162 Раздел III. Высшие моральные ценности

Глава 7. Добро и Зло ш

7.3. Добро и зло: особенности и парадоксы

Сложности в определении и понимании добра и зла коренятся в их особенностях. Первая из них— всеобщий, универсальный

характер Добра и Зла. Если, скажем, честь и достоинство — сугубо личностные оценки человеческих качеств, проявляющиеся в меж­личностных отношениях, то под «юрисдикцию» добра и зла подпа­дает все: и человеческие отношения, и отношение человека к приро­де и миру вещей.

Заметим, однако, что всеобщность и универсальность не мешают добру и злу отличаться второй особенностью — конкретностью и непосредственностью. Они — понятия исторические, зависящие от реальных общественных отношений.

Так, в первобытном обществе добром считалось все, что способствовало выживанию рода, то есть добродетелью были не только мужество и храбрость, но и коварство, хитрость и даже жестокость. С появлением частнособственнических отношений добро начало отождествляться пре­имущественно с материальным благополучием, богатством, а поскольку распределялось оно неравномерно, то достижение добра одними осуще­ствлялось зачастую за счет причинения зла другим.

Третья важнейшая особенность добра и зла — это то, что они феноменысубъективные, то есть не принадлежащие объективному миру, а относящиеся к деятельности человеческого сознания. Дей­ствительно, в природе, например, нет явлений, которые безотноси­тельно к человеку были бы добром или злом. Это мы, в зависимости от своих нужд, интересов, условий жизни, относим одни вещи и яв­ления к разряду «добрых», другие — к разряду «злых». Дело в том, что добро и зло — понятия не толькоценностные, но иоценочные. При их помощи мы положительно или отрицательно оцениваем то или иное природное, социальное явление, моральные качества и по­ступки людей. Но как всякие оценочные понятия они несут в себе элемент человеческой субъективности, личной пристрастности, эмо­циональности.

Проявляется субъективность, во-первых, в том, что разные субъекты в силу разницы в понимании, интересах, отношениях могут иметь различное представление одобре и зле. Так, для одного добро — «награда сердцу» — «счастье и покой», для другого — гражданское неравнодушие и борьба за справедливость, для третьего — духов-

ное и интеллектуальное самосовершенствование, для четвертого — материальный достаток и т.д. и т.п. Представляете, как людям трудно понять друг друга, договориться, особенно если их оценки взаимо­исключающи, а нетерпимость не позволяет стать на точку зрения другого. И тогда «доброе» становится «злым». Вот как подметил эту особенность добра русский философ Л. Шестов: «Таково уж свойство добра. Кто не за него, тот против него. И всякий человек, признавший суверенность добра, принужден уже делить своих ближ­них на хороших и дурных, то есть на друзей и врагов своих». Этим, в частности, Л. Шестов объясняет максималистскую позицию Льва Толстого, для которого, с одной стороны, служить добру было «не только не бремя, а облегчение от бремени», но, с другой стороны, это как бы давало ему право «требовать от других людей, чтобы они делали то, что он делает, жили так, как он живет».

Кстати, этим недостатком «грешил» не только Л. Толстой, но многие другие люди, в том числе и мы с вами. Особенно развивается он у тех, кто имеет власть над другими. В этом случае им кажется, что они владе­ют монополией на истину и добро, а также правом обратить в «свою веру» всех сомневающихся и инакомыслящих — для их же блага. Так думают и действуют семейные тираны: ведь они точно знают, что имен­но нужно для счастья их близких, и поэтому требуют безоговорочного послушания; так думают и действуют политические диктаторы: они тоже знают, что есть добро для народа и действуют «от имени и в интересах» народа, даже если для этого надо творить насилие над народом — от ГУЛАГов до цензуры над печатью. Но насильственное добро уже не есть добро: нельзя насильно заставить людей быть счастливыми или добродетельными.

Во-вторых (и это вытекает из «во-первых»), в силу тех или иных причин то, что для одного человека объективно выступает в виде добра, для другого является (или ему кажется, что является) злом. Так, для больного предстоящая операция однозначно воспри­нимается как зло; для хирурга же, видящего картину болезни с про­фессиональной точки зрения, она — единственная форма помощи, а значит — добро.

А в области человеческих отношений?.. Плохой-хороший, добрый-злой... Такое двухцветное деление мира начинается еще с детского сада и нередко проходит через всю жизнь. Со временем выясняется, что «пло­хой» с нашей точки зрения для других вовсе не так уж и плох, у него,