Практическое занятие
Старое научное знание о предмете: функции, способы и средства репрезентации
Терминологический минимум: старое научное знание, новое научное знание, источники, вторичные научные документы, реферат, реферирование, аннотация, аннотирование, конспект, конспектирование, библиографический аппарат, библиографическое описание, библиографическая запись, ссылка, сноска, отсылка
Вопросы и задания
Прокомментируйте приведенные ниже слова академика Д.С.Лихачева. Разделяете ли вы его точку зрения?
Научная работа – это рост растения: сперва она ближе к почве (к материалу, к источникам), затем она поднимается до обобщений. Так с каждой работой в отдельности и так с общим путем ученого: до широких («широколиственных») обобщений он имеет право подниматься только в зрелые и пожилые годы.
Составьте дефиницию, раскрывающую содержание терминов «новое научное знание» и «старое научное знание». Учитывайте при этом требования, предъявляемые к дефиниции термина.
Проанализируйте текст знакомой вам по предшествующему практическому занятию научной статьи с целью выявления параметров
репрезентированного в ней старого научного знания.
В каких формах оно репрезентировано?
Какие средства привлекались для его репрезентации?
Каков тип его содержания?
Какие из функций, характерных для старого научного знания, оно реализует?
Определите, в каких содержательных блоках представлено новое научное знание.
Разработайте таблицу, в которой можно зафиксировать данные, полученные в результате проведенного анализа.
Кремнева А.В. (Барнаул)
Прецедентная плотность как одна из особенностей современного медиатекста
В своей статье о современной культуре В. Вс. Иванов отмечает, что, согласно классификации, предложенной известным французским этнологом К. Леви-Строссом, современные культуры представляют собой т.н. «горячие культуры»: они помнят все уже созданные тексты (текст, вслед за Ю.М. Лотманом трактуется в широком понимании этого термина как любые совокупности знаков: книги, музыкальные, живописные, графические работы и т.п.) и стремятся к тому, чтобы создать текст, непохожий на уже существующие. Предшествующие, т.н. «холодные» культуры, охватывающие период прошедших тысячелетий, стремились в основном к точному воспроизведению уже существующих текстов (на разных этапах это были, как правило, священные тексты: гимны богам, нравственные и правовые формулы и т.д.). «Холодным» культурам память была необходима для того, чтобы сохранять запас священных текстов в неизменном виде, «горячим», напротив, для того, чтобы, опираясь на предшествующие тексты, все же избежать повторения сделанного ранее [Иванов 1989, с.5]. = Современные «горячие» культуры, в отличие от «холодных» предшествующих, точно воспроизводящих священные тексты с целью сохранения их запаса, создают тексты с опорой на уже существующие, но не похожие на них.
С учетом сказанного следует признать, что появление теории интертекстуальности (подчеркнем, теории, а не самого явления), относящееся к середине прошлого века, и ее бурное развитие в последующие десятилетия представляется своевременным и необходимым, поскольку эта теория в известной мере была призвана отразить особенности этого нового типа культур, т. н. «горячих» культур. У истоков этой теории стоит М.М. Бахтин с его концепцией диалогизма, идеи которого были подхвачены и получили дальнейшее развитие в трудах Ю. Кристевой, Р. Барта, Ж. Дерриды и др. Будучи сложным и многоаспектным явлением, феномен интертекстуальности изучается сегодня очень широко представителями различных гуманитарных наук: культурологами, философами, литературоведами, искусствоведами и лингвистами различных школ (герменевтики, теории текста, психолингвистики и когнитивной лингвистики). Сегодня существует множество различных определений интертекстуальности, которые охватывают все разновидности межтекстовых отношений. Суммируя различные подходы к пониманию сущности интертекстуальности и ее диапазона, можно говорить о двух концепциях: т.н. «широкой», или радикальной, и более узкой. В соответствии с этим, интертекстуальность трактуется как универсальное свойство любого текста, т. е. текста вообще, и, таким образом, как явление безграничного и бесконечного текста (радикальное воплощение этот подход нашел в идее «смерти автора», высказанной Р. Бартом). В узком смысле интертекстуальность понимается как особый способ кодирования смысла путем отсылки к другому тексту, включение в свой текст фрагментов предшествующих текстов (Р. Лахманн, И.В. Арнольд и др.). Мы понимаем интертекстуальность в этом более узком смысле данного термина. = Теория интертекстуальности, отражающая своеобразие этих культур нового типа, разрабатывается различными гуманитарными науками и располагает сегодня множеством определений своего предмета. В соответствии с широком (радикальным) подходом к нему он трактуется как универсальное свойство любого текста, а в более узком понимании – это особый способ кодирования смысла путем отсылки к другому тексту, включения в свой текст фрагментов предшествующих текстов.
В работах о межтекстовом взаимодействии наряду с термином «предтекст» используется термин «прецедентный текст», а также «прецедентное имя» и «прецедентное высказывание» [Красных 1998; с.52-53].
Понятие прецедентности тесно переплетается с понятием интертекстаульности, а различие состоит в аспекте исследования: интертекстуальность трактуется как свойство или категория текста, а прецедентность связана в первую очередь с феноменом сознания, памяти, способами хранения информации в когнитивной базе писателя/ читателя и ее роли в кодировании и интерпретации смысла. Разграничение между данными понятиями следует проводить по их локализации: интертекстуальность принадлежит тексту, обнаруживает себя в тексте как особый способ кодирования смысла посредством «чужого слова», а прецедентность локализуется в тезаурусе человека, т. е. в сознании, и на этой основе может быть определена как тезаурусные формы существования интертекстуальности [Аникина 2004, с.13]. Таким образом, будучи взаимосвязанными и взаимообусловленными, данные термины отражают разные аспекты рассмотрения проблемы межтекстовых отношений. = С понятием И. тесно связано явление прецедентности, именуемое «прецедентным текстом», «прецедентным именем», «прецедентным высказыванием». Различие между ними состоит в их локализации: первое обнаруживается в тексте как особый способ кодирования смысла, является текстовой категорией, а второе принадлежит тезаурусу человека, связано с феноменом памяти, способами хранения информации в его когнитивной базе и является тезаурусной формой существования первого.
Проблема интертекстуальности, первоначально возникшая на основе исследования литературного творчества и художественных текстов, долгое время изучалась преимущественно на материале художественной прозы и поэзии, и именно в этой области накоплен значительный теоретический материал [см. например: Кузьмина 1999, Фатеева 2000, Денисова 2003 и др.]. Между тем, изучение феномена прецедентности на материале других форм коммуникации позволило, как справедливо отмечает В.Е. Чернявская, существенно углубить наши знания о специфике данного явления в текстах разной функционально-стилистической и типологической принадлежности [Чернявская 2000, с.3].
Особую значимость имеет, на наш взгляд, изучение феномена прецедентности на материале медиатекстов, что обусловлено несколькими факторами.
Во-первых, это та роль, которую сегодня выполняют массмедийные средства в формировании сознания и, соответственно, регуляции нашего поведения в обществе. Сегодня масс-медиа не столько отражает реальность, сколько реальность, человеческое поведение и стиль коммуникации нередко копируют образцы, навязываемые массмедийными средствами. Как подчеркивает И.В. Рогозина, масс-медиа сегодня является основной средой в которой осуществляется большинство значимых для общества и индивида видов коммуникации [Рогозина 2005, с.3].
Во-вторых, тем фактом, что массмедийные средства обладают наибольшей прецедентной плотностью и позволяют выявить самые разнообразные источники прецедентных текстов. Характеризуя языковой вкус эпохи за последние два десятилетия, Н.Д. Бурвикова и В.Г. Костомаров говорят о том, что он испытал на себе влияние либерализма, демократизации, карнавализации, что нашло свое отражение в изменении привычных границ между книжностью и разговорностью, и это особенно заметно в языке СМИ [Бурвикова, Костомаров 2008, с.3]. Он изобилует различными видами прецедентных текстов: пословицами, афоризмами, строками из песен и фильмов, цитатами из речей известных людей, т. е. наблюдается своего рода интертекстуальный бум, результатом которого является высокий уровень прецедентной плотности массмедийных текстов.
Третьи фактором является поликодовость масс-медийных текстов, сочетание в них словесных и визуальных кодов, что во многом определяет специфику способов хранения прецедентных текстов.
В последнее время появилось значительное число исследований, в которых рассматривается специфика интертекстуальности в массмедийных средствах (см., например: [Аникина 2004, Ворожцова 2007, Спиридовский 2006, Intertextuality and the media, 2000]), однако многие вопросы специфики интертекстуальных связей в медиатексте еще ждут своего рассмотрения. Остановимся на некоторых из них. = Важность изучения прецедентности в текстах масс-медиа определяется их влиянием на коммуникативный стиль людей, ее высокой плотностью в этих текстах и спецификой хранения в них прецедентных феноменов, обусловленной их поликодовостью. Несмотря на значительное количество исследований такого рода множество вопросов интертекстуальности еще не разрешено.
Как мы уже отмечали, современные медиатексты отличаются чрезвычайно высоким уровнем прецедентной плотности. И если раньше «чужое слово» использовалось лишь для своеобразного эстетического украшения текста, или своеобразного культурного кода, по которому распознается «свой» – «чужой»; [Брагина 2005, с.104], то сегодня оно является одним из основных способов кодирования смысла.
Поскольку наибольшую смысловую нагрузку, как правило, несет заголовок, представляя смысл в компрессированном виде, а потому выступая в качестве так называемой «сильной позиции» в тексте, наибольшая степень прецедентной плотности наблюдается прежде всего в заголовках, например: «Призрак прессы», «Ужель та самая Анастасия», «Князя Мышкина не встретишь», «Дым Отечества», «Мы наш, мы новый мир построим» (Литературная газета №41, 13-19 окт. 2004), «Олигархи в тумане» (Аргументы и факты, №7, 2006). В качестве других сильных позиций, характеризующихся высокой прецедентной плотностью, выступают эпиграф, начало и конец текста. Возможно также использование прецедентной фразы в качестве начальной на протяжении всего текста. Основными источниками прецедентных текстов являются литература, политика (высказывания политических лидеров), кино и телевидение, паремиологический фонд языка. Как показывает сопоставительный анализ, основной сферой-источником прецедентных текстов в российской прессе являются литературные источники, что служит еще одним подтверждением высокой степени литературоцентричности российской нации. Например: «Единственная категория людей, которой по моим наблюдениям, прощается обладание сколь угодно огромными деньгами и нахальное, показное хвастовство купленными на эти деньги вещами, - это популярные певцы. То есть стрекозе можно, а с муравья мы спросим по всей строгости» (Т. Толстая «Кошелек интимнее обнаженного тела» Аргументы и факты №5, 2002). При этом обращает на себя внимание и тот факт, что в качестве прецедентных текстов часто используются произведения не только российских, но и зарубежных авторов. Например: «Бжезинский пафосно рассуждает об универсальных культурных ценностях, связанных с США; выходит, все универсальные ценности универсальны, но некоторые универсальнее других, те, что связаны с Америкой, привет Оруэллу» (А. Фурсов. Выбор без выбора. Литературная газета № 48 (5999), 1-7 декабря, 2004).
Таким образом, прецедентные тексты могут становиться достоянием не одной, а нескольких взаимодействующих культур. К числу таких текстов относятся произведения В. Шекспира, Ф. Достоевского, Дж. Оруэлла, тексты которых широко используются в качестве прецедентных. = Наибольшей прецедентной плотность отличается сильная текстовая позиция – заголовок, а также эпиграф, начало и конец текста. Источники прецедентных текстов различны, но основной среди них – литература, в том числе и зарубежная.
Характерной особенностью интертекстуальности массмедийных текстов является то, что в качестве сферы-источника прецедентности выступают не только и не столько литературные и иные тексты, сколько события реальной жизни, которые в силу их значимости становятся прецедентными ситуациями. В таких случаях упоминание события, или отдельного фрагмента, т. е. слова, именующего это событие или его фрагмент, становится знаком события. И даже если это слово встречается в ином, предшествующем данному событию тексте, оно воскрешает в памяти то событие, именем которого оно стало, т. е. воспринимается как прецедентное. Так произошло со словосочетание ground zero. Трагические события 11 сентября 2001 года, многократное повторение этой фразы в сочетании с визуальным рядом (разрушенными зданиями башен-близнецов), не могло не оставить прочного следа в памяти не только американцев, но и людей всего мира. Таким образом, ground zero стало знаком события, а потому встреча с ним в любом другом тексте, даже написанным ранее, неизбежно вызывает ассоциацию с событиями 11 сентября, т. е. и само событие, и его имя стали прецедентными.
Таким образом, встреча со словом, которое стало знаком события, запускает процесс экфории (термин Н.А. Рубакина), оживления накопленного опыта по одной детали. = Особой сферой–источником их прецедентности являются события реальной жизни, номинации которых, будучи употребленными уже в другом тексте, становятся знаками этих событий, способными напоминать о них, и тоже рассматриваются как прецедентные.
Мы уже упомянули визуальный ряд, который сочетается со словесным в масс-медийном дискурсе, и в этом заключается еще одна особенность реализации интертекстуальности в массмедийных текстах. Сочетание вербального и визуального кодов повышает эффект воздействия на реципиента, такие образы остаются в памяти и часто становятся источником прецедентности. Приведем пример из событий августа 2008 года в Южной Осетии. Видеоизображение президента Грузии, в смятении жующего свой собственный галстук, стало своеобразным знаком события, важной деталью имиджа президента. Этот видеоряд сразу же стал знаком прецедентной ситуации и был многократно тиражирован на страницах изданий в таких фразах, как «дожевал свой галстук», «пожиратель галстуков» и в анекдотах типа «Вам галстук завернуть или здесь будете его кушать?» = Видеоряд в медийном дискурсе также может знаком прецедентной ситуации и порождать отсылающие к ней, а значит, тоже прецедентные высказывания.
Мы затронули лишь небольшую часть вопросов, связанных со спецификой феномена прецедентности в медиатекстах для того, чтобы показать актуальность данной проблемы и необходимость ее дальнейшего изучения.