Примечания к главе XI

[1]

В Saxo (ed. M.), 124 Хотер [Hotherus] — сын Хотброда, шведского короля [Hothbrodus rex Sueciae], и брат Атисла [Atislus] (= Ađils из «Саги об Инглингах»); Нанна [Nanna] — дочь Гевара [Gevarus] (Këpaheri в древневерхненемецком), причем у Саксона она — не богиня, и именно на этом основании отвергает предложение о замужестве от божественного Бальдера. Представляется, что Бальдер жил в Саксонии или в Нижней Германии; сакс Гельдер [Gelderus] — соратник Бальдера и враг Хотера. Гельдер терпит поражение вместе с Бальдером. Из Саксонии Бальдер, вероятно, ушел в Зеландию; в Швеции он никогда не был. Нанна у Саксона становится супругой Хотера, а не Бальдера; Хотер забирает ее в Швецию. Бальдер, смертельно раненный Хотером, умирает через три дня. В Шлезвиге тоже бытует сказание о сражении короля Больдера [Bolder] с королем Хотером [Hother], однако в этом варианте победителем выходит Больдер (Müllenhoff, 373). Ср. со сказанием о Бальдере и Руне (Müllenhoff, 606).

[2]

Форма Paltar встречается еще в MB, IX, 23 (837 год). Baldor servus [слуга Бальдор] (Polypt. de S. Remig., 55a). Baaldaich (Neugart, № 289). По-литовски baltas — «белый», «добрый» (ср. с Baldr inn gôđi [Бальдр добрый] в Sn., 64), baltorus — «бледный человек»;

понятия о белом и быстром часто оказываются взаимосвязаны: ср., например, с греческим ἀργός (Passow, статья «ἀργός»).

[3]

В легенде о святом Варфоломее (Leg. Aur., CXVIII), а также в Passional, 290:28 упоминается бог Бальдах [Baldach]; следует, однако, отметить, что в Средние века словом Baldach называли Багдад, а бедуинов именовали Baldewine. О Svefdäg, Svipdagr см. Приложение I (примечание к дейрской родословной). Стоит еще вспомнить о собственном имени Ostartac: это имя более всего схоже с древнеанглийским Bäldäg = dies ignis [день огня]. Ср. также с кельтским Bel, Belenus (см. II, 41).

[4]

Светлая красота Бальдра упоминается в пословице fâtt er liott â Baldri [никто не светлее Бальдра]; что имеется в виду в исландской пословице logiđ hefir Baldr at Baldri [Бальдр солгал Бальдру]? (Fornm. sög., VI, 257). Белые брови упоминаются еще в Sæm.,

139b в связи с Бёдвильд [Bödvildr]: meyna brâhvîto [мои белые брови]; Артемиду называли λευκοφρύνη[белобровой]; растение anthemis cotula [собачья ромашка] называется

Ballerbro (Fries, Udfl., I, 86; ср. с Dybeck (1845), 74). В Kemble, V, 117 (документ 863 года) — Balderes lêge [лагерь Бальдера] и Balteres eih [дуб Бальдера].

[5]

О Breiđablick см. II, 309, 310, ср. с manigen breiten blicken [множество широких отблесков] (Tr. kr., 42475). Летнее солнцестояние было праздником Бальдера — христиане заменили его на рождество Иоанна Предтечи. В дни летнего солнцестояния следовал­о

срезать омелу, которой был убит Бальдр (Dybeck, Runa (1844), 21, 22). Не связаны ли огни святого Иоанна с погребальным костром Бальдера? Согласно Frithiofssaga (ed. Tegner), XIII на празднике летнего солнцестояния зажигали Baldersbål [огни Бальдера]. Hvat maelti Ođinn ađr â bâl stigi sialfr î eyra syni? [что сказал Один на ухо сыну, когда тот лежал на костре?] (Sæm., 38a); î eyra Baldri ađr hann var â bâl borinn? [(что сказал Один) на ухо Бальдру, прежде чем того отнесли на костер?] (Fornald. sög., I, 487). Ср. с Plaut., Trinum., I:2, 170: sciunt id quod in aurem rex reginae dixerit, sciunt quod Juno fabulata est cum Jove [знают, что царь на ухо сказал царице, знают, о чем Юнона говорит с Юпитером], то есть знают величайшие секреты.

[6]

Хёд зовется Baldurs bani, andskoti [погибелью, убийцей Бальдра] (Sæm., 95a—b); новорожденный Вали [Vali] убивает Хёда и приносит его тело на погребальный костер (â bâl; Sæm., 95a—b). В «Эдде» Хёд не назван богом войны; древнескандинавское höđr не значит pugna [бой], однако именно таково значение древнеанглийского heađo (Kemble, Beov., I), ср. с heađolâf (Beov., 914) и ирландским cath — pugna. У Саксона Хотер — шведский герой, он не слеп, он отважен и искусен в стрельбе из лука и игре на арфе (Saxo (ed. M.), 111; citharoedus [кифарист] — Saxo, 123). Хотеру содействуют лесные нимфы, у него непробиваемая броня и неотразимый меч. Связана ли с Хёдом шведская сказка о слепом Хатте (Cavallius, [I], 363)? Следует рассмотреть названия Hadolâva, Hadeln, Hatheleria и Hadersleben; Hothersnes (ныне Horsens?) в Ютландии, вероятно, назван в честь Хёда (Saxo, 122). В древнеанглийском встречается еще имя Heađobeard, образованное наподобие Longbeard.

Во «Фрагменте из саги» (Fornald. s., I, 373) Хермод [Hermôđr] зовется «bazt hugađr» [отважнейшим] и «подобным Хельги», то есть сравнимым с Хельги. В «Беовульфе» Хермод упомянут сразу после Сигемунда; он подпадает под власть Эотена и приносит несчастье своему народу; его обвиняют в Beov., 3417. Значит ли Hermôđr militandi fessus [уставший от службы]? Против такого толкования — древневерхненемецкие Herimuot и Herimaot (не Herimuodi). Hermôdes þorn упоминается в Kemble, Сhart., III, 387; terra quae anglice Hermodesodes nuncupatur [земля, по-английски называемая Гермодезодес] (из «Картулярия монастыря Святой Троицы» — см. Guerard, S. Bertin, 455)).

[7]

О Фоле см. Kl. Schr., II, 12—17. Ф. Вахтер (Hall. Encycl. (1845), статья «Pferd») объясняет слово phol как множественное число от существительного phol (средний род, сильное склонение) — pullus equi [жеребенок]. Однако в самом стихотворении в значении «жеребенок» используется слабая (и единственно верная) форма volo; кроме того, мог ли поэт упомянуть коня или коней раньше, чем самого бога? Говорят ли fahren о скачущей лошади?

[8]

Пфальзау назывался Pfoalsowa (MB, IV, 519 — 1126 год); Pholshou (MB, IV, 229);

Pholsu (MB, IV, 219, 222, 223); Phůlsouua (Notizenbl., VI, 141); Pholsowe (Bair. Quellen, I, 279). К речным долинам и островам, перечисленным в Haupt, Zeitschr., II, 254, можно добавить еще «des Wunsches ouwe» [долину Совершенства] (Gerh., 2308; см. I, 344),

«der juncvrouwen wert» [девичий остров] (Iw., 6326; в Guest, [I], 196b — lille as puceles); Gotiswerder [божественный остров] в Пруссии (Lindenbl., 31, 150). С Pholespiunt ср. другие названия мест с первым корнем в родительном падеже: Eburespiunt, Tutilispiunt, Heibistesbiunta (Fin. Wirceb.).

[9]

Pfahlbronn в районе Лорха (Stälin, I, 85). Pohlborn в Веттерау (у стены дьявола), см. II, 613. Johannes de Paleborne упомянут в источнике 1300 года (Thür. Mitth., IV, 2:48); имеется ли в виду город Падерборн? Возможно ли, что название этого города — Palborn, Balborn, Padelborn в нижненемецком — тоже связано с «ручьями Бальдера»? Balborn в Пфальце (Weisth., I, 778, 779). Baldeburnen, Baldeborne (Böhmer, Reg. [1844], 231, 232 —1302 год). Хирург Heinrich von Pfolsprundt, брат из Тевтонского ордена, упомянут в источнике 1460 года. Polborn — берлинская фамилия. У Герборта фон Фрицлара месяц январь или февраль назван volborne, ср. с собственными именами Vollborn и Fülleborn, а также Faulborn (GDS, 798). В Веттерау — местность под названием

Palgunse (ныне Кирхгунсе; Arnsb. Urk., № 439). De phalgunse; palgunse (см. I, 635). Pholnrade (Thür. Mitth., VI, 3, 2); Pfulnrode (Thür. Mitth., VI, 47, 66); Fulesbutle (Lappenb., Urk., № 805, 812 (1283 и 1284 годы), ныне Фульсбюттель). В названии Balderslee (в Шлезвиге) должна содержаться основа hlie — refugium [убежище]: ср. с упомянутым в Saxo (ed. M.), 119 Balderi fuga.

[10]

И всё же вполне вероятно, что Phol (см. Kl. Schr., II, 12 и далее) — это просто уменьшительная форма от Balder или Paltar; разница между начальными звуками не имеет значения: например, уменьшительная форма от Liudolf — Dudo. Помимо кельтского Бела, Фоля можно сравнить еще с греческим Аполлоном: в греческом языке α часто представляет собой префикс. Ср. также с латинским pol в «Pol, edepol!» (per Pollucem [(клянусь) Поллуксом]). Phol, ful может значить «кабан» (см. II, 586), а название Pholespiunt можно сравнить с Eburespiunt [кабанье поле]. Слово volencel — faunus [фавн] (Gl. Bern., Diut., II, 214b) я тоже объясняю через корень fol, fou — stultus [глупый] (Gramm., III, 682). В Ovid., Metam., XII:306 упоминается герой Фол [Pholus]. Об эфиопском царе Фоле [Phol] см. Haupt, Zeitschr., V, 69 и далее.

[11]

Об Ullr (древневерхненемецкое Wol) см. Haupt, Zeitschr., VII, 393; Ullr можно связать с готским Vulþus (Haupt, Zeitschr., VIII, 201 и далее; однако см. прим. 37 к главе VII).

[12]

Ураган называли Pulhoidchen, Pulhaud (Schambach, 161; ср. с I, 537; II, 59, 63). Помимо названия Boylsperg, встречается еще вариант Boylborn (Mitth. d. Thür. vereins, V, 4, 60). О Fold см. II, 582. В Reinwald, Henneb. Id., I, 37 встречается выражение «брать нечто себе в foll» [etwas für seinen foll haben oder nehmen müssen], что значит «пожинать дурные плоды своих проступков». Согласно Achner Mundart, 56, аахенские ткачи называют припрятанные куски тканей словом follche, или füllchen. В запретном

лесу Каммерфорст в Трире, куда нельзя было входить «mit gesteppten leimeln» (в подбитой обуви), жил дух, устраивавший порку осквернителям леса и глумителям; его называли Pulch — такая фамилия до сих пор встречается в Трире. Гора рядом с Триром, с которой скатывали колесо в Мозель (см. прим. 37 к главе VIII), называлась Pulsberg. У Вальдвейлера — Pohlfels, в районе Прюма — Pohlbach.

[13]

Forsetalund в Норвегии (Munch, Beskrivelse, 483).

[14]

В Müllenhoff, № 117, 181, 535, ср. с II, 190, приведены более поздние истории о рыбаках и моряках на Гельголанде, а также о ношении там идола святого Гита. Схожие названия мест, которые часто путают с Гельголандом (см. Fornm. sög., XII, 298): Hâlogaland, ныне Хельгеланд на севере Норвегии, Halland, шведский (а раньше — датский) край, который в перипле Альфреда назван Halgoland (следует ли исправить на Hâlgoland?); см. о Хельги в I, 664.

[15]

Villa Foresazi in pago Lisgau [поместье Forcsazi в районе Лисгау] (Фёрсте возле Остероде?) упоминается в грамоте Оттона III (990 год; Harenberg, Gandersheim, 625; Falke, 483). Walterus de Forsaten («из Фёрсте» у Альфельда; Falke, 890 — 1197 год). In Saxonia in pago qui vocatur Firihsazi [в Саксонии, в местности под названием Firihsazi] («Анналы Эйнхарда», 823 год — Pertz, I, 211); варианты: firihsati, fiuhsazi, frihsazi, strihsazi, firichsare, virsedi; в «Фульдских анналах» (Pertz, I, 358) — Firihsazi. Правильнее всего производить это название от слова fors — cataracta [поток, водопад] (GDS, 757).

=

Wochenbl. (1834), 106, 2183); Himmelsberg в Вестергётланде и еще одна гора с тем же названием (вероятно, как раз принадлежащая Хеймдаллю) — в Халланде. Кроме того, такие названия, как Himinvângar (Sæm., 150a), древнескандинавское hebanwang, hebeneswang — рай (см. главу XXV), древнеанглийское Heofenfeld (coelestis campus [небесное поле]; Beda, 158), а также некоторые собственные имена нуждаются в специальном рассмотрении — достаточно осторожном, поскольку их связь с Хеймдаллем небезусловна.

Многие особенности мифа о Хеймдалле напоминают сказочные сюжеты: так, этот бог стал сыном девяти матерей-великанш (Sæm., 118a—b; Sn., 106; Laxd., 392); он спит меньше птицы, ночью и днем видит на сотню миль вдаль, он слышит, как растет трава и шерсть на спине у овцы (Sn., 30)2. Коня Хеймдалля зовут Гулльтопп (Gulltoppr — золотая грива), а у самого бога — золотые зубы3, его называли Gullintanni [золотозубым] и Hallinskîđi [обладателем гнутого рога] (tennur Hallinskîđa [зубы гнуторогого] в Fornm. sög., I, 52). Стоит отметить, что Hallinskîđi и Heimdali — поэтические названия барана (Sn., 221b).

У Хеймдалля, привратника и стража богов (vörđr gođa [страж богов], Sæm., 41), был звучный рог Гьяллахорн (Giallarhorn [кричащий рог]), который лежал под священным деревом (Sæm., 5b, 8a; Sn., 72, 73) [1].

Всё, о чем сказано в «Прорицании вёльвы», принадлежит глубокой древности: в самом начале этой поэмы все сотворенные существа, большие и малые, названы megir Heimđallar — сынами, или детьми, Хеймдалля; судя по всему, этот бог участвовал в сотворении мира и людей и играл изначально более существенную роль, нежели та, что приписывалась ему в поздние времена. Наравне с Вотаном над войной начальствовал Цио, а над урожаями — Фро; точно так же, вероятно, между Одином и Хеймдаллем была разделена творческая сила.

В эддической песни сообщается, что первая людская иерархия тоже в значительной степени происходила от Хеймдалля, странствующего по миру под именем Риг [Rîgr] [2]. Существует позднее германское предание, глубоко укоренившееся в народе в последние несколько веков, которое я осмелюсь связать с мифом о Хеймдалле, поскольку тяжело объяснить его происхождение както иначе4. Что касается имени Rîgr, то оно, я полагаю, произошло путем афарезы от более древней формы — как dis от idis; изначальную форму выделить я затрудняюсь, но она должна быть связана со средневерхненемецким Irinc — в древнескандинавском n перед g или k часто выпадает (ср. с stînga, stack; þacka, þânki); кроме того, как будет продемонстрировано в дальнейшем, Iringes strâza, Iringes wec [путь, дорога Иринга] соответствуют шведскому Eriksgata [дорога

2Ср. с KM, III, 125.

3Li diente d’oro [золотые зубы] (Pentam., III, 1); о некоем Харальде сказано: tennr voru miklar ok gulls litr â [у него были крупные золотые зубы] (Fornald. sög., I, 366).

4Zeitschrift f. d. A., II, 257—267; ср. с главой XIX.

видится­ в древневерхненемецком­ имени Egihelm (Trad. Fuld., I, 97; в Schannat, № 126, S. 286 — Eggihelm), то есть Agihelm, идентичное форме Uogihelm с абляутом (впрочем, последний вариант мне не удалось найти в источниках). В «Песни об Эке» драгоценный волшебный шлем самого Эке (в других текстах он принадлежит Ортниту и Дитриху) называется Hildegrîm, Hildegrîn, а grîma по-древнескандинавски значит «маска» или «шлем» (в Sæm., 51a этим словом названа ночь); в недавно опубликованных «Фульдских глоссах» (Dronke, 15) встречается такой перевод слова scenici [сценические маски], как crîmûn; отсюда следует форма единственного числа krîmâ — larva, persona, galea [личина, маска, шлем]. Благодаря этому становится понятно имя валькирии Кримхильды [Krîmhilt] (Gramm., I, 188), обладательницы шлема ужаса; проясняется также, почему одна из глосс для слова egisgrîmolt — daemon. В древнеанглийском языке egesgrîme тоже значит личину; в El., 260 шлем в устрашающей форме вепря описан словом grîmhelm. Я рискну предположить, что в древнем животном эпосе волк должен был носить шлем ужаса, отчего его и назвали Isangrîm [железная маска] (Reinh., S. CCXLII) [6]. Можно продолжить ряд взаимопересекающихся предположений: щит и меч героя или бога тоже должны были (так же, как и шлем) пробуждать у врагов ужас; в этом свете представляется важным, что страшный меч, выкованный цвергами, носит двойное название: в «Саге о Тидреке Бернском» — Eckisax (ср. с Ecken sahs [меч Эке] в «Песни об Эке»; Хильдегрин тоже назывался Ecken helm, Eckes helm [шлемом Эке]), а в «Eneit» фон Фельдеке — Uokesahs (в этой форме нельзя изменить ни буквы). Я не стал бы искать

здесь буквального сродства с греческим αἰγίς [эгида], однако стоит заметить, что щит Зевса-αἰγίοχος [эгидоносца] (Il., XV:310; XVII:593), иногда также носи-

мый Афиной (Il., II:447; V:738) и Аполлоном (Il., XV:229, 318, 361; XXIV:20), тоже, как и Эгисхьяльм, Хильдегрим и Экисахс, повергал неприятелей в ужас; можно, кроме того, вспомнить о шлеме Плутона, делавшим его обладателя невидимым. Именно древний бог моря — Океан, или Эгир [7], — жилище которого сияло золотом (Sæm., 59)11, носил блистающий шлем, получивший свое название по имени этого божества. Насколько мы можем судить, в древневерхненемецком имя этого бога должно было выглядеть как Aki или Uoki; без особого риска можно предположить, что и великан Эке из германского сказания представляет собой низведенного с небес языческого бога. Мифологичность Эке подтверждается и природой его братьев, Фазольта и Абентрота, о которых еще будет сказано в дальнейшем. Сыновьями и дочерьми греческого Океана считались реки, а у скандинавского Эгира от Ран [Rân] родилось девять д­очерей, имена которых

11 На пиру, устроенном Эгиром для богов, пиво появлялось само собой (sialft barsc þar öl — Sæm., 59); треножники Гефеста αὐτόματοι [сами собой] подъезжают к θεῖον ἀγῶνα [собранию богов] и сами же удаляются (Il., XVIII:376). У Фрея был меч, er sialft vegiz [который машет сам по себе] (Sæm., 82a), Мьёльнир, молот Тора, после каждого броска сам возвращался к хозяину.

Хлер (Море), мы называем его Эгиром, второго — Логи (Огонь), третьего — Кари (Ветер)] (в Rask, Afh., I, 95 — Kâri). Hlêr (Hlês в родительном падеже), судя по всему, — более древнее имя, использовавшееся среди великанов; Эгир называется Хлером в Sn., 79; отсюда же — название его жилища, Hlêsey (Sæm., 78b, 159b, 243a), ныне остров Лесё в проливе Каттегат.

О Хлере, как представляется, сказать больше нечего [8], однако о его отце Форньоте известно многое; Форньот как представитель древних демонических гигантов к роду асов имеет отношение еще меньшее, чем Эгир — подобные полубоги или олицетворенные силы природы должны были почитаться в древнейшие времена всеми германскими племенами, в том числе и нескандинавскими. Имя Forniotr следует толковать не как for-niotr — primus occupans [первый житель], а как forn-iotr, древний ётр (Rask, Afhand., I, 78) — подходящее название для таких великанов (об этом еще будет говориться в дальнейшем); оно тесно связано с самим понятием «ётун», древнеанглийским eoton. В древнеанглийской «Liber Medicinalis», небольшие отрывки из которой приведены в Wanley, [II], 176—180, упоминается (судя по всему, дважды, но с разным написанием), согласно словарю Лая, целительное растение под названием Forneotes folme, Fornetes folme (то есть Forneoti manus [рука Форньота]); ни в одном из скандинавских источников такое растение не фигурирует — соответственно, это название должно быть пережитком собственно саксонской мифологии. Подревневерхненемецки великан мог зваться Firnëz, а растение — Firnëzes folma. Можно вспомнить, как в древнеанглийском «Беовульфе» (Beov., 1662) Грендель отрывает руку водному духу и демонстрирует ее в качестве символа (tâcen) своей победы; Тристан отрубает руку великану Ургану [Urgan] и забирает ее с собой в качестве доказательства своего подвига (Trist., 16055, 16075, 16085). Таким образом, отрубание гигантской руки великана представляется древним мифологическим мотивом; от этого же образа происходит и название широколистного растения; есть еще и другое растение, которое называют Teufelshand [рука дьявола]; во множестве легенд враг рода человеческого оставляет отпечаток своей руки на камнях и стенах.

Эти последние сравнения увели нас от благодетельных богов к демонамгубителям, и здесь можно непосредственно перейти к тому единственному богу, который в самой эддической доктрине представлен, даже будучи асом, зловредным и враждебно настроенным.

Как мы уже видели, второго сына Форньота звали Логи: братья Хлер, Логи и Кари представляют собой олицетворения стихий воды, огня и воздуха соответственно. В интересном повествовании из «Младшей Эдды» (Sn., 54, 60) вместе названы Логи и Локи [Loki] — последний считался существом из рода великанов, однако в то же время родичем и соратником богов. Здесь видится не простая игра слов между именами Logi и Loki: судя по всему, имеется в виду одно и то же явление, как оно видится с разных точек зрения; Логи представляет естественную огненную стихию, а в Локи сдвигается не только звук, но и смысл:

неуклюжий великан превращается в лукавого злодея-искусителя. Логи и Локи можно сравнить с греческими Прометеем и Гефестом, — Океан был родичем

идругом последнего. Впрочем, Логи и Локи иногда смешиваются друг с другом. В Локи, sâ er fiestu illu ræđr (Sn., 46), «от которого происходит зло», видится и дьявол-великан, над которым, как и над Гефестом, смеются боги; хромота Локи тоже напоминает о Гефесте и о подрагивающих языках пламени (N., Cap., 76); Локи вместе со своим сыном Фенриром оказывается прикован к скале — так же, как и Прометей. Гефест сковывает для Ареса и Афродиты золотую сеть — Локи тоже расставляет сеть (Sn., 69), в которую сам и попадается. Важна также

ианалогия между изгнанием Гефеста с Олимпа (Il., I:591—593) и низвержением дьявола с небес в ад (см. главу XXXIII) — правда, о падении Локи в «Эдде» ничего не сказано, и, кроме того, он не представлен в качестве умелого кузнеца и повелителя цвергов; вероятнее всего, сказания о Логи и Локи в древние времена были существенно более содержательными. Следы былого союза между Локи

иОдином явно прослеживаются в Sæm., 61b; ср. также с триединством странствующих богов-творцов — Один, Хёнир, Лод(ур) [Lođr] (Sæm., 3a): в Sæm., 180 в том же качестве перечислены Один, Хёнир, Локи, а в Sn., 80, 135 — они же, но в другом порядке: Один, Локи, Хёнир (см. I, 363). Я не стал бы проводить здесь

сравнения с тремя братьями — Хлером, Логи и Кари, хотя Один и соответствует ἲς ἀνέμοιο [силе ветра]: дыхание и дух (önd) произведены Одином-создателем,

а от Лодура, пылающего пламени, происходят кровь и цвет (lâ ok litr), — однако связь Хёнира, творца разума (ôđ), с водой всё же не прослеживается; образ Хёнира — один из наиболее сложных и неясных в скандинавской мифологии, и в Германии этот бог, судя по всему, просто исчез без следа. Бог огня, которого, по правилам фонетического чередования, по-готски звали либо Laúha (древневерхненемецкое Loho), либо Luka (древневерхненемецкое Locho), потеряв свое имя, позже принял на себя роль дьявола. Дольше всего в этого бога верили в Скандинавии. Из всех мифов явствует, что Локи-ас и Логи-великан были весьма близки. Торлакиус (Thorlacius, Spec., VII, 43) доказывает это фразой «Loki fer yfir akra» (Локи ходит по полям); в датском употребляют выражение «Locke dricker vand» (Локи воду пьет), имея в виду огонь и палящее солнце, — когда яркие солнечные лучи пробиваются между двух туч, то по-немецки говорят «die Sonne zieht Wasser» (солнце воду тянет). В Исландии так называемые блуждающие огоньки, то есть испарения самородной серы, называют Loka daun (Lokii odor [запахом Локи]; Thorlacius, Spec., VII, 44); Сириус называли Lokabrenna (Lokii incendium [пламенем Локи]); Loka spænir — стружка для розжига. Сорняк polytrichum commune [кукушкин лён], ядовитый для скота, в северной Ютландии называют Lokkens havre [овсом Локи]; существует пословица: nu saaer Lokken sin havre (вот сеет Локи свой овес: то есть дьявол — свой плевел, свой сорняк); в одном из словарей датского языка слово Lokeshavre переведено как avena fatua [овес пустой], в других — как rhinanthus crista galli [звонец, дикий хмель]. О потрескивании огня говорят: «Локи своих детей шлепает» (Faye, 6).

В Molbech, Dial. Lex., 330 указано, что в Ютландии о паре, плавающем от жары над землей, говорят: «Lokke saaer havre idag», или, что то же, — «Lokke driver idag med sine geder» (сегодня Локи выгоняет своих коз). Когда птицы во время линьки сбрасывают перья, то об этом говорят: gaae i Lokkis arri (проходить под бороной Локи?); at höre paa Lockens eventyr [слушать про похождения Локи] — значит слушать ложь, небылицы (P. Syv, Gamle danske ordsprog, II, 72). Согласно Sjöborg, Nomenklatur, 151, в Вестергётланде есть огромный курган, который называют Lokehall. Все эти образы, до сих пор живущие в народе, в равной степени заслуживают внимания: Локи предстает то как благодетельное, то как злокозненное существо, он — и солнце, и пламя, и великан, и дьявол; дьяволу в Германии приписывали совершенно те же пакости, что и Локи; благосклонного бога света тоже представляли в виде пожирающего пламени [9].

На этой тождественности между Логи и Локи основано еще одно скандинавское представление о демоне, — следы его до сих пор можно обнаружить и у других германских народов. Если Logi происходит от liuhan (lucere [светить]), то Loki, очевидно, связано с корнем lukan (claudere [хромать], ср. с claudus — хромой); по-древнескандинавски lok значит finis, consummatio [конец, окончание], loka — repagulum [засов]: понятия «закрывать» и «заканчивать» связаны друг с другом. В «Беовульфе» рассказывается о враждебном дьяволическом духе, турсе (thyrs в Beov., 846) по имени Грендель [Grendel] и о его матери (Grendeles môdor [мать Гренделя], Beov. 4232, 4274) — то есть о настоящей «чертовой матери» [Teufelsmutter, Riesenmutter]. В древнеанглийском документе 931 года (Kemble, II, 172) упомянуто место под названием Grendles mêre (Grendeli palus [топь Гренделя]). Древнеанглийское grindel, древневерхненемецкое krintil, средневерхненемецкое grintel непосредственно обозначают repagulum, pessulus [засов, щеколда]; соответственно, имя Grendel (древневерхненемецкое Krentil мне не встречалось) соотносится со словом grindel (obex [преграда]) так же, как имя Loki — с loka; древнескандинавское grind обозначает закрывающую чтото решетку, тоже сходную с засовом [10]. Гервасий Тильберийский (Leibn., I, 980) рассказывает об английском огненном демоне по имени Grant. Весьма интересно, что в немецком языке до сих пор сохраняется третье синонимичное выражение, обозначающее дьявола (слово Hölle, «ад», здесь, очевидно, выполняет функцию усилительной частицы): höllriegel, vectis infernalis [адский засов] — адское пламя, дьявол или нечто дьявольское; безобразную старую каргу тоже обзывают höllriegel или чертовой бабушкой. Уже у Гуго фон Лангенштейна (Martina, 4b) слово hellerigel употребляется как ругательство. Ад представляли себе огражденным и крепко запертым; когда лев-Христос спустился в нижний мир, сказано в Fundgr., I, 178, ему пришлось die grintel brechen [сломать засов]. Древневерхненемецкое dremil (pessulus [засов]; Graff, V, 531) можно даже сравнить с древнескандинавским trami, или tremill, означающим cacodaemon [злой дух] и, судя по всему, clathri, cancelli [прутья, решетки]: tramar gneypa þik skulo! [пусть тебя мучат злые духи!] (Sæm., 85a); в шведской песне о Торкаре [Torkar]

который­ должен сожрать Луну; в другом варианте мифа за Луной охотится волк Хати [Hati], Hrôđvitnis sonr [сын Хродвитнира] (Sæm., 45a), а за Солнцем — волк Скёль [Sköll]. Вероятно, существовали более полные сказания

окаждом из этих персонажей, однако в записанном виде они не сохранились; в Шотландии до сих пор бытует древняя легенда о волке и конце света (the tayl of the wolfe and the warldis end [история о волке и конце света]) [12]. Как бы то ни было, в народе соответствующие верования были широко распространены, причем с древних времен и практически на всех германских землях. До сих пор

очем-то пагубном и опасном говорят: «дьявол на свободе», «это дьявол освободился» [der Teufel ist los, der Teufel ist freigelassen] — скандинавы же говорили Loki er or böndum [Локи высвободился] (см. главу XXIII). В воспоминаниях Гёца фон Берлихингена встречаются слова (Göz von Berlichingen, Leben, 201) «повсюду будто отвязался дьявол» [der Teufel war überall ledig]; в Detmar, Chronik, I, 298: «do was de duvel los geworden» [там дьявол с цепи сорвался], то есть господствовали хаос и насилие. О том, кто угрожает с безопасного расстояния, в Бургундии с иронией говорили: «dieu garde la lune des loups» [защити, боже, луну от волков]13, — имеется в виду, что эти угрозы не будут выполнены до конца света; во французской народной песне о Генрихе IV далекий конец света описывается как время, когда волчьи клыки достигнут Луны: jusqu’à ce que l’on prenne la lune avec les dents [пока они не схватят луну зубами]14. Несколько раз о «wolf des mons» [лунном волке] упоминает и Фишарт, полнее всего — в «Aller Practik Großmutter»: «нет смысла ей (Луне) молиться, бог ее оберегает от волков, и в этом году она не покажется»15. Во многих частях Германии в народе ходит стишок о двенадцати часах; последние два часа описываются так: «um Elfe kommen die Wölfe, um Zwölfe bricht das Gewölbe» [в одиннадцатом часу приходят волки, в двенадцатом обрушивается свод] — то есть в мир вырывается смерть. Связаны ли эти строки с древним образом волка или волков, являющихся при гибели мира и крушении небесного свода? Если кусок воска отклеивается от свечи, отчего она слишком быстро сгорает, то говорят: «в этой свече — волк (разбойник, вор)»; это также напоминает о волке, пожирающем солнце или луну. Многие народы в языческие времена испытывали ужас перед солнечными и лунными затмениями — в нарастающей тени на небесном светиле они видели смыкающиеся челюсти волка, способного поглотить источник света; верили, что луне можно помочь громкими криками (о затмениях см. главу XXII). Эти представления о сорвавшемся с цепи волке и об освобожденном Локи, который во время Рагнарёка пойдет на богов войной и победит, весьма сходны с мифом о Прометее, разрывающем цепи

13Lamonnaye, Glossaire zu den Noei borguignon (Dijon, 1776), 242.

14Ср. с Пс.71:7: «доколе не престанет луна».

15Стоит ли отнести сюда же сказку о волке, опускающемся в колодец, чтобы съесть луну, которую он принял за головку сыра?

и ниспровергающем­ Зевса. Формула unz Loki verđr lauss = unz riufaz regin [пока

не освободится Локи = пока не падут боги] полностью соответствует греческому πρὶν ἂν ἐκ δεσμῶν χαλάσθῃ Προμηθεύς [пока Прометей не разорвет

цепи] (Aeschyl., Prom., 176, 770, 991); содрогания скованного Локи вызывают землетрясения (Sæm., 69, Sn., 70), — то же и с Прометеем (χθών σεσάλευται

[земля дрожит], Aeschyl., Prom., 1081). Разница лишь в том, что греческий титан вызывает искреннее сочувствие, в то время как эддический Локи описан как ненавистный враг.

О Локи говорится, что он красив внешне, но дурен по образу мыслей; отец Локи — великан Фарбаути [Farbauti], его мать — Лаувей [Laufey], или Нал [Nâl] (acus [иголка]; о ней сказано, что она была «тонкой и гибкой», miô ok auđþreiflig, Sn., 355); эти имена легко перевести на древневерхненемецкий: Farpôzo (remex [лодочник]), Loupouwa и Nâdala, — хотя это просто реконструкция, и в источниках такие формы не встречаются. Локи никогда не зовется Farbauta sonr [сыном Фарбаути], всегда только по матери: Loki Laufeyjar sonr [Локи, сын Лаувей] (Sæm., 67a, 72b, 73a), что изначально было связано с аллитерацией, однако позже такое именование закрепилось и стало встречаться даже в прозе (Sn., 64); в народных песнях упоминается Locke Löje, Loke Lovmand, Loke Lejemand. Laufey (Löfö по-шведски) — это название места, которое, очевидно, было персонифицировано, тоже с явной отсылкой к стихийному значению. От Сигюн [Sigyn] у Локи был сын Нари [Nari], или Нарви [Narvi], а от великанши Ангербоды [Angrbođa] — трое детей: уже упомянутый Фенрир, змей Ёрмунганд [Iörmungandr] и дочь-великанша Хель. Что интересно, самого Локи еще называли Лофтом [Loptr] (aereus [воздушным]), и у него был брат Хельблинди [Helblindi], — а это одно из имен Одина. Здесь я просто перечислил все эти имена, в основном чуждые немецкой мифологии, с целью обратить на них внимание будущих исследователей.

И вновь нам следует обратиться к рассмотрению имени, уже упомянутого (см. I, 316, 317) в связи с божествами дней недели: благодаря редчайшему сочетанию отдельных фактов можно заключить, что этот бог действительно занимал какое-то место в германской древности. В верхненемецком два дня недели (средний и последний) называются не в честь богов. Однако mittwoch вместо Wuotanstag и sambaztag как название субботы — это чистые нововведения, либо придуманные церковью, либо с радостью ею воспринятые. Первые шесть дней недели назывались в честь солнца, луны, Цио, Вотана, Донара и Фрии; какому же богу посвящали седьмой день? Вполне определенные германские боги соответствовали римским Марсу, Меркурию, Юпитеру и Венере, однако можно ли найти такое же соответствие Сатурну? В Средние века седьмой день продолжали связывать с римским богом — например, в «Императорской хронике» (где третий, четвертый, пятый и шестой дни тоже называются не по-немецки, а с использованием имен Марса, Меркурия, Юпитера и Венеры) встречается такое неуклюжее описание:

Культ Сатурна здесь связывается с пантеоном, выстроенным в честь всех богов, или дьяволов, — Бонифаций превратил это здание в церковь святой Марии. У англосаксов, англичан, фризов, голландцев и жителей Нижней Саксонии названия субботы полностью повторяют римское dies Saturni — даже с сохранением имени бога: Sæteresdäg, Sæternesdäg, Saturday, Saterdei, Saterdach, Satersdag; даже у ирландцев — dia Satuirn, Satarn; с другой стороны, французское samedi (sabdedi), испанское sabado, итальянское sabato согласуются с верхненемецким Samstag. Таким образом, наблюдается не простое сходство представлений об определенном боге (как в случае с другими днями недели), но и именное тождество, в то время как полная неизменность звуков выдает прямое заимствование имени из латинского; может ли такое совпадение быть случайным, а название субботы — содержать исконно германское имя бога, всего лишь искаженное на манер иностранного? В древневерхненемецком не встречаются формы Sâtarnestac или Sâzarnestac; однако, что интересно, в древнеанглийском языке слово sætere означает insidiator [сидящий в засаде] (древневерхненемецкое sâzari, ср. с sâza, средневерхненемецкое sâze, insidiae [засада; в значении «сидеть

взасаде»] = lâga, lâge [засада; в значении «лежать в засаде»]); еще важнее то, что

вдревнеанглийском документе времен Эдуарда Исповедника (№ 1 в свитке M «Chartae Antiquae»; Kemble, IV, 157) упоминается место Sæteresbyrig — название, совершенно тождественное уже упоминавшемуся Vôdnesbyrig [крепость Водена]; такое растение, как gallicrus [росичка; «куриная лапка»] (немецкое Hahnenfuß [«петушиная лапка»], английское crowfoot [«воронья лапка»]) подревнеанглийски называлось sâtorlâđe — то есть, видимо, Saturni taedium [отвращение Сатурна] (древнескандинавское leiđi, древневерхненемецкое leidi)16. Напомню, что еще у древних франков Сатурн назывался в числе языческих божеств (см. I, 297); ср. также с Saturni dolium [баня Сатурна] (см. I, 317), хотя этот оборот мог относиться и к планетарному богу [13].

Еще одно название субботы в поздние времена несомненно обозначало «банный день»: древнескандинавское laugardagr, шведское lögerdag, датское

16 Сохранилось несколько древнеанглийских диалогов, персонажами которых выступают Сатурн и Соломон; в текстах из внутренней Германии аналогичные беседы велись между Сатурном и Маркульфом — однако древнеанглийские варианты старше и, даже несмотря на христианизацию формулировок, весьма сходны с эддическими беседами между Одином и Вафтрудниром, Вингтором и Альвисом, Харом и Ганглери. Соответственно, на имя «Сатурн» в этих диалогах тоже стоит обратить внимание, так как под ним может иметься в виду какой-то из древнегерманских богов.