Московские стрельцы.

Иван IV отправлял своих агентов в Европу с целью найма военных специалистов. После того как московская армия в ходе Ливонской войны заняла Нарву, корабли из Дании, Англии и Германии стали ежегодно привозить стратегиче­ские товары (серу и селитру, свинец, ручное огнестрельное оружие — самопалы и пистоли), а также разного рода мастеров, искусных в военном деле. В 1569 г. Иван IV предлагал английской королеве Елизавете I заключить договор, согласно одной из статей которого было бы дано разрешение «поступать в службу великого князя всем тем мастерам и ремесленникам, которых он отыщет в её королевстве для лучшего устройства своего военного дела». Вполне понятно, что западный сосед Ивана IV, польский король Сигизмунд Ав­густ, был напуган результатами «нарвского плава­ния» и, не желая усиления русской армии, умолял Елизавету I запретить его.

При Иване IV на московской службе числилось 1200 иностранных солдат и офицеров, заведена была шотландская рота, которой командовал Джимми Лангетт, а также наёмная кавалерия, возглавляемая нидерландским дворянином Захариусом Глизенбергом. Наёмники были поселены в Немецкой слободе на Болвановке под Москвой.

401

ВОРОТНИКИ,

ЗАТИНЩИКИ, ПУШКАРИ

И СЛУЖИЛЫЕ КАЗАКИ

Служилыми людьми «по прибору» (т. е. существо­вавшими на государево денежное жалованье) назы­вали не только стрельцов. К ним причисляли воро'тников, затинщиков, пушкарей, служилых («городовых») казаков и других ратников.

Затинщики и воротники назначались, как правило, из посадских людей. Занятия мелкой торговлей и ремеслом они успешно совмещали с военной службой. Обязанностями воротников считалась оборона городских стен и ворот, а также сменное несение караула. Главным оружием затинщиков была тяжёлая «затинная пищаль» — нечто среднее между небольшой пушкой и ружьём. Ходить с ней в походы было весьма затруднительно, однако при обороне крепостей именно затинные пищали представляли собой грозное оружие. Установленные «за тыном», т. е. за стеной (отсюда и название), они были неуязвимы для враже­ского огня.

Пушкарей (артиллеристов) вознаграждали деньгами, а иногда и земельными пашенными наделами. Служба их передавалась по наследству. В XVI—XVII вв. в городах выросли «пушкарские слободы» — целые поселения, где жили эти воины со своими семьями. В середине XVI в. для них были учреждены специальные «уставные грамоты», которые определяли порядок и условия военной службы и её обеспечения. Любопытно, что среди пушкарей Московского государства можно было встретить немало иноземцев, чаще немцев.

Служилые, или «городовые», казаки, которых на­бирали на службу из «вольных казаков» российских окраин, впервые упоминаются в источниках ещё в XV в. В следующем столетии уже многие тысячи таких казаков числились на московской службе. Они участво­вали во всех крупных военных кампаниях Московского государства. Как и пушкарей, городовых казаков жало­вали деньгами и землёй, причём землю они нередко получали в коллективное пользование. Правда, земельные наделы им давали меньших размеров, чем служилым людям «по отечеству» (т. е. дворянам, которые считались служилыми из поколения в поколение по наследству), но по сравнению со служилыми «по прибору» казаки были в большем выигрыше. Нередко они становились «детьми бояр­скими», приобщаясь таким образом к низшему звену дворянского сословия. Особенно грозную силу казаки представляли во времена Смуты начала XVII в. Общая численность их возросла в несколько раз, казачье войско всё больше напоминало настоящую армию. Очень часто гарантией победы одного из противников был переход на его сторону казачьих отрядов.

Во времена царя Фёдора Ивановича в москов­ских войсках было уже 4300 иностранцев, глав­ным образом поляков и жителей Украины, находившейся тогда в составе Речи Посполитой, а также голландцев, шотландцев, греков, турок, датчан и шведов. По-прежнему немцы служили в артиллерии; начали наниматься в русское войско первые французы, среди которых оказался капи­тан Жак Маржерет, оставивший весьма подробные мемуары о своём пребывании в России времён Смуты. А Борис Годунов принимал на службу лифляндских (прибалтийских) дворян, давая им поместья так же, как и дворянам русским.

До начала XVII в. иностранных наёмников старались использовать на восточных и южных границах, против крымских и сибирских татар, — по той же причине, по какой служилых татар отправляли на западные рубежи. Но Смута нарушила эту традицию: хорошо организованные и вооружённые отряды иностранцев начали вы­ставлять против поляков, поскольку в обстановке всеобщего «разброда и шатания» не всегда можно было рассчитывать на верность собственно русских войск. Первые Романовы после Смутного времени возобновили найм солдат и офицеров в Европе. С конца 20-х гг. XVII столетия численность их стремительно возрастает в связи с готовящейся войной за Смоленск с Речью Посполитой, и в 1632 г. иностранных наёмников насчитывалось уже более 6 тыс. В московское войско начинают принимать с разбором, требуют от наёмников «честные отпуска», т. е. документы, удостове­ряющие их военную «квалификацию» и послуж­ной список. Правительство было озабочено вербов­кой не столько рядовых, сколько «начальных людей», которые смогли бы выполнять обя­занности инструкторов. В 1630—1670 гг. евро­пейских офицеров брали на службу сотнями. Таким образом, вовсе не Пётр I впервые предоста­вил иностранцам возможность карьеры в русской армии: к началу его правления наёмники и военные специалисты из Западной Европы уже составляли солидный процент в вооружённых силах России.

АРТИЛЛЕРИЯ

ГОСУДАРЕЙ

МОСКОВСКИХ

Первые известия о появле­нии на Руси пушек относятся к 80-м гг. XIV столетия. В 1382 г. москвичи встретили пушечным огнём с крепостных стен ордынцев хана Тохтамыша. Артиллерия неоднократно применя­лась на Руси и в XV в. — во время междукняже­ских конфликтов. Но её использовали только при осаде или защите крепостей, да и «искусство рус­ских пушкарей было невелико» — так (во всяком случае, ещё в первой четверти XVI в.) отзывались о нём приезжие иностранцы.

Но при Василии III положение вещей реши­тельно меняется: во-первых, количество орудий растёт чрезвычайно быстро (например, под Смо­ленском в 1512 г. у государя московского было уже 2 тыс. пушек); во-вторых, артиллерию стали

402

включать в состав полевых армий и применять в сражениях. Тогда же родилась и русская конная артиллерия.

В эпоху правления Ивана IV появляются первые известные русские пушечные литейщики (Семён Медведев, Андрей Чохов и др.), а царские пушкари приобретают в бесконечных войнах огромный опыт. Пушки, или, как их тогда называли, «наряд», сыграли первостепенную роль во время взятия русскими войсками Казани, Феллина (Вильяна), Нарвы и Полоцка. Во время осады Полоцка в феврале 1563 г., как об этом рассказывал впоследствии один из очевидцев, стоял такой пушечный гром, что казалось, будто «небо и вся земля обрушились на город». Москов­ские пушки бомбардировали стены городского замка ядрами весом более 300 кг. Во времена правления Ивана IV калибр пушек, привезённых в 1552 г. под стены Казани, измеряли величинами ядер: «в колено человеку и в пояс». В 1577 г., когда армия Ивана Грозного пыталась взять Ревель (Таллинн), каждое русское орудие сделало по тысяче выстрелов. Пушкари научились применять каменные, свинцовые и железные ядра, железный «дроб» и огненные снаряды — ядра, раскалённые на огне. Каждый год зимой артиллеристы упраж­нялись в стрельбе за чертой Москвы, ведя огонь по деревянным срубам, наполненным землёй.

В конце XVI в. московский артиллерийский ар­сенал (т. е. запасы вооружения и боеприпасов) был одним из лучших в Европе. Один англичанин, по­сетивший тогда Россию, заметил: «У русских пре­красная артиллерия из бронзы, всех родов: ма­ленькие пушки, двойные, королевские, фальконеты, василиски и прочие. У них же есть шесть бое­вых орудий, ядра которых до аршина высотой, так что, когда они летят, их легко различаешь. У них много мортир, из которых они стреляют греческим огнём (зажигательной смесью. — Прим. ред.)».

В XVII в. значение артиллерии выросло, вновь увеличилось и количество пушек. В 140 крепостях России, не считая Москвы и сибирских городов, находилось около 4 тыс. орудий с большим запасом ядер, пороха, гранат и других «пушечных припа­сов». Большие армии отправлялись в походы, располагая «нарядом» по нескольку сотен стволов разных типов: «проломные», «гранатные», «скоро­стрельные» пушки и др. Со второй половины XVI в. каждому полку придавался «полковой наряд» — определённое количество орудий. Более того, при царе Алексее Михайловиче каждая рота дворцовой охраны имела свои собственные пушки. Сам Алексей Михайлович изобретал новые их типы. Петровская эпоха застала русскую артил­лерию в состоянии бурного развития.

ТАКТИКА

И УПРАВЛЕНИЕ

ВОЙСКОМ

В походах и сражениях вто­рой половины XV — начала XVII вв. армии московских государей делились на пол­ки. Для участия в малозначительных боевых опе­рациях обычно отправляли армию, состоявшую из

Пушка, отлитая в Москве

иностранным мастером

Павлином Фрязиным в 1488 г.

Летописная миниатюра.

трёх полков, в крупных — из пяти: «большой полк», «передовой полк», «полк правой руки», «полк левой руки» и «сторожевой полк». Первый из них был всегда самым мощным и многолюдным, несколько слабее его бывали передовой полк и полк правой руки, а самыми малочисленными — полки левой руки и сторожевой. В самых зна­чительных походах к этим воинским соединениям добавлялись два других: «государев полк» — от­борный, сильнейший в армии, в состав которого входил двор государя; и, кроме того, «яртоул» — небольшой дозорный отряд. Численность полков варьировалась от нескольких сотен до многих ты­сяч воинов (в зависимости от масштабов похода), и в их число входили дворянская конница, слу­жилые татары и казаки. Стрельцы и «наряд» (артиллерия) имели свою собственную, отдельную от полков организацию. Только в середине XVII в. в связи с зарождением полков нового строя в войсках России начали появляться воинские части с постоянными составом и численностью.

Чаще всего военные действия начинались в мае и прерывались в августе, когда дороги размывало дождями. Или же в поход выходили по зимним дорогам, по льду рек, в ноябре — феврале, до весенней оттепели и распутицы. Ежегодно на южную границу — к Оке и в рязанские земли — отправлялись десятки тысяч воинов, чтобы оборо­нять рубеж от татарских набегов. В битвах с татарами московские воеводы любили применять «гуляй-город» — подвижную крепость, состояв­шую из щитов, поставленных на телеги, из-за

403

Иван IV в походе.

Миниатюра из рукописной книги.

которых стрельцы ружейным и пушечным огнём отгоняли легкоконных всадников. В 30—50-х гг. XVII в. на юге России были построены мощные «засечные черты» — линии укреплений, усилен­ных крепостями («острогами»), ставшие прочной преградой на пути крымчаков. Необходимость в «гуляй-городе» отпала.

Против западных соседей использовалась иная военная хитрость: по словам итальянца Барберини, посетившего Московское государство при Ива­не IV, «всякий раз, когда случится московскому государю затеять войну, он повелевает, чтобы по дороге были всеми поселянами выставлены их лошади для почтовой езды, и таким образом от шести до восьми тысяч людей, по пятисот человек разом, пролетают в несколько часов из одного места в другое, так что войско вторгается в неприятельскую землю внезапно».

В открытых полевых сражениях московским

войскам не очень-то везло, поскольку они не отличались высокой организованностью. Но при осаде или обороне крепостей ратники московских государей проявляли и упорство, и мужество, и высокое воинское искусство.

В бою русские полки издавали ужасающий шум и грохот, но не столько из-за ружейной и пушечной пальбы, сколько благодаря бою в барабаны («накры»), литавры, бубны, которые вёз с собой чуть ли не каждый всадник, а также завыванию зурн и разных типов труб, позаимствованных у восточных народов. Подобным образом воеводы пытались устрашить неприятеля. В иных случаях при помощи барабанных сигналов производилось управление войсками.

Во главе полков и крепостей ставились одновре­менно по двое-трое воевод, чтобы они присматри­вали друг за другом и не позволяли старшему из них — первому воеводе — замышлять измену или проявлять нерадение к делам. У стрельцов и при «наряде» всегда стояли отдельные воеводы. Через год или два всех воевод в крепостях меняли. В помощь воеводам назначались грамотные чинов­ники — дьяки. Основным фактором при распре­делении должностей («мест») считались знатность и занятие предками более или менее важных постов, хотя наряду с этим учитывалась и «служба», т. е. служебные качества кандидатов на должность. Если одному из воевод казалось, что менее знатный человек занял в войске «место», равное его собственному или выше, то он прини­мался «местничать»: писать челобитные на имя государя, жалуясь, что ему «невместно» сидеть на должности ниже такого-то «худородного».

Местничество имело силу почти что закона. Во время боевых действий местнический спор мог страшно навредить делу: например, в 1530 г. под Казанью московские воеводы несколько часов подряд спорили, кому из них достойнее будет первому войти в город, в момент, когда ворота были отворены, а сами казанцы в страхе покинули стены. Между тем полил дождь, пушки и пищали были брошены стрельцами у самых стен. Казанцы пришли в себя, захватили «пищальный наряд» и организовали отпор. В 1579 г. местничать затеяли младшие воеводы в Полоцке, в то время как городу угрожали польско-литовские войска короля Сте­фана Батория. Местнические дела отличались упорством и обоюдным нежеланием уступать: ведь за спиной спорщиков стояли их семьи и роды, которые потерпели бы «поруху в чести» в случае проигрыша местнического дела. Впоследствии внучатому племяннику могли припомнить, что когда-то брат его деда «сидел двумя местами ниже» такого-то, и потому ему сейчас «невместно» быть наравне с потомками начальника дальнего и непрямого родственника. Поэтому знатные люди предпочитали не идти в поход, подвергнуться царской опале и ссылке, но только не претерпеть

404

Боевой корабль «Орёл», построенный при Алексее Михайловиче.

Вооружение русских воинов.

местнического «бесчестия». Один из любимцев Ивана Грозного, видный опричник и думный дворянин Михаил Безнин, заявил, что в случае проигрыша местнического дела он уйдёт в мо­настырь. Не имея в своём распоряжении никаких других «начальных людей», кроме тех, кто происходил из родов российской знати, государи московские долго мирились с местничеством. В 50-х гг. XVI в. оно было несколько ограничено, но просуществовало ещё более века. Отменил его лишь царь Фёдор Алексеевич в 80-х гг. XVII в.

Роль «министерства обороны» Московского государства играл Разрядный приказ, ведавший назначением на все должности, формированием полевых действующих армий и крепостных гарни­зонов, а также обеспечением служилых людей землёй. Другими «военными» приказами были Стрелецкий и Пушкарский. В XVII в. к ним добавилось несколько новых: Казачий, Инозем­ский и Рейтарский приказы, Приказ сбора ратных людей, Приказ сбора даточных людей, Приказ драгунского и солдатского отпуска. Все эти последние учреждения просуществовали по не­скольку десятилетий. Названия сами указывают на род выполняемых ими функций.

За трусость, измену или упущение по службе служилого человека ожидали конфискация зе­мельных владений, заточение в тюрьме, наказание кнутом, невзирая на знатность и возраст, и даже осуждение на пытку и смертную казнь. Зато и награждать московские государи умели щедро. Наградами в XVI—XVII вв. могли служить новые поместья, деньги, драгоценности, меха, шубы. Знаком особого отличия считались золотые монеты и своего рода медали из золота с изображением царствующих особ.

Российские и иностранные историки по-разно­му оценивали эффективность военной машины Московского государства: всё устройство русских вооружённых сил попеременно то подвергалось преувеличенно резкой критике как никуда не годное, то превозносилось до небес как неизменно победоносное. Наиболее разумное и трезвое суж­дение по этому поводу принадлежит английскому историку Джону Кипу. Он полагает, что в допетровское время русская система военной организации и управления войсками, несмотря на всю громоздкость и хаотичность, была хорошо приспособлена к решению стоявших перед ней задач, проявляла гибкость и быстродействие. Хотелось бы добавить, что, когда назревала необходимость проведения реформ в военной сфере, русское правительство, стремясь не отстать от Европы, прикладывало в этом направлении максимально возможные усилия и никогда не жалело средств.

406