- •Глава 1
- •Глава 2
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Глава 5
- •Глава 6
- •Глава 7
- •Глава 8
- •Глава 9
- •Глава 10
- •Глава 11
- •Глава 12
- •Глава 13
- •Глава 14
- •Глава 15
- •Глава 16
- •Глава 17
- •Глава 18
- •Глава 19
- •Глава 20
- •Глава 21
- •Глава 22
- •Глава 23
- •Глава 24
- •Глава 25
- •Глава 26
- •Глава 1
- •Глава 2
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Глава 5
- •Глава 6
- •Глава 7
- •Глава 8
- •Глава 9
- •Глава 10
- •Глава 11
- •Глава 12
- •Глава 13
- •Глава 1
- •Глава 2
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Глава 5
- •Глава 6
- •Глава 7
- •Глава 8
- •Глава 9
- •Глава 10
- •Глава 11
- •Глава 12
Глава 1
ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ К ВЫВЕДЕНИЮ ЕДИНСТВА И БЕСКОНЕЧНОСТИ ВСЕЛЕННОЙ
Науке незнания очень поможет, если из нашего первого принципа мы сначала
выведем некоторые общие предпосылки; они дадут возможность приемами
одного и того же искусства получать бесконечное множество сходных
положений и прояснят нижеследующее.
В основе всего сказанного лежало, что к максимуму бытия и возможности^1
нельзя прийти через превышаемое и превышающее. Соответственно мы вывели
выше^2 , что точное равенство присуще только Богу, откуда следует, что
помимо него все на свете различно: никакое движение не может быть равно
другому и одно не может быть мерой другого, раз мера неизбежно
отличается от измеряемого.
Можешь делать на этом основании бесчисленные выводы. Скажем, в
приложении к астрономии ты легко заметишь, что вычислительное искусство
лишено точности, раз оно исходит из предпосылки, что движением Солнца
можно измерить движение всех других планет. Положение неба, будь то
какое-либо место, восход или заход созвездий, возвышение полюса и
подобные вещи точно познать тоже невозможно, а поскольку и никакие два
места не согласуются в точности по времени и положению, то ясно, что
частные суждения на основании звезд далеки от точности.
Если потом то же правило применишь к математике, увидишь, что в
геометрических фигурах актуально достичь равенства невозможно: ни одна
вещь не совпадает в точности с другой ни по фигуре, ни по размеру, и
хотя правила построения фигуры, равной данной, в своих логических
основаниях верны, однако актуально равенство разных фигур недостижимо.
Поднимись отсюда к пониманию того, что хотя истина допускает равенство
себе в отвлечении от материальных вещей, скажем, в рассудке, но на опыте
в вещах это совершенно невозможно, здесь оно всегда неполное.
Дальше, в музыке нет точности по тому же правилу. Ничто не согласуется
ни с чем ни по весу, ни по длине, ни по толщине, и поэтому невозможно
найти такие точные гармонические пропорции между различными тонами
свирелей, колоколов, человеческих голосов и других инструментов, чтобы
не могло быть более точных. Степень соразмерности истине разная у разных
инструментов и у разных людей; во всем обязательно есть различие в
зависимости от места, времени, сложения и прочего. Опять-таки точная
пропорция усматривается только в своем логическом основании, и мы не
можем среди чувственных вещей познать на опыте сладостнейшую гармонию
без несовершенства, потому что тут ее нет. Поднимись отсюда к пониманию
того, что точнейшая максимальная гармония есть пропорция, состоящая в
совершеннейшем равенстве, и человек не может услышать ее телесно, потому
что, будучи всеобщим строем, она поглотила бы тогда в себе строй нашей
души, как бесконечный свет поглощает всякий свет; так что если бы
отрешенная от чувственных вещей душа смогла духовным слухом услышать
гармонию высшего согласия, она исступила бы из себя в восторге. Здесь
можно почерпнуть высокое наслаждение, думая и о бессмертии нашей
разумной и рассудочной души, хранящей в своей природе нетленный строй,
по согласию или несогласию с которым она сама собой улавливает в музыке
гармонию и диссонанс, и о вечной радости, в которую, отрешившись от
мира, перенесутся блаженные. Однако об этом в другом месте^3 .
Наконец, приложив наше правило к арифметике, мы увидим, что никакие две
вещи не могут сойтись в своем числовом определении, а поскольку с
изменением числа, растяжимые до бесконечности, меняются состав,
сложение, соотношение, гармония, движение и вообще все, то мы и отсюда
понимаем меру нашего незнания. Раз никто не тождествен другому ни в чем
— ни ощущениями, ни воображением, ни разумом, ни исполнением, будь то в
писании, живописи или другом искусстве, — то если бы даже кто-то тысячу
лет старался подражать другому, он все равно не достигнет точности, хотя
бы чувствами разница иногда и не воспринималась. Искусство по мере сил
подражает природе^4 , но тоже никогда не сможет в точности уподобиться
ей, так что медицина, равно как алхимия, магия и другие искусства
превращений, все лишены точной истины, пускай одно из них истиннее в
сравнении с другими, скажем, медицина истиннее, чем науки о
превращениях, как само собой очевидно.
Еще один вывод из того же основания. Раз мы имеем превышаемое и
превышающее у противоположностей (простого и сложного, абстрактного и
конкретного, формального и материального, тленного и нетленного и так
далее), то, значит, невозможно прийти ни к чистому различию
противоположных, ни к стечению в одном среднем абсолютно равных свойств:
все состоящее из противоположностей располагается по ступеням различия,
одного имея больше, другого меньше и приобретая природу той из
противоположных вещей, которая пересилила другую. На этом пути рассудок
исследует и познает вещи: мы видим, что в одной вещи сложность пребывает
в некой простоте, в другой — простота в сложности, в третьей тленность
обнаруживается в нетленности, в четвертой наоборот и так далее, как мы
разъясним в книге "Предположений", где об этом будет идти речь
подробнее^5 . Уже немногого сказанного достаточно, чтобы показать
чудесную силу ученого незнания.
И еще. Подходя ближе к нашему предмету, скажу: поскольку, как наблюдаем
при увеличении числа и постоянном делении, нельзя подняться до максимума
и опуститься до минимума просто, иначе получился бы постепенный переход
к бесконечности, то ясно, что для всякой данной конечной вещи
обязательно всегда возможна и б`ольшая или по количеству, или по силе,
или по совершенству и другим признакам (раз среди вещей невозможен
максимум или минимум просто). Причем, как только что говорилось, этот
процесс к бесконечности не приводит. Ведь раз любая часть бесконечности
бесконечна, то "больше" и "меньше" там, где совершается восхождение к
бесконечности, будет противоречием в себе: "больше" и "меньше" чуждо и
бесконечности и чему бы то ни было соразмерному бесконечности, поскольку
такое само с необходимостью бесконечно. Окажись возможным в актуальном
восхождении прийти к бесконечному числу, двойка не была бы в нем меньше
сотни, а бесконечная линия, состоящая из бесконечного множества линий в
две пяди, не была бы короче бесконечной линии, состоящей из бесконечного
множества линий в четыре пяди. Поэтому невозможна вещь, ставящая предел
божественной потенции, которая для любой данности может создать и
большую в меньшую, разве что данность эта будет одновременно абсолютным
максимумом, как мы выведем в третьей книге.
Соответственно только абсолютный максимум негативно бесконечен; только
он есть то, чем может быть во всей потенции. Наоборот, Вселенная,
охватывая всё, что не есть Бог, не может быть негативно бесконечной,
хотя она не имеет предела и тем самым привативно бесконечна^6 . При
таком рассмотрении она не конечна и не бесконечна. Действительно, она не
может быть больше, чем есть, и это от недостатка: возможность, или
материя, не простирается за свои пределы. Одно и то же сказать, что
Вселенная всегда может быть актуально больше, и сказать, что существует
переход возможности в актуальную бесконечность, а такое невозможно,
поскольку бесконечная актуальность, то есть абсолютная вечность и сама
актуальная потенция всякого бытия, не может происходить из возможности.
Хотя в свете бесконечной божественной потенции, которая беспредельна,
Вселенная и могла бы быть больше, но из-за неподатливости бытийной
возможности, или материи, которая не простираема актуально до
бесконечности, Вселенная не может быть больше и, значит, не имеет
предела потому, что актуально невозможно ничто большее ее и кладущее ей
предел; словом, она привативно бесконечна. Опять-таки Вселенная
актуально существует только в конкретной определенности, в которой она
существует тем наилучшим образом, какой допускает устройство ее природы;
ведь она — творение, с необходимостью происходящее от абсолютного
божественного бытия, как мы покажем ниже в нашем знающем незнании с
возможной краткостью, ясностью и простотой.