Признание другого.

Сегодня мир стал открытым и путешествие перестало быть чем-то экзотическим. Путешествия стали безопасными, но все понимают, что это стало возможным не только благодаря цивилизационному процессу, смягчающему первобытные якобы кровожадные инстинкты. На самом деле другой если и не исчез, то оказался настолько стерилизованным и нейтрализованным, что является незаметным и неуловимым. Проблемой стала встреча с другим. Особенно западный путешественник, требующий от стран, приглашающих его в качестве туриста, соответствующего уровня комфорта, оказывается везде как у себя дома. Даже специфика места организуется дельцами по стереотипам туриста.

Путешествие как эксперимент, доставляющий материал для методологического тренинга, практиковался и Ж.Деррида. Московский вояж Деррида описан им в работе "Back from Moscow, in the USSR". Отчет о путешествии Ж.Деррида состоит по большей части из описаний предварительной стадии к нему, включая анализ всевозможных помех в восприятии, исследование всякого рода дублирующих описаний, чтение подготовительной литературы и т.д.. Проявляя крайнюю степень методологической осмотрительности и изощренности для того, чтобы не попасть в "машину описания", Ж.Деррида в некотором смысле становится жертвой своего исследовательского пуританства. Результат путешествия оказывается сомнительным для самого автора: "После десятидневного путешествия я спрашиваю себя, могу ли я сказать что-то такое, что заслуживало бы прочтения и постижения, что выдерживало бы сравнение с великими историческими событиями, со страстью всей жизни и, более того <...>, с их соединением воедино. Я же извлек - и вы, вероятно, извлечете - из моей поездки в Москву меньше, чем из чтения добротных книг, написанных журналистами, компетентными историками, подготовленными и хорошо информированными политологами. И если бы даже я имел сообщить вам нечто весьма "личное" или очень "новое" в связи с недавней поездкой в Москву, я к этому, по всей вероятности, пока не готов. И скорее всего, я не владею такой формой <повествования>."¹⁴⁰ Насчет неготовности к личностной форме воспоминания Деррида слукавил. Уже в «Почтовой открытке» он соединяет деконструкцию с личным и даже интимным. В своих воспоминаниях о матери он также признается в таком, в чем признался бы далеко не каждый. Стало быть, причина сдержанности в чем-то Другом. Посмотрим на то, как построено «Возвращение». Прежде чем говорить о своих впечатлениях, необходимо усомниться в их непосредственности, вдруг они нагружены чем-то таким, что подрывает их достоверность. В этой связи и предпринимается деконструкция дискурсов прежних европейских путешественников, побывавших в СССР и оставивших свои воспоминания, во многом определившие восприятие России на Западе. Оказывается каждый культурный путешественник везет с собой контрабанду: груз своих понятий, ожиданий и оценок. В свете этого факта Деррида воздержался от каких-то оценок, прогнозов и рецептов, которых от него ждали московские интеллектуалы, воспринимавшие его как пророка.

По мнению В.А, Серковой «Америка» Ж.Бодрийяра – текст путешествия совсем другой характер. Материал оформляется двумя способами. С одной стороны, на входе системы-интерпретатора мы можем выявить неопределенную "чистую" информацию, к которой в качестве упорядочивания потока информации применяется "метаинформация" - жесткая и определенная система кода и способа чтения. В работе Бодрийяра сталкиваются две структуры, в равной степени подлежащие дальнейшей обработке. Америка представлена как некая поставленная под сомнение культурная определенность и скрытая матрица перевода. Игра этих двух несовпадающих систем описания и определяет совершенно особенное наслаждение от чтения этого произведения. Нельзя даже сказать, что в этом тексте производит столь неотразимое впечатление: деспотизм метода (метаинформация, код, система дешифровки) или тот "первичный материал", та "фактичность", которая сопротивляется производству простых однородных элементов, препятствует произведению совершенной симулякровой модели.

Всякое путешествие является культурным, даже если оно является бесцельным. Фланеры, неторопливо разглядывающие симпатичных девушек, гуляки, блуждающие по улицам в поисках кофейных или рюмочных, не являются песчинками в водовороте времени, лоскутками раноцветной жизни больших городов, а весьма утонченными культурными машинами, оснащенными чувствительными оптическими, вкусовыми, обонятельными, тактильными приборами. Вспомним, что «Преступление и наказание» Достоевского начинается с описания запаха отвратительной городской вони. Кстати, Достоевский является одним из лучших аналитиков жизни неутомимых городских путешественников. Горожанин не видит природы и не знает названий ни трав, ни птиц, зато его подслеповатые глаза поистине становятся орлиными, когда он видит красивую нарядную даму, или богатого господина, он также прекрасно разбирается в сортах вин, сыров, тканей и знает им цену. .

Европейская культура переживает глубокий кризис. На поверхности дело выглядит блестяще. Европа возрождается, падают границы и барьеры, разделяющие людей, молодежь мыслит себя интегрированной в Европу и уже не поддается на соблазны национализма. Но на самом деле вслед за крушением одних “стен” и “занавесов” возникают другие. Сегодня угроза видится со стороны Востока. Исламские фундаменталисты противопоставили цивилизованному миру не столько атомное, сколько иное, скорее духовное, чем материальное военное оружие. Их стратегия оказалась удивительно эффективной. Тактика партизанской войны, акты терроризма – все это мелкие уколы в напоминающее раздутый мыльный пузырь тело европейской цивилизации. Их эффективность вызвана в значительной степени ее уязвимостью. Последняя, как ни странно, увеличивается по мере глобализации. Когда все плывут в одной большой лодке достаточно неосторожного движения одного, чтобы привести к гибели всех. В этой связи с точки зрения самосохранения более безопасной остается традиционная модель сосуществования самобытных и своеобразных культурных миров.

Ядром традиционной модели взаимного признания другого было гостеприимство.

Сегодня мир стал открытым, и путешествие перестало быть чем-то экзотическим. Путешествия стали безопасными, и все понимают, что это стало возможным благодаря цивилизационному процессу, смягчающему “первобытные” и “кровожадные” инстинкты находящегося за пределами культурного мира населения. На самом деле другой если и не исчез, то оказался настолько стерилизованным и нейтрализованным, что является незаметным и неуловимым. Проблемой стала встреча с другим. Особенно западный путешественник, требующий от стран, приглашающих его в качестве туриста, соответствующего уровня комфорта, оказывается везде как у себя дома. Даже специфика места организуется дельцами по стереотипам туриста.

Путешествие, несомненно, старинное русское слово, означающее пересечение пространства с какой либо познавательной или иной целью. Однако свое специфическое значение оно, по-видимому, получает в эпоху географических открытий, связанных с освоением новых земель, торговых путей, а также налаживанием политических и иных контактов. При этом купцов из "заморских" стран называли гостями, представителей других государств - послами, а их переводчиков толмачами. Путешественники также пользовались услугами проводников – своих или местных жителей, знающих безопасные пути движения. Путешествие, таким образом, предполагает цель, задачи, средства передвижения, маршрут. В ходе его производятся записи, образующие дневник, составляется карта на которую наносятся прежде всего те данные, которые определяются целью путешествия. Но независимо от того, ищет путешественник новые торговые или промышленные центры, выясняет военный, сырьевой потенциал соседа, карта должна отражать географию.

Итак, путешествие довольно четко отличается от различных форм человеческого перемещения в пространстве - кочевничества, переселения людей или даже народов, завоевания, паломничества, странничества, бродяжничества, изгнания. Сегодня путешествие стало делом либо государственным, либо частным, свойственным немногим ищущим острых ощущений сильных и смелых личностей. Однако великие цели, которые ставили первопроходцы, постепенно исчезают. На смену путешествиям пришел туризм. По мере того, как туристический бизнес набирал обороты, он принимал формы квазипутешествия. Но при этом исчезли не только цели, но и последствия. Не будем идеализировать путешественника. Он в любом случае либо шпион, либо контрабандист. Его тайная миссия - это разведка. Вслед за путешественником приходят солдаты, купцы, миссионеры, предприниматели. Путешествия особенно расцветают в эпоху колонизации. Путешественник, хотя и вынужден приспосабливаться к чужому, так как является одиноким и беззащитным в чужой стране, на самом деле везет с собой груз своих представлений и является интерпретатором чужой культуры с собственной точки зрения.

Но турист еще хуже. Хотя он едет в другие страны в поисках чужого, экзотического, странного, с целью познания другой культуры, эстетики, образа жизни и обычаев других людей, на самом деле туризм является, прежде всего, способом собственного времяпрепровождения, способом восполнения собственной нехватки и заполнения пустоты собственной жизни, а главное - получения удовольствия. Турист не является тайным посланцем чужой державы, имеющей интерес к ресурсам и богатства соседей. Но он далеко не нейтрален. Турпоездка – это тоже форма колонизации. Турист обменивает свои деньги на товар и этим товаром становится что-то непонятное. Говорят, туризм всем выгоден. Действительно, это не просто эквивалентный обмен денег на услуги. Дельцам приходится вкладывать средства в поддержание и реставрацию национального культурного богатства и, прежде всего, памятников и музеев, которые являются культурным капиталом нации. Но на самом деле демонстрируемые туристам шоу далеки от народной или национально культуры и являются ее величайшими искажениями, ибо соответствуют вкусам потребителя. Турист на самом деле хочет чувствовать себя в чужой стране как дома. Речь идет не только о безопасности, но и о интерпретации чужого с позиций своего. Конечно граница между ними должна существовать, иначе турпоезку будут считать неудачной. Но это некая "мелодрама дифференциации", т.е. искусственно создаваемое различие, не имеющее ничего общего с подлинным признанием другого.

Таким образом, туризм вовсе не способствует "дружбе между народами". Турист пребывает в иллюзии, которую по его же молчаливой просьбе создает другой, адаптирующий для него свою культуру. Не встретившись с другим, нельзя измениться и самому.

Так мы вышли на подлинную цель путешествия, которая состоит в изменении самого себя путем столкновения с другим. Речь идет не о войне, хотя поход тоже может быть причислен к путешествиям. Путешественник – это человек, рассчитывающий на гостеприимство и этим отличается от туриста, который за все расплачивается сам. Другой для путешественника – не продавец услуг, а хозяин, по отношению к которому он является гостем. Гостеприимство является формой близкого и сильного взаимодействия, настолько интимного, что гость делит с хозяином не только стол и кров, но даже женщину. Конечно, и современные туристы посещают не только музеи, но гамбургеры и шлюхи, вероятно, везде одинаковы. Туризм – это форма глобализации. Но тогда, с точки зрения развития культуры и человеческой личности, уж лучше бы люди сидели дома. Не философы-туристы – эти современные номады, а уединение затворники, сидящие в провинции - вот кто на самом деле создает самого себя и творит культуру. Но нет себя без другого. Поскольку без туризма уже нельзя обойтись, надо что-то с ним делать. Надо стремиться к тому, чтобы он снова стал путешественником, потому, что это более аутентичная форма признания другого. А для этого необходимо развивать старинную культуру гостеприимства. Приезжать нужно по приглашению в дом того, кто тебя пригласил.

Такое предложение кажется современному человеку чудовищным. Все мы городские индивидуалисты и присутствие чужого в своей квартире расцениваем как вторжение, вызывающее фрустрацию. Но при этом все мы ужасно одиноки и вместо того, чтобы лечиться у психоаналитика, лучше бы мы завели себе друга, а для этого надо сначала пригласить гостя. Он может стать другом. Отсюда гостеприимство - это самая выгодная инвестиция. Тот, с кем ты делил кров и стол, не должен предать тебя. Может быт,ь он не станет другом, но, точно, не будет врагом. Наши предки вовсе не были грубыми и жестокими варварами, так как они учредили законы гостеприимства. Скорее, это мы являемся по сравнению с ними самыми настоящими дикарями.

Что же такое гостеприимство и зачем оно нужно? Допустим, сегодня оно окажется неплохим терапевтическим средством и даже хорошей альтернативой психоанализу, но зачем на такие жертвы шли люди в прошлом. Законы гостеприимства были придуманы не с целью обуздания особо кровожадных инстинктов. Дело в том, что современные люди становятся на удивление все более похожими друг на друга. Они живут в одинаковых жилищах, едят одинаковую пищу, носят стандартную одежду. Унифицируются благодаря косметике и эстетической хирургии их лица и тела. Образование и работа тоже становятся одинаковыми. Где сегодня еще может встретиться другой? Но если исчез другой, значит нет и меня самого. Вернуться к себе, значит найти и признать другого.

Поскольку я существую и в этом, как говорил Декарт, нельзя усомниться, значит должен быть и другой. Просто мы с ним не встречаемся. Принцип дистанции, исключающий близкие взаимодействия, реализуется не только в форме раздельного проживания людей (каждому человек отдельное жилье), но и разнообразных способах и уловках нейтрализации другого. Дезодоранты, уничтожающие запахи, косметика, унифицирующая лица, одежда, покрывающая тела, этикет, хорошие манеры, вежливость - все это между своими. А с чужими, на улице мы не общаемся и равнодушно, как в полусне движемся в толпе.

Гостеприимство – это такая форма признания другого, которая предполагает способность переносить и принимать не только его мысли, но и лицо, голос, запах. Конечно, в гостях, мы ведем себя иначе, чем дома. Так и старинный путешественник старался жить по обычаям той страны, где он находился. Но как бы он не старался быть вежливым, он не мог изменить свое тело. Так он сохранял себя. И все-таки в гостях, когда ему тоже, наверное, давали старые хозяйские тапки, усаживали за стол, вели беседу, он менялся. Но главное - это добрая воля к коммуникации о стороны хозяина.