Жан де Лафонтен (Jean de La Fontaine) 1621-1695 Крестьянин и Смерть (La Mort et le Bûcheron) - Басня (1668-1694)

Холодной зимой старик крестьянин набирает валежника и, кряхтя, несет его в свою дымную лачужку. Остановившись на пути передох­нуть, он опускает с плеч вязанку дров, садится на нее и принимается жаловаться на судьбу.

В обращенной к самому себе речи старик вспоминает о том, какую он терпит нужду, о том, как измучили его «подушное, бояр­щина, оброк», о том, что за всю жизнь у него не было ни единого радостного дня, и в унынии призывает свою Смерть.

В этот же миг та появляется и вопрошает: «Зачем ты звал меня, старик?»

Испугавшись ее сурового вида, крестьянин быстро отвечает, что-де всего лишь затем, чтобы она помогла ему поднять его вязанку.

Из этой истории ясно видно: как жизнь ни плоха, умирать еще хуже.

[500]

Дуб и Тростинка (Le Chêne et le Roseau) - Басня (1668-1694)

Однажды Дуб в разговоре с Тростинкой сочувствует ей: она ведь такая тонкая, слабенькая; она клонится под маленьким воробьем, и даже легкий ветер ее шатает. Вот он — он смеется над вихрями и грозами, в любую непогоду стоит прямо и твердо, а своими ветвями может защитить тех, кто растет внизу. Однако Тростинка не прини­мает его жалости. Она заявляет, что ветер хотя и гнет ее, но не лома­ет; Дубу же бури доселе не вредили, это правда, «но — подождем конца!»

И не успевает она это вымолвить, как с севера прилетает свире­пый аквилон. Тростиночка припадает к земле и тем спасается. Дуб же держится, держится... однако ветер удваивает силы и, взревев, вы­рывает его с корнем.

Голубь и Муравей (La Colombe et la Fourmi) - Басня (1668-1694)

Как-то молодой Голубь в полуденную жару слетает к ручью напиться и видит в воде Муравья, сорвавшегося со стебелька. Бедняжка барах­тается из последних сил и вот-вот утонет. Добрый Голубок срывает побег травы и бросает его Муравью; тот влезает на травинку и благо­даря этому спасается. Не проходит и минуты, как на берегу ручья появляется босой бродяга с ружьем. Он видит Голубя и, прельстив­шись такой добычей, целится в него. Но Муравей приходит на выруч­ку другу — он кусает бродягу за пятку, и тот, вскрикнув от боли, опускает ружье. А Голубок, заметив опасность, благополучно улетает.

Кошка, превращенная в женщину (La Chatte métamorphosée en femme) - Басня (1668-1694)

Давным-давно жил-был некий чудак, страстно любивший свою кошку. Он не может без нее жить: кладет спать в свою постель, ест с ней из одной тарелки; наконец, решает на ней жениться и молит Судьбу, чтобы она превратила его кошку в человека. Вдруг чудо свер­шается — на месте киски появляется прекрасная девушка! Чудак без

[501]

ума от радости. Он не устает обнимать, целовать и ласкать свою воз­любленную. Та тоже влюблена в него и на предложение руки и серд­ца отвечает согласием (в конце концов, жених не стар, хорош собой и богат — никакого сравнения с котом!). Они спешат под венец.

Вот свадьба кончается, гости расходятся, и молодые остаются одни. Но как только счастливый супруг, горя желанием, начинает раздевать свою жену, она вырывается и бросается... куда же? под кровать — там пробежала мышь.

Природной склонности ничем истребить нельзя.

Члены тела и Желудок (Les Membres et l'Estomac) - Басня (1668-1694)

В этой басне автор говорит о величии королей и их связи с поддан­ными, пользуясь для этого сравнением с желудком — все тело чувст­вует, доволен желудок или нет.

Как-то раз Члены тела, устав трудиться для Желудка, решают по­жить лишь для собственного удовольствия, без горя, без волнений. Ноги, Спина, Руки и прочие объявляют, что больше не будут ему слу­жить, и, действительно, перестают работать. Однако и пустой Желу­док уже не обновляет кровь. Все тело поражается болезнью. Тут-то Члены узнают, что тот, кого они считали бездельником, пекся об их благе больше их самих.

Так и с королями: лишь благодаря королю и его законам каждый человек может спокойно зарабатывать себе на хлеб.

Некогда люди возроптали на то, что сенату достаются почести, а им — только подати и налоги, и начали бунтовать. Но Меневий Агриппа рассказал им эту басню; все признали справедливость его слов, и народное волнение успокоилось.