9. Почему рабочее время?

На конференции 1992 года, организованной по предложению Вацлава Клауса в Институте Парето в Лозанне, мы были единственными экономистами, защищавшими идею плановой экономики. Наше использование трудовой теории стоимости было раскритиковано как форма «натурализма». Нас убеждали, что считать основой стоимости именно труд не больше оснований, чем, например, нефть. Одним из элементов нашей научной программы последнего десятилетия была попытка заново обосновать научную ценность трудовой теории стоимости. Существует все возрастающее количество эмпирических исследований, подтверждающих трудовую теорию стоимости, и мы уверены более, чем когда-либо, в прочности этого подхода 16 .

Против нас были выставлены два новых возражения, на этот раз экономистами левого крыла. Во-первых, встал вопрос, можно ли вообще использовать категорию трудовой стоимости в социалистической экономике. Разве мы не должны рассматривать стоимость и «абстрактный труд», на которой она основана, как нечто специфическое для капитализма? Во-вторых, разве Маркс не был суровым критиком идеи «трудовых денег», а мы предлагаем то, что изругал Маркс?

9.1. Стоимость и абстрактный труд

Что касается первого вопроса, идея специфичности концепции рабочего времени именно для капитализма поначалу может показаться здравой. Не хочется повторять ошибку классических и неоклассических экономистов и принимать преходящие исторические формы – например, заработную плату и капитал – за вечные признаки всех экономик. Разве с отменой товарного производства при социализме не исчезнет и сама стоимость?

Мы думаем, что здесь смешивается надъисторическая категория с ее исторической формой. Инструменты производства – категория надъисторическая; капитал – конкретная историческая форма, в которой они выступают. Мы рассматриваем абстрактный человеческий труд как надъисторическую категорию. Адаптивность человеческого труда – то, что отличает нас от животных. В отличие от рабочих пчел или муравьев мы не рождаемся приспособленными к задачам: мы учимся нашим жизненным ролям и можем научиться менять их. Именно этот абстрактный, полиморфный потенциал человеческого труда делает возможным человеческое общество. Все общества ограничены количеством часов в дне и размером населения. Они отличаются средствами, с помощью которых человеческие индивиды из схожих младенцев превращаются в агентов производства, выполняющих конкретные роли. В кастовых обществах абстрактный потенциал каждого индивида может не реализоваться, но он есть. Нет существенной генетической разницы между новорожденным неприкасаемого и брамина, но жесткая природа социальных обычаев может заставить людей считать, что такое различие есть.

Капиталистическое общество, которое в принципе позволяет любому поступить на любую работу, которую человек научился выполнять, демонстрирует этот абстрактный полиморфизм человеческого труда более явно, чем предыдущие способы производства. Конечно мы знаем, что в капиталистических странах существует дискриминация по принципу цвета кожи, религии или пола, но она противоречит более глубокому принципу мобильности труда и капиталистическое общество движется по пути сокращения такой дискриминации. Кроме того, абстрактная текучесть человеческого труда ограничивается в капиталистическом обществе классовым делением, которое ограничивает учебу и практику для семей рабочего класса. Но эти последние ограничения абстрактного труда в состоянии отменить только социализм, при котором все дети смогут свободно выбирать свою профессию. Это один из важных признаков социализма: он превращает абстракцию равенства людей в социальную реальность.