Россия времен преобразований петра I

Европа XVII века заканчивалась на восточной грани­це Польши. Это было очевидно всем — как европейцам, гак и россиянам — и не вызывало споров, подобных се­годняшним. Де ла Фротье, автор популярного в свое время «Путешествия в Санкт-Петербург или Новых воспоминаний

о России», назвал «Московию» краем света.

По его свидетельству, для путешественника, которо­му приходилось по пути в Персию вступать на террито­рию Московского государства возле Смоленска, «Московия» представала как «великая и обширная» страна, «дикая, пустынная, болотистая, покрытая зарослями кустарника» и лесами, «пересеченная болотами, кои переезжают по га­тям» (между Москвой и Смоленском насчитывалось бо­лее 600 переходов такого рода, «зачастую в весьма скверном состоянии»), страна, где все выглядит не таким, как в иных странах, пустынная («можно проехать 20 или 30 миль, не унидев ни одного города или деревни»), с отвратитель­ными дорогами, мучительными для путника даже в хорошее премя года...

Наконец, это страна, «столь наглухо закрытая для въезда, что невозможно в нее проникнуть или покинуть ее тайком, без дозволения или охранной грамоты великого князя».

Себастьян Куберо, подданный испанской короны, пре­даваясь воспоминаниям о путешествии из Вильно в Москву около 1680 г., утверждал, будто «вся Московия — сплошной лес», где нет иных деревень, кроме тех, что поставлены на вырубках.

Даже в середине XVIII века путешественник, проехавший дальше Митавы (ныне Елгава), столицы Курляндии, не мог более нигде найти приюта, кроме как на «убогих постоя­лых дворах», содержавшихся евреями, где «приходилось укладываться спать вперемежку с коровами, свиньями, ку­рами, утками, коих источаемые запахи еще усиливала всегда чересчур раскаленная печка».

Очевидно, что петровские преобразования, занимающие центральное место в истории России XVIII века, не смогли одним махом изменить страну, ее социально-экономический «акцент» и, тем паче, строй.

Крепостная неволя усилилась, соответственно положение дворянства упрочилось... Но вместе с этим стало более за­метной силой и российское купечество.

Реформы Петра оказали глубокое влияние на последую­щее развитие России. Между Российской империей XVII века и Российской империей XVIII века лежит пропасть.

И дело, конечно, не в том, что россиянин 1700-х годов был обязан брить бороду, а в том, что петровская Россия располагала первоклассной армией и флотом, упорядочен­ными (сравнительно, конечно) административными учре­ждениями, более развитой промышленностью, и, наконец, учеными-просветителями, обеспечившими общий подъем нау­ки и культуры.

Политическая жизнь россии конца XVII в. Молодые годы петра I

Конец века в России отличался небывало ожесточенной борьбой политических группировок. Рядовые дворяне посте­пенно оттирали родовитую боярскую знать. Новая служилая знать получала чины и крупные земельные пожалования.

Был ограничен рост церковного землевладения — Уложение 1649 года категорически запретило монастырям приобретение новых вотчин.

Л.Керсновский («История русской армии», М., «Го­лос», 1992), назвал XVII век веком упадка русской го­сударственности. Правление царя Алексея нельзя было назвать удачным даже несмотря на присоединение Хмель­ницким Украины. Царская власть ослабла. Самодержавие по сути осуществлялось лишь на бумаге.

Налицо было государственное банкротство, выразив­шееся в конце концов в че­канке медных рублей. Про­стая полицейская мера Го­дунова теперь была превра­щена в крепостное право.

Умирая, царь Алексей Ми­хайлович оставил страну в состоянии несравненно худ­шем, чем принял.

В военном отношении Россия была практически бессильной. Москва плати­ла ежегодную дань крым­скому хану, опустошавшему Украину и низовые облас­ти. Только в 1688 году тур­ки увели в рабство свыше 700 ООО человек.

Русскими невольниками были переполнены восточ­ные и западные рынки. Как свидетельствует известный славист профессор В.И. Ла- манский, с XV века в про­должение 4 столетий Русь и Украина, а также часть Польши лишились от 3 до 5 миллионов жителей обоего пола, насильно уведенных в турецкую неволю и проданных в рабство.

Вот что он пишет по исследовании архивов Венецианской республики: «Венецианские посланники XVI века говорят, что вся прислуга Константинополя у турок и христиан со­стояла из этих русских рабов и рабынь. Не было нянек и кормилиц, если крымцы долго не чинили набегов на Вос­точную и Западную Русь. Русские рабыни встречаются еще в XV веке в разных городах Италии. Немало было русских рабов и у мамелюков в Египте. С конца XVI века, в XVII

и даже в XVIII столетии Венеция и Франция употребля­ли русских рабов на военных галерах как гребцов-колодоч- ников, вечно закованных в цепи. Кольбер особенно не жалел денег на покупку этих рабов на рынках Леванта, а Благо­честивый Людовик XIV только иногда прибавлял, чтобы эти не были «схизматик». В таких размерах со­

вершалась в XV —XVIII веках торговля русскими неволь­никами и невольницами в Европе. Лишь покорением Крыма положен был конец этой позорной для Европы торговле хри­стианскими рабами»...

Москве приходилось ограничиваться лишь пассивной обороной: от Брянска на Тулу и Каширу — и дальше на Рязань — была проведена укрепленная сторожевая линия, оставлявшая, однако, беззащитными не только новопри- соединенную Украину, но и коренные области Московской Руси — нынешние Курскую, Орловскую и большую часть Тульской губернии.