1700 Г.— спустя два месяца после заключения мирного договора

между Россией и Турцией. Панегирик не привлек сколько-нибудь

значительного внимания в России, раскупался плохо и принес

издателю «много убытков». Отсутствие должного внимания к па-

негирику Копиевского объясняется отчасти новой ситуацией.

Идеи, выраженные в панегирике, на какое-то время потеряли

свою злободневность — изменившаяся международная обстановка

выдвигала на передний план борьбу за выход к Балтийскому

морю. Петр I сразу же после получения известий о подписании

мирного договора с Турцией в августе 1700 г. объявил войну

Швеции и двинул русские войска к Нарве 29. Началась длитель-

ная Северная война.

Неудачи в первые годы Северной войны стимулировали про-

ведение широкого круга реформ, направленных на оздоровление

и укрепление Русского государства. В ходе реформ Петру I

пришлось столкнуться с непониманием и сопротивлением до-

вольно значительных слоев русского общества. Пытаясь при-

влечь на свою сторопу широкие массы населения, Петр исполь-

зует новые формы и новые методы пропаганды. Среди них пер-

вое место, по мнению Петра, должен был занять театр, причем

не придворный театр, существовавший во времена его отца царя

Алексея Михайловича, а народный массовый театр, в который

могло бы «повольно» ходить множество «охотных смотрелыци-

ков». Для этих целей в 1702 г. в Москву приглашается стран-

ствующая труппа Иоганса Кунста. Петр рассчитывал, что труппа

покажет спектакли, пропагандирующие новые начинания прави-

тельства. Однако эти требования оказались для театра непосиль-

15

ными, и в 1706 г. первый государственный общедоступный театр

прекратил свое существование.

Новые репертуарные требования в какой-то степени выпол-

нил школьный театр Славяно-греко-латинской академии. Он

предпринял постановку панегирических пьес, которые нашли жи-

вой отклик у современников. Пьесы «Страшное изображение вто-

раго пришествия», «Торжество мира православнаго», «Ревность

православия», «Свобождение Ливонии и Ингерманландии», «Бо-

жие уничижителей гордых... уничижение» были поставлены по

горячим следам текущих событий и имели определенное пропа-

гандистское звучание.

Начало школьных постановок в Москве исследователи связы-

вают с реформой Славяно-греко-латинской академии, когда ука-

зом царя было предложено «завесть в Академии учения латин-

ские», для чего и были приглашены преподаватели и студенты

Киево-Могилянской академии30 Украинский школьный театр

развивался в тесной связи с польским театром, в практику ко-

торого в XVII в. активно внедрялась политическая тематика,

связанная с прославлением побед, высокоторжественных дней,

именин2 с приездом в город лиц царской фамилии или крупных

магнатов. Это направление в практике украинского школьного

театра нашло благоприятную почву в театре московской Славя-

но-греко-латинской академии.

Откликом на злободневные политические события явилась

постановка второй пьесы этого театра — «Страшное изображение

втораго пришествия», которая состоялась 4 февраля 1702 г.

Этот спектакль, считает В. Д. Кузьмина, «входил в состав сто-

личных празднеств по поводу Эрестферской победы» 31. В пьесе

отражены польско-литовско-русские отношения. В 1701 г. войска

Карла XII вторглись в Литву и, разграбив ее, вошли на терри-

торию союзницы России — Польши. Победа русских войск при

Эрестфере поколебала представление о непобедимости шведской

армии. В пьесе Марс Российский сообщает зрителям, что он по-

бедил «гордящихся» шведов, привыкших «ухищати царства».

Фортуна возлагает на него венец, поздравляя со «славной по-

бедой на врагов тщеславных». Победа и Фортуна вместо гнезда

Орлу украшают «трофеум или столп торжественный», и Орел,

слетев на столп, громко поражает «оружием огненным... нахо-

16

дящыя ляхи» В следующей пьесе, «Действо о семи свободных

пауках», также звучит панегирическая тема — в стихах прослав-

ляется «царь российский» Петр, который

Устрашает бусурман, агарян проклытых,

Покоряет под нозе мечем, пленом взятых

Всех храбро.

Паче же еретиков всех богоотступных,

Шведов, немцов проклятых, законопреступных

Злодеев.

Побеждает их войска, емлет же и грады,

Разоряет их места, мнимыя ограды

Их тверды 33.

В пьесе панегирически обыгрывается значение имени Пет-

ра — «камень», которое будет столь популярным у всех крупных

проповедников петровского времени: «Ты еси камень, в Христе-

бозе нареченный, || Еже помазан есть царь и Петр проречен-

ный || самем им» 34.

Аллегорическому прославлению первой победы русских войск

при Эрестфере была также посвящена пьеса «Царство мира,

идолослужением прежде разоренное и проповедию апостола

Петра паки возставленное», приуроченная ко дню царских име-

^ пин. Апостол Петр, одерживающий победу над волхвом Симоном

о,- и нечестивым царем Нероном, служил в пьесе аллегорической

-о параллелью к борьбе между Петром I и Карлом XII. Содержа-

пне пьесы предельно абстрагировано, перенесено в область веры

>>. и морали, и только в эпилоге восхваляется непосредственно

Петр: гениуш апостола Петра, Благочестие и Мир православный

слагают Петру I похвальные анаграммы из его имени 35.

К новой блестящей победе русского оружия — взятию Ноте-

бурга — Славяно-греко-латинская академия поставила пьесу

«Торжество мира православнаго», которая представляла перера-

ботку «Царства мира». Дошедшая до нас программа этой пьесы

состоит из программы «Царства мира» и заново написанного III

действия, где на смену апостолу Петру приводит российский

Марс. Здесь уже чувствуется стремление отобразить конкретные

события Северной войны 1702 г. В I явлении Злочестие, чтобы

вредить православию, «вжигает две кометы, луну таврикийскую

(символ крымского хана.— В. Г ) и Льва шведскаго». Имеется в

виду вполне реальная угроза вторжения крымского хана в преде-

лы России, несмотря на 30-летний мирный договор с Турцией,

под чьей протекцией находился хан. В явлении III колесницу

триумфатора-российского — Марса — влекут побежденные Лев и

Змея, символизируя одержанные Петром победы над Швецией и

Турцией.

После сдачи шведами 1 мая 1703 г. Ниеншанца, а затем

Яма, Копорья, Шлотбурга, на берегах Невы был заложен новый

город «парадиз» — Петербург. В феврале 1704 г. в Славяно-

греко-латинской академии в связи с этими событиями было по-

ставлено школьное действо «Ревность православия, древле чрез

презелнаго ревнителя и непобедимаго вожда израильтескаго

Иисуса Навина прообразованная, ныне же в равных прехрабрых

ревнителях православных истинно зримая...» В этой постановке

подвиг Петра I уподоблялся подвигу Иисуса Навина. Символи-

ческое сопоставление Иисус Навин — Петр — «российский Ав-

густ», использованное в проповеди Стефаном Яворским, находит

соответствующую параллель в подстановке Иисус Навин —

Петр — православный Марс в пьесе «Ревность православия».

Здесь Иисус Навин выступает в качестве защитника Церкви и

Благочестия, которые хочет поглотить шведский Лев. Иисус

Навин вооружен мечом, врученным ему Словом божием; тем са-

мым подчеркивается, что война со Швецией освящена богом.

Панегирическое звучание пьесы значительно усилено по

сравнению с предшествующими постановками: «Triumphus fidelium

cum interludio» или «Торжество при войсках» завершает

вторую часть, Церковь благочестивая ликует по поводу разру-

шения града иноверных Беллоны (I явл., ч. III), персонажи со-

ставляют arcus triumphales из вражеских голов (VIII явл., ч. III);

X явление целиком посвящено изображению великого пира по-

бедителей с «интермедиями и ликованием»; торжествуют Побе-

да (XI явл.) и Церковь воюющая (XII явл.); пьеса заканчива-

ется апофеозом России, являющейся на торжественной колесни-

це. Россия «венцами венчает прехрабрых воев главы» 36. Апо-

феоз России, видимо, в той или иной мере повторял аналогичные

триумфальные празднества по случаю побед.

Но схоластические постановки школьного театра мало удов-

летворяли Петра. Для проведения в жизнь его политических

18

устремлений и возвеличения его побед и начинаний потребова-

лись и иные средства художественного выражения. Новой фор-

мой пропаганды явились разного рода публичные зрелища, та-

кие, например, как триумфы, фейерверки и маскарады. Петр при-

давал этим зрелищам большое государственное значение и сам

принимал в них деятельное участие. Он вводит в практику три-

умфальные встречи победителей, для которых строятся диковин-

ные триумфальные врата с многочисленными панегирическими

картинами, аллегориями, символами и эмблемами, устраивает

невиданные на Руси представления театра фейерверка с огнен-

ными зрелищными эффектами. Следует отметить, что устроители

торжественных врат и композиций фейерверков были более сво-

бодны в выборе средств, они имели обширный каталог образов

и аллегорий из античной мифологии, которая широко привлека-

лась при устройстве публичных зрелищ. Античная мифология

давала большие изобразительные возможности для прославления

современных событий, а авторы могли себе позволить больше

свободы по отношению к античным богам, чем к библейским ге-

роям.

В начале ноября 1703 г. Петр «по разных на сухом пути и

на море победах над шведы и по взятии кропостей Шлотбурга,

Ямбурга и Копорья возвратился к Москве и в пришествии его

царскаго величества великий был на Москве триумф и устроени

были трои врата триумфальные со многим украшением» 37 Тор-

жественные врата, воздвигнутые учителями Славяно-греко-ла-

тинской академии, прославляли победу над «свейскими фрегата-

ми» и шведскими крепостями. Аллегорические изображения и

символы триумфальных врат, воспевающие победу русского ору-

жия, нуждались в объяснении, поэтому к торжественному вхо-

ду Петра в Москву 11 ноября 1703 г. были изданы большим

для того времени тиражом (1200 экземпляров) описания врат

с подробным толкованием и панегирическими стихами. Эти сти-

хи, возможно, произносились во время торжественной встречи.

Па триумфальных вратах изображались основные победы русско-

оружия (см. с. 135 — 149 наст. изд.). Кроме того, здесь же

помещена была картина, изображавшая ижерскую землю в обра-

зе Андромеды, «на снедение морскому зверю от нимф при море

привязанной» 38

19

Для неискушенного зрителя приводилось пространное объяс-

нение этой картины: «Знаменует же ижерскую землю по сие

время лву свейскому близ Фионскаго (Варяжского) моря в сне-

дение попущенную и крепкими городами, жесточайшими чепми

к Свейскому царству прикованную, юже Российский Персеуш,

его царское пресветлое величество, взяв, сию от плена свободи.

Едина токмо остася крепость, но и сию божиею помощию, яко

в его царскаго пресветлаго величества державу приидет, сице

всенадежно провещаем:

Стенаше Ижерская земля, зверю свейску

в снедь повержена, даже воставшу Российску

Персеушу, свободна ныне ся являет,

егда зверь три города нуждне изблевает.

Единым еше связона, но царственна сила,

и тот расторгнет, яже ины разорила» 39.

Главным героем триумфальных врат был Петр I, представший

перед зрителями в образах всевозможных античных богов и ге-

роев. Так, над картиной, посвященной взятию Канец, поместили

изображение «Иовиша, начальника всем властем небесным и

земным», т. е. Зевса, мечущего в город огненные стрелы. Воин-

ский промысел Петра, «иже крепчайшыя городы своя возврати»,

передается в образе «Улисса, единаго от царей греческих».

Учителя Славяно-греко-латинской академии, используя для

торжественных врат эмблемы, символы и античные мифы, по-

черпнутые из разных западноевропейских и польских источни-

ков, часто преследовали и нравоучительные цели. Так, для оцен-

ки дерзновенного нападения шведов на русских была представле-

на во вратах картина, изображающая миф о Фаэтоне: «Чертвер-

тая тояжде страны картина изъявляет Фаэтона Фебусова сына,

иже не могий управляти отеческаго яждения, обача дерзновен и

великоумен, всед на колесницу солнечную мир вожже, сего ради

от Иовиша громом поражен паде на землю. Изображает же

свейскую силу, яже дерзаше толикожды возстати противу его

царскаго пресветлаго величества мужеству, и мняшеся онаго по-

бедити, и аки бы на полдень славы возшед, блистанием своим

мир возжещи, обаче орла российскаго стрелы поражен и посрам-

лен, ниспаде» 40.

Однако все эти эмблемы, аллегории оказались непонятными

для большинства зрителей. Мало чем могли помочь и печатные

описания — слишком уж необычной и чуждой была для русского

20

человека, привыкшего иметь дело только с библейскими парал-

лелями и мифами, их иносказательность. Конечно, античная

мифология не представлялась для русского человека переходного

периода чем-то реальным — «буквальная мифология, основанная

на буквальной вере в ее образы, есть достояние преимуществен-

но мирового фольклора или отдаленных эпох человеческой исто-

рии» 41. Однако у зрителей начала XVIII в. языческие античные

боги прежде всего связывались с первыми веками христианства,

когда римские императоры-язычники преследовали христиан,

заставляя их силой поклоняться языческим богам. Эти истории

были известны не только грамотному книжнику, который хоро-

шо знал проложные жития мучеников, но и широкой массе на-

рода, знавшего их по житийным иконам Георгия Победоносца,

Параскевы-Пятницы, Димитрия Солунского и др.

Поэтому вскоре после сооружения триумфальных врат 1703 г.

префект Славяно-греко-латинской академии Иосиф Туробойский

в своем обращении к православному читателю, которым он пред-

варил описание новых триумфальных врат 1704 г., вынужден

был дать подробное разъяснение, почему «не от божественных

писаний, но от мирских историй, не святыми, но или от стихот-

ворцев вымышленными лицами и подобиями зверей, гадов, птиц,

древес и прочих вещь намеренную изобразуем» 42. Он отмечает,

что это не традиционное торжественное мероприятие, проводи-

мое в рамках церкви, а новая «гражданская похвала», во всех

«политических, а не варварских народах установленная». Заме-

тим, что разделение на божественные писания и мирские через

непродолжительное время стало условным: мирские античные

истории стали обычными в церковных проповедях по случаю

славных побед русского оружия. Иосиф Туробойский в обраще-

нии к читателю объясняет, для каких целей служат триумфаль-

ные врата, которые почитаются «аки венцы победоносными, сло-

весныя сия дражайшия кладязи, божиим пособствием источаю-

щыя отечеству своему отраду, здравие, свободу и славу от жи-

выя воды пота своего, его царское пресветлое величество, и всех

его победоносных подвигоположников, образом и обыкновением

древних римлян...» 43 Чтобы обосновать необходимость примене-

ния в триумфальных вратах мифологических образов и аллего-

рий, Туробойский прибегает к самому авторитетному для русско-

го человека его времени источнику — Библии, которая также

21

широко использовала разного рода образы и аллегории. Указы-

вая, что образы античных богов и мифология древних потеряли

свой буквальный смысл, Туробойский отстаивает право прибе-

гать к «образам древних торжественников» для прославления

дел современников, но не в буквальном, а в аллегорическом

смысле. В описании триумфальных врат 1704 г. «Преславное

торжество свободителя Ливонии» и панегирической пьесе «Сво-

бождеиие Ливонии и Ингерманляндии» (1705) для изображения

войны со Швецией использованы и библейские параллели: в пер-

вом случае сопоставление победы Петра с борьбой Давида с гор-

дым Голиафом, во втором — с «свобождением Израиля Моисеем».

«Ныне же (освобождение.— В. Г.) силою вышняго чрез храброе

воинство российское во отечествии своем истинно зримое» 44

Но уподобление Петра образам библейских героев встречается

только в предисловиях к названным произведениям: образу Да-

вида — в «Предисловии к его царскому величеству», предпослан-

ном описанию врат, образу Моисея — в антипрологе пьесы. Изоб-

ражение освобождения земель и городов «ингерманланских, ли-

вонских и корельских» дается на триумфальных вратах то в об-

разе Геркулеса, освобождающего похищенные у него «кравы от

Какуса», то в образе Персеуша, «свобождающего Андромеду», то

в образе Александра Македонского, разрубающего гордиев узел,

то в образе Язона, добывающего «златое руно».

Но чтобы широко использовать миф, придав ему переносное

аллегорическое значение, нужно было сломать устоявшуюся

традицию, и Петр это сделал, как всегда, с помощью принужде-

ния, с одной стороны, и просвещения — с другой. Даже в церк-

вах зазвучали торжественные панегирики в честь побед русского

оружия. Петр-победитель сравнивался в них с Гераклом, Марсом,

Агамемноном, Юпитером и другими античными богами и героя-

ми. Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Гавриил Бужинский,

Феофилакт Лопатинский — все они широко использовали в своих

панегирических проповедях параллели из античной истории и

сюжеты, почерпнутые от «баснотворцев».

Ограниченность схоластических представлений московской

Славяно-греко-латинской академии, непонятный для широких

масс язык эмблем, символов и аллегорий триумфальных врат и

огненных потех-фейерверков заставили Петра обратиться к важ-

нейшему и испытанному средству коммуникативного воздейст-

вия — слову. Необходимость пропаганды идей и начинаний Пет-

ра требовали проповедника нового типа. И такого идеолога Петр

22

приобрел в лице префекта Киево-Могплянской академии Феофана

Црокоповича.

Феофан Прокопович (1681—1736) был одним из виднейших

деятелей петровского времени. Получив образование в Киево-Мо-

гилянской академии, пройдя курс схоластической науки в иезуит-

ской коллегии св. Афанасия в Риме, он в 1704 г. становится пре-

подавателем пиитики Киевской академии. Его первый литератур-

ный труд, трагедокомедия «Владимир, славянороссийских стран

князь и повелитель, от неверия тмы в свет евангельскш при-

ведений духом святым» был посвящен смелой для того времени

теме — отношению светской и духовной власти к просвещению.

Столкновение князя Владимира с «жериволами» и «куроядами»

ассоциировалось в умах современников с борьбой Петра I про-

тив защитников старых устоев в лице консервативного духовенст-

ва. В этой публицистической пьесе нашли отражение и панеги-

рические мотивы: апостол Андрей — покровитель православной

церкви, произносит панегирик гетману Мазепе за его заботу о

Киево-Печерской лавре и Академии, а также восхваляет киев-

ского митрополита Варлаама Ясинского и местоблюстителя пат-

риаршего престола Стефана Яворского. В 1706 г. (5 июля) Фео-

фан Прокопович выступил в киевском Софийском соборе с

«приветствительным» словом Петру I. В этом панегирическом

слове наметились основные особенности его стиля: простота, от-

сутствие сложных метафорических сравнений и конкордаций,

опора на реальные факты. Деятельность Петра сравнивается

здесь не с библейскими, а с национальными героями — знаме-

нитыми князьями Киевской Руси Владимиром I и Ярославом

Мудрым. Причем панегирические сравнения приводятся от име-

ни Киева: «Видит в тебе Киев... победы и ревность Владимеро-

ву: той многие народы мечем пленил, и Россию евангелием про-

светил; ты многия грады отеческие от ига оттоманского и от уз

еретических мечем свободил еси. Видит любомудрие Ярославово:

той писания божественная и иныя многия книги от языка ел-

линского на славенский преведе; ты академию в царственном тво-

ем граде воздвигл еси, и везде людьми учительными разширяти

мудрость не престаеши...»45. Прокопович превозносит Петра

«за правду и смотрение отчества» и за «непреодоленное муже-

ство во брани».

22 июля, вскоре после Полтавской победы, в Кафедральном

соборе префект Академии Феофан Прокопович вновь выступил с

приветственной речью «Панегирикос, или Слово похвальное о

преславной над войсками свейскими победе». Это «Слово» произ-

23

вело на Петра огромное впечатление, он тут же приказал

отпечатать его на русском, польском и латинском языках. В «Па-

негирикосе» Прокопович, не злоупотребляя метафорами и симво-

лами, нарисовал реальные картины Полтавской битвы. Вот, на-

пример, как дается описание полтавского боя: «Ужас бяше ви-

дети возмущенный и небес досязающий от праха и дыма военного

облак, ужаснее зрети безчисленная семо и овамо летающая бли-

стания и слышати непрестанныя страшные громы; рекл бы кто,

яко не на земли, но на небеси творится брань, и яко не оружием,

но молнием поражают себе противные полки» 46.

Имеющиеся в «Панегирикосе» исторические параллели не

абстрагируют повествование, а конкретизируют и раскрывают

мысль автора. Например, высказывая суждение о великой опас-

ности измены, когда «своих от чуждых», приятелей от врагов

«трудно разознати», Прокопович ссылается на Вергилия, пове-

давшего о том, как троянцы, побив некиих греческих воинов,

«броня их и щиты на себе возложиша», и обманом многих вои-

нов побили47. Это сравнение Прокопович использует для того,

чтобы сильнее оттенить коварство И. Мазепы и запорожских ка-

заков, ибо «тамо доброю хитростию подвизахуся за отечество

троянцы, зде же диаволским наушением на пагубу своего же

отечества мечтахуся клятвопреступный зменницы. Брань убо сия

сотворися, брань нощная, аки бо в темной нощи бяше недоуме-

ние, кого хранитися, на кого наступати, кого заступати; в едином

граде, в едином дому можаху быти двоих противных стран ору-

жия» (л. 3 об.).

В своем панегирике Прокопович сообщает конкретные сведе-

ния: сколько было войск, когда и при каких обстоятельствах бы-

ли взяты в плен солдаты противника, знакомит слушателя и чи-

тателя со всеми перипетиями сражения.

Рассказывая о Полтавской битве, Прокопович прибегает к

традиционным образам, известным древнерусской воинской по-

вести и фольклору (образ пира-битвы): «Напоиша землю нашу

врази кровию своею, иже пришли бяху пити кровь ея; отяготеша

трупием своим, иже мышляху отяготити ю игом своим; поверго-

ша себе под ноги нам, иже на ныя наши наступати готовляхуся»

(л. 6 об.). Этот традиционный образ дополняется деловым, в ду-

хе реляций, перечислением трофеев, захваченных у противника:

«Что же реку о числе взятых войсковых знамен, оружий, запа-

сов, користей, всего имения, всех обозов! Вся, яже многим гра-

дом и народам отъяша дароваху России» (л. 6 об.).

24

Широко использует Прокопович в публицистических целях

иронию. Так, например, чтобы нарисовать образ изменника Ма-

зепы, который «свейской силе на Москве быти прорекл», он при-

водит известную русскому читателю по «Физиологу» притчу о

льве, заметающем за собою следы: «егда, рече, лев не возмог на-

силию крепких ловцов противостати, на бегство устремляется,

дабы не познали, в кую страну побеже, хоботом загребает следы

своя за собою. Кто ж ныне тожде не видит и на лве свей-

ском? Видиши ты найпаче, яко с ним же бежай,— о изменни-

че! — не токмо телом, но вероломством хромый; вижд ныне,

како под крепчайшую руку отдался еси!» (л. 7 об.).

Символы и аллегории также присутствуют в панегирике Про-

коповича, но они не занимают в нем господствующего положе-

ния. Предложенное Прокоповичем и подхваченное потом всеми

панегиристами сравнение Петра с Самсоном было прямо связано

с 27 июня — днем Полтавской битвы: «Растерзал еси, аки вто-

рой Самсон (не без смотрения же, мню, божия и в день сей

Самсонов случися победа твоя) растерзал еси мужественне лва

свейскаго». Правда, Прокопович здесь допускает подстановку: