Век толп Исторический трактат по психологии масс

Все сказано одной короткой фразой:

«Общество — это подражание, а подражание — это род сом­ намбулизма5».

Я знаю, как трудно согласиться со всем этим. Но я не могу здесь слишком углубляться в дискуссию. Я скорее рассчитываю на изучение следствий, чтобы помочь читателю принять во вни­ мание все обстоятельства.

II

Человек — это мыслящая овца. Легковерный и импульсив­ ный, он устремляется навстречу тому, чего не видит и не знает. По полученному приказанию он сгибается или выпрямляется, погружает тело и душу в массу и позволяет ей себя захватить, пока не изменится до неузнаваемости. Тард был убежден в этом, и его описание толп хорошо это показывает. По правде говоря, он, черта за чертой, создал полотно, ставшее классическим. Со­ гласно ему, они живут в состоянии грез наяву, постоянно раз­ драженные водоворотами городов, раздираемые простыми, но жестокими чувствами. Они даже не в состоянии ни установить се­ рьезный и продолжительный контакт с реальностью, ни скрыть­ ся от своего мира, населенного иллюзиями.

«Но, — утверждает он, — как бы толпы ни были различны в своих истоках, в любых своих проявлениях, все они похожи друг на друга определенными чертами: своей величайшей нетерпи­ мостью, гротескной спесью, своей болезненной восприимчи­ востью, ужасающим ощущением безответственности, порож­ денной иллюзией их всемогущества и полной утратой чувства меры, тяготеющей к преувеличенности их взаимно подогре­ ваемых эмоций. Для толпы не существует середины между проклятьями и обожанием, между ужасом и восторгом, между криками «да здравствует» и «смерть ему»6».

Именно рассудка здесь очень недостает, потому что он только одного человека наделяет чувством меры и способностью к ком­ промиссу, признанием пределов власти каждого, утрата которых чревата опасными последствиями в будущем. Вот почему толпы в нормальном состоянии демонстрируют все те абсурдные и без­ рассудные черты, которые индивиды обнаруживают в болезненно безумном состоянии. Они имеют так много общего «с пансионе­ рами наших приютов7», что, когда видят их в ходе революций, уличных шествий бросающимися вперед при малейшем недо­

вольстве, героически или панически, как в 1789 г., уже невоз­ можно понять разницы между их легковерием и безумием.

«У них настоящие коллективные галлюцинации: люди, собравшиеся вместе, уверены, что видят или слышат вещи, ко­ торые поодиночке они не видят и не слышат. А когда они счи­ тают, что их преследуют воображаемые враги, их вера основа­ на на бредовых умозаключениях8».

По всей видимости, Тард потерял чувство меры. Согласно ему, преследования и притеснения, жертвами которых «себя во­ ображают» мучимые страхом толпы, приводят их к наихудшим эксцессам. Они заставляют их переходить от одной крайности к другой, от возбуждения к депрессии. А иногда страдающие ма­ нией величия, нетерпимые, они воображают себе, что все то, что им не запрещено, им разрешено. Собственно говоря, чрезмерно то ожесточение, с которым он пытается представить массы как конгломерат сомнамбул, находящихся в состоянии шока и обде­ ленных разумом, лишенных чувства ответственности, свойствен­ ного человеку невиновному, взрослому и цивилизованному. Выстроив цепочку стереотипных ассоциаций, он соскальзывает с аналогии толпа-безумие на аналогию толпа-женщина:

«В целом щ-за своей обычной прихоти, своих внезапных скачков настроения, от горячности до нежности, от ожесточения до взрыва хохота, толпа — это женщина, даже когда она состо­ ит, как это почти всегда случается, из мужских элементов. Это счастье для женщин, что их образ жизни, требующий пре­ бывания дома, обрекает их на относительную изоляцию9».

Он полагает, что обнаружил некоторые свойства толп: эмо­ циональную неустойчивость, коллективную истерию, вспышки мании и меланхолии, неумеренность во всем, которая, если его парафразировать, такая же, как у пансионеров наших приютов. Представим себе наглядно образ, который он нам предлагает: тысячи мужчин, мгновенно превратившихся в женщин, тысячи совершенно стандартных обликов, брюк, тщательно преобразо­ ванных в море юбок, развевающихся на ветру, и мы поймем, нет, не абсурдность, а тайну этого страха, содержащуюся в поня­ тии толпы. Страха одновременно перед борьбой полов и перед утратой пола, мужского, само собой разумеется. Читателя неза­ метно предупреждают: «Если ты хочешь остаться мужчиной, избегай толп. Если ты смешаешься с толпой, ты станешь од­ ной из женщин вождя».

Сказать, что толпа — это женщина, означает для Тарда ска­ зать, что она состоит из мужчин послушных, податливых, гото­ вых позволить лишить себя мужского начала и отдаться вождю, единственному, кто «носит штаны», используя расхожее выра­ жение. Короче говоря, назовем вещи своими именами и скажем, что речь идет о том, чтобы признать отношения вождей к массам гомосексуальными по своей природе, так как у одной стороны, как и у другой, пол является мужским. Уловка этого сравнения с женщиной не имеет другого смысла, кроме как замаскировать эту очевидность отказа от индивидуальности, эквивалента утра­ ты мужских атрибутов — то есть кастрации — и соединения с другим мужчиной, а именно соединения, противного разуму и природе. В конечном счете природа толп гомосексуальна, что расхожая мудрость подметила давно. Индивид, таким образом, противопоставляется обществу, как мужское начало женскому.

III

Тард с точностью до деталей принимает то описание толп, кото­ рое дал Ле Бон. Но, замечает он, толпы суть ассоциации спон­ танные и преходящие, которые не могут бесконечно оставаться в состоянии волнения. Им предначертано либо распадаться, исче­ зать так же быстро, как и появились, не оставляя следов, — вспомните о сборище зевак, митинге, небольшом мятеже; либо эволюционировать, чтобы превратиться в толпы дисциплиниро­ ванные и стабильные. Существует движение, цепь превращений от первого типа толпы ко второму, в результате которых появ­ ляется новый особый характер толпы.

Чтобы его выявить, достаточно взглянуть на контраст между возникшими под влиянием какого-нибудь волнующего события скоплениями людей, попавших под власть одного человека (например, во время землетрясения, футбольного матча или му­ зыкального фестиваля), и скоплениями, сформированными умыш­ ленно, переросшими в церковь, партию или предприятие. Легко можно обнаружить разницу, которая состоит в существовании организации, опирающейся на систему общих верований, ис­ пользование иерархии, признанной всеми членами организации. Такова отличительная черта, которая противопоставляет есте­ ственные толпы толпам искусственным, неформальные органи­ зации, появившиеся импровизированно, организациям формаль­ ным, подчиняющимся правилам. На пути от первых ко вторым прослеживается логическая эволюция. От события не слишком значительного, но яркого

«.спонтанно рождается ассоциация первой ступени, которую ^ мы называем толпой. Посредством серии промежуточных сту­ пеней толпа поднимается от состояния рудиментарного, ми­ молетного, аморфного скопления до уровня толпы организован­ ной, иерархизованной, постоянной, которую можно назвать корпорацией в самом широком смысле этого слова. Наиболее яр­ кий пример религиозной корпорации — монастырь, светской корпорации — полк или цех. Примером самых обширных корпо­ раций являются церковь или государство10».

Но не будем останавливаться на том, что уже стало привыч­ ным. Лучше спросим себя, какова природа такого превращения. Мы уже знаем, что спонтанные толпы образуются всегда под влиянием физического фактора, внешних обстоятельств: за­ держки в движении транспорта, дождя или хорошей погоды (вот почему лето им благоприятствует!) и так далее. Они формируют­ ся посредством серии побуждений и поддерживаются благодаря серии действий и реакций: криков, шествий, маршировки «руки вверх, руки вниз» — реакций квазимеханических.

Однако толпы организованные, ассоциации высшего порядка формируются и развиваются в силу внутренних обстоятельств, изменяются под действием верований и коллективных желаний, путем цепи подражаний, который делают людей все более и более похожими друг на друга и на их общую модель — на вождя. Эти превращения не зависят от изменений физической среды, непосред­ ственных воздействий одного человека на другого. Они приспосаб­ ливают время к соответствующим обстоятельствам — сессиям пар­ ламента, национальным или религиозным праздникам, так же, как и пространствам, местам собраний, расположениям выступающих, перемещению трибун и т. д., следуя собственным правилам.

Между двумя категориями толп можно легко установить поучи­ тельные различия. Самое важное из всех, которое доказывает нам, что одни толпы являются естественными, а другие — искусственны­ ми, — это способность последних к подражанию. Отсюда очень высо­ кая степень сходства между членами этих групп, церквей, партий и т. д. Индивид там захвачен полностью и беспрепятственно обработан посредством некой миметической силы без всякого противодействия. Организуясь, толпы лишь делают явной эту скрытую силу» превра­ щают внушение почти физическое во внушение социальное:

«Сама организация, — утверждает Тард, — ничего не создает, ничего не изобретает, ничего не дифференцирует, она служит лишь для координации и предложения изобретений11».

Отсюда преимущество, позволяющее заменить спонтанные массы массами дисциплинированными, и замещение это всегда сопровождается прогрессом общего интеллектуального уровня. В самом деле, массы спонтанные, анонимные, аморфные низводят умственные способности людей на самый низший уровень. И на­ против, массы, в которых царит определенная дисциплина, обя­ зывают низшего подражать высшему. Таким образом, эти спо­ собности поднимаются до определенного уровня, который может быть выше, чем средний уровень отдельных индивидов. Почему же? Ответ прост: потому что все члены искусственной толпы подражают и должны подражать руководителю, который создал эту толпу. Отсюда следует, что его умственное развитие стано­ вится их развитием.

«Таким образом, правы те, — пишет Тард, имея в виду Ле Бона, —

кто замечает, что толпы в целом стоят ниже по умственно­ му и нравственному развитию, чем большинство их членов. В этом случае играет роль не только то, что целое, как всегда, не похоже на его элементы, продуктом комбинации которых оно является... но нельзя сказать, что толпы или собрания близки друг другу в этом смысле. Напротив, там, где царит корпора­ тивный дух и где он значительнее, чем дух толпы, часто бы­ вает, что целое, которое постоянно вдохновляется гением глав­ ного организатора, выше, чем составляющие его элементы12'».

Любой логик, изучив правила логики Аристотеля, может рас­ суждать как этот великий философ; так же и любой член любой партии или офицер любой армии усваивает политический или военный дух своего руководителя, основавшего партию или воз­ главившего армию, например Ленина или Наполеона. Другими словами, все происходит так, как если бы после регрессивного периода естественной толпы, в течение которого умственные спо­ собности ее членов снижаются, наступило время организованных индивидуумов, являющихся частью искусственной толпы, схо­ жих друг с другом способностью дисциплинированно подражать, усваивать навыки разумной общественной деятельности и под­ ниматься до уровня суждений руководителя искусственной тол­ пы, которую они составляют.

Возьмем, к примеру, жандармерию. Методы поиска злоумыш­ ленников, способы расследования, приемы оформления протоко­ лов были разработаны умами выше среднего. Так что каждый жандарм применяет правила и приемы рассуждения, которые он был бы не в состоянии изобрести сам, поскольку они превосхо­

дят его естественные умственные возможности. Все это позволяет Тарду высказаться с некоторой долей юмора:

«Если можно с достоверностью утверждать, что, согласно ла­ тинской поговорке — сенаторы порядочные люди, а сенат — скверное животное, я сто раз имел возможность заметить, что жандармы, хотя они часто и очень умны, все же глупее жан­ дармерии13».

Ирония формулы заключается в инверсии смысла: жандар­ мерия умнее жандармов. Это должно быть верно применительно к любой корпорации. Так, профессора и студенты должны были бы быть менее умными, чем университет, священники и хрис­ тиане — менее добродетельными, чем церковь, генеральный сек­ ретарь и члены партии — менее сведущими, чем коммунистиче­ ская партия, и т. д. Вот почему университет, церковь или пар­ тия должны были бы быть всегда правы.

Итак, то, что различает толпы, — это существование или от­ сутствие организации. Одни толпы, естественные, повинуются механическим законам; другие, искусственные, следуют соци­ альным законам подражания. Первые снижают индивидуальные способности мышления, вторые поднимают их на социальный уровень, который разделяет со рсеми и их руководитель. Необы­ чайное превосходство искусственных толп, то есть корпораций, заключается в том, что они являются воплощением и произведе­ нием человека исключительного, незаурядного. Они воспроизво­ дят в тысячах и миллионах экземпляров черты одного человека: Де Голля, Эйнштейна, Иисуса Христа, Маркса. С точки зрения социальной существование этих репродукций, групп вождей, не­ обходимого приводного ремня между уникальной личностью и толпой, наиболее важно и труднодостижимо. В определенном смысле эти группы даже более необходимы, чем сама масса: так как если они могут действовать, изобретать без участия массы, то масса не может ничего или почти ничего без них. Она лишь тесто, они же — дрожжи.

Впрочем, эту идею очень ясно выразил Грамши. Он видит в руководителях движущий элемент партии, основной механизм, который делает эффективной и мощной работу всей совокупности народных сил, которые, предоставленные самим себе, не сдвину­ лись бы с мертвой точки или сделали бы очень немногое. Несом­ ненно, один элемент не сформировал бы партию, но сформировал бы ее скорее, чем средняя масса, если бы она находилась в тех же условиях.

«Говорят, — утверждает Грамши, — о полководцах без армии, но в реальности легче создать армию, чем полководцев. Правда также и то, что уже существующая армия разрушается, когда ей недостает полководцев, а при наличии группы полководцев, хорошо обученных, при согласии между ними, при наличии об­ щих целей, армия не замедлит сформироваться, даже если раньше она и не существовала14».

Я не хочу сказать, что великий теоретик марксизма следует учению французского психолога или руководствуется им, однако определенной преемственности исключить нельзя. Просто пер­ вый очень четко выражает квинтэссенцию концепции второго. И этот текст доказывает нам, до какой степени была распростране­ на данная концепция.

IV

С того момента, как начинают различать две категории толп, поле психологии масс значительно расширяется. Оно включает в себя наряду с уличными волнениями и периодическими взрывами в среде «простонародья» все те учреждения, столь разнообраз­ ные и непохожие на первый взгляд, — от церкви до армии, — куда входят также и партии, и государственные структуры. Ра­ нее они там не фигурировали. Их природа совершенно различна, поэтому никто не осмеливался утверждать, что эти заботливо возведенные социальные здания, упорядоченно организованные участники политической, экономической и социальной жизни и есть толпы. Они согреваются тем же огнем, что и неосознанные скопления людей, полусонных, отдавших себя во власть эмоций. Как же признать, что в глубине этих абсолютно нормальных, холодных и мужественных социально организованных корпора­ ций кроется, помимо того, горячая, безумная и женственная масса, которая при первом же удобном случае обнаруживает се­ бя? Следует сказать, что

«их историческая жизнь проходит в качаниях от одного типа к другому и эти образования предстают поочередно то в виде гран­ диозной толпы, как варварские государства, то в виде колоссаль­ ной корпорации, как Франция во времена Святого Людовика15 .

Большинство психологов, в частности Фрейд, как мы увидим в дальнейшем, соглашались в этом с Тардом.

Но введение в научный оборот понятия «искусственной тол­ пы» имеет некоторые последствия, в том числе и политического

порядка. Здесь существует разногласие между Ле Боном и Тардом, о чем следует сказать несколько слов, чтобы лучше понять их позиции. Мы согласны в главном, говорит Тард Ле Бону: на­ родные классы, революция представляют собой опасность, кото­ рой демократия во Франции не может противостоять. Однако наши позиции начинают расходиться, когда вы утверждаете, что наибольшая угроза исходит от действий неугомонных пролетарс­ ких толп. По моему мнению, здесь больше страха, чем беды. Массы эти переходные и временные, они приходят и уходят, поднимаются и опадают, как тесто. В конечном итоге они оста­ ются бессильными. Спонтанные ассоциации людей, подчиненные капризам физической среды, колеблющиеся между приступами гнева и энтузиазма, бесспорно производят сильное впечатление. Но как восхитительны они в моменты сплочения, коллективного возбуждения и как ничтожны в час распада, депрессии, когда недостает стабильной структуры, чтобы собрать части в целое, сберечь опыт и обеспечить преемственность. Это ясно видно на следующий же день после мятежей, жестоких и героических ма­ нифестаций; каждый возвращается к себе домой, грустный и одинокий, как после праздника.

Толпы, становятся по-настоящему опасными лишь тогда, ког­ да они возрождаются через вс^ более определенные интервалы времени и превращаются в искусственные толпы, секты или партии. Предшествующая эволюция меняет свое направление. Секты или партии суть ростки толпы, которой они руководят и которую вдохновляют на будущую осмысленную деятельность:

«Когда группа забастовщиков бьет в точку, именно туда, куда нужно бить, разрушает именно то, что нужно было разрушить, например, инструменты рабочих, остающихся на заводе, чтобы достигнуть своей цели, — это значит, что за ними уже стоит профсоюз, объединение, некоторая ассоциация. Толпы манифе­ стантов, процессии, торжественные погребения поддерживают­ ся товариществами или политическими кружками. Крестовые походы, эти колоссальные воинственные толпы, породили мо­ нашеские ордена имени Петра Отшельника или Святого Берна­ ра. Волнения 1792 г. вдохновлялись клубами, возглавляемыми и направляемыми осколками бывших военных корпусов16».

Вы понимаете почему? Потому, что секты и партии, будучи ор­ ганизованными, обладают дисциплиной, накапливают опыт и объ­ единяют вокруг одной идеи людей, которые различаются по своим талантам и по своей отваге. В этих сектах и партиях доминирующая

воля может легко утвердиться и распространиться до последних уголков общества, причем наиболее короткими и надежными пу­ тями. Перемещения и приказы, исходящие из центра, выполня­ ются с большей обязательностью, если организация построена бо­ лее рационально, а мимикрия гарантирована в большей мере.

«В том и состоит опасность сект, что, предоставленные са­ мим себе, они (толпы) никогда не являются очень злонамерен­ ными; но достаточно бывает слабой закваски озлобленности, чтобы поднять тесто глупости. Часто оказывалось, что секты и толпа, будучи отделенными друг от друга, были не способны на преступления, но, соединенные вместе, они легко станови­ лись преступными17 .

Замените слово «революционер» на слово «преступник», и вы немедленно поймете, что именно хочет сказать Тард. До опреде­ ленного момента решительное меньшинство и беспокойное боль­ шинство, например, социалистическая партия и рабочая масса, по отдельности не представляли опасности для общественного порядка. Но, объединившись, они получают серьезные шансы преуспеть в этом. Сделаем еще один шаг вперед. Даже если со­ бытия развиваются таким образом, то лидер, пусть и авторитет­ ный, являющийся объектом стольких надежд, все же не сумел бы один избежать опасности. Недостаточно обольстить есте­ ственную спорадическую толпу. Несмотря на то что толпа собра­ на и приведена в состояние волнения, еще нужно ее организо­ вать, преобразовать, хотя бы частично, в корпорацию (партию, армию, церковь) последователей, которые подражают вождю и следуют за ним. Только при этом условии общественный поря­ док может быть либо упрочен, либо опрокинут.

Теперь ясно видно, какова в этом смысле главенствующая роль организации. Она состоит в том, чтобы умножить возмож­ ности лидеров, распространяя более упорядоченным способом их идеи и указания. Она облегчает внушение на расстоянии. В принципе заблуждаются те, кто утверждает, что организация позволяет достичь наилучшего размещения индивидов, что она необходима для их кооперации, помогает избежать беспорядков или исправляет ошибки внутри сообщества. Эти следствия су­ ществуют, но они второстепенны. Нет, превосходство организа­ ции состоит, прежде всего и преимущественно, в существовании хорошо налаженного механизма подражания низших высшим, в точном воспроизведении изобретений верхушки низшими слоя­ ми, в соответствии всех одной модели: