Век толп Исторический трактат по психологии масс

письменной поэзии. Народные религии также появились раньше религий, проповедуемых духовным человеком: Христом, Маго­ метом, Моисеем, Буддой и т. д. Между тем, что утверждает Ле Бон, и тем, что наблюдается в действительности, имеется оче­ видное противоречие. Как его разрешить? Итак, являются ли толпы бесплодными или созидательными?

Чтобы преодолеть эту трудность, достаточно признать, что утверждения Ле Бона применяются в его психологии лишь к не­ которым из толп. Между тем существуют и другие созидательные толпы, которые имеют очевидные интеллектуальные способности и психология которых отличается. Таким образом, Фрейд учиты­ вает разграничение, которое нам уже известно, между естествен­ ными толпами и толпами искусственными. Предоставим ему слово:

«Очевидно, в общем определении «толп» смешаны разные обра­ зования, между которыми важно установить различия. Данные Сигеле, Ле Бона и других относятся к преходящим толпам, бы­ стро образующимся благодаря скоплению некоторого коли­ чества людей, приведенных в движение общим интересом, но отличающихся один от другого во всех остальных отношениях. Несомненно, что эти авторы в своих описаниях находились под впечатлением революционных толп, особенно времен Великой французской революции. Что же касается противоположных утверждений, они являются результатом наблюдений над устойчивыми толпами, или постоянными объединениями, в которых люди проводят всю свою жизнь и которые воплощают­ ся в социальных учреждениях. Толпы первой категории по от­ ношению к толпам второй — это то же самое, что короткие, но высокие волны на широкой поверхности моря38 ».

Пересмотрев описание масс, данное Ле Боном, Фрейд прини­ мается за их классификацию, данную Тардом. Как и последний, он приходит к выводу, что нужно разделять неорганизованные массы, с одной стороны, от организованных, с другой; изучение последних вызывает значительно больший интерес. Посредством ряда независимых суждений он разделяет мнение к французско­ го ученого в том, что касается функции иерархии, традиции и дисциплины, т. е. организации. «Речь идет о создании у толпы способностей, которые были характерны именно для индивида и которые он потерял вследствие его поглощения толпой39».

Это, конечно же, интеллектуальные способности.

Вот эта трудность и разрешена. Можно сказать, что стихий­ ные, естественные толпы всегда оказываются бесплодными. На­

оборот, искусственные, дисциплинированные толпы — село, партия и т. д. — проявляют себя плодотворными творцами культуры. Там, где одни регрессируют, другие прогрессируют.

Фрейд предлагает изучать в первую очередь психологию ис­ кусственных толп. Они являются устойчивыми, длительно су­ ществующими. Обычно ими управляет видимый лидер. Черты, по которым они сходны с семьей, позволяют установить анало­ гию между психоанализом и психологией толп, перейти от одно­ го к другой. Такова истинная причина выбора Фрейда. Она не имеет ничего общего с мнимыми лакунами у Ле Бона.

Среди различных искусственных толп две наиболее близки к семье — это церковь и армия. Они ее принимают за идеал, ими­ тируют до навязчивости и претендуют на то, чтобы реализовать в огромном масштабе то, чем семья является в малом: мир под покровительством отца и его сыновей. Совсем как в семье, они подчиняют ее членов внешнему принуждению. Те обязаны быть ее частью, хотят они этого или нет:

«Они несвободны войти или выйти из нее по своему желанию, а попытки бегства строго наказываются или подчиняются не­ которым четко определенны/и условиям. (Эти попытки, поми­ мо прочих, обозначаются как дезертирство, отступничество.) Нас интересует именно то, что эти высокоорганизованные толпы, определенным образом защищенные от всякой возмож­ ности распада, раскрывают перед нами некоторые особенности, которые в других толпах остаются в скрытом состоянии40».

Благодаря сделанному им выбору Фрейд в конечном счете создает область психологии толп, равнообъемную области об­ щества и культуры. Но мы не очень удивляемся этому. Скорее, нас удивило бы обратное. О реальном мире, таком, как его видит Фрейд, можно было бы сказать то, что говорил Борхес о вообра­ жаемом мире Тлёна:

«Не будет преувеличением утверждать, что классическая культура Тлёна содержит одну-единственную дисциплину: психологию, другие подчиняются ей. Я же сказал, что люди этой планеты принимают мир как серию психических процес­ сов, которые развиваются не'в пространстве, а последователь­ но во времени41».

Намек на Фрейда прозрачен. И даже если это не намек, опи­ сание не становится от этого менее точным и достоверным. Мы сейчас и обратимся к тому, что Фрейд так упорно отстаивает.

Глава IV

Толпы и либидо

I

Замечания предыдущей главы носят предваряющий характер. Они означают, что большинство изменений, красочно описанных различными наблюдателями, сводятся к одному и тому же: упадку психической жизни в толпе. Я напоминаю некоторые его проявления. Сознательная личность каждого стирается, верх бе­ рет эмоциональность. Толпа имеет тенденцию переходить к дей­ ствию, в действиях выражать идею, овладевшую умами. Идеи и чувства всех ориентированы в одном направлении: толпа обладает психическим единством.

Примем это. Теперь речь идет о том, чтобы это объяснить. Каковы причины, побуждающие людей претерпевать глубокие изменения, когда они окружены другими людьми или составля­ ют часть группы? Почему мы делаем своими, не желая и не зная этого, мнения и чувства наших друзей, соседей, вождей, сограж­ дан? Почему, будучи людьми, разными и несхожими, собрав­ шись вместе, мы стремимся стать людьми-массой, единообраз­ ными и похожими?

До сих пор психология толп объясняла эти различные прояв­ ления регрессии внушением:

«Как только массы образовались, — пишет русский психолог Бехтерев, — как только общий психический импульс их всех объединил, тогда внушение и взаимное внушение становятся решающим фактором для всех последующих событий42».

Но является ли внушение объясняющим понятием? Предс­ тавляет ли оно собой явление первичное, ни к чему не сводимое, причину психических реакций любого человека? Мы с уверен­ ностью можем сказать, что оно является определяющим факто­ ром гипноза. Почему? Просто потому, что большинство людей более или менее внушаемы. Отсюда со всей очевидностью выте­ кает их естественная склонность к тому, чтобы позволять на се­ бя влиять, выполнять данный им приказ и переходить от состоя­ ния бодрствования в состояние сна. Факты остаются фактами, о них говорят клинические наблюдения, лабораторные опыты или статистика. И эти факты позволяют нам утверждать одно: вну­

шаемость — это свойство всех социальных существ, так же как тенденция падать вниз — это свойство тел, имеющих вес, или воспроизводство — это свойство живых существ.

Установить, что какое-то качество имеет общий характер — значит сделать важное открытие. Однако это означает лишь опи­ сать его, а не объяснить. Открыть, что все тела имеют тенден­ цию опускаться, а не подниматься или ориентироваться влево или вправо, — значит определить природу тел как имеющих вес. Это не объясняет, ни почему они падают, ни согласно какому за­ кону. Нужно еще понять силу гравитации и сформулировать за­ кон Ньютона. Приступая к разрешению загадки внушения, Фрейд верно замечает, что к этому моменту внушение уже было описано и показан его всеобщий характер.

«Но мы все еще не располагаем объяснением относительно при­ роды внушения, то есть условий, при которых можно подверг­ нуться воздействию без всякой логической причины43».

Я процитировал этот отрывок, чтобы напомнить, что с того времени, когда внушение было точно описано и доказана его эф­ фективность, до той поры, когда Фрейд заинтересовался психо­ логией масс, его применяли Понемногу повсюду, не понимая ме­ ханизма. Короче говоря, не было продвижения ни на йоту. А в научной сфере повторять одни и те же вещи — значит отступать. В этом случае внушение остается просто словом, скрытым свой­ ством, как бы снотворным действием наркотика. Этого можно избежать. И для того, чтобы объяснить то, что связывает людей, составляющих толпу, а .также те психические изменения, кото­ рым они подвергаются, Фрейд без лишних оговорок предлагает понятие «либидо».

В более конкретном варианте это понятие лучше известно в качестве ядра сексуальной любви. Оно охватывает и синтезирует все разновидности любви — любовь к самому себе, к детям, сво­ им близким, своим идеям и так далее. Это слово, как и сам предмет, внушает страх. Особенно когда речь идет об определе­ нии природы связей, объединяющих людей в толпе, и цемента этих социальных отношений. Тард, как известно, тоже предчув­ ствовал это. Он признавал, что в основе любой ассоциации ле­ жит любовь, сексуальная или нет, симпатия одного человека к другому. Но Фрейд подходит к этому систематически. Он делает из либидо объяснительный принцип коллективной психологии.

Он не намерен отступать перед противодействием, которое он ожидает встретить. Тем более он не принимает сомнительного

компромисса, заменяющего те откровенные слова, которые обо­ значают это явление, на слова «с душком» или, наоборот, изящ­ ные. В этом и состоит установка других ученых, избегающих подлинного термина и советующих ему поступать также:

«Я и сам мог бы с самого начала делать то же самое, — пояс­ няет он, — благодаря чему избежал бы немалого числа возраже­ ний. Но я не сделал этого, так как не люблю малодушно от­ ступать: сначала поступаются словами, а кончают тем, что поступаются делами... и, наконец, тому, кто умеет ждать, не надо идти на уступки44».

Приходится думать, что большинство не умеет ждать, когда видишь, с какой стремительностью слово «либидо» испарилось из языка сегодняшнего психоанализа, потерявшись и раство­ рившись в облаке парафраз, от латинских до математических.

Продолжим мысль Фрейда: именно под воздействием им­ пульса любви образуются связи между людьми. В любых отно­ шениях, с виду нейтральных, абстрактных и безличных, как те, что связывают солдата и офицера, верующего и священника, студента и преподавателя, одного работника с другим, кроются сильные и, разумеется, очень смутные эмоции, действующие без нашего ведома. Они наиболее могущественны там, где мы мень­ ше всего это осознаем. Либидо образует суть души толп. Это си­ ла, поддерживающая единство толпы и укрепляющая ее спло­ ченность, поскольку необходимо, чтобы такая сила существовала.

Именно либидо действует и в отношениях между гипнотизером и гипнотизируемым как причина внушения. Врачи и психологи предпочитают ее игнорировать, стыдливо прикрывать вуалью науки.

«То, что могло бы соответствовать любовным отношениям, скрыто у них за ширмой внушения45».

Мы и в самом деле присутствуем здесь при очень странном повороте. На протяжении целого века, начиная с Месмера, вна­ чале враги животного магнетизма и затем гипноза уверяли, что в действительности существуют лишь ловкие трюки, фокусы, шарлатанство. И что под прикрытием терапии пытаются скрыть сексуальные отношения между врачами и пациентами или паци­ ентками. Что это злоупотребление влюбленной доверчивостью женщин. Тогда как сами приемы гипноза ничуть не эффек­ тивны. Магнетизеры и гипнотизеры яростно опровергали эти об­ винения. Они, напротив, подчеркивали безличный, объективный и несексуальный характер своих методов.

Вот что, с одной стороны, говорит Фрейд: противники живот­ ного магнетизма и гипноза правы. Внушение не играет никакой роли, любовные отношения — это все. Пусть же спадут маски и прикрытия. Прекратим подвергать цензуре действительность, что­ бы узнать ее немного лучше, чем прежде. А с другой стороны, сам Фрейд возражает своим противникам, заявляя: вместо того, чтобы подвергать цензуре либидо или просить меня сделать это, признайте лучше, что это вещь необходимая, фундаментальная и имеющая научное значение. И только благодаря ему врач или психолог могут действовать. В этом отношении, как и в любых других, оно позволяет устанавливать социальную связь.

II

Чтобы понять действие либидо, нужно переместиться в строгий научный контекст. Обычно допускается, что человек по сути своей — существо общественное. Ему приписывают естественную склонность объединяться с другими людьми, чтобы удовлетво­ рять свои нужды, работать и созидать. Но психология толп так не считает. Согласно ей, люди, напротив, имеют антисоциальные наклонности, которые препятствуют объединению. Любая группа или любая толпа, чтобы установить длительную социальную связь, должна преодолеть эти наклонности. Существуют две ан­ тисоциальные тенденции.

Во-первых, нарциссизм, привязанность к себе, исключитель­ ная любовь к собственному телу и к собственному «Я». Он делает человека нечувствительным к желаниям других, нетерпимым ко всему, что не есть он сам. Как это можно интерпретировать? Ин­ дивидуум хранит свое либидо для себя. Он отказывается делить его, переносить на другой объект. Самовосхищение и самоуваже­ ние не прекращают раздуваться и превращаются в тщеславие. В широком смысле этот культ тела и собственного «Я» становится исключительной любовью жителей к своему городу, членов фут­ больной команды к своему клубу, граждан к своей стране, фран­ цузов к Франции, активистов к их партии и вождю и т. п. Дей­ ственная и восторженная симпатия к своим соотечественникам, к своему классу или к приверженцам одной идеи может обер­ нуться антипатией, не менее действенной и восторженной по от­ ношению к национальностям других стран, обитателям другого города, к тем, кто исповедует другую религию. Или к иностран­ цам, неграм, евреям.

Соединение симпатий к тем, кто составляет часть одной массы, нашей, и антипатий к чужакам имеет определенные следствия:

мы считаем себя лучшими, в чем-то превосходящими других. Почему так часто мы согласны обращаться, как с людьми, лишь с теми индивидами, которые принадлежат к нашей группе, этно­ су, языковому сообществу, нации? Того, кто к ним не принад­ лежит, мы не считаем за человека. Названия, которые дают себе многочисленные индейские племена Америки, означают лишь люди, тело, народ (навайос, апачи, юты). А греки награждали всех неэллинов именем «варвары».

Безмерная гордость, с одной стороны, местничество, расизм, враждебность к чужому, классовые предрассудки, с другой, суть отравленные плоды, которые дает дерево нарциссизма. Эти пло­ ды, имеющие вкус неприязни и презрения, мешают нам завязы­ вать социальные отношения. Если любишь что-то с исключи­ тельной силой, уже не можешь не отбросить все отличающееся:

«Это объясняет неприязнь галлов к германцам, арийцев к се­ митам, белых к цветным46».

Там, где любовь останавливается на себе, находит себе место ненависть к другому.

Немедленное удовлетворение желаний и инстинктов, особен­ но сексуальных, является вторым препятствием на пути созда­ ния общественных связей. В самом деле, эротическое влечение привлекает одних людей к другим и соединяет их. Но, как толь­ ко желание удовлетворено, они снова разделяются. А, разде­ лившись, они меняют партнера. Проблема вам ясна. Если ме­ нять объект, то есть мужчину или женщину, каждый раз, когда желание удовлетворено, то никакая стабильная связь не была бы возможной. Толпа, получившаяся в результате этого, имела бы лишь недолгое существование:

«Непосредственные сексуальные стремления, — отмечает Фрейд,

— испытывают значительное понижение уровня после каждого удовлетворения и требуют нового накопления сексуального ли­ бидо, а объект, который ранее привлекал, может быть заменен другим47».

Колебания желания мешают стабильности, которой требуют социальные установления и коллективная жизнь. Лишь поворот от этих тенденций, отказ от их удовлетворения могут уменьшить амплитуду колебаний. И, стало быть, побудить людей создать постоянную толпу, базирующуюся на организации и высшем идеале. Таково логическое заключение, которое можно вывести из этих наблюдений.

III

Нарциссизм и прямое удовлетворение влечений являются двумя главными помехами при рождении коллектива, достойного этого наименования. Попытаемся понять, как они могут быть преодо­ лены, начиная с первого. Для этого вспомним вкратце природу либидо. Гипотеза о его главенствующей роли заставляет думать о двойственности, которая обнаруживается почти повсеместно. Оче­ видно, что, с одной стороны, мы обладаем нарциссическим либи­ до, направленным полностью на нас самих, привязанным к од­ ному объекту — нашему телу и нашему «Я», как к нашей тени, не имея возможности от него избавиться. Оно возникает посреди либидо эротического. Второе либидо находится в беспрестанных поисках другого человека, оно постоянно меняет объект, чтобы самоудовлетвориться. Любовь оплачивается любовью, говорит испанская поговорка. Таково и его правило. Оно развивается только благодаря последовательной смене объектов, то есть партнеров. Ему случается перейти границы конкретного и рас­ пространиться на всех женщин и всех мужчин, на кинозвезду, фанатиками которой становятся, или на вождя, за которым сле­ дуют. Человек, объявляющий, что готов отдать свою жизнь за кого-то другого, пожертвовать собой ради своего руководителя, декларирует и выполняет акт любви. Много признаков указывают на эту способность отдавать себя все время меняющимся объек­ там. Они составляют часть любовного потока, первоначалом ко­ торого является сексуальное ядро.

Если просыпается желание соединяться, эротическое либидо побеждает либидо нарциссическое. Здесь, как и при многих дру­ гих обстоятельствах, любовь позволяет преодолеть препятствие нарциссизма, подавить антисоциальные, эгоистические тенден­ ции индивидуумов:

«При добавлении эротических элементов, — пишет Фрейд, — эгоистические наклонности преобразуются в наклонности со­ циальные. Незамедлительно устанавливается, что быть люби­ мым — это преимущество, ради которого можно и нужно по­ жертвовать множеством других48».

Впрочем, для него любовь — это не то чувство, которое пе­ реживается просто и естественно. Любовь не может быть так легко разделяемой, как здравый смысл. Мы очень живо сопро­ тивляемся чувствам другого человека. Мы или презираем тех, кто свидетельствует нам свою привязанность, или презираем себя,

считая недостойными их любви. Большинство человеческих су­ ществ требует от подобных им того, чего они не умеют и не мо­ гут получить. Эта неспособность делает отношения между ними очень хрупкими. Однако другого решения не существует. Лю­ бовное стремление обязывает людей преодолевать самих себя. Она формирует первую частицу способности жить в обществе:

«В развитии человечества, как и в развитии одного индивида, именно любовь раскрылась как основной, если не единственный, фактор цивилизации, определяя переход от эгоизма к альтруиз­ му. И это верно как для сексуальной любви к женщине, с выте­ кающей отсюда необходимостью заботиться о том, кто дорог, так и для любви несексуальной, гомосексуальной и сублимиро­ ванной на других людей, рождающейся в процессе общего труда. Также и в толпе мы наблюдаем ограничения нарциссического эго­ изма, которые не проявляются вне толпы, и это настойчивое указание на то, что сущность формирования массы заключается в либидозных связях нового типа между членами массы49».

Вот заявление, достаточно странное под пером Фрейда, по­ скольку известно, как мало он доверял спонтанному великоду­ шию, «молоку человеческой нежности». Но не нужно обманы­ ваться словами: в конечном итоге любовь означает сексуаль­ ность. Все изменения, которые происходят внутри человека и в отношениях между людьми, носят печать сексуальности. Они не связаны, как это полагали ранее, с таинственным и ни к чему не сводимым внушением, причина их — в состоянии влюбленности, которое отрывает нас от одинокого созерцания собственной пер­ соны в зеркале, к которому нас склоняют наше тело и наше «Я». Это же состояние определяет и толпу:

«Когда человек, поглощенный толпой, отказывается от личного и особенного в себе и позволяет воздействовать на себя другим, создается впечатление, что он делает это потому, что испы­ тывает необходимость в согласии с другими членами толпы больше, чем в разногласии с ними: следовательно, он, возможно, делает это «из любви к другим50».

Мораль истории проста: люди живут в обществе не потому, что они сомнамбулы, а потому, что они влюблены. В обоих этих случаях, однако, они теряют голову. Мы хорошо видели резуль­ таты. Но до сих пор мы ошибались в причине.

IV

Наблюдения, которыми мы располагаем, больше подходят для выявления роли либидо в искусственных толпах, в церкви и ар­ мии например, чем в естественных. Существует, однако, некото­ рая сложность в составлении окончательного суждения о важ­ ности этой роли. Другие факторы материального порядка — власть и интерес — вмешиваются сюда, и ими не следовало бы пренебрегать. Но прелесть исследования, психологического в частности, состоит в том, что не существует ничего окончатель­ ного. Речь идет лишь о воображаемой реконструкции на основе относительно небольшого количества фактов, подобно тому, как это делают палеонтологи, воскрешая доисторическую цивилиза­ цию на основе анализа нескольких костей, орудий и стратигра­ фического обзора местности.

Искусственные толпы предстают перед нами как дисципли­ нированные человеческие сообщества. На одном полюсе — глава (или группа предводителей), на другом полюсе — масса. Они об­ наруживают то, что нас здесь интересует,— распределение, согласнб иерархии, двух категорий любовных чувств: любви к себе и любви к другим. Предводитель, согласно намечающемуся здесь объяснению, — это человек, который не любит и до определен­ ного предела не может любить никого, кроме самого себя. При­ чиной этого может быть исключительная вера в свой способ­ ности, идеи и чувство превосходства. Нарциссизм у него не сдает позиций перед любыми трудностями. Его огромная любовь к са­ мому себе, если она не Проявляется явно, может даже сойти за любовь к другим. То, что Фрейд писал о вожде архаических толп, верно и для вождя в целом:

«Даже в одиночестве его интеллектуальные действия были сильны и независимы, его воля не нуждалась в подкреплении во­ лей других. И кажется вполне логичным, что его «Я» не было слишком ограничено либидозными связями, что он никого не любил, кроме себя, и уважал других в той мере, в какой они служили удовлетворению его потребностей01 .

Независимый индивид, существо особенное, предводитель не нуждается ни в одобрении других, чтобы действовать, ни в их оценках, чтобы восхищаться собой. Он не нуждается в подстра­ ховке, которую мы постоянно ждем от своих близких. Если нам нужно принять важное решение или мы просто колеблемся, вы­ бирая фильм, чтобы провести вечер, то нам очень трудно обойтись