Шизоанализ.

Делез подверг резкой критике сведение желания к эдипову комплексу. Увидев в психоанализе идеологию капитализма, он указал, что благодаря эдипизации, диспозитивом власти становится семья. Но вместо того, чтобы защитить ее, Делез полагал, что ее следует разрушить. Этим он повторил ошибку ранних марксистов, которые тоже видели в семье оплот буржуазного общества и стремились заменить ее чем-то новым. Имея в виду их неудачный опыт, можно предположить, что семью нужно освободить от Эдипа, но культивировать как сферу теплых и близких взаимодейстаий, где, собственно, только и возможно формирование человеческого в человеке.

Механизм, коим буржуазное общество деформирует семью в своих целях, довольно сложен. Делез исходит из революционности желания. Здесь он следует лозунгу Лакана: не уступай в своем желании! Желание, которое, вообще говоря, не сводится к сексуальному и весьма разнообразно, угрожает обществу. С целью его нейтрализации оно, по мнению Делеза, сводится к самому отвратительному: желанию убить отца и спать с матерью. Таким образом семья становится местом порождения грязных желаний.¹¹⁹

В территориальной и деспотической машинах экономческое воспроизводство связано с общественной формой человеческого воспроизводства. Поэтому семья, как показал вслед за Морганом Энгельс, является "ячейкой общества". Отношения происхождения и союза, связанные с воспроизводством, являются формой господства. На самом деле дети могут рождаться и от близких родственников, однако ранг человека в семье и ранги семьи становится определяющими зачатие факторами. Деспотическая машина не уничтожает, а дублирует архаические системы родства отношениями прямого происхождения. Браки суверена определяются династически.

В основе родовое общества лежит территориализация, сегментация, раздел земли, а также регуляция процесса рождения.

А) как процесс, где нет Отца, где не работают социальные коды, где отсутствует Эдип и нет инцеста.

Б) как родовой процесс, где участвуют отдельные индивиды, где кодируется обмен женщинами: кто отдал, должен получить. Роды и союзы. Запрет на инцест определяется не Эдипом, а обменом.

И все же обмен женщинами нигде не является повсеместной практикой. Купить можно почти все, но кое что не продается. Женщину обычно получают как дар или крадут. Таковы два способа получить жену в традиционных обществах.

По Ницше, до обмена существовала кража, как проявление спонтанного желания. Это создавало долг, который виновный выплачивал своим телом.

В устных культурах графические записи были автономными, это записи на теле или на земле. В письменных культурах линейное письмо, записывая голос, искажает его. Голос становится дикцией. Речь грамматически правильной и логически упорядоченной. Она превращается в голос государства и, даже еще долго выдавая себя за весть бога, становится способом перекодировки даже религии, которая становится государственной.

В архаических культурах на тело наносится надрез, знак клана, из которого произошел инициируемый. В созерцание знаков на теле вовлечен глаз, получающий наслаждение от боли испытуемого. Этот треугольник - ухо, рука, глаз и задает первобытный театр жестокости.

Великая задача первобытных обществ - вытеснение потока рождения, замена его логикой союза была впервые осознана Ницше в Генеалогии морали. Откуда извне приходят завоеватели и железной рукой формируют новое тело подданных. Полное тело земли знаки рождения и территории не стираются, но получают новую разметку. Люди и территории становятся частями деспотического тела. Это ответ на вопрос о рождении государства. Теория общественного договора искажает этот процесс.

Еще Ницше обратил внимание на отличие понимания добра и зла в традиционных и современных христианских общинах. Он начал с ущерба и наказания, как возмещения. Причем расплата происходила двояко. Виновный расплачивался физически: отрабатывал, отдавал, лишался телесных органов. Понесший ущерб вдобавок наслаждался страданиями виновника. Однако в эту простую «экономию» инсталлировано чувство стыда, которое было весьма сильно развито в традиционных обществах и по сути более эффективно выполняло все то, что сегодня делает мораль и закон. Отсюда картина получается более сложной. Что же такое стыд? Его психо-социогенез исследовал Элиас. Однако он проанализировал функции этого чувства в рамках придворного общества, как то, что пришло на смену сословной чести. Обычно, культуру стыда считают примитивнее культуры чести. Это культура иерархического, сословного общества. На смену ей приходит культура совести. Это продукт христианства, который Ницше считал опасным.

Деспот совершает инцест с сестрой (родом) и матерью (землей ), чтобы перекодировать поток рождения и полное тело земли. Деспотическое государство с азиатским способом производства – это и есть деальное государство Платона. Прежде мы дискутировали о нем потому, что оно слишком уж походило на социализм. Деспотическое государство перекраивает территориальную машину, которую оно сводит к набору рабочих деталей, подчиненных идее. Оно существует всегда как идея и воплощается в разных формах феодального, капиталистического, социалистического и т.п. государства. Государство не довольствуется перекодировкой кирпичиков территориальностей, а занимается изобретением кодов для потока денег, товаров и частной собственности. По Делезу, государство – это желание, которое переходит из головы деспота в сердца подданных.

Раскодировка собственности, денег, торговли, производства происходила еще в Риме, но породило не капитализм, а рабовладельческое государство. Точно также в Европе раскодировка в форме частной собственности, рынка, городов привела к феодализации. Капитализм складывался постепенно, а стадия государства наступает мгновенно.

Капитализм родился из желания раскодирования, он дело случая, когда стыкуются желающая, техническая и общественная машины. Маркс описывает рождение капитализма как встречу раскодированного пролетария и капитала (раскодированных денег), покупающего рабочую силу. Эпоха накопления капитала – накопление документов на право собственности, имеющей малую цену в результате дезинтеграции старой системы; затем продажа собственности в момент повышения цены. Но капитализм не просто спекуляция земельными участками, это инвестиция производства в условиях наличия дешевой рабочей силы. По этим критериям капитализм строится не у нас, а в Китае. Капитализм начинается, когда капитал присваивает производство. Спекуляция – купить, где дешево, продать, где дорого, может существовать в любом государстве. Капитализм – это, когда деньги рождают деньги, благодаря прибавочной стоимости. Капитал относится к типу мертвого труда, который, подобно вампиру, оживает высасывая живой труд. Капитализм развивается на игре двух видов денег – платежа и финансирования, Отсюда различается коммерческий и финансовый капитал. Деньги не просто платежное средство, это разные формы кредита. Одни деньги определяют стоимость рабочей силы, другие - предприятия. Деньги рабочего и капиталиста - разные.

Капитализм - предел всех обществ, он раскодирует потоки, которые прежде кодировались. Но он замнняет коды строгой аксиоматикой, которая удерживает энергию потоков в связанном состоянии. Наоборот, шизофрения является абсолютным пределом, который заставляет переходить потоки в свободное состояние. Шизофрения – это и внешний предел и завершение внутренней тенденции капитализма, это уничтожение и смерть капитализма. Денежные потоки – шизофренические потоки, существующие в имманентной аксиоматике, которая отводит и отталкивает эту ркальность. Язык банкира, генерала, промышленника, среднего или крупного чиновника - это в высшей степени шизофренический язык, но он функционирует только статически в выпрямляющей аксиоматике связывания, которая ставит его на службу капитализму: "Капиталистическая аксиоматика настолько богата, что всегда можно добавить еще одну аксиому – например, для книг какого-нибудь великого писателя, исчислимые характеристики словаря или стиля которых всегда можно изучать при помощи электронной машины, или же для речей сумасшедших, которые всегда можно прослушивать в рамках клинической, административной или же психиатрической аксиоматики."¹²⁰

При капитализме социум становится капиталом-деньгами. То, что записывается - это уже не производители, а силы и средства производства. Отношения происхождения и союза определяет капитал. Отсюда происходит приватизация семьи. Обшество теперь нуждается в воспроизводстве себя в отношениях людей, ибо использует их как простой материал в том режиме, который резко отличается от человеческой формы этого материала. Для него впжно породить капиталиста или рабочего, поэтому семья выкраивается классовым порядком. Индивидуальные лица формипуются как общественные личности. Так капитализм заполняет своими фигурами поле имманетности. Но воспроизводство общественных фигур осуществляется в человечеком материале. Человека вообще недостаточно вылепить из глины, требуется инспирация. Как же тогда частные лица способны быть носителями общественных лиц. Можно перевернуть вопрос, что происходит, когда общественные роли играются индивидуумами. В семье есть отец, мать, дети. Но при капитализме это - симулякры, видимости, иллюзия. "Отец, мать и ребенок становятся симулякрами образов капитала (Месье Капитал, Мадам Земля, и их ребенок – Трудящийся.)"¹²¹

Капитализм заменяет коды аксиоматикой. Психоанализ - это и есть прикладная аксиоматика. Все накладывается на треугольник отец - мать - ребенок, который резонирует ответами "папа-мама". "Эдип рождается в капиталистической системе приложения общественных образов первого порядка к семейным часным образам второго порядка ... Все мы маленькие колонии, а колонизирует нас Эдип".¹²² Семья перестает быть единства идиницей производства и воспроизводства, она становится единицей потребления. Мы начинаем потреблять папу-маму. При этом: папа - деспотический знак, мама - территориальный, и ребенок - кастрированное Эго. По Делезу, Эдип – это несложная легко формализуемая операция, которая однако увлекла всемирную историю. "Эдипов треугольник - это интимная частная территориальность, которая соответствует всем усилиям капитализма, направленным на общественную ретерриторизацию."¹²³ Эдип был непереступаемым пределом в прежних формациях. Он подгоиовлен в архаическом оьществе как незанятый предел, он становится символически занятым пределом в деспотической машине, он занят и обжит в капиталистической формации как воображаемое. Смещенное представляемое стало предметом желания. Фетиши, идолы, образы и симулякры собраны серию.

Фрейд ставит смещенный предел между символическим и воображаемым. Я достигаю желания, когда удается кастрация. Эдип как смещенный предел может быть мифом, трагедией или сновидением. По Делезу в основе этого лежит спиритуализации деспотизма

(католицизм) и интериоризации капитализма лежит нечистая совесть.

Делез так описывает открытие Фрейда. Фейерабах нашел исток религии в антропологии. Маркс описал капитал, не как объект, а как субъективную деятельность, т.е .за отношениями товаров увидел отношения людей. Фрейд определил сущность и природу желания не по отношению к объектам и целям, а как абстрактную субъективную сущность, либидо или сексуальность и соотнес ее с семьей. Вина общества перекладывается на семью, причем на самого маленького ее члена - ребенка. Этим скрывается вина взрослых, которые превращаются в жертв.

Делез указывает на первичность фигуры отца. Это в его голове зарождается параноидальный бред, что его хочет убить сын, чтобы спать с собственной матерью. Невроз сына возникает на почве упреков отца. Эта отцовская деспотическая паранойя является инвестицией общественного поля, производной от его экономического, политического, морального и культурного ландшафта. "Семья во всех отношениях является не определяющей, а лишь определяемой - исходно как начальный стимул, аизатем как конечная система , а еще как посредник или приемник коммуникации."¹²⁴

Общей матрицей бессознательного общественного инвестирования является бред. Имеются два типа общественного инвестирования кочевнический и сегрегационный, паранойя и шизофрения. Параноический бред, инвестирует формацию центрального суверенитета: я отношусь к высшему классу, и шизо-революционный бред: я отношусь к низшей расе.

Главный вопрос шизоанализа: что такое твои желающие машины влечений, как они функционируют, как ты их используешь? Желающие машины ничего не означают, ничего не хотят сказать. Они то, что из них делается, что они делают в самих себе.

Либидо – это энергия, присущая желающим машинам, которые не описываются в понятиях десексуализации или сублимации. Вообще, неясно, счииать их принадлежащими космической энергии («оргон» Райха) или социальной энергии общественных сред. Циничное определение любви как синтеза органики и экономики представляется наиболее верным. Именно органические и общественные среды являются объектом инвестирования бессознательного. Либидо как сексуальная энергия непосредственно инвестирует массы. Она не возникает внутри семьи и не сублимируется в культуре, она повсюду: в том, как бюрократ ласкает свое досье, как судья вершит суд, как буржуазия измывается над пролетариатом. То, что возникает между полами - это лишь часть сексуальности. Сексуальность – это бессознательное инвестирование больших общественных машин, частью которых являются желающие машины.

Тезис шизоанализа прост: желание это желающая машина, синтез машин, их сборка. Желание относится к порядку производства, коиорое является желающим и общественным. Психоанализ превратил этот порядок производства в представление. Бессознательное верит в Эдипа, кастрацию и закон. Поэтому в одно и то же время общественное производство отчуждается в предложительно автономныхи верованиях, а желающее производство изврашается в предложительно бессознательных представлениях. Эту двойную операцию изврашения и искажения, заводящую общественное желающее производство в тупик выполняет семья. Представление по сути является семейным представлением. Производство продолжает жить под этой представляющей инстанцией. Миф и трагедия перестали быть идеологической надстройкой производства и превратились в семейные верования. Греки не верили в Эдипа. В него верят психоаналитики. Вопрос в том, действует отец на бессознательное ребенка как глава семейства или как агент общественной машины. Фрейд считал, что машины отсылают к отцу. В процессе игры ребенок заселяет общественно-технические машины своими собственными желающими машинами. Там где были поля, цехи и иные производственные единицы психоаналитик возводит цирк представлений.

Реально производство начинает определять представление в 19 в. И психоанализ причастен к открытию фундаментальной роли производственных единиц. Фрейд основал желающую экономию, открыл субъективную, абстракную сущность просто желания, то есть сферу производства. Оно обнаруживает игру машин детерриторизации. Это допрезентативное поле продолжает жить под Эдипом. В ходе критики Юнга Фрейд указывает на сущность желания, отчуждаемую в мифе.

Итак, докапиталистические общества кодируют желания, капитализм не ограничивает их, например, моралью, ибо медиумом общества становятся деньги. Но, вообще то они долгое время сосуществовали, да сегодня еще не все продается. Поэтому нельзя считать деньги универсальным средством улаживания всех конфликтов. Любовные отношения опосредуются галантным дискурсом и требуют для своего осуществления некой "поэзии". На науку и бизнес накладываются моральные ограничения. Таким образом, существует множество медиумов, посредством которых общество нормализует поведение индивидов. Поэтому идея Делеза не стыкуется с системной теорией Лумана, который считал язык метасистемой, посредством которой общество наблюдает самого себя. Делезова "теория" остается в принципе марксистской. Производство затрагивает сферу желаний, точнее создает ее посредством своеобразных машин. Это происходит на доморальном и дорефлексивном уровне. Поэтому разоблачения эдипова комплекса как идеологического диспозитива недостаточно для его устранения. Для этого недостаточно и "революции" в способе производства, ибо она порождает соответсвующие машины желания. Для борьбы с желанием истмат должен быть дополнен шизоанализом.