Лекция 9. Коммуникативные стратегии и их реализация в речи

.

Каждый носитель языка по опыту знает, что речевые действия можно планировать, и в некоторых случаях это делать просто необходимо. Для человека, привыкшего рефлексировать по поводу собственной речи, стратегическое и тактическое прогнозирование своих высказываний  - вполне осознаваемая задача. В политическом, рекламном, педагогическом, психотерапевтическом дискурсе речевое планирование достигает уровня технологий.

Понятия коммуникативной стратегии и тактики не являются открытием последнего десятилетия [см., например: Демьянков 1982, ван Дейк 1983, Ыйм 1985, Сухих 1986; Ellingsworth, Clevenger 1967, Neuliep, Mattson 1990, Zhang 1990]. Активное употребление этих терминов началось с середины 80-х гг., что отразило усиление коммуникативно-прагматического подхода к анализу языковых фактов. Выделение стратегий и тактик как ключевого понятия коммуникации обусловлено рядом предпосылок.

9.1. Предпосылки выделения понятий речевой стратегии и тактики

Коммуникативные предпосылки.

В естественной коммуникации трудно представить ситуацию, когда поставленную цель можно достичь с помощью одного-единственного обращения к партнеру. Это скорее исключение, чем правило. Речевое поведение вариативно — в том смысле, что решение коммуникативной задачи допускает несколько способов (ходов) и во многом зависит от действий партнера. Участники диалога корректируют свои действия в зависимости от сложившейся ситуации, оставаясь в рамках единой сверхзадачи. Сверхзадача и коммуникативные ходы соотносятся с понятиями стратегии и тактики.

Другой коммуникативной предпосылкой является несоблюдение говорящими Принципа Кооперации (по Грайсу). Обычно при описании механизмов речевого общения внимание фиксируется на условиях успешности речевых действий. При этом предполагается, что все участники по возможности придерживаются правил кооперации, максимально стараясь продвинуться в плане речевого взаимодействия. Между тем реальность речевого общения убеждает нас в определенной иллюзорности таких предпосылок. Люди стремятся воздействовать на собеседника, навязать ему свое мнение, увернуться от ответа, скрыть нежелательные для них факты и т.д. [Николаева 1990]. Как, например, при уходе от нежелательного вопроса:

Корр. - Александр Васильевич, сколько же зарабатывает главный кавээнщик страны на КВНе? И сколько стоит появление той или иной команды на телеэкране?

А. Масляков: - Что бы я ни сказал, на мнение телезрителей это вряд ли повлияет. Команды за то, чтобы попасть в эфир, Маслякову не должны НИЧЕГО. Да, определенное финансовое бремя они несут. Надо приехать на фестиваль, для чего найти спонсоров и оплатить все орграсходы. А Масляков со товарищи приглашает команды, делает передачу. После чего продает плод своего труда телеканалу <…> Вот и весь нехитрый процесс обогащения. (АиФ, 2007)

Язык обладает богатыми ресурсами для «коммуникативного маневрирования». Своеобразным подтверждением того, что говорящие осознают стратегическое назначение дискурса, могут служить данные экспериментальных исследований речевого поведения. В качестве первого примера приведем данные эксперимента, проведенного с целью изучить поведение говорящих в ситуации оскорбления (резкой негативной оценки) какого-либо лица [Кузьмина 2007]. Информантам предъявлялись несколько текстов, в каждом из которых была представлена ситуация, описывающая какие-либо негативные явления (недостойное поведение депутата, мошенничество кадрового агентства и т.п.). В самом тексте не давалась оценка участникам ситуации. Респондентам предлагалось сначала оскорбить субъектов и их действия, а затем уйти от прямого оскорбления, заменив его другой, неоскорбительной номинацией. Анализ данных показал, что инвектогенная ситуация может быть вербализована по-разному в зависимости от стратегии говорящего. При общей коммуникативной интенции - негативной оценке кого-либо – способ выражения этого намерения может быть различен. При стремлении оскорбить, задеть достоинство адресата на исходную информацию накладываются усилители – сниженная экспрессия, эмоциональность, яркая стилистическая окраска, увеличивающие силу воздействия. При противоположной установке, то есть при использовании стратегии уклонения от прямого оскорбления, эти усилители нейтрализуются: грабят – обманывают; двуличный – колеблющийся; мошенники – предприниматели; позер – партиец и т.п. [там же: 324].

Пример иного рода, но также связанный с различными приемами реализации коммуникативного намерения, находим в исследовании американского социолингвиста Сюзан Ервин-Трипп [Ervin-Tripp 1976:56]. Автор анализировала различные способы оформления просьб и их восприятие информантами. Эксперимент показал, что говорящие знают о том, что просьбы могут осуществляться непрямо, и поэтому используют (в большинстве случаев неосознанно) следующее правило интерпретации. Если высказывание может быть истолковано как просьба, то его именно так и следует прежде всего толковать. Ср. диалог из разговорной речи:

А. - Ну и жара…

В. - Я воду забыла купить!

А. - Да я пить-то и не хочу.

В этих случаях мы имеем дело с гиперкоррекцией — превышением иллокутивной силы высказывания. Но это свидетельствует о том, что люди воспринимают речь как способ достичь определенных целей, поэтому и в получаемых ими сообщениях они в первую очередь пытаются обнаружить целевую установку.

Когнитивные предпосылки.

Исследования показывают, что в любом акте речевого общения коммуниканты преследуют неречевые цели, которые в итоге влияют на деятельность и сознание реципиента. Р. Блакар утверждал, что выразиться нейтрально невозможно, поскольку даже неформальный разговор предполагает «осуществление власти», т.е. воздействие на восприятие и структурирование мира другим человеком [Блакар 1987:91]. С когнитивной точки зрения речевые стратегии могут быть описаны как совокупность процедур над моделями мира участников ситуации общения [Баранов 1990:11]. См. об этом подробнее в гл. 4.

Социологические и психологические предпосылки.

Некоторые мотивы «непрямого» поведения относятся к области социальных конвенций и психологических особенностей личности. Существуют моральные, религиозные, политические мотивы, которые требуют корректировки речевого поведения в плане его «смягчения». Принцип «что на уме, то и на языке» никогда не соблюдается до конца, поэтому некоторые намерения говорящего изначально должны быть скрыты [Падучева 1982]. В прагматике эти особенности социальных интеракций описаны в терминах косвенных речевых актов и явлений эвфемии [Дементьев 2000, Крысин 1996, Сеничкина 2006], что не исключает иного способа их описания — как речевых стратегий и тактик.

Лингвистические предпосылки.

Лингвистические основания речевых стратегий лежат в области языкового варьирования [Баранов, Паршин 1986, Fowler 1991]. Коммуникативное намерение может быть вербализовано по-разному, если система языка предоставляет говорящему возможность выбора. Представим какой-либо примитивный язык-код, с ограниченным лексическим инвентарем и упрощенной грамматикой. Возможности различного выражения мысли на этом языке также будут весьма ограниченными. К счастью, в естественных языках эта ситуация маловероятна.

Выбор одного из вариантов (лексического, грамматического и т.д.) в большинстве случаев не бывает случайным и определяется стратегической либо тактической задачами говорящего.

Риторические предпосылки.

Проблема эффективности коммуникации также влияет на речевое планирование. Это находит отражение в существовании специальных тактических приемов (привлечения либо отвлечения внимания, фокусирования, драматизации и т.п.), цель которых — оптимизация речевого воздействия.

Эстетические предпосылки.

Существует определенное эстетическое удовольствие выражать мысли косвенно, непрямо. Говорить прямо человеку с высокой языковой компетенцией попросту скучно: теряются некоторые имплицитные смыслы, сигнализирующие об отношениях, чувствах, уходит подтекст, аллюзии — что порой не менее значимо, чем собственно информация.

Перечисленные основания позволяют более детально представить предмет исследования — речевые стратегии  - во всем многообразии их функций и возможностей воздействия.