Пейре д'альвернья

— Соловей, прошу тебя я

К Донне с весточкой слетать.

В путь обратный улетая,

Попроси ответ прислать.

Пусть поймет:

Кто в полет

Вести посылает,

Кто их ждет,—

Верно, тот

В ней души не чает.

Пусть не медлит, отвечая,

Ты ж не вздумай зря порхать:

Буду я, часы считая,

Твоего прилета ждать,—

В путь! И вот

В небосвод

Соловей взлетает,

Все вперед

И вперед

Крылья устремляет.

Прилетает, не плутая,

К той, что рождена пленять.

Вот и песнь его лесная

Стала воздух оглашать.

Он поет,

Но забот

Все ж не отгоняет;

Страх берет —

Как сойдет

То, на что дерзает?

Все же, смелость обретая,

Донне стал он напевать:

— Друг ваш, тайну соблюдая,

К вам решил меня послать:

Путь, мол, тот

К ней найдет,

Кто напевы знает,—

Поэзия трубадуров 2

Все поймет,

Все смекнет

И не зря слетает.

Ждет вас радость, и большая.

Нужно другу отвечать.

Не видал, везде летая,

Никого ему под стать.

Но ведет

Время счет —

Друг часы считает,

И зовет,

И клянет:

Где ж посол летает?

Все ж, отлет свой замедляя,

Не могу я умолчать;

Срок придет, и прядь седая

В русую вплетется прядь!

Кто не рвет

Свежий плод —

Счастье упускает.

Жизнь не ждет:

Друг уйдет,

Время все меняет.—

Так ей птичка напевала,

Был посол неглуп, хоть мал!

Донна сразу отвечала,

Голос нежностью звучал:

— Поживей,

Соловей,

Отнеси признанье:

Мол, для ней

Нет милей

Вашего вниманья!

Как тоска меня снедала!

Друг далёко пребывал.

Я прекрасней не видала,

Он мне всех желанней стал.

Тем грустней,

Тем трудней

Было расставанье.

Сколько дней

Без вестей

С милым ждать свиданья!

С ним мечта моя витала,

Сон и тот не разлучал,

И во сне-то мне, бывало,

Милый смех его звучал.

Чем скромней

От людей

Я таю желанья,

Тем сильней,

Тем жадней

Счастья ожиданье!

Он меня спервоначала

Словно бы заколдовал:

Мне жара не докучала,

И мороз меня не брал.

Всех славней,

Всех знатней

И богаче стань я,

Мне князей,

Королей

Он затмит блистанье!

Если злато зря лежало,

Кто-то им пренебрегал,

У прекрасного металла

Цвет поблек, огонь пропал,—

Чем нежней,

Чем добрей

Будет к нам вниманье,

Тем сильней,

Тем полней

В нас любви сиянье.

Вот, соловушка, немало

От меня ты услыхал.

Завтра — в путь, чуть зорька встала,

Чтобы друг не заскучал.—

День светлей,

Все быстрей

Крылышек сверканье.

Нет затей

Веселей,

Чем носить посланья!

Поэзия Вагантов 1

Наше представление о лирической поэзии средних веков было бы, йшюшо, весьма неполным, если бы мы прошли мимо латинской поэзии вагантов (vagantes — «бродячие люди»), озорных школяров, неунывающих клириков, поклонников Бахуса и Венеры. В средние века латинский язык был не только языком католической церкви, по также языком науки и образованности. В университетах, монастырских и городских школах занятия велись на латинском языке. Это давало возможность школярам, склонным к перемене мест, перебираться из одного университета в другой, из одной страны в другую, повсюду встречая привычную обстановку латинского велеречия. Встречались среди вагантов также клирики без определенных занятий, появлявшиеся то здесь, то там, представители низшего духовенства, не взысканные щедротами фортуны, разбитные клерки,— пестрая и шумная толпа латиноязычных поэтов из разных стран. Поднимая вагантов над массой «профанов», латинский язык приобщал их к духовной элите средних веков, вместе с тем на иерархической лестнице того времени они занимали достаточно скромное место. Большие господа посматривали на них свысока. Ваганты знали, что такое бедность и что такое унижение. Это сближало их с демократическими слоями, да, вероятно, многие из них вышли из этих слоев.

Во всяком случае, в поэзии вагантов проступали демократические черты. Ученые почитатели Овидия и Горация, искусные версификаторы, при случае блиставшие школьной эрудицией, охотно обращались к фольклору, используя мотивы и формы народных песен. По-латыни зазвучали и женские песни, и песни рассвета, и «весенние запевы» и т. п. Ваганты не стремились приукрашивать жизнь. Им совершенно чужда куртуазная манерность. В их жилах буйно колобродила молодая кровь. Они всегда готовы прославить щедрые дары природы, без всякого жеманства воспеть плотскую любовь, радости вииопнтия и азартные игры. Один из самых талантливых вагантов, называвший себя Архипиитом, то есть «поэтом поэтов» (середина XII в.), даже признавался, что кабацкий разгул укрепляет его вдохновение («Исповедь»), С уважением относясь к науке, гордясь тем, что со временем и они станут ее оплотом, ваганты в то же время шумно ликуют, когда приходит «день освобождения от цепей учения», песнями, плясками, любовными забавами отмечают они этот знаменательный день.

Радость и свобода — вот к чему устремлена душа вагантов. Устремлена в то время, когда вся жизнь средневекового человека была всецело подчинена строгой сословной и корпоративной регламентации. Этому чопорному миру ваганты противопоставляли свое вольное братство, в которое доступ открыт всем добрым и веселым людям, всем, кто готов поделиться последним грошом с нуждающимся, кто лишен высокомерия и ханжества,— без различия пола и возраста, общественного и имущественного положения, национальной принадлежности и вероисповедания. Зато лицемерным святошам, наглым щеголям и хищным стяжателям в вольное братство доступ заказан («Орден вагантов»). Манифест вагантов уже намечал путь, со временем приведший к «Телемскому аббатству» великого гуманиста эпохи Возрождения Франсуа Рабле.