28. П. Кальдерон «Жизнь есть сон» как барочная драма.

Пе́дро Кальдеро́н де ла Ба́рка (исп. Pedro Calderón de la Barca; полная фамилия — Кальдерон де ла Барка Энао де ла Барреда-и-Рианьо, исп. Calderón de la Barca Henao de la Barreda y Riaño) (17 января 1600 — 25 мая 1681) — испанский драматург и поэт, чьи произведения считаются одним из высших достижений литературы золотого века.

Драматургия Кальдерона — барочное завершение театральной модели, созданной в конце XVI — начале XVII века Лопе де Вега. Согласно списку произведений, составленному самим автором незадолго до смерти, перу Кальдерона принадлежит около 120 комедий и драм, 80 autos sacramentales, 20 интермедий и немалое число прочих произведений, в том числе стихотворений и поэм. Хотя Кальдерон менее плодовит, чем его предшественник, он доводит до совершенства созданную Лопе де Вега драматическую «формулу», очищая её от лирических и малофункциональных элементов и превращая пьесу в пышное барочное действо. Для него, в отличие от Лопе де Вега, характерно особое внимание к сценографической и музыкальной стороне спектакля.

«Жзнь есть сон».

Действие пьесы происходит в Польше, а один из её персонажей (Астольфо) носит титул «князя Московского» (duque de Moscovia, буквально «герцог Московский»), однако историческая обстановка, как было принято в литературе того времени, совершенно условна, и какой-либо местный колорит отсутствует. Тем не менее академик Н.И. Балашов полагает, что в пьесе Кальдерона отразились отголоски событий Смутного времени, известных в Испании по сочинениям Антонио Поссевино. При создании пьесы Кальдерон использовал значительное число литературных, исторических и легендарных источников. Среди них значительное место занимает «Повесть о Варлааме и Иоасафе» — необычайно популярная в Европе и на Ближнем Востоке христианизированная версия жизнеописания Будды [1] (до Кальдерона к этому сюжету обратился Лопе де Вега, написавший драму «Варлаам и Иоасааф» (Barlaam y Josafat)).

Для Кальдерона-католика и человека эпохи барокко смерть не была чем-то безысходным и пугающим, как для представителя Ренессанса. Смерть открывает врата высшей правды, и от того, каким вступит человек в эти врата, зависит его жизнь после смерти. Эти идеи были характеры для литературы и театра барокко в целом и для философских драм в частности. Основными темами в них являлись тема веры и тема любви, а также непреходящести добра, которое никогда не исчезает. Для ауто и философских испанских драм были свойственны морализаторство и некоторый дидактизм, можно сказать, что они были их жанровыми чертами. Кроме того, в них обязательно присутствовал некий конфликт человека и мира, человека и судьбы.

Неоднократно в разных своих пьесах Кальдерон подходил к теме идеального, справедливого монарха. Тема эта очень характерна для философской драмы и идет еще из Ренессанса (таким образом, Кальдерон выступает наследником драматургов и философов эпохи Возрождения). В своей знаменитой драме «Жизнь есть сон» он попытался ее решить. В драме изображена если не программа воспитания идеального монарха, то во всяком случае назидательная картина его самовоспитания. Подобно многим другим произведениям мировой литературы, эта драма в глазах последующий поколений намного переросла рамки своего первоначального содержания.

Если собрать воедино существующие толкования драмы «Жизнь есть сон», то получится любопытный сборник противоречивых и часто взаимоисключающих оценок. Долгое время ее понимали только как религиозно-символическую драму, смысл которой сводится к теологическому тезису утверждения свободной воли и толкованию жизни как сна, грандиозной комедии, где люди лишь играют отведенную им сценическую роли, чтобы потом воскреснуть к высшей правде уже в загробном существовании. Действительно, нельзя отрицать присутствие этих мотивов в пьесе – они пришли из ауто, для которых были не просто характерны, а являлись жанроопределяющими признаками. К тому же и для творчества самого Кальдерона эти мотивы были очень характерны. Можно сказать, что «Жизнь есть сон» – это своего рода расширенное священное ауто. Ощущение жизни как сна и жизни как театра было присуще мироощущению испанцев задолго до Кальдерона, Кальдерон же четко сформулировал его, выразив то, что витало в воздухе вокруг него. В период национального упадка эти идеи были особенно выразительны.

Однако, все же главной задачей ауто «Жизнь есть сон» было дать наглядный урок воспитания идеального государя – таково мнение Н.Б. Томашевского: «начертана если не программа формирования идеального правителя, то, во всяком случае, назидательная картина его самовоспитания» (7, с. 32).

Роднит пьесу со священными ауто ее религиозный символизм, теологический тезис утверждения свободной воли и толкование жизни как сна, театра, где люди играют лишь отведенную им роль, чтобы потом воскреснуть к высшей правде уже в загробном существовании. Особенно четко прослеживается связь пьесы с ауто «Великий театр мира».

Помимо этого, с философскими драмами пьесу роднит ее дидактизм, как уже упоминалось выше. Кальдерон неоднократно поднимал вопрос о воспитании идеального правителя – это идет еще от Ренессанса, но, хотя Кальдерон и ставит этот вопрос, как его ставили до него, но решает он его иначе, чем представители Возрождения, стремившиеся к предельной ясности и «приземленности», воспевавшие совершенство человеческой природы и торжество разума, забывая о Боге и душе. «Идеальным государем может быть человек, обладающий просвещенным разумом, умеренностью, терпимостью и, главное, умением подавлять личные свои страсти и интересы» (7, с. 33). Поэтому «Жизнь есть сон» – не трагедия ни в коей мере. Сехизмундо побеждает, пройдя через падение. Его победа – это победа над самим собой. И это не просто изображение человека, обуздавшего свои страсти – это именно портрет идеального правителя, способного ради блага подданных и державы поступиться своими собственными желаниями: так, будучи сам влюблен в Росауру, он, тем не менее, устраивает ее судьбу так, чтобы она была счастлива. Показателен также эпизод с наказанием солдата, поднявшего восстание в пользу Сехизмундо – хотя он и поспособствовал тому, что принц занял свой престол, но нарушил верность своему сюзерену, за что он и наказан. Солдат поднял бунт против установленного порядка, справедливый монарх не может не покарать бунтаря.

В этом процессе самовоспитания принца Сехизмундо в идеального монарха решающую роль сыграло восприятие им жизни как мимолетного сна. И кроме того, здесь Кальдерон еще рассматривает проблему личной свободы. Заточенный в тюрьму Сехизмундо мечтает быть свободным, как птица, как дикий зверь, но, получив свободу, он и в самом деле уподобляется зверю – так Кальдерон вступает в полемику с гуманистами Возрождения, стремившимися к совершенной свободе. Драматург утверждает, что «звериная», ничем не обузданная свобода очень быстро убивает в человеке все человеческое – что и происходит с Сехизмундо, едва он только осознает, что свободен. Из смиренного узника он превращается в тирана. Его отец, предвидевший по звездам такое превращение, с детских лет заточил сына в тюрьме, чтобы избавить королевство от тирана и попытаться изменить судьбу. Король действует с позиции чистого разума, и терпит поражение – первоначально разумный поступок приводит к тому, что предсказание все равно сбывается. Итак, разум терпит поражение в борьбе с судьбой. Король велит опоить сына ядом и снова ввергнуть его в темницу, внушив ему, что все виденное им было сном. Несчастный начинает осмысливать все случившееся и понимает, что вел себя хуже зверя. Кроме того, он теперь уже считает, что до сих пор спит, что вся жизнь – это лишь сон: «Сехизмундо под воздействием горького опыта («сна) приходит к восприятию жизни как явления настолько скоропреходящего, что ее смело можно приравнять ко сну» (7, с. 34). Ощущение жизни как сна влечет за собой близкое возмездие, и надо прожить жизнь хорошо, творя добро, ибо лишь оно одно оставляет свой след даже и во сне.