Ирландские саги. 6

Затем Кухулин победил страшного колдуна Калатина и его двадцать семь сыновей, с их заговоренными копьями. Всего пятьдесят лучших ирландских героев сразил он у брода. А ночью нападал на конннахтов, муманов, лагенов и каждый раз убивал по сотне. И не находилось больше среди людей Айлиля и Медб никого, кто отважился бы вступить в бой с Кухулином. Тогда-то и вспомнили о Фердиаде, сыне Дамана.

От так же, как и Пес Кулана обучался воинскому делу у Скатах, Уатах и Айфе. "И не было ни у одного из них никакого преимущества перед другим, если не считать удара рогатым копьём, которым владел Кухулин, взамен чего Фердиад имел роговой панцирь…"

Позвали сына Дамна короли. Не хотел тот идти, зная, что придется ему биться с Кухулином "названным братом своим". Но друиды, заклинатели и злые певцы королевы спели Фердиаду "три цепенящих песни... от которых он должен был умереть... если откажется прийти" А когда пришел сын Дамана "Финдабайр предложила ему приятный пьянящий напиток, от которого он захмелел и развеселился". Ради красоты королевской дочери забыл Фердиад свою дружбу и побратимство и согласился выступить против Кухулина.

Встретились герои у брода и осыпали друг друга горькими упреками. Первый день бились они легкими дротиками. Другой день сошлись герои в ближнем бою и сражались мощными копьями. На третий день "они схватили два огромных длинных щита и взялись за тяжелые, жестоко разящие мечи. "Не смогли одолеть друг друга. Каждый вечер, перед отходом ко сну Кухулин и Фердиад по-братски разделяли между собой припасы и лекарственнные травы, что присылали им.

И вот наступил четвертый день. Знал Фердиад, что пришло время решительного боя. Он, поверх обычной одежды "надел третью пару крепких штанов, крепких, глубоких, из литого железа, прикрывавших большой крепкий камень величиной с мельничный жернов - из страха и боязни в этот день перед рогатым копьём Кухулина. На голову же он надел свой шлем сражений, битв и поединков, с гребнем, с сорока самоцветными камнями, прекрасно убранный и отделанный красной эмалью и кристаллами со светящимся изображением растений восточного мира".

И сошлись в четвертый раз герои. Прыгнул Кухулин "прямо на шишак щита Фердиада сына Дамана, чтоб срубить ему голову над бортом щита. Но Фердиад левым локтем встряхнул щит, и Кухулин отлетел от него как птица, на свою сторону брода... Тогда произошло с Кухулином чудесное искажение его: весь он напыжился и расширился, как раздутый пузырь: он стал подобен страшному, грозному, многоцветному, чудесному луку и рост храброго бойца стал велик, как у фоморов, далеко превосходя рост Фердиада.

Бойцы теперь заиграли лезвиями своих мечей. И было мгновение, когда Фердиад поразил Кухулина, нанеся ему своим мечом с рукоятью из рыбьего зуба удар, ранивший его. « И испустили крик вокруг демоны козловидные и бледноликие, духи долин и воздуха, ибо племя богини Данан всегда поднимало крик вокруг Кухулина».

И тогда, пес Кулана велел своему вознице Лойгу подать рогатое копье, которое «погружалось в воду и металось двумя пальцами ноги». Метнул его Кухулин, и «пробило копьё крепкие, глубокие штаны из литого железа, раздробило натрое добрый камень величиной с мельничный жернов и сквозь одежду вонзилось в тело, наполнив своими остриями каждый мускул, каждый сустав Фердиада».

«-Хватит с меня! - Воскликнул Фердиад. - Теперь я поражен тобою насмерть. Но только вот что: мощный удар ты мне нанёс пальцами ноги и не можешь сказать, что я пал от руки твоей».

Померк свет в глазах у Кухулина, слабость охватила его, и он лишился чувств. А, пробудившись, стал оплакивать Фердиада «блестящего светоча Северо-Западного Мира».

После сражения с Фердиадом, тяжело раненный Кухулин не мог продолжать сдерживать войска четырех великих королевств Ирландии. Они, между тем глубоко вторглись в землю Уладов. Вот уже люди Медб угнали и Бурого быка из Куальгне.

Тогда попросил Кухулин своего земного отца кликнуть ан помощь короля Конхобара и его воинов. Примчался Суалтам на любимом коне сына – Сером из Махи. Лишь только приблизившись к Эмайн вскричал он: «Мужей убивают, женщин уводя, скот похищают, о Улады!»

Улады, оправившиеся от магической болезни, бросились на юг. «Яростью и гневом полнился их взор». Среди воинов выделялся Логайре Сокрушитель, одетый во все желтое. «Тонкие седые волосы были у него и желтые глаза». Рядом мчался Конал Победоносный на своем коне Красная Роса.» У коня этого голова была как у пса, и он имел обычай грызть людей в битвах и при единоборстве».

Обрушились улады на врага и дрогнули конннахты, муманы, лагены. Взялись тогда за оружие Фергус, Айлиль и Медб, защищая отступавших Ирландцев, и лишь благодаря им удалось успеть доставить Бурого быка в Круахан с могильными рвами. (Около столицы Конннахта было самое большое в Ирландии кладбище. Рядом имелась огромная пещера, полная чудовищ и призраков).

Ирландские саги. 7

Почуял бурый бык Белорогого и сразились они друг с другом. «Подстерег Финдбенахх истомленного долгим путем и дорогой Донна Куальгне и, излив свою ярость, пронзил ему рогом бок». Тогда поднял его Бурый на рога, встряхнул головой и разбросал его части по всей Ирландии. «Потом бык повернулся спиною к холму, и сердце словно орех раскололось у него в груди».

Так окончилось великое Похищение быка из Куальгне.

Смерть Кухулина.

Жестокая королева Конннахта не простила Кухулину своего унижения, решив обратиться к колдовству. /Вообще, всё противостояние Кухулина и уладских героев своим врагам, можно трактовать как борьбу воинской доблести и магического зания./

После смерти двадцати семи сыновей Калатина, остались ещё трое. Медб отрубила им по одной руке и ноге/магическое действие/, сделав могучими волшебниками и поставила во главе своей новой армии/ в союз с королевой вступили также Лугайд, сын Ку Рои и Эрк, король Миде – центрального королевства острова. Они вновь выбрали дни, когда мужи уладов оставались пораженными магической болезнью и двинулись на север.

Сыны Калатина осадили столицу уладов. «Дым пожарищ от зажженных ими сел образовал громадное облако, которое покрыло собой свю Эмайн Маху».

Кухулин, к тому времени, достиг уже тридцати лет – возраста, в котором Скатах предсказала ему смерть. Предчувствуя беду, уладские женщины не хотели отпускать героя на бой. Ночью Морриган разбила его колесницу.

Тогда сыны Калатина создали призрак Ниам, жены Конала Победоносного, который призвал Кухулина защитить королевство. Выступил герой навстречу врагам.

Проезжая вересковую пустошь, увидел он трёх одноглазых ведьм, жарящих собачье мясо. Был зарок на псе Кулана – не есть мясо своего тёзки. Но не мог воин обидеть старых женщин, отказавшись от их приглашения. Поел Кухулин и так потерял часть своей силы.

Обогнув гору, герой встретил войско врагов, сомкнувших щиты в единую стену со всех сторон: и с боков и сверху. Испускали воины кркии тоски и призыва. У каждого края войска выдвинуты были по три человека – двое бились друг с другом, третий был заклинатель.

Удивился Пёс Кулана и заговорил по очереди с кадой их трёх групп. И каждый раз заклинатель просил у героя его копьё, и не мог отказать Кухулин. Метал копьё древком вперед, поражая множество врагов, но поднимали его по очереди Лугайд и Эрк и бросали обартно. Так погубил сын Ку Рои Лойга, возницу Кухулина. Пронзил затем Эрк жеребца из Махи – Серого с длинной гривой. Вырвался конь из упряжки и бросился в Серое озеро, из которого некогда добыл его Пёс Кулана. И озеро то закипело.

«И Лугайд метнул копьё в Кухулина, и оно попало в него так, что внутренности его выпали на подушку колесницы» Тогда покинул героя жеребец из Чудесной равнины, черный с вьющимся волосом. Остался Кухулин один. Подошел Пес Кулана к « высокому камню, что был ан равнине, прислонился к нему и привязал себя к нему поясом», дабы умереть стоя. Большой отряд воинов окружил его.

Погасли лучи света, исходящие от чела героя. «Потом слетелись птицы и сели ан плечи Кухулина» Схватил Лугайд за волосы Пса Кулана и отрубил ему голову. После этого войско прибыло в Темру, срединный город Эрина. «Там и были погребены голова Кухулина и его правая рука вместе с щитом».

Лугайд же поехал на юг, в Муман. Вдруг увидел сын Курои, как некий всадник мчится по его следу. /Древние ирландцы сражались обычно на колесницах, а верхом ездили сиды./ То был Конал Победоносный на своём коне Красная роса, а за ним шло войско уладов. Вызвал воин сына Ку Рои Лугайда на единоборство и срубил ему голову, отомстив за своего молочного брата Кухулина. Стал отныне Конал первым героем Ирландии.

«Улады не наши в себе мужества, чтобы вернуться с торжеством в Эмайн Маху в эту неделю. Мужество это принадлежало лишь Кухулину… Предстало зрелище невиданное: колесница Кухулина в воздухе над Эмайн махой, и стоя на ней Кухулин мёртвый пел:

-О, Эмайн Маха! О, Эмайн маха!

Великое, величайшее сокровище!

Дальнейшая судьба некоторых героев цикла:

После смерти Кухулина погиб Фергус сын Ройга. Он был возлюбленным Медб и его по наущению Айлиля убили вслед за тем, как герой переплыл озеро, неся на спине королеву. Тогда, по просьбе Медб, Конал Победоносный сразил самого Айлиля.

Королева же Коннахта, когда умерла, присоединилась к сидам /как это часто бывало со знаменитыми героями/, но устала от их жизни, ходила по горам, пока не нашла самое глубокое озеро на горе в Слайго, где и утопилась.

ФАБЛЬО или ФАБЛИО 1

короткая стихотворная повесть, обычно комического или сатирического содержания, возникающая и культивируемая в среде «третьего сословия» средневековой Франции с конца XII в. и вытесняемая в XIV в. другими повествовательными (dit, см.) и драматическими (фарс, см.) жанрами; общее число сохранившихся Ф. XII—XV вв. свыше полутораста, значительная часть их анонимна, часть же упоминает в качестве своих авторов — жонглеров и поэтов городского сословия

Социальная среда возникновения и бытования Ф. — этих fabellae ignobilium («побасенки незнатного люда»), как их называют латинские писания современников — определяет как общую их направленность, так и характер их художественного метода. Под обликом чисто развлекательного жанра — conte pour rire, как его называет Бедье, — Ф. направляет свое сатирическое жало против представителей господствующих сословий. Особенной ненавистью проникнуто в них изображение духовенства — этого величайшего паразита средневековья: в десятках Ф. с наслаждением рисуются смешные, глупые, постыдные положения, в которые попадает тупой, жадный и распутный поп («О Буренке, поповской корове», «О попе, читавшем страстную седмицу», «О попе, попавшем в ларь», «О распятом попе», «О раскрашенном попе» и т. д. и т. д.); даже бродячие сюжеты часто получают в Ф. антиклерикальную окраску («О попе, которого носят»). Иногда сатира Ф. захватывает глубже, превращаясь из антиклерикальной в антирелигиозную, рисуя в комических чертах не только попов и монахов, но и святых и самого господа-бога («О бедном торговце», «О виллане, который тяжбой добился рая», «О св. Петре и жонглере»). Более сдержанно и осторожно осмеивает Ф. представителей второго сословия — рыцаря и помещика («О старушке, подмазавшей рыцаря», «О виллановой оплеухе», «О рыцаре с алым платьем» и т. д.); к этой группе Ф. примыкает ряд пародий на куртуазный роман, повесть (лэ), подвергающий

беспощадному осмеянию самые устои рыцарства — его мораль, его куртуазию, его идеальных героев («О плохо сшитом плаще», «О цапле», «Об избитой тропе» и др., сюда же примыкают и пародии на лэ, как «Лэ о распутстве», «Лэ об Иньауресе» и др.).

Но, разумеется, Ф. отражает и внутренние противоречия в среде «третьего сословия». Есть значительная часть Ф., возникших, очевидно, в среде горожан, которые непрочь — наряду с попом и рыцарем — посмеяться и над мужиком — над его тупостью, нерасторопностью, простоватой хитростью («О старосте в меховой шапке», «Виллан-лекарь» и др.); бесспорно, в городской же среде сложились и многочисленные Ф., в ярких образах излагающие весь кодекс мещанской морали и осмеивающие того буржуа, к-рый вздумает — неравным ли браком, излишней ли доверчивостью — нарушить этот неписанный, но твердый закон (ср., с одной стороны, дидактические Ф. типа «Разрезанная попона», с другой — сатирические Ф. типа «Горожанка из Орлеана»). Но есть и несколько Ф., отражающих настроения крестьянской массы с ее глухой, но лютой ненавистью против сосущих ее кровь попов, помещиков, чиновников, купцов и кулацкой верхушки; таков, напр., Ф. «О Констане-деревенском», в к-ром старый бродячий сюжет о хитрости женщин превращается в страстный протест против угнетателей, — Ф., в к-ром, по справедливому замечанию Бедье, слышатся отдаленные отзвуки жакерии.

Остро воспринимавшейся действенной тематике Ф. соответствует действенность их стиля. Стиль Ф. почти не знает описания, как он не знает и долгих анализов переживаний героя, столь характерных для куртуазной литературы; изложение сжато, часто драматизируется благодаря преобладанию диалога и сведе́нию повествования к коротким, почти сценическим ремаркам, определяющим ситуацию и жесты участников диалога. Комизм Ф. сравнительно редко строится на игре словом, обычно он глубоко пронизывает все построение Ф., их образы и ситуации; ощущение комического вызывается у авторов и слушателей Ф. не только гротескным искажением образов (ср. введение в качестве комических фигур горбунов,

слепцов и т. п.), но — и это чаще всего — бурлескным нагромождением описаний драк, обжорства и низших физиологических актов; в известной части Ф. комизм спускается до уровня порнографии. Однако Ф. не чужды и более утонченные формы комического — иронические переломы действия и концовки, сатирическая трактовка характеров; основные образы героев Ф. — жадный, трусливый, развратный поп, чванный, грубый рыцарь, пронырливый купчина, простоватый или себе на уме виллан, блудливая, лукавая, изворотливая жена — надолго сохраняют свою действенность, переходя в прозаическую новеллу (см.) и драматизируясь в фарсе (см.). Простоте стиля Ф. соответствует простой разговорный язык, бедный метафорами, но зато богатый фигурами, повышающими его эмоциональную насыщенность — восклицаниями, обращениями, пропусками, переходом от косвенной речи к прямой. Эмоциональность, действенность изложения усиливаются еще живым участием рассказчика, перебивающего изложение своими соображениями по поводу описываемого им и часто начинающего и

ФАБЛИО 2

заканчивающего повесть поучительными выводами.

ЗАВЕЩАНИЕ ОСЛА.

Кто желает в довольстве жить

И дни свои так проводить,

Чтоб росло его состоянье —

Ждут того всегда нареканья

И злословья клеветников.

Каждый вредить ему готов,

Злой завистью одолеваем.

Как ни любезен будь хозяин,

Из десятка гостей его

Шесть найдется клеветников,

Завистников же — сам-девятый;

За спиной он им враг заклятый,

А перед ним гнут низко шею

И быть приятными умеют.

Раз нету постоянства в том,

Кто сидит за его столом,

Кроме зависти — что другого

Ожидать ему от чужого? .

На что рассчитывать ему?

А речь веду я вот к чему.

В селе богатом жил священник;

О том лишь думал, как бы денег

Для церкви побольше собрать

Да самому богаче стать.

Платья, монет нажил немало.

Зерном закрома наполнял он:

Для продажи поп выбрать мог

И выждать наилучший срок —

С сентября ждал до самой пасхи.

Гроша не даст он без опаски,

Хоть лучший друг проси о том,

А кто и возьмет — лишь силком!

Осла он у себя держал,

Какого вряд ли свет видал;

Попу слугою был примерным;

Двадцать лет служил ему верно,

Богатства умножать помог,

Пока от старости не сдох.

Поп так сильно осла любил,

Что шкуру драть не разрешил,

А зарыл его на кладбище.

Теперь о другом слов поищем.

У епископа — нрав иной,

Он — не жадный и не скупой,

Он добр, любезен в обхожденье,

И, видя гостя появленье,

Уговоров слушать не станет —

Даже больной с постели встанет;

Средь добрых христиан побыть —

Вот чем привык себя лечить.

Дом народу всегда был полон;

Слуг неплохих себе нашел он:

Приказ своего господина

Исполнит каждый в миг единый.

Утварь — вся с долг была взята:

Кто щедр, в долги войдет всегда.

Раз гости за его столом

Рассуждали о том, о сем.

И речь зашла о богачах —

О клириках, скупых попах.

Епископ иль сеньор едва ли

Уваженье от них видали.

Тут же лихом помянут был

Поп, что столько богатств нажил,

Так всю жизнь его расписали,

Словно по книге прочитали,

Достатком наделив таким,

Что было б много и троим.

Ведь люди с охотой болтают

О том, чего толком не знают

«Такой поступок им свершен,

Что будет щедро награжден

Тот, кто делу дать ход захочет, —

Начал льстец (подслужиться хочет),—

Деньги можно извлечь из дела!»

Епископ спросил: «Что ж он сделал?»

«Безбожник хуже бедуина,

Осла своего Балдуина

Зарыл в земле священной он».

«Да будет громом поражен, —

Сказал епископ, — коли так.

Богатство его — тлен и прах.

Готье, за ним без промедленья!

На столь тяжкое обвиненье

Посмотрим, что сказать он сможет;

Клянусь —- господь мне да поможет!

Коль правда все — взять штраф могу».

«Повесьте меня, если лгу:

Правда все, что я говорил —

Как правда, что вас он не чтил».

Попа позвали, поп приходит,

Пришел, ответ держать выходит,

За вину свою отвечать,

От епископа кары ждать.

«Нечестивец, служитель зла,

Куда вы зарыли осла?

Вы церкви святой оскорбленье

Нанесли своим неведеньем.

Кто слыхал о подобном деле:

Похоронить осла сумели

Там, где прах христиан почиет.

Клянусь Египетской Марией,

Коль правда то, что говорят,

И люди случаи подтвердят,

Посадить вас велю в тюрьму

За неслыханную вину».

Поп ему: «Отец преподобный!

Говорить можно, что угодно;

Но день прошу на размышленье

Ибо, с вашего разрешенья,

Лучше дело обмозговать,

Чем потом на суде зевать».

«На размышленье дам вам срок,