на месте. И в наше время русский пляска продолжает развиваться, творчески обогащаться его талантливыми исполнителями и сочинителями. Русский танец обогатился новыми движениями, новыми построениями, фигурами, усложнилась композиция танца, форма его подачи, но формы и виды, складывавшиеся столетиями, продолжают оставаться первоосновой для вновь создающихся. На основе народных танцев стали создаваться новые сце-

153

нические произведения, раскрывающие темы сегодняшней жизни, тем самым открывая новые возможности в развитии русской пляски. Русская пляска живет на сцене во всем своем многообразии. Приемы "развития", "разработки" и "подачи" материала являются инструментарием балетмейстерского ремесла. Балет- мейстер-педагог русского танца обязан знать их и умело ими пользоваться. Но они

– лишь средство. Главное, конечно, при разработке фольклорного мотива найти достойную авторскую концепцию художественного решения, найти свой стиль

Жизнь меняется, характер культуры поведения людей тоже меняется, а, следовательно, изменяется и танец. Он не может не меняться, потому что впитывает то общее, что объединяет людей в их определенную, пусть на бытовом уровне, культуру.

В России немало интересных балетмейстеров, создавших превосходные работы в области русского народного танца: О.Н. Князева, Т.А. Устинова, М.С. Годенко, Н.С. Надеждина. Они создали номера, ставшие русской национальной классикой. Молодым хореографам надо почаще обращаться к их опыту, изучать его. Знать работы мастеров – значит, усвоить тот богатый и разнообразный хореографический опыт, накопленный ими в процессе изучения глубинных основ русского народного танца.

Сегодня танцевальные коллективы решают проблему создания сценических вариантов народного танца с сохранением его национального колорита, выразительных средств и, самое главное, с современной трактовкой содержания, чтобы он являлся образным отражением нашей жизни, способствовал духовному воспитанию личности.

При сценических обработках и сочинении новых хороводов и плясок необходимо очень серьезно относиться к традициям исполнения, стилю, манере, сопровождению и костюму. В этом творческом процессе также происходят ошибки, отражающиеся на чистоте и богатстве русского народного танца. В погоне за успехом, но чаще всего из-за незнания, смешиваются стиль и манера различных областей, смешиваются различные виды русского народного танца. Необходимо очень любовно и в то же время строго, с глубоким знанием фундамента русского народного танца подходить ко всем творческим обработкам, переработкам и сочинениям любых видов танца.

Но прежде чем развивать наследие, необходимо его знать, изучать. Русскому народному танцу надо учить, поскольку многие по-настоящему его не знают. Лишь тогда будет возможно создавать на сцене средствами танца правдивые высокохудожественные образы русского человека.

Мастера-исполнители и по сей день совершенствуют пляски, вводя в них новые движения, внося разнообразие в их композицию. В пляске отражаются те новые отношения, которые возникли благодаря изменению быта и жизни наших современников. Ритм нашей эпохи, характер современной молодежи соответствуют характеру сегодняшней русской пляски. Изучение русской пляски сегодня является настоятельной необходимостью, которая определяется не только развитием хореографического искусства. Художественным руководителям театральных коллективов, творческим работникам кино, телевидения приходится воссоздавать исторические картины русской жизни, показывать быт рус-

154

ского народа, вводить в действие подлинные народные гуляния, обряды, танцы. Все это требует углубленных познаний в области русского танцевального фольклора, умения передавать его живые черты и приметы. Для всех становится очевидным, что знание основ русской народной танцевальной культуры воспитывает чувство национальной гордости, понимание преемственности прогрессивных традиций в современной хореографии, развивает способность мыслить эстетически широко, способствует утверждению принципа народности в искусстве, в хореографической педагогике. Сегодня перед хореографической педагогикой стоят нелегкие задачи вернуть искусству личность. У занимающихся необходимо развивать импровизацию и воображение. Русская пляска – не музейное искусство прошлого, она не представляет собой что-то неизменное, застывшее. Все её формы – одиночная пляска, кадриль, переплясы – бытуют в народе, но они не застыли в своем развитии. Мы наблюдаем, как изменяется содержание танцев, видим, как они творчески перерабатываются и дополняются в связи с требованиями современной жизни. В пляске появляются новые, как простые, так и сложные по технике исполнения движения. Но в этом творческом процессе иногда происходят ошибки, засорение русского народного танца чужеродными формальными схематическими движениями, голыми акробатическими трюками. Это происходит в погоне за успехом, но чаще всего из-за незнания смешиваются стиль и манера различных областей, смешиваются различные виды русского народного танца и, к сожалению, это получается не всегда удачно. Причиной тому – конъюнктура и поверхностный взгляд на самобытную русскую народную культуру, которая создавалась веками и имеет свои глубокие корни. Огромную работу по сбору и пропаганде русского танцевального фольклора проводят многочисленные дома народного творчества и художественной самодеятельности. Большая работа по изучению русского народного танца ведется также в научно-исследовательских институтах и отделениях консерваторий. В многочисленных институтах культуры, театральных институтах, в хореографических и колледжах культуры и искусств русский народный танец введен в качестве самостоятельного предмета.

Русскую школу изучения народного танца, русской пляски на современном этапе нельзя представить без имён Г.Ф. Богданова, Веретенникова, К. Голейзовского, Н.И. Зашеина, В. Захарова, А. Климова, Л. Степанова, Т. Устиновой, В.И. Уральской и так далее.

Как видим, в России поддерживается возрождение традиционного танцевального искусства.

В настоящее время на Белгородчине вопросами народной хореографии занимается ряд исследователей, фольклористов: И.И. Веретенников, М.С. Жиров, В.И. Белых. Фактом особого внимания к проблемам возрождения, сохранения и освоения фольклорных традиций нашего края является ряд постановлений главы администрации области Е.С. Савченко: «О дополнительных мерах по изучению, сохранению и развитию традиционной народной культуры области» (1996); «О развитии и поддержке самостоятельного (народного) художественного творчества в области» (1999).

155

Л.А. Кинаш (Россия)

ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫЕ И ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ РУССКОГО ПРАВОСЛАВНОГО ИСКУССТВА В КОНТЕКСТЕ РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ

Кризисное состояние духовной сферы общества: образования, культуры, искусства, досуга – наиболее отчетливо проявляется в духовно-нравственной деградации личности. Растет преступность, количество правонарушений, распадаются молодые семьи, увеличиваются наркомания и пьянство в детской и подростковой среде, увлечение кич-культурой, снижается уровень образования и т.д. В связи с этим становится актуальной проблема приобщения населения, и особенно молодого поколения, к традициям национальной культуры, в которой в концентрированном виде воплощены духовные и материальные ценности русского народа. В процессе их освоения, сохранения и трансляции в современный социум огромная роль отводится социально-культурным учреждениям на основе их продуктивного сотворчества.

Так, в образовательной системе особо акцентируется внимание на значимости главных жизненных приоритетов: нравственности, духовности, здоровья, образования. Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II видит путь возможного разрешения назревших проблем в области духовно-нравственного воспитания, в необходимости совместного объединения церкви и государства. В настоящее время наметились позитивные изменения в сфере образования. В общеобразовательных школах, к примеру, введены предметы «Родиноведение», «Основы и ценности православной культуры», способствующие пониманию русских православных традиций, общечеловеческих ценностей, формирующих уважительное отношение к культуре своего и других народов. Эти предметы знакомят учащихся с историей родного края, его традициями.

В системе дополнительного, образования, в частности в ДМШ и ДШИ, посредством учебной деятельности осуществляется приобщение детей к системе духовно-нравственных ценностей, воплощенных в религиозно-духовном искусстве, представляющей собой традиционную ветвь отечественной культуры в целом. В ней веками складывались ценностные ориентиры народа и общезначимые для всех времен проблемы бытия: эстетические, художественные, нравственные, этические. Духовные образы естественно входили в светские произведения многих русских композиторов как отражение сложной многоукладной жизни общества. Несущие нравственную чистоту, внутренний покой и гармонию, они нередко противопоставлялись суете и порочности окружающего мира.

Например, в 24 пьесах фортепианного цикла «Детского альбома» П.Чайковского отражена жизнь детей дворянского сословия второй половины XIX века. Здесь есть пьесы-игры – «Игра в лошадки», «Марш деревянных солдатиков»; три пьесы рассказывают печальную историю про куклу; пьесы-танца «Полька», «Мазурка», «Вальс»; пьесы-песни «Русская песня», «Итальянская

156

песня», «Старинная французская песенка», «Неаполитанская песня». Композитор словно показывает, чем заполнен день ребенка. Но начинается и заканчивается день молитвой. «Утренняя молитва» («Утреннее размышление») – это первая пьеса цикла, а последняя – «В церкви» («хор», «Хорал»), в которой композитор использовал подлинный церковный напев на шестой глас «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей». Обе пьесы объединяет возвышенное, сосредоточенное звучание, направляющее человека, на размышление. Для них характерен спокойный размеренный ритм, сдержанная мелодия, словно молитвенная речь. Утренняя молитва наполнена светом, пронизана чувством тихой радости и ожидания нового дня, вечерняя – наполнена печалью и грустью.

Духовные образы нашли яркое воплощение и в русской опере «Иван Сусанин» М.И. Глинки. Так, в квартете из третьего действия, в традициях того времени Сусанин перед свадьбой благословляет Собинина и Антониду: «Милые дети, будь между вами мир и любовь», а в самый ответственный момент – звучит молитва: «Боже, счастье семье пошли». Звучание вокального I квартета выдержано в стиле партесного четырехголосия, напоминая стиль церковных песнопений.

Во второй картине четвертого действия (сцена у посада) звучит ариозо – молитва Вани. Холодной зимней ночью прибегает он к посаду, чтобы разбудить войско Минина. Мелодия ариозо, проникнутая интонациями искренней просьбы, мольбы, по характеру близка протяжной лирической песне.

Предсмертная ария Сусанина (третья картина четвертого действия) является словно предсмертной молитвой. Прощаясь с жизнью, Сусанин вспоминает детей – Антониду, Ваню, Собинина, а в музыке арии слышны интонации не только протяжной песни, но и молитвы-плача.

В эпилоге оперы – сцена на Красной площади в Москве, знаменующая всенародное празднование освобождения Родины. Опираясь на традиции того времени (совершение богослужений по случаю государственных праздников и военных побед), мы имеем основание предположить, что богослужение совершалось и по случаю победы над поляками в главном соборе Московского Кремля – Успенском. И хор «Славься» является по своему образному и эмоциональному содержанию «Многолетием», М.И. Глинка будто выносит из стен собора на Красную площадь завершающий хор праздничной службы, придавая ему тем самым общенародный, патриотический характер. Ликующее звучание хора дополняется праздничным перезвоном колоколов Московского Кремля.

Колокольный звон – обязательный элемент церковной службы. На Руси издавна сложилась традиция звонить в колокола по случаю праздников, знаменательных событий страны. Глинка первый из русских композиторов ввел колокольный звон в оперу, что стало впоследствии традицией в отечественной опере XIX в.

С. Рахманинов в своем творчестве обращался к интонациям знаменного пения. В его произведениях древняя русская песенность сочетается с романсовыми мотивами, с городской песней, и музыкальные образы приобретают лири- ко-романтический характер. Таковы главные партии первых частей Второго и Третьего фортепианных концертов. Следовательно, духовная музыка не суще-

157

ствовала обособленно, она развивалась как в самостоятельном направлении, так и проникала в светскую профессиональную музыку.

Р.А. Лопин (Россия)

ПРОБЛЕМЫ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО И МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ НАРОДНОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ В СОВРЕМЕННЫЙ ПЕРИОД И ВОЗМОЖНЫЕ

ПЕРСПЕКТИВЫ ИХ РЕШЕНИЯ

Принадлежать народу значит с полною и разумною волею сознавать и любить нравственный и духовный закон, проявившийся (хотя, разумеется, не сполна) в его историческом развитии. Неуважение к этому закону унижает неизбежно народ в глазах других народов.

А.С. Хомяков

Проявление проблем, связанных с вопросом сохранения и развития народной художественной культуры, её изучения в высшей школе, существование её как цельной дисциплины или совокупности дисциплин является закономерным кризисным её состоянием, заложенным в начальном её понимании как этнохудожественной или фолклоро-народнической. Искусственное построение теоретического материала, а также его вычленение из общего состава изучения культуры в целом, в данном случае отечественной культуры, что определяет методы подхода к нему, влечёт за собой как следствие рано или поздно обнаружение этой искусственности. Сегодня становится очевидным снижение интереса к изучению и осмыслению НХК как таковой. Даже первоначально, без како- го-либо анализа существует возможность увидеть такую кризисную ситуацию в связи с общекультурным упадком в целом. Но при этом возникает вопрос – почему с одной стороны мы чувствуем этот упадок, а с другой не находим никакой охранительной функции НХК для сдерживания его, осознавая оторванность НХК от современной культуры, а при обращении к историческому материалу и от исторического своего основания. В таком случае, мы не далеко стоим от проблемы целесообразности НХК как дисциплины, как направления гуманитарного знания.

158

Исторически целесообразность обращения к народной культуре была доказана XIX веком. Веком, с одной стороны, «исключающим» устремлением к «цивилизации» народное самосознание, хотя часто говорящим от народа и для народа, в лице западников стремящимся научить жить этот народ по-новому, не по-своему, а с другой – в лице славянофилов, пытающимся сохранить эту своеобразную жизнь, основанную на своей иерархии ценностей, иерархии авторитетов как общепринятых, формирующих его самосознание. Поиск целостности народа, соборности его духа, а попросту той культурной общности, объединяющей весь народ, повлек за собой изучение славянофилами и их соратниками народной словесности, народного быта и м. д., а главное – «народного духа». По их определению, не что иное как этот «дух», ставший проявлением Высшего Духа через духовное объединение в соборности, стал тем культурным стержнем, хранящим народ как целое, где целостность народа заключалась в его вере, определившей его культуру, как и любую другую, по утверждению А.С. Хомякова.

Вообще, если говорить о целостной культуре нашего народа, нашего отечества, то есть русской культуре, то по историческим причинам её формирование как культуры целостной совпало с приобщением славян к христианской цивилизации, точнее им было определено развитие целостного государства с целостной культурой, формирующей целостное мировоззрение народа. Христианство формировало существование новой морали в человеке, в основе которой Евангельские заповеди создавали культуру совести, оно давало возможность для объединения общества на основе монотеизма, формирования единого народа в единстве духовных и нравственных принципов. Включившись в христианский мир европейской цивилизации, Русь олицетворяла себя с частью этого мира, этой цивилизацией, стремясь играть и играя в ней видную роль. По определению А. Кураева, христианство дало ключ ко всей европейской культуре, где ключ есть единомыслие, единоверие с творцами христианской культуры. С этого периода русская культура стала частью самой цивилизации. Здесь впервые раскрывается правильность утверждения, поставленного славянофильством, о том, что русская культура в своей народной и религиозной основе не является архаической в смысле устаревшей (с позиции славянофилов архаику скорее нужно понимать как возрождение исторической памяти народа или ге- нетически-культурной памяти, основанной на духовном опыте предшествующих поколений, – архетипа. В применении к НХК как почвы творчески-продук- тивного художественного воображения как исходного материала), а в своей ортодоксальности лишь отражающей истинное мировоззрение (до появления «цивилизованного просвещения» русского народа «Западом» вопрос истинности развития Руси как православного государства не стоял. Он получил развитие вместе с нигилизмом в русском сознании и дуализмом сознания, в дальнейшем переродивщись в секулярный плюрализм, что определило блуждающее умонастроение нашего общества по сегодняшний день как поиска иного пути развития, в том числе и культуре, мало связанного с национальным архетипом), что даёт ей возможность развиваться самостоятельным путём без вмешательства извне.

159

Целостность русской культуры, основанная на духовном начале, приобретает вселенское, мессианское значение, что ставит её выше значения просто национальной культуры, а тем более культуры этноса. Принадлежность к русскости определялась по принадлежности к православию как наднациональному единению. Митрополит Иоанн (Снычев) прямо указывал, что «православный – значит русский, а русский – значит православный», и в этом не было понятия для секулярной русскости. Русский национализм в таком случае может иметь только своё социокультурное основание, где А.С. Пушкин уже не потомок инородца, а русский поэт, национальный поэт. Достаточно обратиться к классикам отечественной литературы, чтобы понять, что русский народ жил исповеднической жизнью, где жизнестроительство было неотъемлемо от аскетизма. Его духовное устремление не делилось по социальному признаку. Имея понятие Высшей Правды, Истины, он не разделял себя ни на этносы, ни на регионы, ни на сословия. Вот главная ошибка, если не преднамеренность и искусственность, построения теории НХК.

История показала плоды либерализации и секуляризации русского общества, его разделения по многим признакам, плоды не утешительные, продолжающие мутировать, как вирус, и в сегодняшний день. Одной из мутаций можно назвать секулярное восприятие русской культуры, культуры русского народа, у которого даже язык является не просто сакральным, а Святым в своей Новозаветности (если иврит считается языком Ветхозаветным, то церковнославянский по своему происхождению является языком Новозаветным, упрощение его есть следствие секуляризации общественной жизни. Что сказать о современном языке в России?). Такое разделение народной культуры послужило восприятию русского народа не как народа, родившегося на русской земле и впитавшего в себя «любовь к отеческим гробам», осознававшего себя как кровно связанного с родной землёй (чувство Родины), а как населения, которое в своей оторванности от своего архетипа поражено болезнью безнациональных культур – космополитизмом, где «россиянин» уже не русский, он не может быть русским, хотя по последним статистическим данным этнически русских в современной России более 80 %! Более того, по данным Института социологии РАН на 2003 год в России себя считали православными 89-92% российских граждан [1]. Почему же самосознание народа, воспитанное отечественной культурой, утратило сегодня свою силу и, чувствуя своё болезненное состояние, отрицая внутри своего «я» чуждую современность, всё же не находит его охранения в народной культуре? Интуитивно чувствуя негативные проявления в современной общественной жизни, он в большей степени привык их связывать с экономическими или политическими катаклизмами, а не искать их в своём духовно–нравствен- ном состоянии в утрате сродненной с его душой культурой.

Сегодня становится ясным, что причиной этому явилось исключение из народного сознания его религиозной основы. После переворота политического совершался переворот и культурный, а скорее искусственное перекраивание, если так можно выразиться, народного сознания как первопричинности народного бытия. Псевдонауки фабриковали новые псевдопонятия, одним из которых можно считать понятие о «двуеверии» русского народа, где русская

160

культура выглядит не монотеистической как христианской, а фактически языческой в пантеоне суеверий, обрядов и. т. д., в чём усматривается заведомо фабрикуемая точка зрения о примитивности духовной отечественной культуры. А. Кураев по этому поводу говорит, что суеверие есть полная неграмотность в духовной жизни, культуре, и с ним можно согласиться в том случае, если мы посмотрим на развитии теории НХК, как псевдопонятия о русской культуре, включающего в себя синтез христианства и язычества.

Именно секулярный подход к изучению культур, получивший большое значение (?) в XX веке, исключает цельность любой культуры, дробя её по этносоставу, регионам, социальным группам и т. д., оставляя за понятием народной культуры примитивизм фольклора. В основополагающем учебнике по культурологи под редакцией И.Ф. Кефели понятие фольклора раскрывается следующим образом: «В настоящее время под фольклором понимается культура нецивилизованных народов или примитивная общинная культура, устное народное творчество либо художественная культура к.-л народа. Наиболее предпочтительным считается понимание фольклора как комплекса словесных, музыкальных, игровых, драматических и хореографических видов народного творчества» [2]. Само изучение народного художественного творчества как такового даёт нам возможность лучше знать свой народ, его мудрость, но возможно ли его восприятие как мудрого без его духовной культуры? Очевидно, нет.

Наш народ на основе примитивного подхода к его культуре приобрёл не положительный, а скорее отрицательный образ в своей неграмотности как суеверии, быте как языческом обряде, вообще бескультурии как представитель низшей социальной группы – крестьянства. Изыскания советских и постсоветских этнографов, в отличии от П. Киреевского и В. Даля, фактически не включали в себя народной мудрости, нравственной чистоты, боголюбия, скорее отражая в себе примитивность «глубинок» и «окраин» русской цивилизации, что не могло в конечном итоге вызвать отрицание самого народного восприятия такого своего архетипа.

Упрощение архетипа как следствие влечёт за собой новый виток отрицания, так как оторванность русской культуры от истории развития мировой цивилизации даёт возможность анализировать происходящие события с позиции инородных мыслителей как авторитета, забыв при этом, что о многом уже сказано отечественными классиками ещё в XIX веке, в том числе и славянофилами, основывающими понятие народности только на основе православия. Современное же построение восприятия народной культуры через «постзападническое» как следствие «авторитетности» западной «цивилизации» становится русофобствующим.

Проблема, связанная с теоретическим подходом в современный период к изучению НХК, лишь приоткрывает свои острые углы, заложенные ранее. Вышесказанное ставит вопрос только по некоторым из них, где главным акцентом должно прозвучать следующее: Какова цель и назначение предмета? Для чего и чему хотим научить?

Сегодняшний день можно охарактеризовать как момент пробуждения народного сознания от дурмана «забытья», и поэтому чаще проявляется в нём ин-

161

терес к духовным вопросам своего бытия. Как в момент пробуждения от сна человек не в состоянии адекватно оценить в первые секунды обстановку, окружающую его, тем более после приснившегося кошмара, так и наш народ не сразу может найти те духовные основы, которые ему созвучны, созвучны по причине генетической памяти как части его естества, тем более если в этот момент ему сразу иллюзорно рисуется мираж окружающей его действительности в лице СМИ, сект, пропагандирующих «общемировые ценности» и отход народа от своего самосознания в мистических как магических поисках основы своего сознания.

Несмотря на такую ситуацию, русский народ генетически хранит общность в своём сознании, что можно увидеть по ответам на вопросы при соцопросе: [3] Какое понятие более священно: справедливость или преданность Родине? – Преданность Родине, говорит 42% (В данной статье приводится только высший процент, что отражает наиболее желаемое) (отражение общности, о которой упоминалось выше); К чему ближе Россия по своим традициям, культуре, истории: к Европе или к Азии? – Ближе к Европе, 48% (та общность с историей европейской цивилизации, которая принесена в русское сознание христианством); Соединяет ли Россия в себе черты Европы и Азии или это особая страна, не похожая ни на Европу, ни на Азию? – Россия – особая страна, 60% (!), (мессианское значение русской культуры); Влияют ли западная культура и система ценностей на отношения между людьми в России? Если да, то как? – Влияет отрицательно, 45% (положительно 17%, не влияет 6%!.) (чувство упадка нравственно-духовного состояния общественной жизни); Сами ли мы забываем собственную культуру, или это Запад усиливает культурное влияние на Россию? – Мы сами забываем собственную культуру, 50% (!) (это та самая оторванность от народного бытия народной культуры, которая в своей секулярной искусственности потеряла связь со своим народом); Становятся ли под влиянием западной культуры люди в России лучше или хуже, или вообще изменения, происходящие с людьми, не связаны с влиянием Запада? – Под влиянием Запада люди становятся хуже, 48% (лучше, всего 12%!) (наглядное соотношение пропаганды СМИ и чаяния народа); Православная Церковь должна принимать большее участие в жизни общества, такое же или меньшее, чем сегодня? – Большее, 39% (меньшее 16%!) (русский народ всегда воспринимал Церковь как воинствующую со грехом, и это пробуждается в период упадка). И ещё 59% граждан России ждут от Церкви, что именно она сохранит национальную культуру и традиции (естественно, традиции, рассматриваемые НХК, в малой степени соотносятся с теми традициями, о которых идёт речь, и в этом состоит главная задача пересмотра теории и методологии НХК с учётом современных требований к подходу в понятии культуры как целого духовного и материального проявления самосознания русского народа).

Почему же от Церкви? Потому что Церковь в отличии от нашего секулярного общества сохранила их. Как и ранее в истории России она явилась хранительницей той духовной основы, которая присуща нашему народу, которая создала его. Возможной же перспективой в таком случае для сохранения русской культуры, её связи с русским народом является олицетворение русского с пра-

162

вославным. По-видимому, пора сказать правду после длительного молчания о величии русской культуры, народе, её представляющем. Ведь что мы можем с достоинством показать в нашей культуре, рассказать о ней: икону, храм, книгу, монастырь, Кремль и многое другое, что создано православием, на основа веры нашего народа, создано самим народом как воплощение своей духовной жизни, и в этом мы поймём спасительное направления для сохранения, охранения как самой культуры, так и самого народа в век всепоглощающей глобализационной доктрины. НХК в этом случае имеет право на существование как теоретическая дисциплина для приобщения новых поколений к исконно национальной культуре, неся в себе функцию, как раз окультуривания как возделывания поврежденного, истоптанного, изгаженного современной действительностью русского поля – русской культуры.

Л и т е р а т у р а :

1.А. Хвыля-Олинтер. Некоторые особенности Корана, шариата и мусульманских обрядов, используемые псевдоисламскими культами. // Миссионерское обозрение. №7(93). 2003. – С.20.

2.Основы теории и истории культуры. СПб., 1996. – С. – 574.

3.Архиепископ Иоанн (Попов). Миссионерское служение Русской Православной Церкви на современном этапе. // Миссионерское обозрение №10(108). 2004. – С. 16-24. Думается, что за прошедший отрезок времени мало что изменилось.

Б.В. Мочалин (Россия)

ПРОБЛЕМЫ РЕГИОНАЛЬНОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ В КОНТЕКСТЕ ПРОЦЕССОВ КУЛЬТУРНОЙ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

В последнее время много говорят и спорят о процессах глобализации, набирающих обороты с каждым днем. Явление это неоднозначное, многоструктурное, требующее серьезного исследования, анализа по всем направлениям. И если сегодня у экономистов и промышленников исчезла некая эйфория по поводу строительства глобального рынка, то что говорить о гуманитарной науке, в среде которой этой эйфории не было и в помине. Сращивание национальных рынков напрямую связано с процессом стандартизации коммерческого продукта, что неизбежно влияет и на культурное пространство, нарушая его многоликую целостность. Ярким примером, иллюстрирующим негативное воздействие стандартизации на региональном уровне, являются проблемы, возникающие в музыкальной культуре. К таковым можно отнести снижение уровня общей музыкальной культуры населения, утрата самобытности, отсутствие продуманной политики в этой области. Естественно не последнюю роль в их существовании играет и внутренний социально-экономический фактор, который, напротив, должен стать инструментом решения этих проблем.

163

Основной силой, стирающей границы национальной самоидентификации личности, является стандартизированный коммерческий продукт музыкального шоу-бизнеса. Он выпускается и тиражируется глобальными корпорациями масс-медиа, которые не жалеют средств на рекламу и лоббирование, ибо доходы все равно с лихвой окупают эти затраты. Этот продукт является сплавом, выжимкой всего, что создавалось и создается в популярной западной музыке, и зачастую лишен всякой национальной окраски. Высокий спрос на эту суррогатную продукцию показывает, что активно формируется такое же суррогатное потребительское сознание, а значит финансовые влияния «акул» шоу-бизнеса делают свое дело. Особенно агрессивно и стремительно эти процессы проистекают в молодежной среде, которая в силу психологических и социальных особенностей наиболее внушаема и динамична.

На региональном уровне, равно как и на федеральном, мы мало что можем противопоставить этому давлению «стандарта», который зачастую представляет собой высокопрофессиональную продукцию, венец современных музыкальных технологий. Этот прессинг нагнетается телевизионными каналами, FM–радиостанциями, web-сетями. В результате нивелируются понятия о национальных музыкальных школах, жанровом многообразии, концертной культуре и т.д.

Многие регионы в противовес «телевизионной» культуре пытаются всеми возможными способами привлечь внимание молодежи к местному фольклору, к народным музыкальным истокам. Задача эта архиважная, в высшей степени сложная и деликатная. Основная масса населения сегодня проживает в городах и давно утратила связь с землей, с сельской общиной, которая и сама неузнаваемо изменилась. Смысл многих фольклорных композиций просто непонятен молодым людям, да и не только им. Увлечение массовостью и администрированием в культурно-просветительской работе может оказать противоположный эффект и уничтожить интерес молодежи к родному музыкальному языку. Впрочем, такой же плачевный результат может принести и чрезмерное пестование различного рода неформальных музыкальных объединений. Последние более всего нуждаются не в материальной помощи, а в квалифицированных музыкальных специалистах, которых тоже с каждым годом становится все меньше и меньше.

Действительно, кадровый вопрос в сфере музыкальной культуры донельзя обострился. Ввиду социальных факторов упал престиж музыкальных профессий. Многие работники этой отрасли высказывают мнение, что чувствуют себя лишними людьми, «нахлебниками» на государственном бюджете. И это те, кто организует и осуществляет процесс передачи музыкального наследия, творческая элита общества! Данная проблема не столько материальная, сколько идеологическая. Большинство специалистов – это энтузиасты своей профессии, люди, преданные служению музыке. Они испытывают колоссальное давление чиновников всех уровней, бюрократии, требующей немедленных результатов от авральных компаний, затягивающей музыкантов, педагогов в совершенно несвойственные им, да и излишние процессы бумаготворчества. Государство, очевидно, критерием оценки трудовой деятельности работников

164

культуры избрало исключительно экономический эффект. В этом тоже можно видеть проявление глобализации, как стремления перевести в цифры, в расчеты то, что имеет абсолютно иную природу и значимость.

Существует ли выход из подобной ситуации? Мы убеждены, что он есть. Однако надежды что кто-то изобретет универсальный рецепт решения подобных проблем на макроуровне сегодня, мягко говоря, утопичны. Каждый регион уникален в своей социокультурной динамике (понимание этого факта, кстати, тоже есть реакция на мировые интеграционные процессы) и должен строить культурную политику, учитывая местные особенности, традиции и возможности. Тем не менее, некоторые общие принципы идеологической доктрины музыкального воспитания и развития можно попытаться сформулировать.

Во-первых, организация альтернативных коммуникационных каналов, транслирующих социально значимую музыкальную информацию, ведущих просветительскую работу. Это могут быть радиостанции, телевизионные передачи местных каналов, информационно-музыкальные порталы локальной компьютерной сети и т.п.

Во-вторых, возрождение культуры «живого» концертного исполнения как формы человеческого общения. Она имеет огромное воспитательное и психологическое значение, раскрывая музыкальное творчество как высокое искусство, а не продукт коммерческой шлифовки.

В-третьих, повышение социального статуса работника сферы музыкальной культуры (да и культуры в целом), освобождение его от бюрократических критериев оценки качества работы, поддержка его творческой инициативы.

В-четвертых, популяризация идеи семейного музицирования как одного из важнейших способов формирования общей культуры личности и ее социально значимой творческой активности.

В-пятых, развитие системы музыкального образования и воспитания с учетом современных реалий. Здесь имеется в виду функционирование курсов повышения квалификации музыкальных работников, проведение научно-мето- дических семинаров, конференций, определение приоритетных направлений работы музыкально-образовательных учреждений и концертных организации.

Претворение в жизнь вышеназванных общих принципов, на наш взгляд, может во многом снизить негативное воздействие процессов глобализации на культурное пространство регионов. При этом следует помнить, что мы не в силах остановить ход культурной интеграции, и попытки отгородиться железным занавесом от плохого или хорошего сейчас невозможны. Нужна качественно иная работа, личностно ориентированная, направленная на формирование глубокой эрудиции и критического подхода к получаемой информации, способности к национальной самоидентификации и межкультурному диалогу. Становление такой личности и есть важнейшая задача региональной музыкально-просве- тительской работы.

А.В. Небогатых (Россия)

165

КПРОБЛЕМЕ СТИЛИЗАЦИИ ФОЛЬКЛОРНОГО ТАНЦА

Вусловиях необходимости сохранения национально-культурных пространств, сохранения и развития культурного ландшафта особую значимость приобретает национальное творчество, позволяющее проявить не только подлинно этническое (ментальное, социальное), но и глубоко индивидуальное.

Вчастности, индивидуальное начало проявляется и в современной хореографии на уровне стилизации фольклорных мотивов, овладение которыми и составляет основу деятельности современных хореографических коллективов, к примеру, детей и подростков. Однако овладение народными традициями есть условие обретения стиля и собственно оригинальности как его вершинного проявления. Тем не менее, знание особенностей фольклорного танца не есть условие проявления мастерства хореографа-балетмейстера.

Прежде чем говорить о специальной обработке фольклорного танца, следует уточнить саму терминологию. Дело в том, что есть обработка танцевального фольклора, а есть разработка его. Это различные подходы к фольклорному первоисточнику. При обработке фольклорный материал чаще всего лишь театрализуется, оставаясь в основе своей узнаваемым. При разработке поход к фольклорному танцу как к первоисточнику носит более субъективный характер. Здесь балетмейстер в прямом смысле разрабатывает фольклорные мотивы, переосмысливает их, придавая содержанию образность, подчиняя ее своей, авторской концепции, замыслу. В практике обработка и разработка присутствуют рядом, иногда переплетаются, предопределяя тот или иной принцип сценизации фольклорного бытового танца.

Разумеется, каждый танец при перенесении его на сцену подвергается обработке. На гулянье молодежь танцует для себя. Зрители обычно окружают танцующих. На сцене танец должен смотреться только с одной стороны – зрители находятся в зале. На гулянье танцующим не надо заботиться о том, чтобы пары подходили друг другу по росту, умению. Пары бывают случайные: часто танцуют совсем незнакомые. На сцене танцоры должны быть подобраны по внешнему виду, росту, мастерству и т.д. В постановке нужно учитывать законы драматургии, обязателен финал.

Главная стратегическая задача балетмейстера-обработчика обычно состоит в том, чтобы как можно ярче подчеркнуть фольклорный образец; показать самобытную архитектонику фольклорного танца; уточнить и выстроить линию основного пластического мотива, образов танца; наметить путь эмоционального воздействия танца на зрителей (а это делается сравнительно легко, когда в первоисточнике есть интересная схема-структура, свежий пластический мотив, дающий в развитии яркие самобытные пластические интонации исполнителей).

Для развития движенческого материала в танце существует несколько балетмейстерских приемов, которыми, кстати, с успехом пользуются сами носители и исполнители фольклора. Их можно применять и при сценической обработке. Первый прием – развитие какого-либо элемента в танце за счет изменения ритма его исполнения. Второй прием – развитие какого-либо элемента за

166

счет изменения направления движения. Третий прием – развитие какого-либо элемента за счет присоединения к нему какого-либо другого элемента. Четвертый прием – развитие какого-либо элемента за счет характера исполнения, например, с “простых шагов” можно постепенно перейти на “шаркающие шаги”, а затем на “дробные выстукивания”. Подобных приемов развития движенческого материала встречается немало в фольклорном искусстве. Умело используя их, балетмейстер может довольно успешно развернуть формы фольклорного первоисточника.

Осуществляя отбор и сценическую обработку народного танца, нужно стремиться бережно сохранять все лучшее, отражающее черты характера русского человека. Обогащая рисунок танца, подчеркивая красивое и типичное, нужно стремиться отобрать из движений наиболее выразительное, тщательно следить за тем, что бы в новом сценическом варианте не было чуждых элементов, искажающих народную основу.

По нашему мнению, соотнося фольклор с академическим танцем, следует учитывать преимущества фольклора и академического танца. Выделяя преимущества академического танца, обозначаем схематичность в движениях, которые позволяют достигать удовлетворения зрителя за счет демонстрации физической стороны хореографии, чем академический танец уступает фольклорному танцу, которому присуща и эмоциональная, стилевая окраска, непосредственно связанная с региональными особенностями танца. Эта характеристичная черта фольклорного танца способствует развитию оригинальности, стиля и манеры исполнения танца, наконец, дает толчок к востребованности новых форм и содержания в хореографии. Однако зачастую все танцы, представленные творческими хореографическими коллективами на конкурсах русского народного танца разного уровня (в частности, “Удаль молодецкая” – областной конкурс любительских хореографических коллективов), похожи друг на друга по форме, характеру, манере исполнения. Главный недостаток, закономерность похожести – отсутствие содержательности танца в самом прямом смысле этого слова, что является доказательством того, что эта «ниша» заполнится лишь в случае наличия как специалистов, так и воспринимающих, к примеру, любителей.

В силу нехватки специалистов, учитывающих различные региональные особенности, представители молодого поколения, даже творчески ориентированные, не проявляют особого интереса к народному танцу. Эта проблема особенно актуальна в рамках формирования нынешней танцевальной культуры россиян.

Танец – самая быстротечная, наименее устойчивая и труднее всего поддающаяся фиксации форма народного творчества. Часто говорят о необходимости оснащения коллективов простейшей съемочной аппаратурой. Песню можно записать, манеру не запишешь – тут поможет только фиксация, видеоматериалы, аудиовизуальные средства. Обрабатывать, документировать фольклор надо чрезвычайно осторожно, бережно. Однако только реставрацией фольклорных подлинников сценическому балетмейстеру ограничиваться не следует. Необходимо на основе прежних образцов создавать новые композиции, которые несли бы на себе печать времени, эпохи. Решение столь трудной задачи требует се-

167

рьезных профессиональных знаний, мастерства, высокой культуры. В связи с этим есть предложение создать отделение по подготовке балетмейстеров для русских народных хоров и танцевальных ансамблей на базе нашей развивающейся кафедры хореографии.

Е.Г. Немчинова (Россия)

НАРОДНЫЙ КОСТЮМ КАК СОВОКУПНОСТЬ ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРИНЦИПОВ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА

В исследованиях последних лет, в силу динамических преобразований в социально-культурной сфере, учёные обращаются к антропологии русского народного костюма, предпринимаются попытки осмысления традиционной одежды в современном сценическом костюме.

Традиционный народный костюм Белгородчины формировался на протяжении веков под воздействием этнических, природно-климатических, социаль- но-бытовых и хозяйственных факторов. Проблемы костюма тесно связаны с антропологией, социологией, психологией, информационными процессами, этикой, эстетикой, философией и культурологией, ввиду чего костюм рассматривается в двух аспектах:

1.Для защиты от зноя и холода, дождя и ветра.

2.Как символ, дающий представление о человеке и обществе. Белгородский костюм – явление уникальное, а процесс создания русско-

го народного костюма – это и эстетическое преобразование жизненного опыта в художественные образы, осуществляемое талантом и творческим мастерством народа с помощью воображения сквозь призму мировоззрения на основе традиций. В совокупности самобытных устойчивых идейно – художественных принципов, в единстве природного и народного, коллективного и индивидуального, народный костюм концентрированно выражает русский национальный характер, систему народных эстетических представлений. Чем самобытнее национальное видение, тем больше оно несёт в себе неповторимой общезначимой информации и опыта отношений. Таким образом, народный костюм Белгородчины представляет собой целостный художественный ансамбль, несущий образное содержание, обусловленное назначением и сложившимися традициями.

168

Одна из важнейших особенностей художественного народного мышления – метафоричность, т. е. синтез природных, культурных явлений по обобщающему признаку или свойству. Развивая тезис о метафоричности народного художественного мышления, необходимо упомянуть, что мотивы женских фигур в орнаменте часто как бы прорастают цветами и побегами, а солнце представляется то птицей, то огнедышащим конем или оленем. В формах и названиях женских головных уборов проступает связь с реальными образами животных (рогатые кички) и птиц – кокошники (от славянского «кокошь» – петух или курица), «сороки» и их составные части, называемые «хвост», «крылышки». Посредством таких эстетически преобразованных сочетаний художественных образов народ познавал себя как неотъемлемую часть природы, пытался магически воздействовать на нее, символически выражал русскую поэтическую мифологию.

Подчеркнем, что в гармоничном ансамбле традиционных художественных образов раскрывается прекрасное в русском народном костюме, его общечеловеческая эстетическая ценность. О своеобразной синкретичности художественного мышления В. Е. Гусев пишет, что «она обусловлена не неразвитостью последнего, а природой самого предмета художественного познания, тем, что народные массы сознают предмет своего искусства прежде всего как эстетически целое и целостное в совокупности всех или многих его эстетических качеств, в многогранности и сложности его эстетической природы».

Понятие общерусского стиля подразумевает общность стилевых признаков всех этнолокальных костюмных комплексов, коренящуюся в социально-ис- торических условиях, в мировоззрении русского народа, его творческом методе, в закономерностях художественно-исторического процесса.

Народный костюм представляет собой целостный художественный ансамбль, несущий определенное образное содержание, обусловленное назначением и сложившимися традициями. Его образуют гармонично согласованные предметы одежды, украшения и дополнения к ним, обувь, прическа, грим. В искусстве костюма органично соединялись различные виды декоративного творчества: ткачество, вышивка, кружевоплетение, низание, шитье, аппликация и изобразительное использование разнообразных материалов: тканей, кожи, меха, лыка, бисера, бус, цветных граненых стеклышек, пуговиц, шелковых лент, птичьих перьев, речного жемчуга, перламутра и др.

Русский народный костюм как выразительное искусство передает непосредственно образное восприятие людьми жизни с помощью эстетически совершенной формы. В орнаменте русского народного костюма элементы изобразительности представлены в форме человеческой фигуры, птиц, животных и растений. То же наблюдаем в рогатых формах женских головных уборов.

По способу практического художественного освоения материала русский народный костюм, как и другие виды народного декоративно-прикладного творчества, относится к искусствам, использующим главным образом есте- ственно-природный материал: кожу, мех, шерстяные и растительные волокна. Эстетический характер воздействия костюма на человека – зрительный. Вещественная определенность народного костюма, натуральные свойства природных материалов, его чувственная конкретность, определяющие восприятие ко-

169

стюмного ансамбля, одновременно характеризуют и его эстетическое воздействие. Прекрасное в русском народном костюме проявляется в его способности преображать человека – делать его красивым, а также в удобстве, экономичности и целесообразности, в творческом раскрытии возможностей и особенностей материалов, в гармоничности колористики и рациональности конструкции, в красоте силуэта и вырастающих на основе всего этого декоративном великолепии, глубине идейно-образного содержания и его широком положительном общечеловеческом значении.

Исходя из сказанного, можно утверждать, что русский народный костюм как концентрированное художественное выражение общественной практики обладает познавательной, воспитательной, а главное – эстетической функцией, которая пронизывает эти и все другие его функции. Идейно-эстетическое воздействие костюма накладывало определенный отпечаток на жизнь и ее восприятие.

Изучению идеала крестьянской внешности, одежды и манеры поведения как эстетической и художественной целостности способствует как многоаспектный анализ самого русского народного костюма, так и исследование соответствующих эстетических представлений, которые с особой определенностью проявились в фольклоре.

Стилизованные сценические костюмы возникли совершенно на иной исторической и социальной почве, нежели традиционная русская народная одежда. Костюм в танцевальном искусстве является главным выразительным средством хореографического номера. Поэтому стилизованные костюмы стали результатом индивидуального творчества профессиональных художников и балетмейстеров, руководителей танцевального коллектива. Некомпетентность и поверхностные представления об образностилистической структуре, символике

иогромном значении традиционного костюма в жизни народа может привести художников и балетмейстеров к использованию ложных средств выразительности.

Ксожалению, встречаются балетмейстеры, которые выводят на сценическую площадку коллективы в костюмах, чуждых природе традиционного костюма, где мы видим неграмотное смешение стилистических особенностей одежды различных эпох, местностей и сословий, заимствование форм и декоративных решений не характерных для художественно – стилистической структуры народного костюма. Подобные костюмы способствуют утрате представлений о народной эстетике, о внешности наших предков. Всё это не только в значительной мере снижает художественный уровень сценической интерпретации танца, но и формирует неуважительное отношение к традиционному народному искусству. Выступая в сценическом русском народном костюме, исполнитель должен не только соответствовать определённому эталону национальной культуры, но и создавать образ, выражающий утверждающий народный идеал, служить идее возрождения национальной культуры. При этом необходимо следить, чтобы танец и инструментальная музыка, ритуально-бытовая атрибутика

икостюм образовывали единую образную структуру. Необходимо стремиться к достижению ансамблевого единства, соответствия сценических костюмов образному содержанию репертуара и жанровой направленности сценического действия. Для исполнителей народного танца необходимы облегчённые, не

170

сковывающие движений костюмы. Традиционная многослойность народного костюма передаётся способом вшивания отдельных деталей одежды друг в друга. В построении мизансцен значительную роль играет умелое колористическое решение: введение контрастирующих по цвету костюмов или их элементов, использование особенностей восприятия «тёплых», «холодных» цветов, символического значения некоторых из них. Всё это вызывает адекватную зрительную реакцию, усиливает характерность отдельных исполнителей или их групп, делает костюм важным звеном выступления. Так, например, бело-крас- ная цветовая гамма южнорусских девичьих одежд становится на сцене своеобразным символом славянской старины, трогательной нежности и чистоты.

В городе Белгороде традиционно проводятся фестивали и конкурсы русского народного танца «Удаль молодецкая», «Белгородский карагод». В этих праздниках русского танца участвуют детские и взрослые коллективы, творчество которых направленно на изучение и развитие русского народного танца, где используются все виды и формы народной хореографии. Но прежде всего хочется заострить внимание на художественном оформлении представленных на суд жюри и зрителей танцевальных постановок, так как эта сторона играет важнейшую роль в восприятии номера, в его региональном предназначении раскрытия стилистических особенностей исполнения. Костюмы многих танцевальных коллективов не всегда отвечают требованиям стилизации костюма определённого региона, района, села. Часто название номера, музыка, содержание и образ танца не соответствует костюму. Для правильного и точного подхода к оформлению танца, необходимо придерживаться следующих требований:

−необходимо учитывать возрастные особенности исполнителей;

−учитывать региональную принадлежность лексики и содержания танца;

−определить соответствие музыкального оформления, темпа, стиля стилизации костюма;

−определить жанр, форму и вид постановки;

−определить характерную для региона колористику, орнамент, цветовую гамму;

−определить основные элементы и детали национального костюма региона, стилизация через народные истоки одежды.

Костюм в танце должен соответствовать репертуару, определять характер мизансцен, манеру поведения исполнителей, способствовать созданию сценического образа. Только тогда можно добиться полноты сценического воздействия костюма на зрителя.

А.В. Огородова, Е. Игнатосян (Россия)

АРМЯНСКИЙ ЭТНОДЖАЗ КАК САМОБЫТНОЕ ЯВЛЕНИЕ МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ

171

Этноджаз – это стилистическая разновидность джазового искусства, возникшая в 70-е годы XX века и технологически состоящая из базовых компонентов джаза и ассимилированных художественных элементов различных национальных культур. Импровизационное мышление в этноджазе вбирает в себя элементы национального музыкального языка, такие как метроритмические особенности, ладово–гармонические структуры, прикасаясь к различным философским школам и заряжаясь определенным образным видением. Заново осмыслив роль и значение различных этнокультур в джазовой музыке, мы приходим уже к новому определению джаза, которое гласит, что «джаз – это разновидность музыкально–импровизационного искусства, в котором сплавились традиции музыкальных культур крупных этнических регионов – африканского, американского, европейского и азиатского» [3, 43].

По мнению В. Махаева, этнический джаз – название условное. Мы видим, что на всех этапах своей эволюции джаз ассимилировал музыку народов мира. На какой основе строится синтез джаза и фольклора? Как обыграть безыскусное, но эмоциональное пение, простодушное крестьянское музицирование? И каким станет художественный результат эксперимента? В СССР

в середине 60-х возникла мода на этнический, в том числе и русский, джаз. Однако «однозвучно звучащий саксофончик» был лишь забавной стилизацией. Суть явления глубже: в конце XX века в музыке наступил интонационный кризис. Фольклор с его повторяемостью попевок, узким звукорядом, ритмической ассиметрией оказался громадной кладовой музыкальных идей, архаическая «примитивная» музыка – созвучной авангарду. Родилась «мировая музыка» (world) – синтез аутентичности и современности. Этноджаз стал соединением импровизационной музыки с ладогармоническими и метроритмическими элементами фольклора. Является ли «перекрестное опыление жанров» признаком тотальной интеграции мировых культур в единое целое – судить пока рано. У музыкальных пуристов такая смесь «французского с нижегородским» вызывает гнев и возмущение. В самом деле: джаз – это звуковой образ мегаполиса. Его жителю требуется ежедневная новизна, а в экстремальной ситуации (как и импровизатору в джазе) нужна быстрая реакция и ответное действие. Горожанин привык к разнообразию культурных языков. Крестьянская жизнь замкнута своей округой и циклична, она строится по архаической модели, которой требуется соответствовать (крестьяне поют песни, сочиненные тысячу лет назад). Между тем и фольклор, и джаз сходятся в своей необузданной дионисийской стихии. «Мировая музыка» (фольклор во всех его проявлениях

– чистый фольклор, современный, различные вариации и эксперименты с фольклором современных музыкантов, использование фольклора в популярных у молодежи стилях – фолк-рок, нью-эйдж, психоделический фолк, тех- но-фолк, эйсид-джаз, – чего только не придумают и как только не используют сейчас музыку народов мира, свои национальные музыкальные корни креативные исполнители мира) [4, 25] и этноджаз стали столкновением творчества незамысловатого, но первозданного, с окультуренными и растиражированными художественными приемами [8, 3-4].

172

Обращение к своим национальным музыкальным культурам было продиктовано нежеланием копировать американский джаз («Непонятно, зачем здесь быть слабым отпечатком негров?») [10, 82], а также, по мнению многих критиков, его кризисом.

Анализируя армянский музыкальный фольклор, выдающийся музыковед Б. Асафьев отмечал «прежде всего, богатейшую культуру мелоса, несомненно, глубоко древнюю, сложную и многоветвистую, но все еще цветущую. В этом прекрасном, как персидские миниатюры и персидская поэзия, развитом мелосе слух находит чарующие по своему изысканному рисунку орнаменты и обнаруживает удивительное разнообразие приемов развертывания и продвижения основных инструментально-мелодических узоров и попевок.

Культуре мелоса сопутствует столь же богатая и столь же утонченнейшая культура ритма. Европейский слух попадает в лабиринт звуколиний и сказочно-причудливый мир звукосоотношений и длительностей, в творчество ритмов. В сложной игре их чувствуется безусловная закономерность, и вместе с тем так дорожишь ощущениями постоянной новизны, неожиданности и разнообразия, в которые вовлекает это искусство, столь на вид ограниченное средствами и столь на деле интенсивно содержательное и многообразное» [1, 198-199].

Характеризуя музыкальную культуру Армении, следует также отметить, что не только великие сыны страны (как, например, Хачатурян), но весь народ Армении чрезвычайно музыкален; «…за пределами квартиры общаются под музыку. На ней Ереван помешан. В клубе звучит очень качественный джаз. Музыканты, по которым плачут афиши зала имени Чайковского, часами музицируют в кофейнях для десятка слушателей, прерываясь лишь для того, чтобы поприветствовать знакомых. Персы – как по старинке зовут приезжих из Ирана – играют джаз с томными арабскими нотками» [2, 52-65].

Джаз Армении многолик: это один из пионеров армянского этноджаза А. Картелян (5, 25); блестящая певица Т. Оганесян, «взращенная» на

«Listen To My Heart», состоящий из джазовых версий песен Комитаса, Саят-Новы, старинных армянских песен (Т. Оганесян считает, что у джаза множество национальных путей развития, и все зависит от того, насколько глубоко исполнитель чувствует свои национальные корни и понимает искусство традиционного джаза, и насколько органично он может соединить эти два понятия в одно) [6, 1-4]; А. Донелян, репертуар которого также составляют обработки произведений Комитаса и Саят-Новы; саксофонист А. Уснунц и группа «Time Report», программа которой состоит из очень бережных и аккуратных аранжировок армянских мелодий и собственных оригинальных композиций, построенных на армянском мелосе и восточных ритмах; барабанщик А. Тунчбояджан – представитель армянского авангард-фолка, исполняющий «живую музыку, идущую из глубин культурных традиций и

173

современной жизни Армении»; ансамбль «Into», сумевшем задействовать в своих композициях элементы авангардной классики, композиторского мо- дерн-джаза и органично вплести в ткань своих произведений армянский фольклор; этно-джаз-роковая группа «Ваагн Айрапетян и Катунер» и др.

Особое место в армянском джазе и этноджазе занимает бэнд-лидер К. Орбелян, сумевший найти нужные пропорции в соединении элементов джаза и армянской народной музыки (в рецензиях на гастроли его оркестра в США в 1975 году отмечался «народный свинг» коллектива, более чем удачный меланж элементов армянского фольклора с устоявшимся лексиконом джазового мэйнстрима) [9, 378-382].

По мнению О. Мустидиса, армянская культура – «…это очень древняя культура, сохранившая свои национальные корни, истинные черты, не ассимилировавшая с течением времени, т.е. – настоящий продукт своего народа. А все настоящее всегда привлекает внимание, всегда ценно» [7, 21].

Ли т е р а т у р а :

1.Асафьев, Б. Концерт армяно-персидской музыки // Асафьев, Б. О народной музыке / Сост. И. Земцовский, А. Кунанбаева. – Л.: Музыка, 1987. – 248 с.

2.Афонина, К. В гости без звонка // ГЕО. – 2004. - №9.

3.Баташёв, А. Искусство джаза в музыкальной культуре // Советский джаз. Проблемы. События. Мастера. Сборник статей. – М.: Советский композитор, 1987.

4. Манукян, А. Авангард с примесью этно-рока // Jazz-квадрат. – 2006. - №6.

5.Манукян, А. Армен Уснунц // Jazz-квадрат. – 2002. - №6 (43).

6.Манукян, А. В Америке быть джазменом – уже вызов // Полный джаз. – 2004. -

№26.

7.Манукян, А. Orestis Mustidis // Jazz-квадрат. – 2004. - №5 (53).

8.Махаев, В. Мы играем джаз // Полный джаз. – 2005. - №8.

9.Рубашевский, В. Константин Орбелян // Советский джаз. Проблемы. События. Мастера. / Сборник статей. – М.: Советский композитор, 1987.

10.Сахаров, С. Сергей Пронь: два в одном // Jazz-квадрат. – 2006. - №2 (62).

А.В. Перышкина (Россия)

ОБРАБОТКА ФОЛЬКЛОРНОГО МАТЕРИАЛА В РАБОТЕ С ХОРЕОГРАФИЧЕСКИМ КОЛЛЕКТИВОМ

Ориентация на традиционную народную культуру – заметная черта современного социокультурного процесса в целом. Как известно, в культуре разных народов и стран в XXI в. прослеживается тенденция, связанная с интенсивными процессами регионализации, национально-этнического возрождения культур и народов.

Здесь необходимо сказать, что промежуточная культура, которая представляет собой некий культурный пласт, располагающийся «в промежутке» между профессиональным искусством и аутентичным фольклором, давно признана основной составляющей национальной культуры. Это такой пласт

174

культуры, который создается, функционирует и адекватно воспринимается на уровне обыденного сознания. Кроме того, происходит влияние друг на друга профессионального искусства и образцов фольклора.

Это направление специалисты по фольклору иногда относят к фольклоризму в культуре. Подлинная традиция в этом случае попадает в нетрадиционную ситуацию и среду и, обретая в ней свое место, становится не только собственно культурным, но и социальным феноменом, что очень важно. Т.е. происходит одновременное вживание в традицию и вживление ее в сегодняшнюю культурную ситуацию, выживания аутентичной культуры внеаутентичной среде.

Что же в традиционной народной танцевальной культуре может и должно быть сохранено, поддержано, восстановлено и органично включено в социокультурную ситуацию сегодняшнего дня, а что составляет удел прошлого и должно стать предметом «музеефикации» как историческая память народа и общества?

Фольклорное хореографическое исполнительство в сценических формах и в профессиональном, и в самодеятельном искусстве – явление очень давнее. Диапазон здесь достаточно широк – различные копии, стилизации, адаптированные и несколько обработанные для сцены, исполняются как носителями традиций в условиях самодеятельности, так и артистами разного уровня в фольклорных ансамблях и профессиональных коллективах.

Рождение сценического хореографического искусства началось в советский период, в рамках художественной самодеятельности, неся в себе специфику культурно-просветительной работы, преобладающей и в наше время, которая рассматривается как эстетический контекст в виде непрофессионального художественного творчества.

Разумеется, НХТ возникло и изначально развивалось не как концертное исполнительство. Первое время, когда не было еще отправных моментов в обработке фольклорного танца, его переносили на сцену либо в бытовом этнографическом виде, либо в очень измененном. Но все течет, все меняется и со временем появляется сценический танец, которому нужна «школа», и исполнять его может только тот, кто регулярно занимается тренировкой своего тела, ведь сценические условия требуют и отточенности, и выразительности, с целью эффективного воздействия на зрителя.

Стоит обратить внимание на то, что многие хореографические коллективы ориентированы, прежде всего, на сценическое воспроизведение фольклора, допускают его обработку, сужают жанрово-видовой состав до нескольких, самых «выигрышных», с их точки зрения, произведений. В свой репертуар они включают местные танцевальные традиции, и фольклорные произведения других областей и даже народов. Деятельность такого рода коллективов не способствует сохранению местных традиций фольклорного исполнительства.

Она нацелена в первую очередь на воспроизведение адаптированных вариантов народных песен, плясок, наигрышей в соответствии с образцами профессионального искусства. Именно этот основной аспект оказывает сильное отрицательное воздействие на современное хореографическое искусство, в кото-

175

ром преобладают примитивные формы стилизации и модернизации, не имеющие никакого отношения к национальной культуре. Процесс развития сценического хореографического искусства на современном этапе искусственно ограничен и остался невостребованным в полном объеме самим народом. Проблема здесь заключается в том, что самобытная танцевальная культура народа, широко бытовавшая в недавнем прошлом, ушла из его повседневной жизни.

В свою очередь анализ практики показывает, что научно-методический материал в литературно-описательном, схематическом и знаково-графическом вариантах записи танца имеет большую условность, что является сдерживающим фактором в научной разработке пластики танца.

Русский народный танец – явление синкретическое, он органически связан с пением и игрой, музыкой и костюмом, лексикой и рисунком. Танец – это движение, а движение – это жизнь. Выразительные возможности человеческого тела безграничны. Но для того, чтобы тело было более выразительным, необходима постоянная тренировка мышц. Некоторые педагоги считают, что для изучения русского танца это не обязательно, так как теряется самобытность и индивидуальность. Но мы ведь говорим о сценическом варианте танца, а не о бытовом, а значит должен быть и сценический вид исполнителя, и сценический вид танца.

Сценический танец не может быть копией житейской пляски. Он создается для зрителя. Появление зрителя привело к появлению театра, законы которого надо соблюдать. Прежде чем создать сценический танец, нужно проделать большую предварительную работу. Необходимо изучить обычаи, обряды, образ жизни этого народа, характер занятий, экономическое и географическое положение. При созданий сценического танца на основе танца фольклорного важно не исказить существо первоисточника, сохранить его идею, мысль, стилевую гамму исполнения. Сценическая обработка требует бережного сохранения характера, манеры исполнения и в то же время развивает и обогащает лексику, рисунок, украшает произведение, но таким образом, чтобы не испортить того главного, что было заложено в первоисточнике. Ни в коем случае нельзя вносить в танец чуждые элементы, движения, которые ему не свойственны.

Бытовая традиция всегда питала профессиональное искусство новыми формами и средствами, и, переходя в другую художественную систему, произведения фольклора приобретают новые художественные свойства, так же как и сценические произведения при переходе в бытовые формы.

Фольклор является исключительно ценным дидактическим материалом в эстетическом воспитании подрастающего поколения. Ведь мы хорошо понимаем, что в наше время существует большая проблема в нравственном воспитания детей. Современные дети перенасыщены всевозможными средствами массовой культуры, у них вырабатывается трафарет «притуплённого» эмоционально-об- разного восприятия, соответственно это сказывается на отношение к народному художественному творчеству, в частности к танцевальному. Освоение детьми дисциплин художественно-эстетического цикла и реализация своих знаний и умений через различные виды художественно-творческой деятельности в хореографическом коллективе становятся своеобразным очищением и обновлени-

176

ем эмоционально-художественного восприятия и основой художественной культуры личности.

Фольклор как художественная традиция целого народа совмещает в себе отношение двух диалектических взаимосвязанных начал – индивидуального и коллективного.

Коллективность в фольклоре выступает как форма проявления традиции: традиция живет коллективностью, а коллектив объединяется традицией.

Взаключение подчеркнем, что исторически сложившиеся формы фольклора в современной культуре хореографического искусства являются одним из

еезвеньев, каждое из которых определяет целостность, своеобразие и непрерывность культурной традиции.

Вфольклоре традиционны не только стиль и форма, но и содержание, система образов, сам принцип отражения окружающей жизни. До сих пор некоторые фольклорные традиции живут и развиваются, хотя и не столь широко, как в прошлые века: иные традиции претерпели качественные изменения в силу изменения социальных условий жизни русского народа. Фольклор – это творческий организм, система творческого мышления народа, выработанная вековыми традициями. Необходимо тонкое проникновение в саму сущность фольклорного материала, в глубинные слои народного художественного мышления.

При сценической обработке этнографического материала необходимо создавать новые художественные произведения, созвучные нашей эпохе, поднимать народное искусство на более высокую ступень, стремясь не растерять тех жемчужин, которые создал народ. Всякое движение в сценическом танце является усовершенствованием, развитием фольклорного танца в соответствии с характером, который данный танец должен выявить. Ни одного отступления от фольклорного танца (движения) не должно быть неоправданным.

Народное творчество должно быть неотъемлемой частью в создании русского сценического танца, основным художественным замыслом создателя.

Л.Г. Петрова (Россия) Ван Чжаоян (Китай)

ПИСЬМЕННЫЕ ТРАДИЦИИ КАК ФЕНОМЕН КИТАЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Две страны – два соседа – два народа – два партнёра – две культуры – это лишь несколько звеньев ассоциативной цепочки понятий, объективизирующихся тогда, когда мы начинаем говорить о России и Китае. Весна 2007 года подарила нам ещё одно событие, которое вновь объединило интересы наших стран – открытие года Китая в России. На церемонии открытия Президент России В.В. Путин и Председатель Правительства КНР Ху Цзинтао подчеркнули, что одним из основных направлений российско-китайского сотрудничества являются образование и культура. Во время своего пребывания в Москве Ху Цзинтао

177

даже дал урок китайского языка в одной из столичных школ, который он посвятил такому феномену китайской культуры, как каллиграфия.

Так что же такое китайская каллиграфия?

Китайская каллиграфия неразделима с древней историей возникновения и развития китайской письменности. Для каждого китайца каллиграфия является его визитной карточкой. Если у русских есть пословица: «Встречают по одёжке – провожают по уму», то в Китае говорят так: – «По почерку можно определить характер человека», или – «Если увидел письмо (почерк), всё равно, что увидел самого человека».

Поэтому каждый китаец выбирает свой любимый стиль письма, который является своеобразным искусством сочетания графических знаков по строгим правилам начертания идеографической и иероглифической письменности. До сих пор в Китае не утрачена старинная традиция писать кисточками, которые изготавливаются из кроличьей, овечьей шерсти или шерсти хорька. Написанные таким мягким и эластичным инструментом, иероглифы приобретают своеобразную и неподражаемую прелесть.

Китайская каллиграфия зародилась почти одновременно с возникновением письменности и непрестанно совершенствовалась в течение многих веков. Сочетания различных письменных знаков образовывали иероглифы, которые по мере общественного развития постепенно увеличивали свою численность и обогащались смысловым разнообразием.

Говоря об истории возникновения иероглифов, следует отметить, что они являются одним из древнейших видов письменности в мире. При раскопках в местности Пэйлиган на кустарных гончарных предметах были обнаружены различные письменные знаки. Хотя сейчас и трудно точно определить их смысл, но несомненно то, что это самые ранние письмена, и им более 8000 лет. В 1987г. при раскопках в уезде Цзю провинции Шаньдун были обнаружены иероглифы 4500-летней давности. Считается, что китайская письменность зародилась 5000–6000 лет тому назад в районе среднего течение реки Хуанхэ (Желтая река). Её письменные знаки весьма своеобразны, и они в строго определённом сочетании образуют китайский иероглиф, на котором можно увидеть следы идеографии и пиктографии.

Китайский иероглиф оригинален и своеобразен. Он всегда заключён в рамку квадрата, поэтому его часто называют “иероглиф–квадратик”. Численность иероглифов непрестанно увеличивалась, но вместе с тем и упрощалось их начертание. В Китае была изобретена бумага, и благодаря этому появились тушь и кисточка, которыми можно было гораздо быстрее изображать нужные знаки, вместо того, чтобы высекать их на камне или вырезать по дереву.

Ученым уже известно, что в эпоху Шан-Инь (XVI-XI вв. до н.э.) насчитывалось уже более 3500 иероглифов. Их называли “Цзя Гу Вэнь”, т. е. письмена на гадальных костях и черепашьих панцирях. Примерно на рубеже эпох Шан и Чжоу (256 г. до н.э.) появилась письменность, которую называли “Цинь Вэнь”. Образцы письменности были найдены на бронзовых предметах, и по ним ясно прослеживается порядок начертания иероглифов, заключающихся в квадратную рамку, а также постепенное упрощение письма. В расцвет эпохи Чжоу, на

178

основе письменности “Цзинь Вэнь” (иероглифы на бронзе) появился стиль древнего письма “Чжуань”. Иероглифы, написанные в этом стиле, отличались от стиля “Цзинь Вэнь” тем, что некоторые письменные знаки были чуть длиннее. Стиль этот назвали “Дачжунь”. Его рождение совпало с правлением династии Цинь (221–207 гг. до н.э.), которая объединила разрозненные княжества в единое государство. Этот период соотносится с первой стадией становления единой китайской письменности.

На второй стадии развития китайской письменности, также при династии Цинь, появился стиль письма “Лишу”, который заменил “Сяочжуань”. Новый стиль письма упрощал начертание иероглифа. Там, где по стилю “Сяочжуань” требовалось округлить перегибающую черточку, по стилю “Лишу” черточка письменного знака перегибалась под прямым углом. Данный стиль письма продержался долгое время, так как был более удобен для писарей. В дальнейшем появились и другие стили письменности, взявшие своё начало в “Лишу”. В поздний период правления династии Хань (206 г. до н.э. – 8 г. н.э) появились такие письменные стили, как “Цаошу”, “Кайшу”(т.е. уставное письмо) и “Синшу”. Иероглифы в стиле “Цаошу” пишутся очень быстро, за это их и называют “Цяоли”. Иероглифы в стиле “Кайшу” выписываются в строгом порядке, письменные знаки располагаются равномерно и принимают своеобразную форму квадрата. Иероглифы в стиле “Синшу” – это упрощенный стиль “Кайшу”. Он сохраняет строгие правила постановки письменных знаков по стилю “Кайшу” и перенимает все плюсы стиля “Цаошу”. Этот период значится как третья стадия развития китайской письменности, так как в это время одновременно процветали и совершенствовались все три стиля.

Внастоящее время у китайской письменности есть две формы – сложная

иупрощенная. Упрощенный иероглиф имеет 26 фонетических букв, как английский алфавит. Кроме букв в упрощенном иероглифе насчитывается около 60 тысяч слов, причём каждое слово можно транскрибировать. Каждый иероглиф может состоять из одного или нескольких элементов, некоторые из которых могут служить обозначением отдельного слова. И, наоборот, один иероглиф может состоять из нескольких. Что касается техники письма, то писать элементы иероглифов следует сверху вниз, слева направо и снаружи вовнутрь.

Чтобы научиться понимать китайские иероглифы, необходимо запастись большим желанием и терпением, так как иероглифическая письменность очень сложная и трудоемкая. Например, для обозначения понятия «слеза» необходимо сочетать два знака: «глаза» и «вода», а для того, чтобы выразить понятие «лаять», надо соединить знаки «собака» и «рот». Иногда логика этих сочетаний малопонятна. Например, на письме китайский иероглиф «корабль» в сочетании со знаком «пламя» следует понимать как «пожар», а в сочетании со знаком «рот» – как «болтливость». Говоря о лексике китайского языка, заслуживает упоминания тот факт, что в китайской иероглифической письменности омонимы передаются разными иероглифами, а звучат и морфологически построены они одинаково. Например:

179

Непрестанное развитие китайской письменности создало уникальную китайскую каллиграфию и стимулировало её развитие. Ведь каждый иероглиф может быть написан в разном стиле древнего письма, т.е. “Чжуань”, “Лишу”, “Цаошу”, “Кайшу”, “Синшу”и др., а каждый стиль даёт возможность писать посвоему.

Приведём примеры некоторых стилей:

4.Чжуаньшу 5. Цаошу Если вы заинтересовались китайской письменностью и китайской культу-

рой в целом, если вы хотите узнать об этой стране как можно больше, если вы хотите узнавать о Китае и его народе из первоисточников, возможно, есть резон учить китайский язык и постигать «китайскую грамоту» в буквальном смысле. Ведь интересно тогда, когда трудно!

Л и т е р а т у р а :

1.www.sunhome.com

2.www.tianshannet.com

3.www.china-shufa.narod.ru

180

М.Н. Плужникова (Россия)

КВОПРОСУ О РЕГИОНАЛЬНОМ КОМПОНЕНТЕ

ВПРОЦЕССЕ ОБУЧЕНИЯ

Рассматривая полный курс дисциплин стандарта высшего образования, находим региональный компонент необходимым дополнением завершающим базисный уровень знания студентов. Находясь в условиях всестороннего изучения НХК, дополнительные знания в этой области обогащают и усиливают профессиональные навыки наших будущих специалистов. Содержание националь- но-регионального компонента основной образовательной программы, обеспечивает подготовку выпускника в соответствии с квалификационной характеристикой, установленной государственным образовательным стандартом. Основой регионального базисного учебного плана являются учебные предметы, в рамках которых изучается костюм Белгородской области, танец Белгородской области, НХК Белгородчины, культурно-историчевкое краеведение. Наш вуз призван готовить специалистов, педагогов всех практических дисциплин специализации для дальнейшей работы в любительских коллективах.

Изучение народного танца происходит на протяжении всего периода обучения, это и ценно, с изучением фольклорного танца, танца Белгородской области и костюма Белгородской области у студентов формируются представления и устойчивые понятия о профессии и будущей профессиональной деятельности Все это обрамляет цикл дисциплин по народной художественной культуре Белгородчины и культурно-историческому краеведению.

Цель регионального аспекта в нашей работе – дать представление о фольклорном танце как о главной составляющей части духовной культуры народа. Фольклорный танец является одним из распространенных и древних видов народного творчества. Именно в изучение региональных традиций НХК мы видим твердую опору при подготовке специалистов соответствующего профиля.

Фольклорный танец является богатым незаменимым источником изучения прошлого. Народный костюм является также важнейшим компонентом культуры народа. На протяжении столетий он сохраняет древние черты, и именно вместе с ним и его особой стилистикой нам передаются традиции и быт народа, проживающего на конкретной территории, в нашем случае на территории Белгородской области. И он вбирает в себя те неповторимые национальные черты, которыми мы восхищаемся и по сей день. «Поневный комплекс»,

181

головной убор «Сорока», юбка «Андорак» – вот элементы народного костюма Белгородского региона, которые помогают формировать целостное представление студента о НХК нашего края.

Освоение фольклорного материала по дисциплине «Танец Белгородской области» проходит поэтапно. Студенты практически знакомятся с БелгородскоОскольским, Белгородско-Курским, Белгородско-Воронежским регионами. Изучают композиционные формы, карогоды, основные пляски, характерные для танцевального стиля каждого из них. На следующем этапе студенты стараются перенять манеру, характер исполнения танцевально-этнографического материала. И завершающим этап работы является создание студентами этюдных композиций. Такое комплексное поэтапное обучение танцевальным традициям Белгородского края, способно стать важной основой целостного осмысления студентами исторической, национально-культурной специфики народной культуры во всем ее многообразие.

Говоря об этапности обучения, наш вуз придерживается многоуровневой системы образования. Так Детский Музыкальный эстетический центр стал площадкой для взращивания будущих специалистов – хореографов. «Программа ДМЭЦ реализует идею, связанную с развитием и изучением российской культуры в целях сохранения наследия русского танца, с изучением русского танца по областным особенностям» [1].

Предмет фольклорный танец включает в себя более глубокое изучение фольклорного материала нашей страны, зафиксированного в экспедициях, на кинопленках. Неоценимую помощь кафедре предоставляет И.И. Веретенников, являющийся консультантом в сложных вопросах по традиционной хореографии.

Впитывание регионального компонента происходит также при взаимодействии кафедры с коллективами города и области, творческими союзами и организациями. Участие преподавателей и студентов в творческо-исполнитель- ской работе: творческих лабораториях, семинарах, мастер-классах, а также при индивидуально-творческой работе преподавателей, заключающейся в постановке спектаклей, хореографических номеров, участии в жюри профессиональных конкурсов.

На многочисленных фольклорных фестивалях и конкурсах последнего времени явно прослеживается тенденция умелого использования фольклорного танца молодыми руководителями коллективов, недавними студентами.

На протяжении всей работы кафедры хореографии, в рамках регионального компонента, педагогический коллектив, наряду с учебно-методическим обеспечением образовательного процесса, активно и плодотворно занимается научно-исследовательской деятельностью в области хореографической культуры Белгородской области. Результаты исследований получили отражение в докладах на региональных конференциях, научных статьях преподавателей, в дипломных и курсовых работах студентов. Кафедра к настоящему времени имеет небольшой багаж научно-исследовательских работ: Охрименко О. «Связь народной хореографии с календарно-обрядовой культурой народа», Синицына А, «Фольклор и сценическая самодеятельность», Спесивцева Ю. «Хореографическое искусство в структуре НХК», Гладышева Ю. «Поэтическая специфика

182

русского народного танца», Валыгин И. «Проблемы сохранения традиционной хореографии Белгородчины в условиях интеграции жанров хореографического искусства», Посашков С. «Роль традиционной народной хореографии Курского региона в развитии танцевальной культуры Черноземья», Ясенко И. «Сценическая обработка танцевального фольклора как форма работы балетмейстера». Весь наработанный материал используется для создания и разработки программ, учебно-методических пособий, семинаров по фольклорному танцу, народному танцу и предмету мастерство хореографа.

Вчастности, программа дисциплины «Мастерство хореографа» предлагает студентам на 4 курсе в первом семестре изучить фольклорно-этнографиче- ский материал и разобрать все нюансы работы с ним при создании сценического танца. Во втором семестре студенты работают над своим ассоциативным восприятием фольклорно-этнографического материала в процессе создания сценического танца.

Лучшие и удачные постановочные работы студентов становятся основой репертуара ансамбля песни и танца «Везелица» БГИКИ, руководитель доцент, заведующая кафедрой хореографии И.А. Карпенко. Творческо-исполнительская

иконцертная деятельность, которого связана с созданием образцов народной хореографии Белгородского региона. Так, выпускные квалификационные работы студентов Пчелкина С. «Тетера», Страховой О. «Свадебный каравай», Мельниченко Ю., Сурнаковой Т. «Оскольская матаня», а также работы Посоховой Ю., Рыченко И., Голосовой Л., Небогатых С. прочно вошли в репертуар ансамбля песни и танца «Везелица» БГИКИ.

Всовременном хореографическом мире сейчас очень трудно удержать высокую планку народной танцевальной культуры всвязи с засильем хореографического пространства современными танцевальными формами, но Т.А. Устинова говорила: «Надо идти в ногу со временем, но никогда не надо идти у времени на поводу. Народное искусство не есть искусство мертвое, музейное – оно живет, преломляя свои вечные начала в современности. Нужно вносить в номера современный ритм, элементы, не теряя при этом народной простоты, родниковости. Нельзя жить в отрыве от современности, без внутреннего ощущения ее нерва. Но при этом необходим такт и чувство меры» [2].

Мы, преподаватели и студенты кафедры хореографии, прикладываем все усилия для пропаганды и популяризации народной хореографии в современной социо-культурной среде, с учетом регионального компонента, что в будущем даст новые профессионально оснащенные кадры для работы и развития хореографической культуры Белгородчины.

Л и т е р а т у р а :

1.Малакуцкая с. Материалы диссертации. М., 2003, с 108.

2.Русский народный танец. История и современность: Материалы II Всероссийской научно-практической конференции по русскому народному танцу./Сост. Т. В. Пурова; М.: ГРДНТ, 2003, с. 51.

183

Е.Л. Хорошилова (Россия)

КВОПРОСУ О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ДУХОВНОЙ МУЗЫКИ

ИФОЛЬКЛОРНОГО ПЕНИЯ

Словом «музыка», как известно, нередко обозначают как мирское музицирование, так и пение в церкви. Святыми отцами русского православия такое уподобление данных понятий вплоть до середины ХVII в. категорически не допускалось. Богослужебное пение Русской Православной Церкви, в соответствии с принятой на Руси точкой зрения, музыкой не являлось. И в этом смысле оно выступало в качестве оппозиции по отношению ко всей мирской музыке, будь то народное пение или игра на музыкальных инструментах.

Уже вскоре после принятия Русью христианства в среде высшего духовенства отмечалось стремление к аскетическому образу жизни, где мирской музыке места не было. На устранение ее из жизни православных русских и была направлена их деятельность как в монастырях, так и в миру. В ХI веке она осуществлялась главным образом в виде рекомендаций тщательно избегать мирскую музыку как оскверняющую чувства истинного христианина. В том же ХI веке можно отметить и более обличительные высказывания, в которых музыка рассматривается как средство глумления бесов над христианином.

Впоследствии позиция Русской Православной Церкви находила свое воплощение в практических деяниях. В 1551 г. церковный собор в Москве запретил все проявления мирской музыки как бесовские глумления: «…Того ради божественные писания и священные правила запрещают всякое играние … на гуслях, смыках, и на сопелях, и всякую игру на музыкальных инструментах…» (Стоглав.-СПб., 1863. – с. 136)

Тем не менее, в повседневной народной жизни игра на различных народных инструментах и обрядовое пение было развито, любимо, существовало отдельно от богослужебного пения и являлось важной составляющей жизни русского человека.

Обрядовый фольклор вызывал протест со стороны церкви из-за своей языческой направленности, но с течением времени все больше и больше утрачивая последнюю, отношения к себе так и не изменил.

В современных условиях мы можем наблюдать интересную картину: несмотря на то, что официального признания церковью фольклора нет, и отношение к нему все такое же негативное (в большинстве случаев), тем не менее, в праздниках, концертах, наряду с духовными песнопениями мы слышим фольк-

184

лор – во всем его многообразии. Что это – терпимость, молчание на грани презрения или все-таки признание? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, что обрядовый фольклор уже не имеет языческой направленности, а является исторически-самоценным. Поэтому он уже не может противопоставляться духовной культуре, а лишь дополняет ее. В условиях современного функционирования фольклор можно отнести к любой другой музыке, которая не вызывает негативного к себе отношения – музыке Рахманинова, Чайковского, иными словами, которая является классической.

Другое дело, если фольклор пытаются использовать современные язычники для возрождения, по их словам, «исконно русской веры», одним из воинствующих представителей которой является Вадим Казаков. Но опятьтаки, сам фольклор здесь не причем.

Вопрос о правовом существовании народного пения в жизни русского человека должен быть решен на официальном уровне, так как после запрещающих церковных указов прошлых столетий никаких отмен по поводу фольклора не было и он продолжает существовать в рамках церковной жизни на правах падчерицы – его не гонят, но и не приветствуют. Сохранившиеся до настоящего времени образцы достойны занять почетное место в народно-церковной жизни русского человека.

Чжан Юэ (Китай)

КУЛЬТУРНЫЕ ТРАДИЦИИ КИТАЯ И РОССИИ (ОБЩЕЕ И РАЗЛИЧНОЕ)

Россия и Китай – две крупнейшие страны Евразийского материка. Россия уже более 700 лет является пространством, аккумулирующим культурные воздействия Европы и Азии. Китай – страна с древнейшей культурой, которая в настоящее время развивается экстенсивно, в которой завершилась ассимиляция различных этносов и в начале XIX века образовался китайский суперэтноc. Россия и Китай – это две страны, поддерживающие взаимоотношения на протяжении длительного времени. Русская духовная культура оказала огромное воздействие на китайскую национальную культуру в области литературы, театра, искусства балета, музыки и других видов искусства. На протяжении XX века сначала русская эмиграция в Китае, затем социалистический этап культурного взаимодействия способствовали созданию кадров национальной китайской интеллигенции, внесшей крупный вклад в модернизацию Китая.

В силу географического расположения, внешних воздействий со стороны различных государств и народов культурные традиции, сформировавшиеся и существующие сегодня в двух наших странах, отличаются друг от друга, хотя есть много общего. Рассмотрим некоторые китайские и русские традиции.

Прежде всего, посмотрим на наши праздники. Самый важный праздник как в России, так и в Китае – это Новый год. Мы обязательно покупаем хло-

185

пушки (все знают, что Китай изобрел порох, поэтому у нас прекрасный салют и хлопушки), над дверью наклеиваем парные надписи с пожеланиями счастья, здоровья, хорошего заработка. История парных надписей очень интересна. В последний день старого года появляется страшное чудовище, которое зовут Сей. Оно всё поедает: и дома, и деревья, и людей. Внук бога принёс красный шёлк, потому что знал, что Сей этого боится и не сможет войти в дом над дверью которого он висит. Так внук бога прогнал Сея. Но сейчас надписи не шёлковые, а бумажные, и в надписях пишут разные добрые пожелания. Иероглиф «последний день» прошлого года, когда мы ночью встречаем новый год, в китайском языке имеет два значения: одно – удалить Сея, другое – проститься с уходящим годом. В новогоднюю ночь все члены семьи должны собраться за праздничным столом и приготовить пельмени с сельдереем. Ещё одна интересная отличительная традиция Китая – это то, что новогодняя концертная программа начинается в 8 часов, а российская – после 12 часов.

Ещё одна важная веха в жизни человека – свадьба. В Китае принято, что родители жениха дарят больше денег невесте. Сама молодая жена берёт красный цветок и помогает свекрови носить; потом берёт сигареты и даёт свёкру курить. Это выражение покорности и уважения. В новой квартире молодых целый день горит свеча, которую специально готовят для свадьбы. Муж даёт красные конверты, в которых есть хоть немного денег, каждому ребёнку. В России на свадьбе невеста одета в белое платье, это цвет савана, символизирующий, что девушка умирает как девушка и переходит в новое состояние замужней женщины. В Китае у невесты обычно есть два платья – одно белое, как в России, другое – красный дамский халат. В Китае белый символизирует траур, притупляет умственные способности. Он ассоциируется со светом, привлекающим Ци, что весьма желательно в фэншуй, но его обычно компенсируют ка- ким-нибудь другим – «живым» – цветом.. На китайское свадьбе гости не кричат молодым «горько», как на русской. Кроме того, молодожены в Китае на свадьбе почти целый день ничего не едят, а только, выражая уважение к гостям, пьют пиво или водку. Свадьба в Китае – это тяжелое испытание, которое должно подготовить молодых к тому, что в семейной жизни тоже могут быть всякие трудности.

Перейдем от праздников к повседневным делам. Как в Китае, так и в России одним из популярных безалкогольных напитков считается чай. Чай был впервые обнаружен в Китае, и судя по письменным источникам более 3000 лет назад наши предки уже выращивали и использовали чай. На Руси чаевничать начали около 300 лет тому назад, когда китайский чай появился в московских лавках и перестал быть деликатесом, доступным только богатым людям. Однако задолго до знакомства с настоящим китайским чаем в России для самых разных целей широко употреблялись травяные чаи. За многие века на Руси сложились устойчивые букеты трав (рецепты), обладающие наиболее ценными вкусовыми, пищевыми и целебными свойствами. В Китае пьют разные чаи: на севере страны жители отдают предпочтение чаю с жасмином, а население южной части пьет зелёный чай без добавок. Многие люди, особенно иностранцы добавляют в чай сахар, молоко, коньяк и т.д. Однако, ученые считают, что зелё-

186

ный чай не рекомендуется смешивать с молоком, сахаром, добавлять лимон или другие травы. Китайцы пьют зелёный чай и утверждают, что именно он помогает сохранять богатырские здоровье и продлевает их жизнь. В отличие от традиций Китая, в России ценилось не только качество приготовляемого напитка, но

ивыпечка и сладости, подаваемые к чаю. Варенья, мёд, колотый сахар, ватрушки, баранки, пряники, пироги, фрукты и ягоды являются непременными атрибутами чаепития. Стоит остановиться и на посуде для чаепития. В период с династии Тан (VII-IX вв. н.э.) и вплоть до династии Сун (X-XIII вв. н.э.) чай варили,

ипоэтому чайники изготовляли в основном из металла, причем лучшими считались золотые и серебряные чайники. Впоследствии вместе с обычаем заваривания чая получили распространение керамические чайники, которые использовались отдельно от посуды для кипячения воды. До сих пор предпочтение отдается керамической чайной посуде. Чайная посуда в России отличалась от китайской. В XVIII веке в России появились самовары, которые, имели своим прототипом «горячий горшок» тибетских монахов – керамический сосуд с горящим древесным углём. Слово «самовар» не имеет аналогов в других языках, оно заимствовано из русского языка. Самовары первой половины XIX века, в основном, изготавливались из меди. Многообразие видов, форм, размеров и богатство декоративной отделки до сих пор поражают воображение. Кроме того, в России распространены фаянс, фарфор, стекло, из которых русские мастера изготавливают прекрасные чашки, заварочные чайники, блюдца и блюда, являющиеся не только посудой для чаепития, но и украшением стола.

Важное место в китайской культуре занимает пища, с уважительным и даже благоговейным отношением к ней связана традиция приветствия друг друга вопросом, дословный перевод которого звучит «Вы уже поели риса?» (Ни чифань ла ма?) На что обычно следует ответ: «Да, спасибо! – А Вы?» (Ши, сесе! Нина?). В России, приветствуя друг друга, принято спрашивать: «Как дела?» Россияне обычно интересуются общим положением дел у человека, его здоровьем и здоровьем его близких. Да и слово «здравствуйте» – это пожелание здоровья и благополучия (от глагола «здравствовать»). Даже во время застолья русские люди желают друг другу именно здоровья.

Различия и сходства культур, формировавшихся тысячелетиями, обусловливаются как спецификой географического положения, влияниями других народов, так и самобытностью наших культур, культур двух огромных держав – России и Китая. Бесспорно, как Поднебесная, так и Великая Русь на протяжении долгих лет, с момента, когда мы стали соседями, оказывали культурное влияние друг на друга. Изучение природы этих взаимодействий поможет нам научиться лучше понимать характер наших народов.

187

М.К. Шемякина (Россия)

ДУХОВНЫЕ ОРИЕНТИРЫ КАК ДОМИНАНТНЫЕ СОСТАВЛЯЮЩИЕ ЭТНИЧЕСКОГО ОБРАЗА РУССКОГО НАРОДА

Изучение этнического образа народа, его центральных ориентиров являлось предметом многих направлений гуманитарного знания. Четко очерчивались этнологической наукой принципы и ценностные основы организации самих этнических систем и культур. В числе центральных мотивационных причин возникновения этнических культур выделялись и духовные потребности самосохранения и развития этносов, стремление сберечь свои культурные достижения наиболее благоприятным способом. В свете такого понимания в качестве условий возникновения этнической культуры, безусловно, возникали неотчуждаемые ресурсы окружающей среды (природно-историческое окружение), язык как условие возникновения чувства групповой идентичности и религия, выполняющая функцию созидания в формировании этнической культуры.

Понятие инкультурации, соотносимое, прежде всего, с процессом формирования личностных ориентиров, проявляло особенность включения человека в культуру, усвоение необходимых культурных сценариев поведения, мышления, восприятия. Такое условно этническое принуждение (традиции и ценностные ориентации общества) выступали одновременно и организующим центром жизни нации, и ее защитным механизмом, обеспечивающим целостность этнических образований. Последнее напрямую было связано с формированием центральной зоны культуры, содержанием которой являлись духовные этнические константы. Выявление подобных констант лежало и в задачах изучения русской культуры, и шире – цивилизации.

Первичными источниками исследований о русской цивилизации и культуре, о центральных ориентирах ее развития стали исторические и этнографические материалы, жития русских святых, произведения древнерусской литературы. Они в большей степени отражали самобытность народа, его основные мировоззренческие доминанты, ценностную парадигму существования.

Особую значимость, безусловно, представил весь пласт традиционной русской культуры (народные пословицы и поговорки, песни, былины, предания, сказки). Все жанровые разновидности фольклора, в том числе и малые его формы – народные пословицы и поговорки, – явились по сути спрессованным веками экстрактом народной мудрости, миропонимания, мироощущения, сосредоточением духовных ориентиров и моральных оценок. Представляя собой мо-

188

рально-нравственные своды жизнеустройства, они одновременно являлись и философией народа, и практическим руководством к действию.

Уместным будет вспомнить замечательные выводы русского этнографа В.И. Пассека: «Обычаи народа в обширном смысле есть сокровищница его прошедшего, его знаний, философии, медицины, всей его жизни, его особенности и самобытности. Без этой особенности народ был бы бесхарактерен, несчастен, ничтожен. Доколе жив и силен народ, до того времени живы и сильны его обычаи. Они могут выдержать вековую борьбу с противодействием людей, даже природы, и гибель их, без замены другими чисто народными обычаями, служит предвестником гибели народной... Напрасно думают иные писатели уничтожить обычаи – как предрассудки и заблуждения народа. В народе есть высокая философия, которой он учится, правда, не в школах, есть бессознательные знания, которые часто идут впереди наук, как знания магнетизма, предания о переворотах земли и др. ...Худо человеку без собственного характера, горе народу без национальности. Эта национальность, более всего выражаемая и хранимая обычаями, составляет часть жизни целого человечества: каждый народ в этом отношении дополняет один другого, и доколе существует, составляет необходимое звено в неразгаданной цепи человечества» (1, 314).

Обычаи народа являли собой следствие бессознательного, немотивированного действия и , по мнению большинства этнопсихологов, закреплялись в категориях парадигмы сознания, его структурных составляющих – картине мира и кодексе поведения, определяя само понятие ментальности, напрямую соотносимое с национальными характеристиками.

Обозначенные культурные конфигурации могли быть отнесены как к области материальной, так и духовной культуры. Но каким бы ни был подход выявления основной личностной структуры, личности индивида, доминирующей у большинства представителей народа, культурноили личностно-центрирован- ный, он давал представление о национальном характере. При этом основными влияющими культурными конфигурациями рассматривались, в первом случае, культура, брак, семья, воспитание, во втором – личностные, психосоматические и расовые характеристики личности. В спектре такого осмысления закономерно утверждение Ксении Касьяновой эпилептоидной психиатрической классификации личностной структуры русского народа, структуры, обеспечивающей объединение духовных личностных и внешних ориентаций на основе их действия в рамках единого культурного сценария. Русская культура предстает как иерархическая система сценариев [2, 62].

Цивилизационный подход в определении культурного развития также предполагал выделение доминирующих начал развития народов. Выделяя более двадцати цивилизаций, А. Тойнби соотносит русскую с восточно-христи- анской, самобытность которой выражалась в наличии высоких духовно-нрав- ственных ценностей, открывающихся в этических нормах, добродетелях, духовных и материальных памятниках с приоритетом первых [3, 112].

Духовные формы бытия, по-разному проявляясь на разных этапах развития, пронизывают всю историческую жизнь русского народа, прослеживаются в самом общинном укладе русского крестьянства, в системах календарных

189

праздников и семейно-бытовых празднеств, почитании предков, народном творчестве (зодчестве, иконописи, фольклорных жанрах и т.д.). История России представляет совокупность подобных духовных культурно-исторических парадигм. Н.А. Бердяев справедливо определял дискретность цивилизационного развития, выделял в российской истории чередование разных самобытных «Россий», понимаемых как смену разительно отличающихся друг от друга культурно-исторических парадигм или стилей культуры.

Русская (славянская) цивилизация представала и в размышлениях Н.Я. Данилевского как целостная совокупность духовно-нравственных и материальных форм существования русского народа, определившая его историческую судьбу и сформировавшая его национальное сознание. Данилевский, разработав теорию культурно-исторических типов, показал нелинейность и напластование их развития, дал характеристику каждому как замкнутому духовному пространству, формирующемуся по внутренним, присущим только ему критериям [4, 38].

Цивилизация в трудах философов ощущалась по сути как главная форма человеческой организации пространства и времени, выражающаяся качественными началами, лежащими в особенностях духовной природы народа, составляющего самобытный культурно-исторический тип. Русская цивилизация явила собой замкнутую духовную общность, существующую одновременно в прошлом и настоящем и обращенную в будущее, обладающую совокупностью признаков, позволяющих классифицировать ее по определенным, в том числе и ду- ховно-нравственным, критериям.

Культура, представляя конкретный результат развития внутренних духовных ценностей цивилизации, отражает квинтэссенцию цивилизационных достижений во времени и пространстве, основные черты ментальности и национального характера этноса.

Начиная с XV века, основные национальные черты русской культуры находят преломление в центральной идее ее существования - идее русского мессианизма. Идея избранности, отмечает С.В. Лурье, «врастала в историческое и повседневное бытие народа, существенно влияла на нашу культуру и ментальность, была идеологическим основанием внешней и внутренней политики Российского государства» [5, 43]. Развиваясь в парадигме западно-европейской философии, русская философско-историческая мысль неизменно решала проблемы, вырастающие именно из российского исторического бытия. Системы взглядов традиционно выстраивались с целью ответить на вечный вопрос: «Кто мы и какова наша роль во всемирной истории?». Ни один народ не придавал этому вопросу столь большого значения, ни одна философская система не делала его исходным пунктом для своих построений, ни одна культура не развивалась под знаком мучительных поисков национальной идентичности.

Эта «мысль гордая», закономерно отмечают Л.И. Новикова и И.Н. Сиземская, является сквозной для всех историософских концепций XIX века, когда в России происходило становление собственно философии истории. В зависимости от исходных теоретических посылок она обретает метаисторический характер (как идея о мессианском предназначении России, предопределенном

190

божественным Промыслом — П. Чаадаев, А. Хомяков, Вл. Соловьев, Л. Карсавин, С. Булгаков), либо заявляет о себе в сциентистской форме (как проблема исторической закономерности и особой роли России в мировом историческом процессе — А. Герцен, П. Лавров, И. Михайловский, Г. Плеханов), либо, наконец, в снятой форме становится предметом историософской и историологической рефлексии (Н. Кареев, Г. Шпет). «Русская идея» окончательно оформляется в споре славянофилов и западников [6,71].

Противопоставление западного и русского цивилизационного, и как отзвук, культурного миров имеет многовековую традицию, обостряющуюся и затухающую в конкретно-исторические моменты жизни народов. В таком звучании вехами русской национальной мысли стали труды Л.Тихомирова («Монархическая государственность»), И.Солоневича («Народная монархия»), И. Ильина («Наши задачи» и др.), Г.Флоровского («Пути русского богословия»).

И.А.Ильин, подчеркивая инородность соотношения западного и русского, писал: “Русское инородно, беспокойно, чуждо, странно и непривлекательно. Их мертвое сердце мертво и для нас. Они горделиво смотрят на нас сверху вниз

исчитают нашу культуру или ничтожной, или каким-то большим и загадочным «недоразумением» [7,59].

Народ-богоносец, претендующий на исключительную близость к Богу, «мужик Морей» возникает в «Дневнике писателя» Ф.М Достоевского, являя собой пробуждение философского сознания в русской литературной мысли, развивается под знаком напряженного интереса к вопросам о смысле истории, о добре и зле как ее движущих силах, о всеобщих началах человеческой культуры, об исторической миссии Святой Руси и русского народа. Русская классическая литература золотого века рисует идеал национального характера в высшей форме проявления самосознания русского человека, подтверждает устремленность русского народа к духовному совершенствованию.

Однако уже рубеж XIX-XX вв. веков дает ощущение нарастающей трагедии. Драгоценный сосуд русской цивилизации разбит, считал в начале XX века Н.А. Бердяев, в кровавом месиве войны гражданского братства, идеологическом нагнетании противоборствующих сторон, подогреваемом социальными катаклизмами, но образы русской духовной культуры продолжают сохраняться на генетическом уровне в глубинах национального сознания русских людей [8].

Усугубление кризиса духовности дал и конец ХХ века. Обвал социальных структур, экономический и политический кризис в стране, повсеместный всплеск национализма, очевидная утрата былого величия в собственных глазах

ив глазах мирового сообщества актуализировали проблему национальной идентичности и духовности, придали им новый импульс и новую жизненную остроту.

Соглашаясь с нашим современником О.А. Платоновым, отметим, что национальное сознание, формируемое в течение жизни многих поколений еще живо, поскольку оно вобрало родовой опыт народа, основанный на моральнонравственном критерии оценочности, приобрело характер бессознательного начала, отражающего духовно-нравственные ориентиры русского народа, выра-

191

жающиеся в его типических поступках и реакциях, пословицах, поговорках, во всех проявлениях духовной жизни.

Изучение русской цивилизации и культуры, глубин национального сознания имеет сегодня первостепенное значение, поскольку позволяет открыть для нас и освободить от всяческих наслоений источник нашей силы – русское национальное ядро.

Русское национальное начало сегодня традиционно изучается исторической этнологией и этнопсихологией в его динамическом проявлении, поскольку разыгрываемые сценарии более всего очевидны в процессе длительного периода жизни этноса. Стабильные элементы национальной конфигурации жизни народа рассматривают как систему этнических констант, а формируемую ими динамическую схему – генеральный культурный сценарий. Как отмечает этнолог С.В. Лурье, генеральный культурный сценарий влияет на формирование всех сценариев разных уровней, существующих в данной культуре, задавая определенный алгоритм действия во множестве ситуаций. Духовные этнические константы жестко предопределяют жизненные критерии действия этноса, шаблоны поведения и восприятия.

Этнические константы задают основные ориентиры развития нации, основы национальной жизни. Константы как система формальных образов в этнологическом понимании концентрируются в спектре двух образных систем – образа себя и образа врага, – которые закономерно в этнопсихологичсеких рамках обретают категории Добра и Зла соответственно. Сильные стороны в себе всегда определялись русским народом как способность к чувственному сопереживанию, жертвенность, вера в свои возможности и милость Божью («На Бога, надейся, а сам не плошай»), зло – ассоциировалось с неминуемыми, в том числе и исторически обусловленными препятствиями, отгораживающими достижение нацией этнического идеала.

Национальная идеология включала и включает сегодня целый комплекс принципов, черт и взглядов, составляющих важнейшие духовные ценности народа. В числе доминантных категорий определяется принцип соборности. Соборность рассматривается как основной принцип христианской церкви, фиксирующий ее самопонимание как всеобщей, универсальной. Само понятие соборности (единения) трактуется русской культурой как проявление христианской склонности к общественному и духовному началу [10,32].

Ведущей идеей русского искусства, всей русской культуры становится принцип народности. Он явился источником творчества многих выдающихся русских мастеров, художников, композиторов, писателей. Ярким проявлением принципа стали патриотизм, уважение к историческому прошлому, традициям, обычаям, чувство национальной гордости, здорового разумного национализма.

Ценностные ориентации включают в себя, по мнению Ю.А. Вьюнова, веру в чудо через жертвенность, русский космизм – земной космос и космическое мироощущение, поиски добра (абсолютного, Божественного), правды («Не в силе Бог, а в правде»), справедливости (11, 304)

Национальная же жизнь, идеалы русского народа всегда тяготели к полюсу Добра. Нравственные категории в целом могут быть рассмотрены в этой ка-

192

тегории как основа национального характера. Именно добродетельные черты нации, выражаемые в народном характере русских, – соборность, нравственность, целомудренность, широта души и духовность, добродетельность и наивность – обрели зеркальное отражение в традиционной культуре русского народа, всем народном художественном творчестве. Обязательными предпосылками бытования и условиями сохранения культуры в целом являлись духовнонравственные основы. Русская культура нравственна, сакральна априори. Как явление жизни народа, она изначально духовна в своем содержании. Основами

игарантами духовности культуры исторически выступали сами категории нравственности: совесть, наличие исторической памяти, система моральнонравственных ценностей.

Справедливо в этом аспекте размышлял Н.А. Бердяев о силе зла и вечной притяженности русского человека к его горнилу: «Зло... пленяет свободой. Но оно всегда кончается истреблением свободы духа, всегда находится во власти необходимости и создает тиранию» [12, 247]. Но все же любовь к добру была всегда основной характеристикой русских.

Добро было центральным ориентиром языческого мира: нравственное начало преобладало в древнем мироощущении наших предков. В древних русских воззрениях отчетлива мысль о совершенствовании, преображении души человека на началах добра и лада. Само понятие лада утверждается в древнерусском мире и как понятие дружелюбия, открытости, согласия, искренности в созвучии с языковым соотношением – «ладонью» - знаком открытых, честных намерений

ипонятием красоты, любви, согласия. Победа добра над злом знаменует самую волшебную жанровую форму фольклора – русскую сказку, организует сюжет эпического былинного содержания, концентрацией мысли звучит в пословицах

ипоговорках: «Добрым быть – в добре жить».

Нравственный, поэтически-добрый взгляд наших древних предков на природу отмечает известный русский ученый – фольклорист А.Н. Афанасьев. Поклонение идет не языческим идолам, а нравственным основам бытия. Язычество для наших древних предков – скорее система духовно-нравственных понятий, чем религия. В основе поклонения – воссоздающее силы природы, которые для русского человека и есть добро, благо, и красота. «Со светлыми, белыми божествами славянин чувствовал свое родство, ибо от них ниспосылаются дары плодородия, которыми поддерживается существование всего живого на земле...

“Слово о полку Игореве” говорит о славянах как о внуках солнца – Дажьбога. Представители творчества и жизни, боги света, были олицетворяемы фантазией в прекрасных и большей частью в юных образах; с ними связывались идеи о высшей справедливости и благе». (Дажьбог – божество света, солнца, податель благ, мифический родоначальник русских людей (князей?) – «дажьбожьих внуков» [13, 113].

В сознании славянина высшие нравственные силы выражались в представлении о Роде, Белбоге, Рожаницах. С их именами также связывался круг понятий, замечал Б.А. Рыбаков, имеющих прямое выражение в смысловых выражениях русского языка – природа, род, народ, родина, урожай, символизиро-

193

вавших собой «почитание нравственного принципа мироздания, который воплощало понятие Род» [14, 246].

Православное понимание добра не сводится к чистой церковности и образцам древней русской святости, оно характеризуется включением всей духов- но-нравственной сферы русского человека, его движением к Богу, включающему все стороны жизни – государственную, общественную и личную. В создании религиозного символа Добра, олицетворяющего дух этой общности, объяснял Э. Дюркгейм, выражалось глубинное самоосознание этнической общности. Религиозное мышление, возникшие в общем сознании религиозные представления и символы добра, становятся главным средством русской этнической идентификации при контактах с другими общностями. Религия становится одной из первых мощных сил, соединяющих славян в народ.

Нравственные религиозные предпочтения оказывали весомое влияние на народное творчество, все русское искусство. Православное мировоззрение давало особую форму представления и осмысления мира и человека в художественных образах, играло консолидирующую роль в жизни нации в различные исторические эпохи. Включаясь тематическим, изобразительным компонентом в жанровое разнообразие традиционной культуры песни, былины, иконы, архитектуру, театр оно рождало общее этическое переживание и одухотворенное чувствование красоты.

Интересным в данном ключе послужило бы высказывание Д.С. Лихачева об одухотворенности русских мастеров, в частности Андрея Рублева, в творчестве которого « с особенной силой сказались национальные черты. Высокий гуманизм, чувство человеческого достоинства – черты не лично авторские: они взяты им из окружающей среды» [15,271].

Нравственные поиски охватывают все сферы жизни русского человека. Устремленность русского человека к высокому, горнему, отмечалась академиком в памятниках русского классического и народного искусства, в типичных для русского народа религиозных исканиях, поисках счастливого царства, где нет разрушительного начала антимира.

Особенности такого воздействия религии на культуру уже на ранних стадиях ее формирования отмечал М. Вебер, рассуждая о взаимозависимости религиозных представлений и формировании доминантного типа хозяйствования. Религия сыграла организующую роль и для формирования государственности и кристаллизации этничности. Она явилась не только фактом этнической истории, по мнению Гумилева, выполнила необходимую пассионарную функцию, создавая необходимую для жизни этноса энергию пассионарного напряжения. При этом ученым отмечалась прямая зависимость распада государственности, этничности и религии [16,16]. Не случайно в таком понимании и утвердившаяся закономерность современности: в массовом сознании православие четко выступает в роли защитника русской этнической идентичности.

Православие для русского человека, как справедливо отмечает О.А. Платонов, в своей монографии «Святая Русь», прежде всего добротолюбие: «Любить добро – главное для истинного православного. Такое отношение к вере

194

идет из глубины русского национального сознания, согласно которому человек по природе добр, а зло в мире – отклонение от нормы» [9, 201].

Русская культура и национальный характер, сформированные православием, не могли избежать центрированности к этой величине. «Добро и зло в русском характере вовсе не уравнены, – писал в своих очерках Д.С. Лихачев. – Добро всегда во много раз ценнее и весомее зла. И культура строится на добре, а не на зле, выражает доброе начало в народе» [15,56].

Русское православие развивалось вместе с национальным сознанием и национальным духом русского человека. По мере возвышения национального духа возвышалось православие и, наоборот, разложение национального сознания вело к вырождению православия. В основе формирования духовно-нрав- ственного самосознания закономерно выделялись политическая независимость, самобытность языка, разновекторная направленность развития.

Для русского человека духовная основа жизни была главным стержнем бытия, квинтессэнцией ее выступала вера. Для западного же человека духовность рассматривалась как надстройка над материальным базисом. Архимандрит Иларион (Троицкий) писал: “Идеал православия есть не прогресс, но преображение... Новый завет не знает прогресса в европейском смысле этого слова, в смысле движения вперед в одной и той же плоскости. Новый завет говорит о преображении естества и о движении вследствие этого не вперед, а вверх, к небу, к Богу”. Единственный путь преображения — в искоренении греха в самом себе: «Не вне тебя правда, а в тебе самом, найди себя в себе, овладей собой, и узришь правду. Не в вещах правда эта, не вне тебя и не за морем гденибудь, а прежде всего в твоем собственном труде над собою» [9, 156].

Черта одухотворености характеризовала мир Древней Руси, ее культуру «невидимого града Китежа», по определению Д.С. Лихачева. Культура Руси «незримая», плохо понятая и плохо изученная, не поддающаяся измерению «европейскими» мерками высоты культуры и не подчиняющаяся нашим шаблонным представлениям о том, какой должна быть «настоящая культура» [10, 78]. Отношение современников-крестьян к религии в рассказе «Мужики» отмечал и А.П. Чехов. Между «есть Бог» и «нет Бога», отмечал классик, лежало целое громадное поле, пройти которое с трудом может разве что истинный мудрец.

Одухотворенность предполагала наличие всего спектра позитивных качеств русского народа. Отмечалось не единожды великое трудолюбие русского человека, ему свойственны наблюдательность, теоретический и практический ум, природная смекалка, изобретательность, романтизм и чуткое восприятие красоты, творчество, склонность к импровизации и артистичность. Этнограф Л.Н. Гумилев отдельной чертой выделяет крайнюю впечатлительность, соотносимую разве что с бердяевской чувственностью. Пассионарность русских широко проявилась в повседневной жизни народа, в страстном увлечении чем-либо.

Подобные черты русского народа, соотносимые со сверхчувственностью и одухотворенностью, пронизывают большую часть этнографического материала. Характерные черты русских людей выделял Ю.А.Вьюнов, среди основных черт – доброта, гуманность, склонность к покаянию, сердечность и душевная мягкость. Русскому характеру присущи жалостливость, милосердие, сострада-

195

ние, гостеприимство, щедрость, широта натуры. Подтверждение тому закономерно возникает в пласте семейно-обрядовой традиции, устном фольклорном творчестве: «Для доброго гостя и ворота настежь», «Хоть не богат, а гостям рад», «Хлеб на стол, так и стол престол». Отличительной чертой является всемирная отзывчивость, умение интегрироваться с культурой других народов.

Глубинными чертами явились генетическая и культурная толерантность русского народа, религиозность (бескорыстие, благожелательность, жертвенность, смирение, милосердие, сострадание, терпение, аскетизм). А без подвига

ижертвенности нет и святости.

Врусской культуре обретает свое духовное наполнение даже денежная категория, априори соотносимая с точкой отсчета в движении к поляризации зла. Золото, воспринимаемое как катализатор формирования корыстных пагубных пристрастий для западноевропейской культуры, преломляется и трансформируется в русском сознании. «Золотое пламя церкви или золотое пламя свечи, – справедливо замечает Д.С. Лихачев, – это символы духовности», золото дани – цена свободы и независимости, напрямую связанное с идеей целостности Русской земли. [15,14]

Движение духовного самосовершенствования этнической общности напрямую связывается с выработкой способа действия, соотнесенного с полем

иусловием его реализации, образом покровителя. Русский народ творит в пространстве духовности, сама природа создает должный фон для глубинного переживания и отражения. «Для русских природа всегда была свободой, волей, привольем… Воля – это большие пространства, по которым можно идти и идти, брести, плыть по течению больших рек и на большие расстояния, дышать вольным воздухом, двигаться в разные стороны – как вздумается» [Д.С. Лихачев, 15,510].

Свобода как способ одухотворяемого действия дает понятие чувствования себя не только в природном пространстве, но и чувствование свободы внутренней – раскрепощенности (удивительное качество с учетом конкретно-исто- рического феномена крепостничества), свободы творческого самовыражения (тоска по простору – основа тематического содержания русской лирической песни, ощущение пространства и широты земли – былинного эпоса, стремление к простору – быстрой езды, отраженной в лапидарных формах народной мудрости: «Какой русский не любит быстрой езды»).

Да и сам образ покровителя принимает у русского народа не столько сугубо этнический (государь-батюшка), сколько вселенский характер божьего благословения и божьей кары, в центральном ориентире жизнеустройства («С вами Бог») и вере в справедливость («Сила в правде»). В таком контексте особую силу обретает и другой способ действия – служение как добровольное умаление себя, смирение, давая формы православного жизнеустройства (служение Богу – монашество) и гражданского долга (служение Отечеству – рекрутство, патриотизм).

Идея духовности и важности соответствия духовному идеалу обретает особую значимость в пограничных ситуациях жизни этноса (военные действия, переживание трагедии) и отдельно взятого человека (предчувствие смерти).

196

Эсхатологический отсвет русского мировидения не единожды отмечался культурологами, писателями. Но и само понимание смерти в русской народной традиции как части духовной жизни невозможно без обязательной включенности конечного этапа человеческого существования в единый цикл одухотворенного бытия.

Категория «духовности» обретает значение символа культура, некоего герменевтического поля, когда «прямой, первичный, буквальный смысл означает одновременно и другой, косвенный, вторичный, иносказательный смысл, который может быть понят лишь через первый. Этот круг выражений с двойным смыслом составляет собственно герменевтическое поле» [П. Риккер, 16,315].

Таким образом, русский мир как жизненное пространство и природное окружение априори гармонично взаимосвязаны духовными узами, как и в понимании другого русского классика – Л.Н. Толстого, – дающие соединение мира людей и божественной гармонии, лада. Русский человек не противостоит благожелательному и духовному миру, он вписан в него, природосообразен и одухотворен.

Эти ключевые символы «русского сюжета развития» не единожды обыгрываются в многообразных внутриэтнических вариациях, образуя в конечном итоге доминантные ориентиры существования и генезиса русской культуры, приводящие к ее «самосакрализации и формированию своей идеи как священной» (С.В. Лурье).

Идея духовности человеческого бытия особенно значима для русской культурной традиции его постижения. Не случайно, трансформируясь, утверждается она в русском искусстве, выступает в качестве центральной культурной темы в русской философии. При этом во всей многоаспектности освещения она не обретает абстрактности звучания, поддерживаясь рамками «большой традиции» (в терминологии Роберта Редфильда), – многомерностью включения во все жизненные направления: идеологическое, религиозное, творческое, социальное. В таком комплексе взаимосвязей идея духовности может быть рассмотрена, наряду с выделяемой С.В. Лурье эсхатологической (связанной с концом истории, жизни), как «каноническая фиксация русской центральной культурной темы – темы особого предназначения.

Ли т е р а т у р а :

1.Пасека В.И. Русская народная культура. – М., 1992.

2.Касьянова К.О русском национальном характере. – М., 2005.

3.Тойнби А. Дж. Постижение истории. — М.1991

4.Данилевский Н. Я. Россия и Европа. — М., 1991.

5.Лурье С.В. В поисках русского национального характера// Отечественные записки.

–2002. - №3.

6.Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Идеи мессианизма в русской философии истории// Общественные науки и современность. – 1995. – № 6. – С.69-77.

7.Ильин И. А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Статьи 1948— 1954 годов: В 2-х т. - М. 1992. — Т. 1.

8.Бердяев Н. А. Русская идея. О России и русской философской культуре. - М., 1990.

9.Платонов О. Святая Русь. Энциклопедический словарь Русской цивилизации. – М.,

2000.

197

10.Лихачев Д. С. Земля родная. — М., 1983.

11.Вьюнов Ю.А. Русский культурный архетип. Становление России – М., 2005.

12.Бердяев Н.А. О человеке, его свободе и духовности. – М., 1999.

13.Афанасьев А.Н. Древо жизни. — М., 1983.

14.Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. — М., 1988.

15.Лихачев Д.С. Раздумья о России. – С.-Пб., 1999.

16.Гумилев Л.Н. От Руси к России. – М., 1992.

17.Феномен человека: Антропология. – М., 1993.

Л.В. Яковлева (Россия)

ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ ЛИЧНОСТИ

Стремление к сохранению своей идентичности такое же естественное стремление человека, как стремление к сохранению жизни. Человек нуждается в безопасности не только личной идентичности, но и в безопасности идентичности общности, к которой он принадлежит.

Основная функция идентификации для человека – фиксация единства его интересов с различными социальными общностями, которое (даже если сам он этого не осознает до конца) обеспечивает его самосохранение как индивидуальности и как личности, защищает его основные интересы, способствует реализации потребности в самоутверждении, развитии и самовыражения. Основной механизм идентификации – соотнесение личных интересов, ценностей и моделей поведения с интересами различных общностей, которые могут быть либо «своими», либо «чужими» по своему характеру.

Этнокультурная идентичность входит в круг важнейших ценностей человека. Отождествляя себя с определенным этносом, индивид воспроизводит и включает в свой внутренний мир те ценности, идеи, убеждения, образцы, которые выработаны и характерны по преимуществу для этой общности и являются во многом уникальными и специфическими.

Сам термин «идентификация» был впервые применен в психоанализе З.- Фрейдом для объяснения некоторой специфической трансформации в отношениях между родителями и детьми, когда ребенок переносит на себя образ родителя. В конце 20-х гг. XX века проблемы этнической психологии оказались в поле зрения отечественной культурно-исторической школы, во главе которой стоял Л.С. Выготский. Основной тезис культурно-исторической школы заключается в том, что структура и развитие психических процессов детерминированы исторически развивающейся культурно-опосредованной практической деятельностью человека.

Этничность реализуется всегда осознанно и может проявиться лишь при наличии этнического самосознания. В теории этноса отечественной науки сложилась определенная система взглядов на этническое самосознание. Начиная с 20-х гг., термин «этническое самопознание» стал самостоятельно использоваться в социологической литературе, но его содержание не подвергалось специальному теоретическому осмыслению. Всестороннее развитие теории этнического самосознания началось с середины 60-х гг.. Вопрос об этническом самосозна-

198

нии был одним из значимых в дискуссии по проблемам теории нации, развернувшейся на страницах журналов «Вопросы истории», «Советская этнография» в 1970 г. Участники дискуссии в большинстве определяли этническое самосознание в качестве признака нации и рассматривали его как осознание этнической принадлежности.

В последние годы в отечественной науке проблема этнического самосознания получила повышенный интерес у этнологов, историков, социологов и психологов Этническое самосознание является относительно устойчивой системой осознанных представлений и оценок реально существующих этнодифферинцирующих компонентов жизнедеятельности человека.

Выделяют следующие компоненты этнического самосознания:

1.Осознание особенностей культуры своей этнической общности.

2.Осознание психологических особенностей своей этнической общности.

3.Осознание тождественности со своей этнической общностью.

4.Осознание собственных этнопсихологических особенностей.

5.Осознание себя субъектом своей этнической общности. Самоидентификация как процесс (а она может выступать и в качестве

акта распознавания этнической идентичности) включает в себя три обязательных компонента: когнитивный (познание истории и особенностей культуры своего этноса), эмоциональный (формирование отношения к своему этносу) и деятельностный (использование характерного для данного этноса способа действий). Этнокультурная самоидентификация может выступать как:

–позитивная самоидентификация;

–адекватная позитивная самоидентификация;

–негативная самоидентификация.

Подавляющее число людей формируют свои «пучки» идентичности в лоне семьи, семья же является хранителем и проводником традиции в любом ее издании – этническом и культурном. Причем хранителем самым надежным, проводником самым сильным, потому что многое из того, что ею передается и сберегается, внутри семьи не подвергается рефлексии и анализу.

Национальное воспитание связано в образовании с выработкой определенного «стиля» усвоения достижений общечеловеческой культуры, основанием которою является любовь к своей культуре, своей стране, своему народу. К функциям национального воспитания Гессен относил: участие в упрочении нации в условиях гарантирующей ее права государственно-правовой системы, а также «страхование» от космополитизма, который есть разновидность уродливой в своем выражении мечты о едином братстве, своеобразной утопии, лишенной позитивной направленности, поскольку нельзя любить человечество, не любя своего народа.

Этнокультурная самоидентификация является ядром этнического самосознания и выступает в качестве механизма его проявления и развития. Формирование этнокультурной самоидентификации зависит от интенсивности влияния и степени погруженности личности в «этническое поле», этничность формируется на основе этнических констант и ценностных предпочтений этноса, уходящих корнями в бессознательное. Этнокультурная самоидентификация

199

лежит в основе деятельности адекватной социально-природному окружению личности. Этническая культура выступает в качестве механизма адаптации личности к действительности. Без этнокультурной самоидентификации воспитать деятельную и творческую личность невозможно. Кризис этнической идентичности в современной России детерминирован глобальными изменениями в обществе, разрушением традиционных институтов социализации, что особенно опасно для подрастающего поколения, т.к. этническая идентичность является основой формирования всех других идентичностей личности.

Секция 3: «ЭТНОКУЛЬТУРНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ В КОНТЕКСТЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ»

О.И. Алексеева (Россия)

КОМПЛЕКСНОЕ ОСВОЕНИЕ ФОЛЬКЛОРНЫХ ТРАДИЦИЙ КРАЯ

ВСИСТЕМЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

ВXXI веке, на новой фазе развития человеческой цивилизации, резко

обозначилась основная социокультурная проблема – падение нравственности и бездуховность общества. Наступивший кризис повлёк кардинальные перемены в различных сферах жизнедеятельности человека, в том числе и в сфере культуры. Отрыв от своих корней, привёл к изменению системы ценностей, выработанной веками, увеличивая тем самым психологическое воздействие окружающей среды на человека, делая его уязвимым и незащищенным.

Вопросы по сохранению и возрождению народных традиций уже не раз поднимались в последнее десятилетие на международном, федеральном, региональном уровнях. Актуальность и необходимость обращения к национальным истокам вновь подчёркнута президентом России В.Путиным на состоявшемся заседании Государственного совета (26 декабря 2006 года), посвящённого вопросам развития традиционной народной культуры в России. Оценивая феноменальную особенность наследия прошлого, президент выступил в поддержку фольклора как основополагающего источника формирования морально-этиче- ских норм, главной духовной основы общества.

Безусловно, один из наиболее действенных путей решения поставленной перед обществом задачи может осуществиться посредством образовательных учреждений культуры и искусства. При подготовке специалиста важнейшими остаются вопросы изучения региональной, локальной специфики народных традиций. В связи с этим весьма важно для нас замечание Белинского, подчеркивавшего ценностную основу национальных обычаев, без которых «народ есть образ без лица» [1, 36], тем самым, акцентировавшего внимание на его индивидуальности и неповторимости.

200

В Национальной доктрине образования Российской Федерации учреждениям образования и культуры определены важнейшие задачи и основные направления исторической преемственности поколений, сохранения и развития национальной культуры. Реализация восполнения утраченного, обретения целостного миропонимания возможна только при комплексном освоении традиций народной культуры.

Профессиональное обучение студентов народно-хоровой специализации Белгородского государственного института культуры и искусств основано на взаимосвязи федерального и регионального компонентов. Подготовка специалистов успешно осуществляется посредством многоуровневой системы этнохудожественного образования, разработанной и успешно апробированной доктором педагогических наук М.С. Жировым. Практика убедительно подтверждает эффективность данной модели. Новый виток в подготовке специалиста был осуществлён посредством блочно-модульной системы (М.С. Жиров). Специфика обучения, основанная на комплексной взаимосвязи предметов специального цикла по трём регионам области, предполагает наряду с формированием и совершенствованием вокально-хоровых навыков и умений, воспроизведением изучаемого, осуществление и осознанное решение музыкально-художествен- ных, хореографических задач конкретного произведения.

Эффективность подготовки будущего специалиста и воспитания в нём лучших качеств национального самосознания и высокого профессионализма осуществляется благодаря встречам с истинными мастерами, подлинными носителями народных традиций. Базовой основой обучения являются фольклорные традиции Белгородской области.

Подтверждением того, что Белгородчина является уникальным ареалом с неповторимой многожанровой музыкальной, песенно-хореографической культурой является анализ трудов ученых-исследователей, этнографов М. Стаховича, Т. Бершадской, Н. Лопатина и В. Прокунина, Е.Э. Линевой, Н.С. Кохановской, К.В. Квитки, А.В. Рудневой, В.М. Щурова, местных учёных, исследователей, этнографов И.И. Веретенникова, И.Н. Карачарова, М.С. Жирова, О.Я. Жировой, позволяющих нам обозначить в ряду «южнорусских» – Белгородскую область как целостную культурную зону, выделив три главных ее очага: Белгородско-Воронежский, Белгородско-Курский, Белгородско-Оскольский. История освоения края, его географическое положение, миграционные потоки, этнический состав населения, стереотип поведения, говоры, система традиционных обрядов и праздников, тип костюма и жилищ указывают, что при всей общности и единстве народной художественной культуры каждый из регионов имеет свои специфические особенности. Так, Белгородско-Оскольский регион отмечен наличием песен с «вывискиванием», двуххорным пением, Белго- родско-Воронежский – наличием многоголосных песен с развитой полифоничекой основой, а также карагодных с особым видом подтанцовки – пересеком, Белгородско-Курский – особой разновидностью песен в сопровождении как круговых, так и некруговых форм движения.

Каждый из перечисленных регионов изучается студентами в синтезе на предметах предусмотренных учебным планом: «Народная хореография регио-

201

на» «Изучение областных певческих стилей», «История народной одежды», «Хоровой класс», «Постановка голоса», «Расшифровка народной музыки», «Русское народное музыкальное творчество».

Таким образом, блок предметов работает на формирование будущего специалиста, формирует его личностные качества, дополняет и расширяет его представление о народной песенной культуре. Такое интегративное решение комплексного освоения песенной традиции края в системе профессионального образования позволяет успешно реализовывать содержание учебных программ,

атакже научно-методическую, исследовательскую, концертную деятельность.

Ли т е р а т у р а :

1.Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. I, с. 36.

О.А. Бурякова (Россия)

НАРОДНАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА И СТУДЕНЧЕСКОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ

Современное научное определение культуры отбросило аристократические оттенки этого понятия. Оно символизирует убеждения, ценности и выразительные средства (применяемые в искусстве и литературе), которые являются общими для какой-то группы; они служат для упорядочения опыта и регулирования поведения членов этой группы.

Культура есть социальное достояние, общность норм, обычаев, нравов. От одной исторической эпохи к другой можно проследить, как на смену обычаям и ритуалам приходят правовые нормы и художественное творчество, формируются институты образования и воспитания. Но следует заметить, что модифицируются лишь формообразования культуры, основные же ее функции должны в своей основе оставаться теми же, иначе общество обречено на распад.

Из основных функций культуры, которые позволяют обществу существовать длительный исторический период, в данной работе мы рассматриваем следующие: культура как форма трансляции социального опыта и культура как способ социализации личности.

Культура представляет собой прошлое, но унаследованное и освоенное. И в этом смысле она всегда находится в настоящем. При изменяющихся социальных условиях изменяются и люди, и, чтобы современным студентам – выпускникам вузов культуры и искусств понять смысл поведения своих сверстников, соотечественников и людей в целом, им следует изучать свою культуру, которая, оставаясь в настоящем, актуализирует прошлое и формирует будущее.

Поскольку речь идет о действиях множества лиц, отношения которых к ситуации, включая и связи друг с другом, определяются и опосредуются той системой образов, символов, норм и традиций, которые связывают прошлое с настоящим и выступают элементами культуры, целесообразно ввести понятие «социальной системы».

202

В социальном измерении культура – это, в первую очередь, мир окружающих нас вещей, несущих на себе отпечаток человеческого труда, существующих в обществе отношений, уровня и особенностей взаимодействия человека с природой. Этот мир дает нам представление как о социальной системе в целом, так и о входящих в систему социального взаимодействия индивидах. В нашем случае речь идёт о системе студенческого самоуправления Белгородского государственного института культуры и искусств и студентах вуза в частности. В этом случае тип общественной и индивидуальной культуры воплощается в определенных культурных образцах, которые обозначаются как интеграция образцов поведения, определяющих жизнь. Следовательно, в результатах деятельности ретрансляторов культурного наследия нации, в форме завершённых её материальных и духовных образований находят свое воплощение особенности индивидуальной деятельности каждого современного студента вуза.

Культура же предстает формой трансляции представителями студенческой молодёжи социального опыта через освоение ими не только предметного мира культуры, навыков и приемов технологического отношения к природе, но

икультурных ценностей, образцов поведения. Естественно, что и в сохранении,

ив трансляции присущих культуре образцов поведения, ценностей, регулирующих, прежде всего отношения между людьми в обществе, должна быть определенная устойчивость, код. Роль этой устойчивости играет традиция в существовании и развитии культуры.

Традиция как способ сохранения культуры показывает, что культура – это не столько результат человеческой деятельности, сколько способ этой деятельности и человеческой жизни. Коллектив нашего вуза и объединяющую его культуру характеризует не только традиция, но и новация – способ обновления культуры. Тип культуры отражает своеобразие способа обновления и накопления опыта. В традиционном обществе социальная регламентация, определяющая место человека, связана с получением знаний от единого и достоверного источника, которым и освещается данный порядок. Культуры нетрадиционного типа основаны на системе образования и науки, когда всеобщий способ получения знания не затрудняется традицией, а всякое знание воспринимается как чьето личное изобретение. Различные типы культуры соответствуют разным системам трансляции знания. Культура же выступает как способ социализации личности. Социализация в свою очередь рассматривается нами в данном контексте как процесс адаптации современных студентов к условиям жизни общества и как процесс проявления их собственной социальной активности, как процесс освоения учащимися вуза ценностей и норм культуры, как процесс саморазвития и самореализации личности.

Культура как устойчивая традиция социальной деятельности индивида позволяет переносить образцы социального поведения от поколения к поколению. В рамках вуза подобная ретрансляция культуры общества осуществляется органами студенческого самоуправления, как в образовательном процессе, так

иво внеучебное время. Почвой для этой деятельности выступают внутривузовские коллективы различной направленности как обучаемые органами студенческого самоуправления, так и различного рода социальные партнёры вуза.

203

Индивид, личность здесь полностью поглощается культурными нормами и образцами, он их носитель.

Усвоение культуры осуществляется с помощью научения. Личные свойства каждого студента – это внутренние физические и духовные его качества, характеризующие способ отношения к миру, т.е. его культуру. Деятели органов студенческого самоуправления со своими потребностями и интересами не разрушают систему культуры, оставаясь в рамках традиции. Здесь культурные нормы и образцы этического поведения и внутренние качества личности совпадают.

Мотивируя собственные поступки или же опираясь на избранную ими культурную традицию, осознанно или нет, молодые люди ориентируются на присущие им потребности (природные и социальные). Природные (биологические) потребности студенческой молодёжи регулируют их жизнедеятельность; их удовлетворение позволяет продлевать жизнь человеческого рода. Социальные потребности формируются у студентов, поскольку они постоянно вращаются в молодёжном сообществе, находящемся на определенной стадии своего развития и формирующем у них потребности в общении, досуге и т.д.

Люди по своей сути уникальны, поскольку их поведение лишь частично обусловлено инстинктами. Человеческое поведение в меньшей степени обусловлено прямым генетическим контролем, нежели это прослеживается в живой природе. В жизни людей культура в значительной мере осуществляет ту же функцию, которую в жизни животных выполняет генетически запрограммированное поведение.

Многими учёными подчеркивается, что культура создается, что культуре обучаются. Поскольку она не приобретается биологическим путем, каждое поколение воспроизводит ее и передает следующему поколению. Этот процесс является основой социализации. В результате усвоения ценностей, верований, норм, правил и идеалов нашего общества средствами студенческого самоуправления происходит формирование личности каждого студента БГИКИ и регулирование его поведения. Если бы процесс социализации прекратился в массовом масштабе, это привело бы к гибели культуры.

В традиционной педагогике целью образования является формирование социально значимых качеств, развитие человека как члена общества. А человек есть единство трех сущностей: природной, социальной, культурной. Нельзя человека «природного» ввести в окружающий мир социума, минуя культурное начало, поэтому человека ввести в социальную жизнь можно только через культуру.

Каждая эпоха наполняет свою культуру только ей свойственным содержанием, поэтому главной социальной функцией образования в настоящее время должна стать передача опыта, накопленного предшествующими поколениями: уже добытые обществом знания о природе, обществе, мышлении; технике и способах деятельности; опыт осуществления известных способов деятельности; опыт творческой, поисковой деятельности; опыт отношений к миру, друг к другу, т.е. система эмоциональной, волевой, моральной и эстетической воспитанности.

204

Войдя в культуру, высокая концентрация которой обеспечивается в БГИКИ профессорско-преподавательским составом посредством студенческого самоуправления и, проживая в культуре, молодые люди – студенты нашего вуза – не теряют своей биологической природы. Имея природные начала, они, используя знания и опыт предков, полученный как во время учебных занятий и самоподготовки, так и во внеучебной практической деятельности под руководством органов студенческого самоуправления, смогут жить в современном мире.

Задача педагогов, наставников, не закрывать глаза современному студенту, не обманывать его, а помогать ему, делать правильный выбор, и если выбор сделан, то организовать совместную созидательную деятельность, которая приведет к достижению поставленной цели.

Образовательный процесс Белгородского государственного института культуры и искусств, включенный в систему современных социальных целей, основывается на средствах народной культуры, что способствует более успешной адаптации личности молодого человека в обществе.

Механизмом, позволяющим включить народную культуру в современный образовательный процесс, является народная традиция, через которую осуществляется связь с социальными условиями.

Человек

Природа

Культура

Общество

Рис. 1. Соотношение понятий: человек, природа, культура, общество.

Культура формирует личности молодых людей, тем самым она в значительной степени регулирует их поведение. Без культуры они были бы полностью дезориентированы в обществе.

Культура – цемент здания общественной жизни.

Любая народная культура в основе своей не только духовна, но и нравственна. Поэтому народная культура и народная традиция, в частности, дает, во-первых, проверенную веками методологию воспитания и образования, а вовторых, конкретный воспитательный и образовательный материал, уже как бы пропитанный духовностью и нравственностью.

205