2. Институт верховной государственной власти в древнем Египте.

Древнеегипетское государство можно назвать монархическим, однако при этом следует иметь в виду, что это была весьма необычная монархия. Носителем верховной власти являлся в Древнем Египте, как это и бывает в монархиях, один человек. Но он выступал не только в качестве главы государства, но и его основанием. Существование государства без монарха здесь было совершенно немыслимым. Система государственной власти, государственная территория, общество, духовная культура — все это при отсутствии верховного властителя останавливалось в движении и рассыпалось на отдельные части. Они соединялись только в монархе и приводились в движение только его властью. Древнеегипетский монарх воображался не только как политический институт и физическое лицо, но и представителем могущественных сил, управляющих Вселенной. Он считался проводником маат в мир. Его энергия, которая позволяла быть проводником, называлась «Ка». Она переселялась в преемника фараона. Смерть монарха представлялась египтянам гибелью только его тела — царская душа, освободившись от телесной оболочки, продолжала жить в новом помещении, которым становилась пирамида или другое сооружение, хранившее царское тело. Представление о монархе как о носителей космической духовной энергии, приводящей в действие природные и общественные процессы, поддерживалось не только монументами, но и особыми ритуалами. Творение и культивирование мифов о государственной власти было одной из основных функций древнеегипетского государства. Экономическое могущество древнеегипетского верховного властителя облегчало ему задачу удержания в повиновении своих вельмож, сановников, местных правителей, чиновников государственного аппарата: он являлся для всех этих людей источником не только властных полномочий, но и материальных богатств. Почитание своего монарха как бога было для них вполне естественным. Приближаясь к государю, высшие должностные лица целовали землю перед ним. Если же государь дозволял кому-либо из сановников поцеловать свои ступни, это считалось проявлением высшего с его стороны благоволения по отношению к нему. В исторической литературе древнеегипетского монарха любой исторической эпохи принято называть «фараоном (pharaoh)». При этом обыкновенно утверждается, что данное слово происходит от иероглифического знака, звучащего приблизительно как «перо (pero)» или «пер-аа (per-aa)» и обозначающего резиденцию монарха — «великий дом».

Между тем знак, передающийся в настоящее время термином «фараон», стал использоваться для обозначения верховного властителя Древнего Египта почти через две тысячи лет после возникновения в этой стране единого государства — где-то во времена «Нового царства». Более того, некоторые материалы свидетельствуют, что первоначально название египетского правителя, звучавшее как «перо» или «пер-аа», употреблялось при дворах ближневосточных монархов, состоявших с ним в переписке, и только позднее получило применение. Верховные властители «Раннего», «Старого», «Среднего» и «Нового» царств не имели такого титула. У позднейших же властителей Древнего Египта данный титул, если и появлялся, то не был единственным. В додинастический период древнеегипетский монарх обозначался титулом, представлявшим его воплощением бога Хора, который считался египтянами владыкой Небес. В эпоху «Раннего царства» титулатура древнеегипетского монарха была дополнена тремя новыми титулами. Один из них называл его «осокой и пчелой», то есть соединяющим отдельные части в единое целое, например: Верхний и Нижний Египет, Черную землю и Красную землю (долину и пустыню), день и ночь, человеческое и божественное. Другой титул именовал монарха воплощением «двух владычиц», под которыми подразумевались богиня из Верхнего Египта по имени Некхбет, выступавшая в облике коршуна, и богиня из Нижнего Египта по имени Уаджет, представлявшаяся в виде кобры. Еще один титул древнеегипетского монарха называл его «Хором золота». В эпоху «Старого царства» в титулатуру древнеегипетского верховного властителя вошел пятый титул, который называл его сыном Ра — бога солнца. На протяжении истории Древнего Египта титулатура монарха развивалась, что отражало перемены в характере института верховной государственной власти, ее статусе в обществе, а также в представлениях египтян о ее сущности и функциях. Однако основные элементы титулатуры, ее конструкция оставались в сущности неизменными. Религиозно-политический миф о верховном властителе закреплялся не только его именами и титулами, но также искусством: пирамидами и другими грандиозными монументами, скульптурами, рисунками и текстами, их украшавшими, литературными произведениями различных жанров. Устойчивость древнеегипетской традиционной религиозно-политической мифологии подверглась серьезному испытанию в середине XIV века до н. э., во время правления XVIII династии, когда на престол взошел Аменхотеп IV. Он принял на себя имя Йота. Включение имени данного бога в титулатуру было главным нововведением: фараон представлялся отныне сыном солнечного диска, занимающим принадлежащий ему трон. По этой причине совершенная Аменхотепом IV религиозно-политическая реформа и называется египтологами солнцепоклонническим переворотом. Второе нововведение было не менее значимым: Хор перестал изображаться в виде сокола. Немаловажным нововведением в титулатуре были и слова «великий царствованием в Ах-йот» вместо «великий царствованием в Эп-эсове». Оно означало, что, приняв имя Эхнайота (Эхнатона) Аменхотеп IV сменил и место своей резиденции. Солнцепоклоннический переворот был попыткой облечь государственность Древнего Египта в новую религиозно-политическую оболочку. Он потерпел неудачу. После смерти Эхнайота (Эхнатона) в этой стране быстро восстановилась традиционная государственная идеология. Но данный совсем не означает, что предпринятая им реформа была случайным событием — спонтанным порывом молодого властителя. В действительности она выразила тенденции, которые проявились в древнеегипетском государстве задолго до его восшествия на престол. Неуспех реформы Эхнайота (Эхнатона) свидетельствует поэтому не о слабости новой идеологической конструкции верховной государственной власти, но о чрезвычайной устойчивости ее традиционной идеологии.