2)Эволюционная теория поведения (Этопсихологическая школа)

Ещё Фрейд пытался объяснить поведение животных с позиций агрессии, считая, что это есть та биологическая сила, которая действует в любом живом организме, а это значит, что и «животные должны совершать действия, направленные либо на саморазрушение, либо на разрушение других особей. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) он пришел к выводу о существовании другого влечения, противоположного инстинкту самосохранения, который поддерживает жизненную субстанцию и созидает из неё все более обширные объединения. Это влечение направлено на разрушение таких объединений, оно стремится вернуть их в изначальное неограническое состояние»⁹⁷. Фрейд не столько прояснил, сколько завуалировал феномен агрессии, распространив это понятие на совершенно разные типы агрессии, и таким образом свел все эти типы к одному-единственному инстинкту – танатосу.

Постоянно растущие во всем мире насилие и деструктивность привлекли внимание специалистов и широкой общественности к теоретическому исследованию сущности и причин агрессии. Такое внимание к данной проблеме не может никого удивить; заслуживает удивления лишь то, что этот интерес возник так поздно, особенно если учесть, что такой выдающийся исследователь, как Фрейд, после пересмотра своей теории, центральной идеей которой была идея сексуальности, уже в 20-е гг. создал новую теорию, в которой страсть разрушения («инстинкт смерти») занимает точно такое же место, как и страсть любви («жажда жизни», «сексуальность»). Однако общественность по-прежнему рассматривала фрейдизм исключительно в духе сложившегося стереотипа, ограничивая его рамками учения о либидо как основополагающей страсти человека.

Вместе с тем последовал ряд публикаций иного типа Роберта Ардри – «Адам пришел из Африки», «Адам и его территория». Ардри (талантливый сценарист, но не ученый) факты о происхождении человека связывает с весьма тенденциозным мифом о врожденной человеческой агрессивности. За этой книгой последовали другие книги специалистов в области поведения животных, например «Голая обезьяна» Десмонда Морриса и «Любовь и ненависть», принадлежащая перу Ирениуса Эйбл-Эйбесфельда.

Все эти произведения содержат, по сути дела, один и тот же тезис: агрессивное поведение людей, проявляющееся в войнах, преступлениях, личной драчливости и прочих типах деструктивного и садистского поведения, имеет филогенетические корни*, оно запрограммировано в человеке, связано с врожденным инстинктом, который ждет своего места и часа и использует любой повод для своего выражения.

Возможно, ответственность за врождённую агрессивность надо возложить на доисторического Адама, который и виновен «грехопадении» человека, ведь сами гоминиды, как доказала наука, непричастны к этому. Именно С. Уошберн и все сотрудники его института антропологии считают, что таким «Адамом» был человек-охотник. Уошберн опирается на ту предпосылку, что человек в своей предыстории на 99% был охотником, поэтому у него сложилась агрессивная психология и даже привычки. По археологическим сведениям таким мясоедом-хищником вероятнее всего мог быть австралопитек, – считает С. Уошберн⁹⁸. После подробного анализа книг Р. Ардри и С. Уошберна, Э. Фромм доказывает, что идеи врождённой агрессивности человека – лишь один из примеров ангажированности исследователя в пользу теории теории врождённой деструктивности и жестокости. <…> А современное общество с его безграничной возможностью к уничтожению жизни (ради экономических и политических целей) склонно ставить под сомнение самую возможность добродетели, и потому оно с радостью поддерживает любую версию о врождённой деструктивности и жестокости (лишь бы не говорить о том, что эти качества являются продуктом социального строя)⁹⁹.

Лауреат Нобелевской премии, выдающийся этолог К.Лоренц предпринял

попытку понять и доказать, что сила и власть этого агрессивного влечения являются закономерным результатом эволюции. Эта теория о врожденной агрессивности очень легко превращается в идеологию, которая смягчает страх перед тем, что может случиться, и помогает рационализировать чувство беспомощности.

Первоначально К. Лоренц понимал под агрессией необходимый биологический импульс, развивающийся в результате эволюции в целях выживания индивида и вида. Но поскольку он подвел под это понятие такие аффекты, как жажда крови и жестокость, то отсюда следует, что и данные иррациональные страсти в такой же мере являются врожденными. Тогда можно предположить, что причины войн коренятся в жажде убивать, т. е. что войны обусловлены склонностью человека к разрушению. При этом слово «агрессия» служит удобным мостиком для соединения биологически необходимой агрессии (не злонамеренной) с несомненно злонамеренной, злокачественной человеческой деструктивностью. По сути дела, такая «аргументация» основана на обыкновенном формально-логическом силлогизме:

Биологически необходимая агрессия – врожденное качество.

Деструктивность и жестокость – агрессия. Следовательно, деструктивность и жестокость суть врожденные качества¹⁰⁰.

Мы обращаемся к реальным условиям существования реального живого человека, в чём автор идёт за Э.Фроммом, так что понятие сущность каждого индивида совпадает с понятием экзистенция (существование) рода, так что человеческие страсти соответствуют экзистенциальным потребностям человека, а экзистенциальные потребности являются специфически человеческими. Автор давно заменил фрейдовский физиологический принцип объяснения человеческих страстей на эволюционный социобиологический принцип историзма, что рождает собственно социокультурную антропологию.¹⁰¹

Согласно Лоренцу, агрессия берет начало из врожденного инстинкта борьбы за выживание, который присутствует у людей так же, как и у всех животных. Лоренц в своей книге «Агрессия (так называемое «зло»)»¹⁰² утверждает, что этот инстинкт развился в ходе длительной эволюции и является продуктом приспособления человека к окружающей среде.

В целом, различные теории, отстаивающие тезис о врожденной природе человеческой девиантности и агрессивности, фактически сходятся в одном: девиантность – вечный и неизменный спутник человека, поэтому насилие и деструктивность в той или иной мере будут сопровождать развитие цивилизации. Различного рода реформы в социальной и духовной сферах жизни общества не способны сколько-нибудь серьезно помешать проявлениям разрушительных тенденций человеческого характера.

Критики этих теорий оперируют сходными аргументами. Во-первых, никаких реальных доказательств существования какой-либо "агрессивной энергии" не существует. Во-вторых, все наблюдения над животными, по мнению многих ученых, не могут столь однозначно переноситься на человека. Нужно учитывать значительную гибкость и изменчивость человеческого поведения. Человеческий мозг способен к воспроизводству невероятно широкого спектра поведенческих реакций, которые нельзя сводить только к агрессии и насилию. Тем более, неправомерны такие утверждения, т.к. они не учитывают наличия сложных когнитивных (познавательных) структур человеческого мозга. А ведь рассуждения и идеи в значительной степени определяют поведение человека. Аналогичным образом, существует множество опровержений "охотничьей гипотезы". Данные, полученные при изучении примитивных культур людей, ведущих образ жизни, сходный с образом жизни первобытных охотников, чаще всего не свидетельствуют в ее пользу.

Э. Фромм, основываясь на понимании человека как биосоциально-психологического феномена, разделил у человека два совершенно разныз вида агрессии. «Мы должны различать у человека два совершенно разных вида агрессии. Первый вид, общий и для человека, и для всех животных,– это филогенетически заложенный импульс к атаке (или к бегству) в ситуации, когда возникает угроза жизни. Эта оборонительная «доброкачественная» агрессия служит делу выживания индивида и рода; она имеет биологические формы проявления и затухает, как только исчезает опасность. Другой вид представляет «злокачественная» агрессия – это деструктивность и жестокость, которые свойственны только человеку и практически отсутствуют у других млекопитающих; она не имеет филогенетической программы, не служит биологическому приспособлению и не имеет никакой цели. Большая часть прежних споров на данную тему была вызвана тем, что не существовало разграничения между этими двумя видами агрессии, которые различны и по происхождению, и по отличительным чертам»¹⁰³.

Интерпретируя и анализируя теорию К. Лоренца, Фромм в чем-то соглашается с его доводами, когда анализирует оборонительную агрессию и также считает, что она действительно заложена в природе человека, хотя и в этом случае речь не идёт о «врождённом» инстинкте, как принято считать. Есть ещё фактор обучения, имеющий определенное значение и в животном мире. Но нельзя согласиться с Лоренцем, когда он в утончённых конструкциях дискурса пытается представить любую человеческую агрессию, включая жажду мучить и убивать, как следствие биологически данной агрессивности. С его точки зрения, под влиянием целого ряда различных факторов она из необходимой защитной реакции превращается в деструктивную силу. Не умаляя духовных влётов человечества Лоренц всё же приходит к заключению о неизбывной агрессивности человека: человек предстаёт двуликим Янусом, и несмотря на то , «что он единственное существо, способное с воодушевлением посвящать себя высшим целям, он нуждается для этого в психофизиологической организации, звериные особенности которой несут в себе опасность, что оно будет убивать своих собратьев в убеждении, будто так надо для достижения тех самых высших целей. Се – человек!»¹⁰⁴

Разбивая позицию инстинктивной агрессивности, Э. Фромм говорит, что если бы человек был наделён только биологически приспособительной агрессией, которая роднит его с его животными предками, то он был бы сравнительно миролюбивым существом; и если бы среди шимпанзе были психологи, то проблема агрессии вряд ли беспокоила бы их в такой мере, чтобы писать о ней целые книги».¹⁰⁵ Но дело как раз в том, «что человек отличается от животных именно тем, что он убийца» Это единственный представитель приматов, который без биологических и экономических причин мучит и убивает своих соплеменников и еще находит в этом удовлетворение. Это та самая биологически аномальная и филогенетически не запрограммированная «злокачественная» агрессия, которая представляет настоящую проблему и опасность для выживания человеческого рода; выяснение же сущности и условий возникновения такой деструктивной агрессии как раз и составляет главную цель человечества в объяснении этой злокачественной агрессии ¹⁰⁶.

«Мы должны различать у человека два совершенно разных вида агрессии. Первый вид, общий и для человека, и для всех животных,– это филогенетически заложенный импульс к атаке (или к бегству) в ситуации, когда возникает угроза жизни. Эта оборонительная «доброкачественная» агрессия служит делу выживания индивида и рода; она имеет биологические формы проявления и затухает, как только исчезает опасность. Другой вид представляет «злокачественная» агрессия – это деструктивность и жестокость, которые свойственны только человеку и практически отсутствуют у других млекопитающих; она не имеет филогенетической программы, не служит биологическому приспособлению и не имеет никакой цели. Большая часть прежних споров на данную тему была вызвана тем, что не существовало разграничения между этими двумя видами агрессии, которые различны и по происхождению, и по отличительным чертам»¹⁰⁷.

«Человеческие страсти превращают человека из маленького, незаметного существа в героя, в существо, которое вопреки всем преградам пытается придать смысл собственной жизни. Он хочет быть творцом самого себя, хочет превратить свое неполноценное бытие в полноценное, осмысленное и целеустремленное, позволяющее ему в максимальной мере достигнуть целостности своей личности. Человеческие страсти – это отнюдь не психологические комплексы, которые можно объяснить путем обращения к событиям и впечатлениям раннего детства. Их можно понять, только разорвав узкие рамки редукционистской психологии и изучая их в живой реальности, т. е. подвергнув анализу попытку человека придать смысл своей жизни; пережить самые острые, самые мощные потрясения бытия, которые только могут иметь место при данных условиях (или которые он сам считает возможными). Страсти – это его религия, его культ и его ритуал, а он вынужден скрывать их даже от себя самого, особенно если он не получает поддержки группы. Ценой вымогательства и подкупа его могут заставить отказаться от своей «религии» и стать адептом нового культа – культа робота. Но такой психологический подход отбирает у человека его последнее достояние – способность быть не вещью, а человеком.

В действительности все человеческие страсти, «хорошие» и «дурные», следует понимать не иначе как попытку человека преодолеть собственное банальное существование во времени и перейти в трансцендентное бытие. Изменение личности возможно лишь в том случае, если человеку удается «обратиться» к новым способам осмысливания жизни: если он при этом мобилизует все свои жизненно важные устремления и страсти и тем самым познает гораздо более острые формы витальности и интеграции, чем те, что были ему присущи прежде. А до тех пор, пока этого не происходит, его можно обуздать, укротить, но нельзя исцелить. Несмотря на то, что жизнеспособные страсти ведут к самоутверждению человека, усиливают его ощущение радости жизни и гораздо больше способствуют проявлению его целостности и витальности, чем жестокость и деструктивность, тем не менее и те и другие в равной мере участвуют в реальном человеческом существовании; потому анализ тех и других страстей необходим для решения проблемы человека. Ведь и садист – тоже человек и обладает человеческими признаками так же, как и святой. Его можно назвать больным человеком, калекой, уродом, который не смог найти другого способа реализовать данные ему от рождения человеческие качества, – и это будет правильно; его можно также считать человеком, который в поисках блага ступил на неверный путь.

Эти рассуждения вовсе не доказывают того, что жестокость и деструктивность – не суть пороки, они доказывают лишь то, что эти пороки свойственны человеку. Жестокость разрушает душу и тело и саму жизнь; она сокрушает не только жертву, но и самого мучителя. В этом пороке находит выражение парадокс: в поисках своего смысла жизнь оборачивается против себя самой. В этом пороке заключено единственное настоящее извращение. И понять его – вовсе не значит простить. Но пока мы не поняли, в чем его суть, мы не можем судить о том, какие факторы способствуют, а какие препятствуют росту деструктивности в обществе.

Такое понимание особенно важно в наше время, когда значительно снизился порог чувствительности к жестокости, когда на всех уровнях жизни заметны некрофильские тенденции: рост интереса нашего кибернетического индустриального общества ко всему мертвому, разложившемуся, механическому, автоматическому и т. д.

В литературе дух некрофилии впервые проявился в 1909 г. в «Манифесте футуризма» Ф. Т. Маринетти. Но в последние десятилетия эта тенденция стала заметна во многих сферах литературы и искусства, где объектом изображения все чаще становится механическое, безжизненное, деструктивное начало. Предвыборный лозунг фалангистов «Да здравствует смерть!» грозит превратиться в принцип жизни самого общества, в котором победа машин над природой стала символом прогресса, а сам живой человек становится всего лишь придатком машины»¹⁰⁸. Эта большая цитата из Э.Фромма есть пролог для анализа проблемы человека-убийцы, насильника и мучителя а так же путей возможного ослабления этих диких пороков, сопровождающих человека во всей его истории.

1. Бихевиоральное направление

Противоположную позицию в дискуссии о природе девиантности заняло большинство американских психологов, на которых сильнейшее влияние оказал бихевиоризм¹⁰⁹ Б.Скиннера. Профессор Скиннер долгое время являлся общепризнанным лидером академической психологии в США. Он сосредоточил внимание на воздействии стимулов окружающей среды на поведение индивида. Любые психологические теории, имеющие дело с такими категориями, как "намерение", "подсознание" и т.п. он трактовал, как "донаучные". Обобщенным выражением бихевиористского подхода к пониманию поведения стала его знаменитая схема S - R (стимул - реакция). Скиннер и его единомышленники разработали и проверили целый набор операциональных приемов в сотнях экспериментов.

Они доказали, что с помощью правильно подобранных стимулов можно в невероятной степени менять поведение как животного, так и человека. Доказав это, Скиннер подтвердил мнение тех антропологов, которые отдавали предпочтение роли социокультурных факторов в формировании девиантного поведения.

В целом, позицию психологов бихевиористской ориентации выражает тезис о том, что поведение является реакцией человека на соответствующие стимулы во внешней среде. Изменение внешних условий определенным образом соответственно способно либо устранить, либо наоборот – активизировать проявления девиантности. Коротко рассмотрим теорию Скиннера.

Наука, утверждал Б. Скиннер, должна изучать то, что относится к области фактов. Идеи и домыслы – это предмет не прагматического философского анализа. Факты должны быть фиксируемыми и измеряемыми, иначе научное изучение невозможно. Для психолога, единственным реальным фактом может быть только человеческое поведение – то, что поддается измерениям и анализу. Поведение всегда имеет под собой причину. Этой причиной является стимул – то, что извне подталкивает человека к действию. Сами действия осуществляются по схеме «стимул-реакция». Такое поведение Скиннер называл респондентным. Однако человек, благодаря своим мыслительным способностям способен и к оперантному поведению. В этом случае реакция (поведение) предшествует стимулу. Например, если мы экономим на мороженом, чтобы купить торт, это именно оперантное поведение. Стимул (торт) следует за реакцией (экономия). Все человеческое поведение – это более или менее сложный набор различных устойчивых или кратковременных реакций. В целом человек стремится к получению положительных и избеганию негативных стимулов. На этом основан механизм научения – закрепления в сознании типичных реакций на типичные стимулы. Поведение, получающее подкрепление, закрепляется и становится «естественным».

С этих позиций, девиантность – результат научения, связанный с различным набором стимулов в окружении каждого человека. Если ваши родители окружили вас в детстве заботой и лаской; если они дали вам хорошее образование и воспитывали в вас уважение к людям, то вы,

вероятно, вырастете добропорядочным членом общества. Если же вы росли в неблагополучной семье, ваши родители не имели работы, но имели склонность к алкоголизму, а основным инструментом воспитания были ругань и побои, то весьма вероятно, что вы пополните ряды малолетних преступников. Разумеется, из приведенных случаев бывают исключения, но в целом, картина будет именно такой. Исключения же можно рассматривать, как результат воздействия скрытых, вторичных стимулов. Другими словами, девиантному поведению так же, как и «нормальному», обучаются.

В целом, бихевиористы достаточно оптимистично смотрят на проблему поведенческих отклонений. Ведь все эти отклонения – результат «неразумного» устройства общества, которое можно улучшить. Однако же подробный анализ их концепций не оставляет особых оснований для оптимизма. В самом деле, как полагают сторонники этих теорий, если убрать провоцирующие девиантность и агрессию стимулы из окружения индивида, то проблема будет решена. Но ведь тотальное устранение всех негативных средовых воздействий нереально, следовательно, оснований подобного оптимизма не существует.

К числу основных недостатков теорий бихевиористского толка следует отнести то, что в них практически не остается места учету индивидуально-психологических качеств¹¹⁰. Игнорируется индивид, особенности его личности и специфика познавательных процессов. Это в значительной степени затуманивает проблему. Наблюдая за поведением с точки зрения стимульного воздействия не всегда можно уловить, неизбежно присутствующий, индивидуальный контекст действия. Точнее всего по этому поводу высказался замечательный американский психолог-гуманист Эрих Фромм, приведя пример с двумя отцами, подвергающими своих сыновей физическим наказаниям. С точки зрения поведения и стимулов оба отца действуют одинаково – бьют своих сыновей за непослушание. Но в то же время глубинные мотивы их действий могут быть совершенно различными. Одним движет любовь к сыну и желание "сделать из него человека". Другой же, может скрывать за заботой о воспитании сына свои садистские побуждения. Соответственно, эмоциональная реакция сыновей на наказания может существенно различаться. Фактически сам действующий человек, собственно личность, выпадает из поля зрения бихевиористов. Однако, поведение человека (в том числе и девиантное) можно понять до конца лишь в том случае, если мы будем знать осознанные и неосознанные мотивы, лежащие в основе его действий. Одни и те же стимулы среды способны вызывать у различных индивидов самые разнообразные реакции, в зависимости от их характерологических особенностей, что и привело Скиннера к учёту промежуточного звена формулы I, которая и была поэтому представлена как"S-I-R "(стимул - индивид - реакция).

2. Когнитивное направление

Не вполне согласны с бихевиористами представители другого теоретического направления когнитивной психологии¹¹¹. Когнитивные теории девиантного поведения исходят из того факта, что при реакции индивида на различные внешние обстоятельства огромное значение имеет личностная интерпретация ситуации. В зависимости от того, как именно человек осмысливает те или иные социальные взаимодействия, он может действовать либо «нормально», либо, напротив – «девиантно». Таким образом, когнитивные психологи акцентируют внимание на содержании человеческого сознания. Их интересует, как различные представления, соображения и вообще «идеи» воздействуют на поведение человека. Это заставляет обращаться к проблеме общего мировосприятия, важнейшей составляющей которого является система ценностей, принимаемая человеком. Упрощая, ее можно определить как совокупность общих представлений о том, что хорошо и что плохо. Например, если человек – убежденный пацифист, то его реакция на различные провоцирующие стимулы будет гораздо более мягкой, чем у человека, одобряющего насилие (например, у профессионального преступника). Когнитивные психологические теории перебрасывают своего рода мост между личностно-психологическим и социально-психологическим взглядами на девиантность. С одной стороны, безусловный интерес представляют вопросы личностной интерпретации девиантогенных воздействий. С другой стороны, не менее интересны вопросы конвенциональных¹¹², закрепленных в культуре или передаваемых с помощью СМИ интерпретаций. По мнению ученых, коллективные конвенциональные интерпретации событий во многом определяют проявления девиантности на личностном уровне.

Теории психодинамического толка рассматривают девиантностъ, как результат проявления врожденных влечений и инстинктов, которые не могут контролироваться человеком или обществом в полном объеме.

1. К числу фундаментальных открытий относится учение Фрейда о бессознательном, как резервуаре девиантных влечений;

Значительным достижением неофрейдизма является выделение типологий личности, показывающих, какие личностные черты способствуют проявлению той или иной формы девиантности;

2. Эволюционный подход объясняет человеческую девиантность как результат эволюционной деформации инстинктов.

3. Теории бихевиористской ориентации дают нам богатейший материал о разнообразных стимулах, вызывающих девиантное поведение. В центре наблюдения, при этом, оказывается не сам субъект, а только поведенческий процесс, рассматриваемый по схеме «S – R»;

4. Представители когнитивной психологии указывают, что без учета того, как сам действующий субъект воспринимает ту или иную социальную ситуацию, мы не всегда способны понять, что же лежит в основе его девиантной реакции на тот или иной стимул.

Вопросы для самопроверки. Что бы проверить, как вы усвоили содержание лекции, ответьте на следующие вопросы:

ЛЕКЦИЯ 6. СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ ДЕВИАНТНОСТИ.

Социальная психология – это «спорная территория» между социологией, философией и психологией личности.

Это объясняется стремлением представить вашему вниманию как можно больше точек зрения на природу девиантности.

Если психология личностного направления интересуется индивидуальными проявлениями девиантности, то социальную психологию интересуют типичные закономерности поведения, свойственные большинству людей, лежащие в основе девиантных действий. Согласно взгляду личностной психологии, всякое проявление девиантности – индивидуально. Индивидуальность обеспечивается либо уникальным сочетанием внутрипсихических процессов, либо уникальным набором стимулов, либо уникальной личностной интерпретацией.

Социальные психологи считают, что девиантное поведение – результат действия устойчивых закономерностей психической организации людей. Большинство этих закономерностей связаны с тем, что люди – социальные существа и согласуют свое поведение друг с другом. Во второй половине XX века социальная психология накопила значительный теоретический и практический материал, способствующий лучшему пониманию природы девиантности.

1. Теория когнитивного диссонанса

Для девиантолога особую ценность представляют теория когнитивного диссонанса, влияние конформизма на девиантностъ и механизм подчинения, проявления девиантности в массовом поведении, конвенциональные роли и интерпретации, как источник девиантности.

Одним из таких достижений является описание механизма когнитивного диссонанса¹¹³, автором которого считается Леон Фестингер. Он обратил внимание на тот факт, что человек нуждается в согласованности своих поступков со своими убеждениями. Разумеется, само по себе это не было научным открытием. Психология, да и обычный здравый смысл давно уловили эту склонность человека. Фестингер, однако, подробно исследовал сам механизм разрешения конфликта, возникающего в сознании, вследствие рассогласования поведения и убеждений. Он назвал этот механизм когнитивным диссонансом, а практические выводы его теории нашли самое широкое применение в политической и коммерческой рекламе, менеджменте, и в практике реабилитации жертв «промывания мозгов». В чем суть теории. Согласно Фестингеру, когда наши действия расходятся с нашими убеждениями, в психике возникает более или менее сильное напряжение – диссонанс. Сила диссонанса зависит от того, насколько значимы нарушаемые убеждения для нашей личной системы ценностей и общего мировоззрения. Разумеется, имеет значение и то, насколько сильно совершенный поступок противоречит нарушаемым убеждениям. Снять или ослабить диссонанс можно тремя путями: изменить поведение или его последствия, оправдать свое поведение (рационализировать) или изменить убеждения. Последнее положение как раз является самым интересным и революционным. До Фестингера полагали, что убеждения и установки¹¹⁴ определяют поведение человека, а не наоборот! В связке «установки – поведение» роль «двигателя» приписывали именно установкам. Фестингер же выяснил, что эта связка – типичный «тяни - толкай», где роль «двигателя» могут выполнять то установки, то поведение.

Говоря проще, когда у нас нет возможности изменить свое поведение или его последствия и, когда мы не имеем повода для самооправдания, - мы склонны менять свои убеждения. Многое здесь зависит от силы возникающего диссонанса, от значимости убеждений и от ряда других факторов, но суть остается той же - поведение воздействует на наши убеждения. «Какое отношение это имеет к девиантологии? Самое прямое – это одно объяснений процесса формирования девиантных установок. Например, человек, впервые совершивший какой-либо девиантный поступок, может попасть под действие этого механизма. Скажем, молодой человек, желая стать «своим» для уличной компании способен на необычные и девиантные поступки. Допустим, он кого-то избил в драке – распространенный способ закрепления статуса в подобных группах. Предположим так же, что родители настойчиво внушали ему мысль о недопустимости насилия. В результате развивающегося диссонанса, юноша оказывается перед выбором: раскаяться в содеянном или изменить прежнюю систему убеждений и признать насилие допустимым. Если компания представляет для него ценность, скорее всего, произойдет второе. Тем более, что раскаяние связано с ощутимым ударом по самооценке, которой все мы дорожим. Более того, этот механизм можно целенаправленно использовать для изменения убеждений и втягивания человека в девиантную деятельность.

2. Теория социального научения

Выделившаяся из бихевиоризма, теория социального научения рассматривает девиантность, как результат социальных взаимодействий, в ходе которых люди научаются девиантным моделям поведения и получают соответствующие стимулы, способствующие его закреплению. Основное внимание концентрируется на различного рода поощрениях и наказаниях, способствующих научению и закреплению девиантных реакций. Важнейшие поощрения и наказания - это знаки социального одобрения и отторжения, получаемые индивидом от группы и других индивидов в процессе взаимодействия. Социальные психологи считают, что для человека очень важным является одобрение и признание его достоинств, выражаемое его социальным окружением. Особенно важны знаки одобрения или отторжения, исходящие от «значимых других» – референтной группы. Оценки со стороны референтных (эталонных) групп служат основанием для самооценки и, связанного с ней, чувства самоуважения. Самоуважение – важный фактор, влияющий на поведение и образ мыслей людей. Отсюда - люди, зачастую, нарушают конвенциональные нормы, ради положительных оценок со стороны представителей референтных групп. К числу других поощрений и наказаний относят: материальную выгоду (убыток) от агрессивных действий; викарный опыт - наблюдение за тем, как вознаграждают или наказывают других; наконец, человек может сам назначать себе поощрения или наказания. Крупнейшим представителем теорий социального научения является А.Бандура, исследовавший прямое (на собственном опыте) и викарное (на основе наблюдения за другими) научение насилию.

3. Конформизм и девиантность

Развитию теории социального научения способствовали многочисленные исследования феномена конформизма¹¹⁵ и социального давления. Пик экспериментального изучения конформизма пришелся на 60-е гг. XX века. Взаимодействие людей друг с другом предполагает определенный уровень конформизма, гарантирующий конвенциональность выполняемых действий. В этом случае конформизм носит нормативный характер и, наоборот, подавляет девиантность. Однако, в некоторых случаях, конформное поведение может принимать явно девиантные формы. Большинство людей, в результате деятельности институтов социализации и социального контроля, закрепляют в своем сознании нормативные стандарты общества. Эти стандарты определяют картину мира, восприятие внешних явлений, поступков других людей и своих собственных и т.д. Отраженные в сознании нормативные представления, будучи с детства поддерживаемыми, образуют сферу «само-собой разумеющегося» – повседневности. Тем парадоксальнее кажутся эксперименты ученых, показывающие, что некоторые из этих «естественных» стандартов довольно легко отменяются под влиянием группового конформизма. Классическим исследованием данной проблемы считаются эксперименты С.Аша.

Соломон Аш, американский исследователь, заинтересовался в начале 60х гг. XX века проблемой, поднятой еще до него более ранними исследователями. Проблема заключалась во взаимном влиянии людей на мнения и оценки друг друга при совместном восприятии каких- либо явлений. Например, испытуемых просили описать траекторию движения слабого источника света в темной комнате (который, на самом деле, не двигался. В ситуациях неуверенности люди, в целом, не очень доверяют своим оценкам, предпочитая согласовывать их с оценками других людей. В результате наблюдался «резонанс искажений», когда испытуемые ориентировались не столько на данные своих органов чувств, сколько на групповые мнения. Аш решил доказать, что в ситуациях определенности, когда нет места неуверенности восприятия, люди будут руководствоваться своими мнениями и впечатлениями, а влияние группы будет минимальным. Однако, его предположения, неожиданно не подтвердились. Эксперимент Аша заключался в следующем. Группе из 7-8 человек демонстрировали две одинаковых карточки. На одной были изображены три линии различной длины. На другой - одна линия, соответствующая какой-то из линий на первой карточке. Линии достаточно сильно различались по длине, что бы их можно было легко идентифицировать. Это подтвердили большинство испытуемых, когда их просили в индивидуальном порядке назвать какой именно, из линий на первой карточке, соответствует линия на второй. При групповом эксперименте, все, кроме одного члена группы, были в сговоре с экспериментатором. Было подстроено так, чтобы реальный испытуемый высказывал свое мнение последним. Подставные же участники эксперимента давали неверные оценки, явно противоречащие тому, что можно было видеть на карточках. Представьте себя на месте ничего не подозревающих испытуемых Аша - вполне нормальные с виду люди утверждают нечто противоречащее тому, что вы видите собственными глазами. Как результат треть (!) испытуемых соглашались с группой и давали неверные заключения: (Аш, 1962). Под влиянием мнений незнакомых людей, не имевших в своем

распоряжении никаких средств давления, люди отказывались верить собственным глазам – разве это нормально? Возможным объяснением данных этого эксперимента можно считать, воспитываемую в членах общества, привычку и способность к самомониторингу¹¹⁶. Контроль за соответствием поведения ожиданиям окружающих, является элементом социальной компетентности. Если мы фиксируем расхождение между собственным поведением и мнениями, и мнениями и поведением окружающих, наше «социальное Я» подает нам сигнал тревоги. В случае сильного расхождения, нам грозит опасность стать аутсайдерами, отверженными. Тогда как соответствие социальным стандартам - источник социальных вознаграждений (одобрение и признание), поэтому, люди с детства привыкают бессознательно согласовывать свое поведение с поведением окружающих. Точно такой же механизм лежит в основе группового проявления девиантности (например, подростковые уличные компании). Поэтому, распространенное объяснение подростками своих девиантных поступков (драк, случаев хулиганства и т.п.), – «все делали, и я сделал» – часто соответствует истине. Это вплотную подводит нас к проблеме совершения девиантных поступков под влиянием подражания. Феномен подражания тесно связан с конформизмом. Люди подражают друг другу, опираясь на принцип социального доказательства. Применительно к теме нашего разговора, этот принцип поведения может быть сформулирован следующим образом: в ситуациях неуверенности, люди склонны копировать реакцию окружающих. Следует заметить, именно в ситуациях неопределенности, неуверенности – т.е. в тех, когда требуется принятие решения (выбор линии поведения), но нет ясного понимания, какое именно поведение выбрать. Для социальных психологов долгое время являлся загадкой, так называемый феномен Вертера. История открытия феномена Вертера одновременно пугает и интригует. Более двухсот лет назад великий немецкий писатель Иоган Вольфганг Гёте опубликовал свой знаменитый роман «Страдания юного Вертера». Книга, главный герой которой Вертер, совершает самоубийство, вызвала большой общественный резонанс. Она не только сделала Гете знаменитым, но и вызвала волну самоубийств по всей Европе. Этот феномен проявился столь ярко, что во многих странах власти запретили роман. Американский социальный психолог Давид Филипс изучал действие феномена Вертера на протяжении нескольких лет. Его особенно интересовали проявления феномена Вертера, вызванные сообщениями средств массовой информации. Проведенное им исследование показало, что сразу после публикации на первых страницах газет рассказа о самоубийстве, число самоубийств в тех географических районах, где данный случай получил широкую огласку, резко увеличивалось. Это, по мнению Филипса, связано с тем, что некоторые неуравновешенные люди, прочитав о самоубийстве какого-либо человека, лишают себя жизни, подражая ему. Изучая психологический профиль «подражателей», Филипс пришел к мысли, что подражание связано с действием таких факторов, как неопределенность и сходство. Можно выделить два типа неопределенности: 1) личностная неопределенность, 2) ситуативная неопределенность. Личностная неопределенность проявляется во внутренней неуверенности, отсутствии ясных идеалов, ценностей, высоком уровне тревожности и т.д. Она, в значительной мере, связана с ситуативной неопределенностью, проявляющейся в воздействии на личность, сложных, нестандартных ситуаций, выход из которых проблематичен. Связь проявляется в том, что люди внутренне неорганизованные, неуравновешенные (личностная

неопределенность) чаще сталкиваются с подобными ситуациями. Чем шире и ярче освещается в СМИ (книге, фильме) случай самоубийства (или другой девиантный поступок), тем большее впечатление он способен произвести на потенциальных «подражателей», и тем более массовым будет эффект подражания.

Сходство между персонажем и «подражателем» так же немаловажный фактор. Люди подражают, скорее, именно тем, кто чем-то похож на них. Факторами сходства могут быть возраст, место работы, семейное положение и любые другие характеристики персонажа, позволяющие «подражателю» идентифицировать себя с ним¹¹⁷.

Самое интересное, что, как установил Филипс, подражание может быть явным, а может быть и скрытым. Его натолкнул на эту мысль тот факт, что после публикаций в прессе или телевизионных репортажей, повествующих о самоубийствах, возрастала не только статистика самоубийств (явное подражание), но и число несчастных случаев - автокатастроф, аварий и т.п. По мнению Филипса, это проявления скрытого подражания. Многие люди не решаются на самоубийство (или другую форму девиантности) в открытую. Подобное поведение связано с моральным осуждением, угрызениями совести. В результате, некоторые, не подражая явно, могут «нечаянно» повторить акт девиантности (отвлечься от управления автомобилем, нарушить правила безопасности и т.п.).

Подчинение авторитетам – тем, кто обличен большей властью или более компетентен – один из основных принципов организации жизни в человеческих обществах. В своей повседневной жизни мы постоянно подчиняемся авторитетам и зависим от них. Врачи, учителя, сотрудники служб сервиса, управленцы – все это авторитеты, которым мы подчиняемся и от которых зависим. Ни один человек не может знать всего, поэтому приходится доверять экспертам в той или иной области. Социальные психологи считают, что подчинение авторитетам закрепляется на уровне условного рефлекса, и часто происходит автоматически, на «автопилоте». К сожалению, зачастую, этот механизм срабатывает, когда людей принуждают к совершению явно девиантных действий. Достаточно вспомнить некоторых нацистских преступников, осужденных на Нюрнбергском процессе. Эти, во всех отношениях нормальные в частной жизни люди (имеющие семью, любящие своих детей, не отягощенные пороками), будучи на службе, были способны убивать и мучить ни в чем не повинных людей. Впоследствии многие из них на суде искренне заявляли, что «они просто выполняли приказ».

Социальный психолог С. Милграмм, в своих знаменитых шокирующих экспериментах, показал, как обычные люди, подчиняясь авторитету, оказываются способны причинить серьезные (даже смертельные) мучения человеку, не сделавшему им ничего плохого. Вкратце, эксперимент Милграмма заключался в следующем. Людям, принимавшим участие в эксперименте (набранным для участия за плату, по объявлению) сообщили, что изучается воздействие наказания на память. Из общего числа добровольцев отбирались двое, один из которых играл роль ученика, другой - учителя. «Ученика» привязывали к стулу и подсоединяли к нему электроды, которые тянулись к пульту, расположенному перед учителем. На пульте располагались тумблеры подачи тока. Каждый тумблер увеличивал напряжение тока, на 15 вольт, по сравнению с предыдущим. Всего было 10 тумблеров, подающих ток напряжением от 15 до 450 вольт. Над тумблерами имелись предупредительные надписи, например 50 вольт - «легкий шок», 90 вольт - «болезненный шок» и т.д. «Учитель» зачитывал «ученику» пары слов из списка. Затем, «учитель» называл первое слово из пары, а «ученик»

должен был вспомнить второе. В случае ошибки учитель должен был наказать ученика ударом тока. За каждую следующую ошибку силу разряда нужно было увеличивать на 15 вольт, включая следующий тумблер. Ученик ошибался довольно часто и получал разряды все возрастающей мощности. После 60 вольт он начинал жаловаться на боль. После 100 – требовал, что бы его выпустили, упоминая слабое сердце. На 200 – громко кричал, что ему больно, и он отказывается продолжать эксперимент. Каждый раз находящийся рядом экспериментатор требовал продолжать наносить удары. После 300 вольт ученик кричал и стучал ногами в стену, потом замолкал. Экспериментатор требовал продолжать наносить удары. «Отсутствие ответа расценивается как неверный ответ, продолжайте!». В результате, больше половины участвующих в эксперименте рядовых граждан (65%) довели силу наносимых ударов до 450 вольт, т.е. фактически убили малознакомого им человека. Большинство отказавшихся продолжать мучить «ученика», вышли из эксперимента, доведя напряжение примерно до 300 вольт, успев причинить «ученику» немалые страдания. Это при том, что многие, в ходе эксперимента, испытывали явный дискомфорт (нервничали, кусали пальцы), а экспериментатор не имел никаких средств давления, кроме вербальных приказов. Разумеется, никаких ударов на самом деле, ученик не получал, это был помощник экспериментатора, а крики были заранее записаны на магнитофон. Но испытуемые об этом не знали и думали, что все происходит по настоящему, - это было однозначно подтверждено в последующих интервью с ними. Интересно, что на стадии подготовки к эксперименту Милграмм консультировался с ведущими психиатрами Америки по поводу того, какой процент обычных людей сможет дойти до крайней отметки в 450 вольт. Ответ экспертов был - «один из тысячи, с выраженными садистскими наклонностями». Они недооценили реальный показатель более чем в 500 раз. Эксперимент вызвал бурную реакцию в научных и общественных кругах и неоднократно повторялся, всегда - с похожим результатом. Объясняя эксперимент, большинство психологов указывают, что ведущим фактором явилось подчинение авторитету экспериментатора, ассоциировавшегося с «большой наукой». Таким образом, Милграмм экспериментально доказал, что значительный процент людей под влиянием авторитета способен нарушать даже такие важные и закрепленные в сознании нормы, как запрет на убийство и причинение мучений.

4. Девиантность массового поведения (феномены социальных конгломератов).

Еще в прошлом психологи, интересующиеся поведением масс, заметили, что поведение человека в толпе резко меняется. Человек оказывается способен на такие поступки, которые бы никогда не совершил самостоятельно, например убийство, погром. Революции и массовые движения XIX-XX вв. дали исследователям множество примеров девиантного поведения массового типа. Современность то же полна

подобными примерами. Те, кто видел по телевизору записи старых концертов группы «Битлз», могли обратить внимание на не вполне адекватное поведение публики (прежде всего, кричащих, плачущих от восторга, заламывающих руки женщин). Не совсем, мягко говоря, нормальным бывает поведение публики на рок-концертах, футбольных стадионах и в других местах массовых мероприятий. Описывая большие, внутренне неорганизованные группы, состоящие из множества разных людей, объединенных какой-либо целью, ученые используют термин «социальный конгломерат».¹¹⁸ В отличие от других типов групп (малые и вторичные группы, организации) агрегат не имеет внутренней структуры (набора статусов и ролей), а в поведении людей, составляющих агрегат, отсутствует личностный аспект. «Нормальные» индивидуально-психологические процессы в агрегате протекают совсем по-другому. В обычной жизни, «нормальное» поведение предполагает, во-первых, наличие самосознания (Я-образа), придающего поведению личностный характер. Люди отличаются друг от друга своей индивидуальностью, проявляющейся как в личностном (напр.: дружба, любовь), так и в ролевом поведении (напр.: профессия, общение с посторонними). Во-вторых, «в норме», большинство людей контролируют проявление своих эмоций, подстраиваясь под существующие правила приличия, или «внимая доводам разума». Таким образом, индивидуальность, самоконтроль и рациональность можно рассматривать, как атрибуты «нормы». В агрегате эти атрибуты полностью отсутствуют, заменяясь своей противоположностью. Во-первых, исчезает «Я-идентичность», чувство собственной индивидуальности, своего «Я». Она заменяется «Мы-идентичностью», чувством общности, индивидуальность при этом утрачивается. Образуется как бы групповая виртуальная личность, подчиняющая себе индивидуальные личности. Как результат, люди, составляющие конгломерат теряют чувство ответственности за свои действия – даже самые девиантные. Ответственность – это атрибут «Я», она носит личностный характер. «Мы-образ» предоставляет «амнистию», любым поступкам (на момент осуществления, позже, выйдя из конгломератного состояния, человек способен испытывать раскаяние). Во-вторых, резко возрастает эмоциональность мышления и импульсивность поведения. Конгломерат всегда эмоционален, эмоции превалируют над разумом. Можно сказать, что мышление становится эмоционально-образным. Эмоции отличаются крайностью и простотой, толпе не свойственны тонкие переживания. Как следствие, люди, составляющие такую толпу, оказываются не способны к сложным рассуждениям. В-третьих, конгломерат (толпа) ориентирован на действие, дающее выход эмоциям. Активность массы требует выхода, и, как правило, находит его. В четвертых, масса управляема, ей нужен вождь (в случае с толпой) или кумир (в случае с публикой). Без внешнего руководства конгломерат не может долго существовать. Активность толпы направляется вождем (оратором), в своем поведении, люди, составляющие толпу, ориентированы на вождя, личность и идеи которого выполняют роль объединяющего элемента. Публика, так же не может существовать без внешнего объединяющего и управляющего элемента – кумира, источника информации. Таковы, вкратце, характерные черты массового поведения.

Для девиантологов – это крайне интересное поведение. Само психологическое состояние человека, в составе конгломерата можно назвать «ненормальным». Действующие в агрегате эффекты заражения способствуют мгновенному распространению девиантных моделей поведения. Можно сказать, что конгломерат находится в потенциальном состоянии «на грани», на грани коллективного нарушения норм. Воодушевленная политическими идеями толпа, легко переходит к погромам, переживание болельщиков за свою команду легко превращается в драку, обезумевшие от восторга поклонники, могут растерзать своего кумира и т.д. Многие случаи массового нарушения социальных норм объясняются именно спецификой конгломератного состояния.

В общем, можно условно выделить два типа конгломератов: стихийные, спонтанные, возникающие самостоятельно, и спланированные, организованные с какой-то целью. К первым можно отнести стихийные демонстрации или случаи массовой паники. Ко вторым - организованный митинг или аудиторию рок-концерта. Отдельную и крайне интересную группу составляют организуемые виртуальные конгломераты, к которым относятся аудитории СМИ – газет, журналов, телевидения. Виртуальными мы их называем потому, что фактически речь идет об изолированных друг от друга людях (в отличие от толпы и публики), одновременно получающих информацию из одного источника, и часто, реагирующих, как коллективная личность – конгломерат (см.: В.Ю. Большаков. «Эволюционная теория поведения»).

5. Девиантность и ролевое поведение

Одно из возможных социально-психологических определений девиантного поведения - это поведение, связанное с нарушением ролевых предписаний. Все мы в повседневной жизни играем какие-либо роли: профессиональные, семейные, общесоциальные (напр.: пассажир общественного транспорта). Роль предполагает наличие более или менее четко очерченных предписаний, устанавливающих правила поведения. Предписаниям соответствуют ожидания, имеющиеся у партнеров по ролевому взаимодействию. Это, своего рода обоснованные предположения, относительно действий других людей. Почему обоснованные? Потому, что и исполнитель роли и те, на кого она ориентирована (партнеры и зрители) более или менее ясно представляют, какое именно поведение должно быть реализовано. Эта информация черпается как из нормативной сферы культуры, так и из личного опыта. Роли могут различаться между собой по степени регламентированности. Регламентации подлежат два аспекта роли: то, что нужно делать (содержательный аспект) и то, как это нужно делать (церемониальный аспект). Например, ролевое поведение военнослужащих регламентировано очень жестко: вплоть до конкретных движений, слов и интонаций. На другом полюсе находится крайне слабо (на первый взгляд) регламентированное ролевое поведение, например, поведение прохожего на улице. Нарушения церемониального или содержательного аспекта роли представляют собой девиацию, связанную с неоправданием ожиданий. Для девиантологического подхода имеют особе значение такие факторы ролевого поведения, как социальная компетентность, ожидания и интерпретации ожиданий.

Социальная компетентность предполагает, в первую очередь знание содержания роли – того, что нужно делать. Человек может оказаться в необычной, новой для себя ситуации и вести себя как девиант потому, что просто не знает, как именно ему следует поступить. Этот вид девиантности часто проявляется при столкновении с другими культурами. Например, в некоторых азиатских странах признаком хорошего тона считается громкая отрыжка после еды, символизирующая, что гостю понравилось угощение хозяев. Представитель азиатской культуры, ведущий себя подобным образом в России, будет девиантом, именно потому, что он просто не знает, что роль гостя в нашей стране исключает подобное поведение. Добавим, что для полноценного исполнения роли одного знания не достаточно, нужен опыт подобного поведения. Именно опыт, в значительной мере, проясняет церемониальный аспект - как нужно исполнять роль. Вспомните, например, неловкость, которую вы, может быть, чувствовали на первом свидании. Возможно, вас мучили подозрения, что вы что-то делаете не так. Хотя в целом, вы, наверное, представляли, что вам нужно делать (гулять, разговаривать, делать друг другу комплименты и т.п.). Все это относительно «простые» виды девиантного поведения, связанные либо с культурным шоком, либо с недочетами в процессе социализации. Сюда можно отнести иногда возникающие трудности согласования личного состояния с требованиями роли, например, смех на похоронах, или слезы на свадьбе.

Гораздо интереснее девиантное поведение, связанное с нарушением неявных ролевых предписании, которое можно рассматривать, как нарушение ожиданий и несовпадение интерпретаций. Можно выделить целый ряд социальных ситуаций, для которых отсутствует четкий регламент: вечеринки, знакомства и другие неформальные способы времяпрепровождения; случайные столкновения людей (например, просьба передать деньги за билет в транспорте). Условно говоря, когда люди вступают в не жестко регламентированное взаимодействие, они каким-то образом должны интерпретировать ситуацию и уловить ожидания партнеров по взаимодействию. Придя на вечеринку в малознакомую компанию, мы поначалу присматриваемся к другим гостям, пытаясь составить о них впечатление. Они заняты тем же. Впечатления о других нам нужны, в первую очередь, для того, что бы конкретизировать возможные ожидания, предъявляемые к ним, ведь от незнакомого человека можно ожидать всего чего угодно. Одновременно, мы стараемся угадать их ожидания, чтобы не попасть впросак и не выглядеть недотепами или «лохами». Идет интенсивный обмен сигналами. Окружающие обмениваются информацией (жестами, взглядами, репликами), производя друг на друга впечатление и, одновременно, задавая друг другу возможные интерпретации ситуации.

Постепенно общение становится все более раскованным: вырабатывается общая интерпретация ситуации. Для компетентного поведения в подобных ситуациях, необходима чувствительность к улавливанию ожиданий и умение вникать в групповую интерпретацию ситуации и участвовать в ее выработке. Кроме того, требуется хорошее знание «социальных контекстов» - целого ряда неявных, но всеми признаваемых правил, регулирующих жизнь людей. Эти умения могут быть отнесены к отдельному аспекту социальной компетентности.

Таким образом, когда кто-то ведет себя девиантно, это, фактически означает нарушение или отсутствие чувствительности к социальным ожиданиям; неумение правильно расшифровать передаваемые участниками взаимодействия сигналы и, опираясь на них, интерпретировать ситуацию. Именно с этим, часто бывает связано девиантное поведение. Разумеется, это описательная модель. Нет общепринятого представления о причинах нарушения социальной компетентности. К ним могут быть отнесены, как различные нарушения и недочеты социализации, так и возможные нарушения индивидуально-психологической нормы, например шизофрения.

Кстати, сам феномен шизофрении может быть рассмотрен в терминах психологии ролевого поведения. Американский социальный психолог Томас Шефф предположил, что шизофрения может быть понята, как «нарушение остаточных норм»¹¹⁹. «Остаточные нормы» как раз и образуют социальные контексты тех, не проговариваемых явно, но всеми разделяемых правил взаимодействия. К ним относится, например, требование периодически смотреть на собеседника во время разговора, требование контролировать свои движения и жесты, умение понимать общепринятые контексты взаимодействия (отличать веселье от грусти, праздник от траура и т.д.). Шизофрения, по мнению Шеффа, как раз и означает систематическое нарушение этих норм. В обычной жизни многие из нас периодически нарушают остаточные нормы. Человек, глубоко скорбящий о смерти близкого, может общаться с другими «неестественно». В подобных случаях, такое поведение допускается. Однако если человек ведет себя странно без видимых причин, то это, по-видимому, говорит о том, что он «ненормален». Как следствие может иметь место приклеивание ярлыка «ненормального», что вызовет дополнительные сложности в социальном взаимодействии.

Обобщая наш краткий обзор социально-психологических теорий девиантности, выделим наиболее важные положения:

ЛЕКЦИЯ 7. Социально-философскиеские теории девиантности

Если психологи, изучающие девиантность, концентрируют внимание на том, как и почему отдельно взятая личность осуществляет девиантное поведение, то философов несколько иной взгляд на эту проблему. Их больше интересует, как социум создает условия, способствующие осуществлению его членами девиантных поступков. Однако нужно помнить, что индивидуально-психологические аспекты девиантного поведения активизируются главным образом тогда, когда общество создает подходящие условия для их реализации.

Крупнейшими социально-философскими теориями девиантного поведения являются теория социального напряжения Р.К. Мертона, субкультурная теория, теория наклеивания ярлыков, теория конфликта и теория дифференциальной ассоциации. Анализируя их, можно обнаружить что за каждой из них стоит своя философия. Психологи и социологи в своих теориях опираются на то или иное философское видение человека, на то или иное философское видение общества.

Прежде чем перейти непосредственно к изложению и анализу перечисленных концепций, необходимо совершить краткий экскурс в историю.

Первым значительным социологическим исследованием, затрагивающим проблему проблему девиантности, следует считать "Самоубийство" Э. Дюркгейма¹²⁰ Самоубийство фактически представляет собой агрессивное поведение, направленное против самого субъекта. Дюркгейм первым показал, что девиантный поступок (самоубийство) есть результат взаимоотношений общества и индивида. Уровень самоубийств определяется спецификой социальных отношений, а не личностных качеств людей. Очень важной является его концепция аномии и тезис о том, что для современного общества именно в этом состоянии таится наибольшая опасность. Аномия – это такое состояние общества, когда прежняя система регулирующих норм и ценностей разрушена, а замена еще не сформировалась. Аномичное общество – это девиантное общество. Это теснейшим образом связано со взглядом Дюркгейма на нормальный социум. Нормальному обществу требуется «согласие умов» – общая система норм, убеждений и ценностей, разделяемая членами общества и регулирующая их жизнь. В состоянии аномии общество представляет собой поле столкновений индивидуальных амбиций своих членов и регулируется правом силы. Это связано с тем, что каждый человек, по выражению Дюркгейма, представляет собой «бездну желаний». Сдерживать эти желания, и регулировать их направленность может только общество, ведь инстинктивных регуляторов у человека нет. Именно общество создает представления о норме и девиантности, которые размываются в состоянии аномии. Подобное состояние – бич современных обществ, т.к. именно с ним связанно большинство преступлений, психических расстройств и самоубийств. В связи с этим, Дюркгейм указывал на патологический характер развития цивилизации: "...можно думать, что увеличение числа самоубийств вытекает ...из особых условий, в которых осуществляется прогресс в наше время, и ничто не доказывает нам, что эти условия нормальны". Это при том, что определенный процент преступных деяний в любом обществе, по мнению Дюркгейма, состояние – явление нормальное. Трудно не согласится с классиком социологической мысли. В самом деле, предположить полное исчезновение антисоциальных деяний было бы абсурдным, хотя бы потому, что в человеческой истории не существовало общества, полностью избавленного от преступлений. Тем не менее, различные типы обществ значительно различаются по степени девиантности и криминогенности. И специфические условия развития современной Западной цивилизации отнюдь не говорят о том, что современные западные общества являют собой наилучший вариант социального развития.

1. Теория социального напряжения

Одной из наиболее популярных теорий девиантного поведения является теория социального напряжения Р.К. Мертона. При создании этой теории, Мертон использовал дюркгеймовскую концепцию аномии применительно к проблемам социологии преступности. Главная идея этой теории заключается в том, что основной причиной преступности является противоречие между ценностями, на которые общество нацеливает людей, и возможностями их достижения по установленным обществом правилам. Возникающее социальное напряжение приводит к тому, что человек, не сумевший получить определенные ценности, будет реагировать на это той или иной формой девиантного поведения (в том числе и связанно с агрессией и насилием). Всего Мертон выделял пять типов реакций на устанавливаемые обществом ценности и институционализированные средства их достижения. Традиционно, эти пять типов поведения трактуются применительно к такой общепризнанной в современном обществе культурной цели, какой является стремление к материальному благополучию. Основным социально приемлемым средством достижения этой цели считаются образование и карьера. Напряжение в отношении этой цели является очень сильным, поскольку ценность успеха поддерживается в сознании людей многочисленными СМИ (реклама, репортажи о жизни знаменитостей и т.д.), а реальная возможность сделать успешную карьеру доступна немногим. Согласно этим целям и средствам единственно «нормальным» поведением будет конформизм, признающий как цели, так и средства. Одной из девиантных реакций на напряжение может быть инновация. В этом случае субъект признает социальные цели (напр, материальное благополучие), но, не будучи в состоянии достичь их при помощи социально одобряемых средств (успешная карьера), применяет собственные средства, зачастую не одобряемые социумом (напр, преступная деятельность, рэкет).

Ритуализм – это непризнание целей, при использовании институционализированных средств их достижения. Например: субъект не считает себя способным добиться социального успеха, но продолжает усердно трудиться в неперспективных областях, без надежды на какие-либо достижения.

Отступление – это отрицание как целей, так и средств их достижения, уход от социума. Примером может служить поведение человека употребляющего наркотики и пытающегося таким образом "заслониться" от общества. Мятежник не признает социальные цели и заменяет их своими собственными, так же как и средства. Например, вместо экономических выгод человек может стремиться к разрушению несправедливой социальной системы, с помощью насилия.

Теория социального напряжения Мертона перебрасывает своеобразный мост между Дюркгеймом, который рассматривал преступление как продукт взаимоотношений личности и общества, к Марксу, который акцентировал внимание на неравном распределении жизненных шансов в обществе.

Ученики Мертона Р. Кловард и Л. Олин опубликовали монографию "Делинквентность и возможности: теория делинквентных групп". Авторы монографии убедительно показали, что общество, навязывая молодежи определенные ценности (в частности стремление к успеху) не замечает того, что их достижение является мало реальным для большинства молодых людей (что опять-таки противоречит официально декларируемому равенству возможностей). На самом деле, подчеркивают авторы монографии, достигнуть социальных целей законными способами могут лишь немногие. Большинство вынуждены для достижения успеха проявлять ловкость – нарушать закон и нормы морали. Молодой человек, попадая во взрослую жизнь, сталкивается совсем не с тем, что ему внушали в процессе воспитания. Результатом такого противоречия становится разочарование, фрустрация. Типичные реакции на это:

• создание воровских шаек, члены которых посредством хищений и грабежей получают возможность жить в соответствии с господствующими в обществе стандартами потребления; в схеме Мертона – это инновация, использование насилия и краж для достижения целей;

• объединение в агрессивные банды, которые снимают напряжение, вызванное социальной несправедливостью, совершением актов насилия и вандализма, по Мертону, – мятеж;

• вступление в антисоциальные группировки, где молодые люди, употребляя наркотики и алкоголь, уходят в себя, замыкаются в тесном кругу сверстников, озабоченных теми же проблемами, и таким путем пытаются уйти, заслониться от социальной несправедливости.

Работа Кловарда и Олина произвела сильное впечатление на Р. Кеннеди, по инициативе которого был принят закон о предупреждении преступлений несовершеннолетних. Была создана специальная программа расширения возможностей несовершеннолетних. По мысли ее создателей, социальная работа с молодежью (в основном, помощь в получении образования и работы) позволит снизить рост преступности несовершеннолетних.

Теория социального напряжения Мертона в значительной мере способствовала пониманию истинных причин высокого уровня преступности в современном обществе. Высокая социальная ценность материального успеха в современном Западном обществе, при неравных шансах его достижения для различных социальных групп, способствует росту всевозможных отклонений, прежде всего, среди тех, кто оказывается не в состоянии его достичь. Эта теория хорошо иллюстрирует одну из основных проблем современного общества - его "двуликость": высокие стандарты потребления и уровень жизни, демонстрируемые с обложек журналов и в теле рекламе, контрастируют с нищетой и невозможностью реализовать "жизненный шанс" для значительной части социума. Реакции на это несоответствие и были описаны Мертоном.

Если теория социального напряжения помогает выявлению глубинных корней девиантности в обществе, усматриваемых в несоответствии между культурными целями и возможностями их достижения, то другие теории обращаются к иным социальным аспектам девиантности. Теория напряжения относится к функциональному направлении в социально-философском теоретизировании. Она показывает как некоторые элементы общественной структуры (обнищавшие слои, расовые меньшинства и т.п.) могут быть социально дисфункциональны из-за невозможности реализации культурных целей. Однако эта теория менее эффективно объясняет отклоняющееся поведение привилегированных групп. Социальное положение представителей высших слоев общества не блокирует их пути к успеху. Следовательно причины их девиантности заключаются в чем-то ином (Акерс и Кокран, 1985).

2. Субкультурная теория

Исследования Кловарда и Олина можно рассматривать и в рамках другой теоретической перспективы, используемой для анализа девиантного поведения - субкультурной теории.

Родоначальником этого направления можно считать Т. Селлина, опубликовавшего ещё в 1938 году работу "Конфликт культур и преступность". В этой работе Селлин рассматривал в качестве криминогенного фактора конфликт между культурными ценностями различных сообществ. На основе теории Селлина американский социолог А. Коэн разработал свою концепцию субкультур¹²¹.

Коэн в масштабе небольших социальных групп рассмотрел особенности культурных ценностей криминальных объединений (банд, сообществ, группировок). В этих микрогруппах могут формироваться своего рода "миникультуры" (взгляды, привычки, умения стереотипы поведения, нормы общения, права и обязанности, меры наказания нарушителей норм, выработанные такой микрогруппой) - этот феномен получил название субкультуры.

Субкультурная теория уделяет особое внимание группе (субкультуре), как носителю девиантных идей. Существуют субкультуры, исповедующие нормы и ценности, совершенно отличные от общепринятых. Люди, принадлежащие к этим субкультурам, строят свое поведение в соответствии с групповыми предписаниями, но доминантные социальные группы определяют это поведение, как девиантное.

Одно из первых исследований на базе этого подхода было проведено Альбертом Коэном в 1955 г., на примере банды делинквентных подростков. Рассматривая эту группу как девиантную субкультуру, Коэн обнаружил, что групп придерживается ценностей, которые представляют собой вид "антикультуры", отрицающей "честные" ценности среднего класса.

Подростки из банды презирали собственность других людей и выражали свои чувства актами беспричинного вандализма и разрушения. Видимо они получали злобное удовлетворение от того, что заставляют "честных" людей чувствовать себя дискомфортно. Они были "негативны" в том плане, что переворачивали ценности среднего класса (в первую очередь, это ценности трудолюбия и собственности) вверх дном. Таким образом, Коэн установил, девиантная группа, которую он исследовал, являла собой особый вид субкультуры антиистеблишмента. Он также обобщил идею о том, что большинство девиантных групп являются просто негативным отражением культуры большей части общества, выстраивающие свои ценности по принципу «обратной симметрии» к ценностям доминантных групп. Примеры девиантных субкультур можно встретить в любом обществе. Соединив положения теории социального напряжения и субкультурной теории, мы получим типологию девиантных субкультур. Эти типы будут различаться между собой, прежде всего, тем, какая из форм девиантного поведения (по Мертону) является в каждой из них доминирующей. Так выделяют следующие субкультуры:

1. Криминальная, использующая насилие и преступления для достижения одобряемых и поддерживаемых обществом целей (успех и материальное благополучие). Это субкультура организованных преступных групп (ОПГ), подходящих к нарушению норм инструментально - с позиций выгоды. Дисциплина является одной важных ценностей, без нее ОПГ не сможет действовать эффективно. Культ силы и мужества, царящий в этих группах, связан со спецификой используемых средств достижения целей, без поддержки этих ценностей невозможно регулярное использование насилия -одного из главных средств. В то же время ОПГ склонны не применять насилие, если в этом не возникает необходимости, как, например, в случае интеллектуальной преступности (финансовые махинации, хакерские преступления).

2. Отступающая субкультура объединяет тех, кто стремится заслониться от общества, уйти от необходимости преследовать какие-то значимые цели и выбирать между легитимными и нелегитимными средствами. Это субкультуры алкоголиков, наркоманов, «компьютерщиков» (если страсть к компьютерам становится образом жизни). Группы, поддерживающие данные субкультуры пребывают как бы в параллельной реальности, отказываются идти на любые контакты с обществом, кроме самых необходимых, их деятельность носит непубличный, в отличии от протестных субкультур, частный характер. Эти субкультуры чрезвычайно разнообразны по набору доминирующих ценностей, а могут и вообще не иметь четко выраженных ценностей. Группы - носители отступающих субкультур, отличаются наименьшей внутренней упорядоченностью, отсутствием выраженных лидеров и дисциплины. Большинство из этих субкультур имеют выраженную гедонистическую окраску: «Зачем нам этот непонятный и жестокий мир - здесь (под кайфом, у компьютера и т.д.) нам комфортно, здесь нас принимают и понимают» Часто велика ценность сексуальных удовольствий. Эти субкультуры объединяют в первую очередь тех, кто не сумел адаптироваться к требованиям общества (не признал цели или не нашел доступа к средствам), но у них нет сил на мятеж или желания к инновации.

3. Протестная, рассматривающая нарушения норм, как самоценность. Это субкультура молодежных объединений, ориентированных на альтернативный, агрессивно-протестный образ жизни (фанаты в Англии, мотоциклетные банды в США). Эти группы выстраивают свою собственную систему ценностей, где, обычно, важное место занимают насилие и сексуальная распущенность, в контексте мужского доминирования. Деятельность этих групп не обязательно связана с прямым насилием (например, хиппи-пацифисты), но всегда носит публичный характер, противопоставление себя «нормальному» обществу. Внутренняя структура этих групп, в отличие от ОПГ, неупорядочена, дисциплина не является значимой ценностью.

Где-то посередине между криминальной и протестной субкультурой может быть локализована очень интересная субкультура профессиональной преступности (ПП). В отличии от организованной преступности (ОП) эта субкультура отличается гораздо меньшей инструментальностью, зачастую нарушения норм носят самоценный характер. Например, кодекс «вора в законе» включал такие нормы, как никогда не работать, не иметь семьи, никогда не сотрудничать с официальной властью и т.п. В этой субкультуре нарушения общепризнанных норм (напр., уважение к чужой жизни и собственности) реализуется скорее, как образ жизни, нежели, как средство достижения культурных целей. Ценность дисциплины относительна, признается только в рамках совершения преступлений, в остальных случаях профессиональные преступные группы довольно анархичны. Добываемые преступным путем средства расходуются на ведение альтернативного (а не респектабельного, как ОПГ) образа жизни, подразумевающего, в том числе, и регулярные «отсидки» в тюрьме и на зоне. Каждый срок лишения свободы рассматривается, как эпизод необходимой социализации, вроде "курсов повышения квалификации". В случае с ОПГ - это - досадная неприятность. Все перечисленные моменты и заставляют классифицировать

«пограничную» субкультуру, сочетающую черты криминальной и протестной.

Можно представить эти субкультуры в виде таблицы.

Девиантные субкультуры
Тип субкультуры	Доминирую щий тип поведения	Господствующие ценности	Отношения к нарушениям норм	Носители
1. Криминальная	Инновация	Успех и благополучие. Сила и дисциплина. В то же время, ценятся ум и организаторские способности- с точки зрения их полезности.	Инструментальное - нарушают, если это выгодно и не нарушают, если невыгодно	Организованные преступные группы, коррумпированные представители власти. Отчасти профессиональные преступники преступники.
2. Протестная	Мятеж	Насилие, секс, противопоставление себя обществу,	Ценностное нарушают публично и	Фанаты, мотоциклетные банды, хиппи, воинствующий андергаунд
		верность альтернативному образу жизни.	принципиально, противопоставляя себя обществу.	андеграунд. Отчасти -профессиональные преступники.
3. Отступаю­щая	Отсту плени е	Нет ясной системы, часто ценится непохожесть, альтернативность. Пассивный гедонизм.	Не принципиальное, вытекающее, как следствие, отступление.	Алкоголики, наркоманы, сторонники «компьютерного образа жизни,пассивный андерграунд пассивный андеграунд.

Интересным практическим выводом из теории субкультур является положение, согласно которому, коррекция криминогенного общества часто невозможна без разрушения криминальной субкультуры, которая... защищает криминальное сознание от воспитательного воздействия общества. Поскольку криминальная субкультура, как уже говорилось выше, зачастую есть реакция на те или иные аспекты социальной системы, то, возможно, речь должна идти об изменениях в доминирующей культуре общества

Субкультурные теории, объясняющие отклоняющееся поведение социализацией индивида в системе девиантных ценностей и норм, не объясняют, конечно, почему девиантные нормы и ценности проявляются в обществе. Почему тогда как существуют доминирующие ценности, отрицающие делинквентность, некоторые субкультурные группы придают позитивное значение антиобщественному поведению? Эти теории также не объясняют, почему одни члены общества принимают девиантную систему ценностей, тогда как другие, находясь в тех же условиях, отрицают ее. Индивиды делают выбор; их поведение не является тотально детерминированным их социальным окружением. Есть масса примеров, когда люди вырываются из субкультурного окружения, в котором они находятся. Несмотря на эти критические замечания, нельзя отрицать значение социализации для формирования девиантного поведения. Доказательства важности последствий социализации обнаруживаются практически в любой форме девиантного поведения - от употребления наркотиков и подростковой делинквентности до организованной преступности (Хазани, 1986; Оркатт, 1987).

В то же время, если в качестве теоретической основы анализа субкультурных исследований использовать теории конфликта и социального напряжения, помогающих определить причины появления антисоциальных ценностей (невозможность следования культурным целям), то это может способствовать выработке более глубокого подхода к пониманию феномена девиантности.

3)Теория конфликта и девиантностъ

Теория конфликта основана на предпосылке того, что в любом обществе существует неравенство в распределении ресурсов и власти. Это направление, развиваемое от Т.Мора и Т.Кампанеллы, наиболее фундаментально представлено в «Капитале» и других работах К. Маркса¹²². Сфокусировав внимание на социальном неравенстве, теоретики этого направления доказывают, что общество так организовано для того, чтобы служить интересам богатых и влиятельных членов общества, часто в ущерб другим. К этому направлению относится и ставшая популярной на Западе в 60-е гг. так называемая радикальная криминология, рассматривающая преступность, через призму классового и этнического неравенства. Для многих теоретиков конфликта основным источником девиантности в западных обществах является капиталистическая экономическая система (Гордон, 1981). Поскольку неравенство присуще самому базису системы, многие теоретики конфликта придерживаются мнения, что единственно возможное решение заключается в полном переустройстве системы, замене ее более справедливой системой, в которой разрыв между имущими и неимущими будет сведен к минимуму.

Хотя девиантность обнаруживается на каждом уровне общества, природа, степень, наказание девиантности зачастую связана с социально-классовым положением индивида Обычно люди из высшего общества - богатые, могущественные, влиятельные - играют главную роль в определении того, что является девиантным, а что - нет. Эти люди способны влиять на моральное и правовое определение девиантности многочисленными законными методами (лоббирование, финансовые вложения в политические кампании, отбор кандидатов на должность, участие в различных корпорациях, определяющих политику). В результате моральная и законодательная система общества отражает интересы властьимущих. Поведение тех, чьи интересы при этом не представлены, гораздо вероятнее определяется как девиантное. Например, люди из высшего класса вряд ли могут быть задержаны за бродяжничество – незаконное поведение, за которое часто задерживаются, обвиняются и осуждаются представители низшего класса. Как иронически заметил Анатоль Франс (1922): "Закон, во всем его величественном равенстве, запрещает богатым, как и бедным, спать под мостами дождливыми ночами, попрошайничать на улицах и воровать хлеб ".

Социологи, рассматривающие девиантность с позиций теории конфликта, особе внимание обращают на девиантность среди элиты. В современной правоохранительной практике девиантность и делинквентностъ ¹²³обычно ассоциируется с такими действиями, как насилие, кражи, бездомность и т.п. Делинквентые поступки не в меньшей мере совершает элита общества, и преступления этой части общества гораздо дороже ему обходятся, не только в экономическом, но и моральном плане, и, как правило, менее строго наказываются. Девиантность элиты может принимать различные формы от неэтичных или аморальных действий до криминальных актов, наказуемых штрафами или тюремным заключением. Биржевые манипуляции и растрата средств из государственных фондов – действия делинквентные, в тоже время политик, который лжет своим избирателям может быть назван аморальным, но, скорее всего, будет предохранен от юридического обвинения. Хотя девиантность среди элиты приносит немалый вред финансовому и моральному благополучию общества.

Финансовые преступления мэров, префектов, депутатов госдум опустошают государственный бюджет, и на многочисленные социальные нужды населения денег остаётся очень мало.

Даже когда удается добиться юридического осуждения преступников, наказания для элиты часто бывают относительно легкими. Когда компания Ф. Хаттона (США) – крупная финансовая организация – была уличена в интригах по подделке чеков, преступлении, за которое обычные граждане были бы осуждены, никому из руководства компании не было предъявлено обвинения.

Следует подчеркнуть и тот факт, что представители элиты в значительной степени контролируют информационные потоки, пронизывающие общество. Это дает им возможность контролировать негативную информацию о себе, обладая более защищенной частной сферой. Поэтому девиантность элиты обладает высоким уровнем латентности, достоверную информацию о ней получить трудно. Чаще всего, социологам доступны лишь исторические источники, описывающие преступления привилегированных слоев в прошлом.

Теория конфликта особо подчеркивает неравенство в распределении власти и богатства в обществе. Теоретики конфликта марксистской школы рассматривают неравенство как порождение капиталистической экономики. Однако ученые других школ отмечали, что неравенство в распределении власти и привилегий существуют во всех обществах, независимо от типа экономики или политического режима (Дарендорф, 1959).

3. Теория приклеивания ярлыков

Рассмотренные нами теории, уделяя внимание тому, как общество провоцирует девиантность, не всегда подробно описывают этот процесс. К тому же, сам анализ причин девиантности проходит скорее в социально-философском русле, используя такие категории, как "социальная несправедливость", "жизненный шанс" и т.п. С несколько иных позиций, акцентируя внимание на социально-психологических механизмах формирования девиантных наклонностей членов сообщества, подходит к данной проблеме теория наклеивания ярлыков.

Теоретико-методологической базой этого подхода является символический интеракционизм Дж. Г. Мида. Мид¹²⁴_;, рассматривающий социальную жизнь как серию постоянных взаимодействий между людьми и их окружением – интеракций, в которых поведение человека во многом определятся социальными ожиданиями и стереотипами.

Эту теорию ученый из Колумбийского университета Ф. Танненбаум попытался применить к анализу девиантного поведения. Он акцентирует внимание на том, как общество реагирует на различного рода социальный отклонения и таким образом влияет на их репродукцию.

Определяя какой-либо поступок человека как девиантный общество наклеивает ярлык. Таким образом, ярлыки – суть отрицательные оценки общества. Их действие имеет две стороны: они удерживают от антиобщественных поступков, но при неумелом их применении (Танненбаум называет этот процесс чрезмерной драматизацией зла) они могут провоцировать антисоциальное поведение. Эта теория разделяет с теорией конфликта представление о том, что неравенство между группами людей в обществе может влиять на то, кто считается девиантом, а кто - нет.

Теория приклеивания ярлыков фокусирует внимание на социальной природе процесса, в котором одни индивиды в обществе могут приклеить ярлык другим индивидам, считая их девиантами. В центре внимания находится также то, как индивид, определенный как девиант приспосабливается к мнению о себе как о таковом (принимает "ярлык девианта").

Сторонники теории ярлыков утверждают, что всегда, когда какие-либо члены общества называются "преступниками", "алкоголиками" или "душевнобольными", имеет место процесс приклеивание ярлыков. Он включает в себя лицо или группу, приклеивающих ярлык и лицо или группу, к которым этот ярлык применяется. Ярлык - это негативное определение, фиксирующее место человека или группы на ценностной шкале «хорошо/плохо» (в данном случае – ближе к отрицательному полюсу). Те, кто применяет ярлыки, являются агентами социального контроля, часто приклеивание ярлыков является частью их социальных функций (полиция, психиатры). Приклеивание ярлыков имеет место также и в неформальных кругах, например, когда член семьи или друг называет кого-либо пьяницей, лжецом или психом. Те, кому приклеивают ярлык в этом процессе, являются девиантами. Таким образом, с точки зрения теории ярлыков, девиантом является любой, к кому ярлык девианта успешно применяется (Беккер, 1963).

Девиантность обычно появляется тогда, когда люди совершают поступки, не одобряемые большинством членов своей группы. Такие формы девиантности, как преступность или шизофрения, могут возникнуть из-за личных проблем, особого образа жизни, условий социальной ситуации, в которой оказался индивид, или иных факторов. Ранее рассматриваемые нами теории фокусировали внимание на причинах девиантности, которые присутствуют в самих индивидах или окружающей их среде. Сторонники теории наклеивания ярлыков сосредоточились на официальных и неофициальных агентах социального контроля и ярлыках, создаваемых и применяемых ими.

Если девиантные ярлыки не были созданы агентами социального контроля, то в этом случае, вероятно, нет девиантности. Согласно теории ярлыков, чтобы считать поведение девиантным, оно должно быть охарактеризовано так, что социальные группы создают девиантность, составляя правила, нарушение которых означает девиантность, и, применяя эти правила к отдельным людям, определяет их как аутсайдеров. С этой точки зрения девиантность является не следствием действия, совершенного человеком, а, скорее, следствием применения другими правил и санкций к "нарушителю" (Беккер, 1963).

Иными словами, никакое особое поведение в данном случае не является, в сущности, девиантным само по себе. Поведение становится девиантным лишь тогда, когда другие определяют его таковым.

Сторонники теории наклеивания ярлыков поддерживают точку зрения теории конфликта в том, что, девиантный ярлык не применяется единообразно. Бедняки, группы меньшинств, малоимущие скорее получат ярлык девианта за какой-либо проступок, нежели более обеспеченные, привилегированные члены общества, которые ведут себя таким же образом. В случаях крайне тяжелых преступлений, таких как, например, убийство, избирательность сообщества в определении людей, как девиантов не столь очевидна, но она вполне ясна в более мягких случаях: "Некоторые люди, употребляющие слишком много спиртного, названы алкоголиками, тогда как другие (из них) - нет; некоторые люди, ведущие себя странно, направляются в больницы, а другие - нет" (Эриксон, 1964). Действительно, индивидуальная странность нашего соседа может восприниматься как признак психического заболевания, а та же странность в поведении эстрадной звезды может восприниматься как «экстравагантность». Алкоголизм нашего соседа – это порок, тогда как алкоголизм известного киноактера – пикантный штрих к его портрету. Эти реалии, привели наблюдателей к выводу о том, что более вероятно ярлык душевнобольного применяется к людям, которые бедны, занимают низкое положение в обществе или находятся в похожих невыгодных условиях (Гоффман, 1959). Человек в более привилегированном социальном положении часто избегает ярлыка девианта, несмотря на проявление таких же форм поведения.

4. Феминистическая¹²⁵ социология

Теория ярлыков также помогает понять девиантность с точки зрения жертвы девиантных действий. Свой вклад в изучение этих феноменов внесли представители феминистической социологии. Изучение разнообразных случаев домашнего насилия выявило, что когда мужья жестоко обращались со своими жёнами, часто женщина – жертва объявлялась девиантной (Карлсон,1987).

Злоупотребляющий силой муж часто успешно объявляет свою жену девиантом, обвиняя ее в неадекватности, например в том, что она не соответствует его представлениям об идеальной роли женщины. Многие обиженные жены сообщают, что мужья убеждали их, зачастую годами, что их несоответствия являются причиной побоев. К тому же, если оскорбленная, пострадавшая жена пытается сделать что-нибудь против насилия, она, вероятно, получит ярлык девианта от общества в целом за выставление напоказ того, что ее домашние отношения и брак не являются нормальными. История переполнена примерами того, как ярлык использовался для оправдания самых жестких форм насилия в отношении отдельных людей, социальных групп и даже целых народов - вспомнить хотя бы французскую революцию, репрессии 30-х годов в России или германский фашизм.

5)Первичная и вторичная девиантность

Когда девиантность рассматривается с точки зрения теории приклеивания ярлыков, отдельные индивидуальные девиантные действия не представляют особого интереса. Теория ярлыков не интересуется, почему прежде "честные" люди украли свой первый апельсин, или первый раз солгали, или напали на свою первую жертву. Такие первые, не организованные на чьем-либо примере, девиантные действия, называют первичной девиантностъю.

Фактически каждый совершает акты первичной девиантности. Исследуя ответы 1 689 взрослых людей в Нью-Йорк Сити, Валлерстайн и Уайлс обнаружили, что 91% респондентов нарушали закон после того, как им исполнилось 16 лет. За уголовные преступления могли быть осуждены 64% мужчин и 29% женщин, участвовавших в исследовании. Между 80% и 90% всех опрошенных украли что-либо. Четвертая часть участвовавших в исследовании мужчин признались, что воровали автомобили, а один из десяти совершал ограбление. Таким образом, действия, которые могли бы быть названы девиантными агентами социального контроля, являются распространенными.

Теория ярлыков, однако, главным образом интересуется вторичной девиантностъю, которая связана с формами девиантности, постоянно присущими индивидам и которые вынуждают их устраивать свою жизнь и личные отношения вокруг своего девиантного статуса. Теория ярлыков фокусирует внимание на процессе, посредством которого индивиды оцениваются как преступники, а ярлык отрицает все другие определения себя самого.

Хотя этот подход фокусирует внимание на том, как общество применяет ярлыки к индивиду, возможно также, что индивиды применяют ярлыки к самим себе (Тойтс, 1985). Например, заболевшие люди, определяют себя (приклеивают ярлык) как больных в надежде, что другие признают этот ярлык и среагируют соответственно - выражением сочувствия, лечением болезни или освобождением больного от обычных обязанностей. Иногда, девианты применяют ярлык к самим себе, прежде чем кто-либо еще делает это, и продолжают действовать в соответствии с этим ярлыком (Лорбер, 1967). С этой точки зрения, любое самоопределение человека (неважно, под влиянием каких причин, позитивное или негативное) рассматривается, как наклеивание ярлыка. Например, многие «трудные школьники», под влиянием неуспехов в учебе приклеивают себе ярлык «неспособного», фактически еще до того, как это сделает учитель.

Хотя ряд критических замечаний был выдвинут против теории ярлыков, она, тем не менее, остается мощной социологической теорией девиантного поведения. Многое из последующих идей является отражением основ теории приклеивания ярлыков.

Очень близка по своим основным положениям к теории ярлыков, теория стигматизации. "Стигма" - в переводе с латинского означает клеймо. Приклеивание ярлыка можно рассматривать как аналог практики клеймения преступников, распространенной в прошлом. Такая форма борьбы с преступностью нередко инициировала новые, более тяжелые преступления как реакцию на социальное отторжение. Значительный вклад в понимание того, как люди, получившие ярлык девианта, справляются со своей девиантностью, внес Ирвинг Гоффман.

В своей исследовательской работе Гоффман придерживался традиций символического интеракционизма. Он особо интересовался способом взаимодействия людей друг с другом и сообщениями, посылаемыми ими словами и жестами. В одной из своих работ он исследовал людей с определенными характерными чертами, благодаря которым другие находят этих людей необычными, неприятными или девиантными (Гоффман, 1963). Гофман назвал эти характерные черты стигмами, и его особенно интересовало то, как люди, имеющие стигмы, справляются с ними.

Анализ Гоффмана начинается с людей, имеющих физические недостатки, и постепенно представляет широкий ряд других отклонений. В итоге Гоффман показывает, что наличие стигмы не есть нечто необычное, свойственное небольшому кругу физических и моральных калек, а является достаточно распространенным среди "обычных граждан". Он утверждает, что "... наиболее удачливые из нормальных, вероятнее всего, имеют свои полускрытые недостатки, и для каждого маленького недостатка существует социальное обстоятельство, посредством которого он может превратиться в большой недостаток" (1963).

Гоффман имеет дело с двумя основными типами стигматизированных индивидов. Первый тип, индивид с проявленной стигмой, предполагающей, что его отличие уже известно и легко доказывается. Второй – индивид с латентной стигмой, предполагающей, что его недостаток никому не известен, не воспринимается немедленно кем-либо (Гоффман, 1963). Проявленные и латентные стигмы могут принимать форму физических дефектов, например, когда человек теряет какую-либо часть тела; обстоятельства могут влиять на личность, например, когда человек отбыл срок в тюрьме или имел душевную болезнь; или если он является членом этнической или расовой группы, которая часто рассматривается другими негативно, например, цыгане.

С точки зрения Гоффмана, люди, с проявленными (легко видимыми) недостатками, сталкиваются с проблемами взаимодействия в обществе. Имея проявленный недостаток (стигму), человек заранее ожидает негативных реакций других членов общества. С другой стороны, люди с латентными стигмами часто пытаются так строить ситуации взаимодействия, чтобы другие не узнали о свойственных им недостатках. Утаивание часто становится обременительным. Примером может служить описанный в литературе случай с миссис Г., чей муж был помещен в психиатрическую лечебницу. Для того, что бы скрыть от соседей то, что для нее являлось стигмой, она сказала им, что ее муж в больнице из-за подозреваемого рака. Каждый день она спешила получить почту, пока соседи не успели захватить ее с собой. Она отказалась от вторых завтраков в аптеке с женщинами из соседних квартир, чтобы избежать их вопросов. Перед тем, как пригласить их к себе, она прятала всякие материалы, связанные с больницей и т.п. (Иароу, Клаусен, Робине, 1955).

6)СПИД и стигма

Одним из главных примеров стигмы в современном мире является СПИД. Существует большой страх перед болезнью и, по крайней мере, в некоторых кругах общества значительная враждебность по отношению к зараженным СПИДом. На ранних стадиях болезни пациент имеет латентную стигму, поскольку у них нет, как правило, каких-либо открытых признаков болезни. Больные часто пытаются так управлять информацией, чтобы окружающие не знали о наличии у них СПИДа. Однако, когда болезнь прогрессирует, утаивание признаков болезни становится все более трудным. Жертвы СПИДа обычно значительно теряют в весе, выглядят нездорово, им требуется частая госпитализация, иногда развиваются заметное повреждение кожи. Таким образом, на поздних стадиях заболевания больные имеют проявленную стигму; их болезнь очень заметна. Это часто заставляет их отгораживаться от общества, дополнительно страдать от депрессий и нервных расстройств. Тот же механизм лежит в основе многих сложностей, связанный с психологической реабилитацией лиц, вернувшихся из мест лишения свободы или потерявших работу. В этом случае ярлык «отсидевшего» или «безработного» способен резко затруднять социальные взаимодействия, воздействуя как на воспринимающих его, так и на носителей.

Теория стигмы основывается на многих социально-философских традициях. Так теоретики анархизма рассматривали государственную юридическую практику как начало, озлобляющее человека, поскольку правовая система государства основана на насилии, она отрицает всеобщую любовь и способствует проявлениям зла.

На основе этой теории американский ученый Э. Сатерленд путём многочисленных исследований пришел к выводу о необходимости ограничения применения карательных мер, поскольку они неэффективны, несправедливы и путем стигматизации обрекают человека на преступную дорогу.

В воздействии на преступность представители этого направления предлагают опираться не на кары и подавление, а на системную перестройку основных начал общественной жизни: «увеличение справедливости, доброты, человеколюбия в обществе».

Интересно, что выводы теорий социального напряжения, теории конфликта и теории наклеивания ярлыков в отношении борьбы с девиантностью фактически совпадают:

- воздействие судебной системы, государственного аппарата и общественного мнения на преступность носит скорее негативный, нежели позитивный характер, т.к. в значительной мере способствует репродукции такого поведения;

• необходима не карающая реакция общества на преступность, а меры, которые бы смогли бы удержать человека от антисоциального поведения, предотвратить раскол общества на "хороших" и "плохих";

• тезис о том, что агрессия (по отношению к девианту со стороны общества) зачастую порождает лишь усиленную ответную агрессию.

6. Девиантность как приобретенное (усвоенное) поведение

Люди приобщаются к нормам и ценностям посредством социализации. Известно также, что нормы и ценности в различных обществах и социальных группах значительно различаются. Теория дифференциальной ассоциации основываются на положении о том, что девиация - продукт особых девиантных норм и ценностей.

Эдвин Сатерленд (1947), первым выдвинувший эту теорию, рассматривал девиантное поведение как результат социализации. Теория дифференциальной ассоциации подчеркивает, что индивиды могут быть социализированы группой людей, практикующих девиантное поведение и рассматривающих его как норму. Название теории отражает идею о том, что люди ведут себя определенным образом, под влиянием своего окружения. Этот аргумент сродни народному мнению об опасности "водиться с плохой компанией" (с кем поведешься – от того и наберешься). В классическом социологическом исследовании С. Ховард указал на важность приятельских групп в приобщении к курению марихуаны. Когда люди начинают употреблять марихуану, они обычно полагаются на своих друзей, доверяя им сохранить запас наркотиков до тех пор, пока они станут относительно опытными потребителями. Более того, люди учатся наслаждаться воздействием марихуаны от своих друзей. Широко распространено в культуре потребления наркотиков мнение о том, что люди, которые говорят, что они не могут получить удовлетворения от марихуаны, были неправильно научены, как курить ее, и люди, не получившие удовлетворения, не курили с людьми, которые им нравятся или которым они доверяют. Исследование подтвердило важность социальной поддержки потребления марихуаны (Акерс и Кокран, 1985).

Теория дифференциальной ассоциации во многих своих положениях связана с теорией социального научения. Здесь в центре внимания оказывается процесс социализации. Основные положения теории Сатерленда сводятся к следующему:

1) преступное поведение ничем принципиально не отличается от других форм человеческой деятельности, человек становится преступником(агрессором) лишь в силу своей способности к научению;

2) преступное обучение включает восприятие криминогенных взглядов, привычек и умений, которые формируются в результат негативных социальных влияний, подражания плохому примеру, и именно они лежат в основе преступного поведения;

3) человек обучается антисоциальному поведению не потому, что имеет к этому особые задатки, а потому, что эти образцы чаще попадаются ему на глаза; если бы тот же самый человек с детства был включен в другой социальный континуум, то он и вырос бы другим человеком.

Отсюда и название теории - дифференцированные, т.е. различные социальные влияния определяют процесс воспитания и взросления личности. Если ребенок вращается в респектабельном обществе, то он усвоит стандарты социально одобряемого поведения. Если, наоборот, социальное окружение ребенка криминализировано, то его скорее всего ждет судьба преступника.

Бихевиористские дополнения к концепции Сатерленда подчеркивают, что антисоциальному поведению обучаются тогда, когда оно подкрепляется сильнее, чем социально одобряемое поведение. Если совершение актов девиантности приносит положительный результат (например, престиж, уважение к "крутому" парню), то существует высокая вероятность успешного научения такому поведению и закреплению девиантных стереотипов в сознании субъекта.

Ценность теории Сатерленда в том, что она представляет собой попытку объяснить девиантное поведение на основе анализа обычного, свойственного человеку способа научаться чему-либо.

7)Виктимология и теория предотвращения преступных посягательств

В рамках теории и практики борьбы с преступностью на Западе зародилось интересное направление криминологии – виктимология – наука о поведении жертвы и ее влиянии на поведение преступника.

Общетеоретической базой этого подхода стали динамическая психология и символический интеракционизм. Согласно психодинамическим воззрениям, в поведении человека отражаются его внутриличностные мотивы, конфликты и, вообще, внутренне состояние. Именно на этой основе Фрейд строил свою «психопатологию обыденности». Интеракционизм привлекает внимание к способности людей улавливать сигналы

(вербальные и невербальные), намеренно или нет, передаваемые людьми друг другу. Опираясь на эти представления, виктимологи пытаются объяснить, чем руководствуется средний уличный преступник (насильник, грабитель, вор), при выборе жертвы. Американский исследователь Бетти Грейсон экспериментально установила, что преступнику требуется в среднем семь секунд для визуальной оценки потенциальной жертвы – ее физической подготовки, темперамента и т.п. Преступник бессознательно отмечает все, что может сыграть ему на руку: неуверенный взгляд, вялую осанку, несмелые движения, психологическую подавленность, физические недостатки, усталость, рассеянность и т.д.

Чтобы выделить и классифицировать основные личностные особенности потенциальной жертвы, Грейсон засняла на видеопленку сотни пешеходов в панораме обычного уличного потока. Запись демонстрировалась заключенным, отбывающим срок в различных тюрьмах США. В результате, большинство отдельно опрашиваемых преступников выделили одних и тех же людей, могущих, по их мнению, стать легкой добычей. Математический анализ показал, что потенциальную жертву преступники, обычно, выделяют по некоторым отличительным особенностям движений. Это может общая несогласованность движений, неуклюжесть походки, общая вялость, привлекающие внимание на фоне единого людского потока. Резюме этих исследований может быть выражено следующим образом: профессиональный преступник, действует подобно хищнику; как хищник не нападает на здоровое и сильное животное, а ищет слабое и больное, так и преступник стремится нападать на тех, кто окажет наименьшее сопротивление. Отсюда популярная в современной криминологии концепция виктимности - способности человека становиться жертвой.

В группу риска попадают, прежде всего, условно говоря, «хлюпики»: люди плохо физически организованные, расслабленные и не собранные психически. Виктимность - это динамическая характеристика, способная изменятся с течением времени, в зависимости от личностных или ситуационных влияний (например, - подъема или упадка жизненных сил).

Теория виктимности - это частная девиантологическая теория, акцентирующая внимание на таких видах девиантного поведения, как делинквентность и виктимность. Виктимность можно рассматривать как разновидность девиантности. Ведь, согласно этому подходу, преступники выбирают жертву, которая «не совсем нормальна», отличается от других людей.

Таким образом:

• несовершенство общественно-экономического устройства может стимулировать рост девиантных тенденций в обществе как реакцию на социальную несправедливость; особенно показательно в этом плане несоответствие между социально значимыми целями и реальными возможностями их достижения — так объясняет девиантностъ теория социального напряжения;

• Согласно субкультурной теории, различного рода субкультуры оказывают негативное социализирующее воздействие на личность, попавшую в поле их действия; по-видимому, существование таких субкультур так же объясняется реакцией на социальное неравенство; выделяют три типа девиантных субкультур — криминальную, протестную и отступающую;

сторонники теории наклеивания ярлыков и теории стигмы считают, что девиантностъ может являться негативной реакцией на социальное отторжение, вызванное наклеиванием ярлыка; в то же время сам ярлык девианта способен оказать направляющее воздействие на личность благодаря значительной роли социальных ожиданий в формировании поведения; ярлык может иметь важное значение при переходе от первичной девиантности к вторичной;

• теория конфликта подчеркивает важность социальных соглашений относительно девиантности и неравные возможности членов общества в управлении собственной девиантностъю, поддерживая теорию ярлыков в том, что девиантностъ — это сконструированное поведение —результат социального соглашения, заключаемого в интересах власть имущих;

• теория дифференциальных ассоциаций основывается на том, что девиантностъ усваивается с помощью научения, в процессе социализации, при этом вероятность усвоения девиантных моделей поведения тем выше, чем больше выгод такое поведение приносит тому, кто его осуществляет; сформированные в процессе социализации склонности, вкусы привычки, ценностные ориентации, в значительной мере определяют уровень девиантности человека в дальнейшем;

• виктимология рассматривает вопросы взаимодействия жертвы и преступника, считая, что жертвы, зачастую, с помощью различных невербальных сигналов провоцируют преступные посягательства на себя.

Литература

1. Бэрон Р. Ричардсон Д. Агрессия. – СПб.: Изд-во ПИТЕР. – 1997.

2. Большаков В.Ю. Эволюционная теория поведения. СПб. -2002.

3. Дональд Р. Делинквентность, преступность и социальный прогресс. – СПб. 1994.

4. Дюркгейм Э. Самоубийство. – С.-Петербург.,1998.

5. Зиновьев А. Глобальный человейник. – М.:Эксмо, Generalissimus, 2003.

6. Криминологи о неформальных молодежных объединениях: материалы круглого стола. – М., 1990.

7. Ломброзо Ч. Преступление. – М. – 1994.

8. Лоренц К. Агрессия. – М., 1994.

9. Лоренц К. Так называемое зло. М., 1995.

10. Мертон К.Р. Социальная структура и аномия// Социс.1992-№2-4.

11. Социология преступности. М.: Прогресс, 1996.

12. Уошберн С.Л. Австралопитек: охотник или жертва. 1958.

13. Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1991.

14. Фрейд 3. Я и Оно. Психология бессознательного. М.,1989.

15. Фромм Э. Психоанализ и этика. М.: Республика, 1998.

16. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.,1998.

17. Фромм Э. Бегство от свободы; Человек для себя/ Пер. с анл. Д.Н.Дудинский,-Мн.: 000"Попури"1998.

18. Шарков Ф.Н. Социология: теория и методы. Учебник. – М.: Экзамен, 2007.

19. Шубкин В.А. Молодое поколение в кризисном обществе.//. Куда идет Россия?..Социальная трансформация постсоветсткого пространства/ Под общ. ред.Т.И.Заславской. - М.: Аспект Пресс, 1995.с.267-274.

20. Manheim J. Comparative criminology/ London, 1965. T.I

ЛЕКЦИЯ 8.

ОБРЕТЕНИЕ СМЫСЛА ЖИЗНИ КАК НОРМООБРАЗУЮЩИЙ ФАКТОР ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯ

Человеческая жизнь, по образному сравнению В. Франкла, напоминает радиоактивный элемент с его ограниченным «периодом полураспада», в течение которого атомы распадаются, и его вещество постоянно и необратимо трансцендирует в энергию. В этом смысле смерть является неотъемлемой составляющей жизни. Самое интересное в том, что сама смерть делает жизнь более осмысленной. Не существует способов «победить смерть». Иногда люди стремятся приобрести бессмертие путем продолжения своего рода, а потому смысл жизни видят в том, чтобы узнавать себя в своих потомках. Однако, во-первых, как продолжение рода жизнь не может продолжаться до бесконечности. Во-вторых, мы приходим к парадоксу: человеческая жизнь, смыслом которой является размножение, была бы столь же бессмысленна, как и само размножение. В-третьих, продолжение жизни таким образом имеет смысл только в том случае, если эта жизнь наполнена смыслом. Это напоминает мысль В.С.Соловьева о том, что и любовь не имеет своим смыслом размножение, продолжение рода [см.1]. Жизнь приобретает смысл в других небиологических сферах: интеллектуальной, этической, эстетической. Жизнь превосходит себя не в «длину» - в смысле воспроизводства, а «в высоту» - путем реализации ценностей, или «в ширину» - путем воздействия на общество.

1)Ценности, придающие смысл человеческой жизни

Профессор неврологии, психотерапии и философии В. Франкл выделяет три рода ценностей, которые могут придать человеческой жизни тот или иной смысл и спасают от девиантного поведения. Первую группу ценностей, которые реализуются в продуктивной творческой деятельности, он называет созидательными [см. 2, с. 173]. Второй путь нахождения смысла жизни - это переживание ценностей: доброты, истины и красоты, природы и культуры и познание другого человеческого существа в его предельной уникальности, единственности, что возможно осуществить, только полюбив его. И, наконец, в третью группу включаются ценности общения, которые показывают, насколько человек состоялся как человек. Это ценности самой человечности, гуманизма, взаимопонимания между людьми. В.Э. Франкл явился своеобразной «третьей волной» психоанализа, существенно переакцентировав его с принципа удовольствия на принцип обретения человеком смысла своей жизни. На медицинском факультете Венского университета он создал совместно с коллегами клинику логотерапии, где он занимался с пациентами, подтверждая свою гипотезу, в соответствии с которой стремление к смыслу представляет собой мотив sui generis, не сводимый к другим потребностям и не выводимый из них. Термин "логотерапия" как название теории и психотерапевтической практики Франкла происходит от Logos - которое означает в ноэматичском (интенциональном) дискурсе "смысл".

Логотерапия, или, как назвали ее некоторые авторы, "третья венская школа психотерапии", сосредоточена на смысле человеческого существования и на поисках человеком этого смысла. Согласно логотерапиии, стремление найти смысл жизни – основная мотивационная сила человека. Вот почему основатель логотерапии говорит о воле к смыслу в отличие от принципа удовольствия (или, как возможно было бы сказать, от воли к удовольствию), на которой сосредоточен фрейдовский психоанализ, а также в отличие от воли к власти, на которой сосредоточена адлеровская психология (она пользуется термином "стремление к превосходству") [ см. 3, c.39 ].

2)Современный экзистенциальный вакуум и поиски смысла жизни

«Мы встречаемся здесь с феноменом, который доктор Франкл считает фундаментальным для понимания человека с самотрансценденцией (self-transcedence) человеческого существования. За этим понятием стоит факт, что человеческое бытие всегда ориентировано вовне на нечто, что не является им самим, на что-то или на кого-то: на смысл, который необходимо осуществить, или на другого человека, к которому мы тянемся с любовью» [4, с. 4]. У человека, который особенно добивается наслаждений и развлечений, оказывается, в конечном счете, фрустрировано его стремление к смыслу, и он находится в состоянии экзистенциального вакуума. Экзистенциальный вакуум – это чувство отсутствия смысла. Именно экзистенциальный вакуум, согласно наблюдениям Франкла, подкрепленным многочисленными клиническими исследованиями, является причиной, порождающей в широких масштабах специфические "ноогенные неврозы", распространившиеся в послевоенный период в странах Западной и Восточной Европы и в еще больших масштабах в США, хотя некоторые разновидности таких неврозов (например, "невроз безработицы") были описаны еще раньше. Необходимым же условием психического здоровья является определенный уровень напряжения, возникающего между человеком, с одной стороны, и локализованным во внешнем мире объективным смыслом, который ему предстоит осуществить, с другой стороны [цит. по 5].

Несмотря на то, что В. Франкл как психотерапевт профессионально посвятил себя тому, чтобы помочь людям обрести смысл жизни, и эта профессия называется логотерапией, он принципиально считает, что смысл нельзя дать, его нужно найти, обрести. «Смысл должен быть найден, но не может быть создан» [2, с.37). Попытка дать человеку смысл свелась бы к морализаторству.

Чтобы человек нашел правильный (собственный) смысл жизни, он должен руководствоваться важнейшими обязательными человеческими экзистенциалами.

1. Экзистенциалы обретения смысла

В поисках смысла, который должен и может быть найден, человека направляет его 1)совесть, которая и выступает органом смысла. Обретение личностью собственного смысла жизни особенно важно, поскольку осмысленная жизнь дает иммунитет против конформизма и тоталитаризма, которые заполняют образовавшийся экзистенциальный вакуум. Только опора на совесть дает человеку возможность сопротивляться и не поддаваться конформизму и не склоняться перед тоталитаризмом.

Совесть – это трансцендентальное «Ты», тот Бог, который может иметь и нетеистический характер. Это трансцендентальное «Ты» онтологически первично, как Бог, указывающий на присутствие, хоть и великого, но незримого наблюдателя, перед которым человек отвечает за требующееся от него осуществление его личного конкретного смысла жизни.

Мы живем в век распространяющегося все шире чувства смыслоутраты. В такой век воспитание должно быть направлено на то, чтобы не только передавать знания, но и оттачивать совесть так, чтобы человеку хватило чуткости расслышать требование, содержащееся в каждой отдельной ситуации. В век, когда десять заповедей, по-видимому, уже потеряли для многих свою силу, человек должен быть приготовлен к тому, чтобы воспринять 10000 заповедей, заключенных в 10000 ситуаций, с которыми его сталкивает жизнь, – рекомендует В. Франкл.

Поскольку человек не столько биологическое, сколько социальное существо, его побуждают не влечения, а экзистенциалы человеческого существования. Франкл характеризует еще три важнейших экзистенциала, которыми выступают Духовность, Свобода и Ответственность.

2) Духовность человека – это не только его характеристика, а основополагающая особенность. Духовное - не просто присуще человеку наряду с телесным и психическим, которые свойственны и животным. Духовное – это то, что отличает человека, что присуще ему и только ему одному. Духовность развивается у человека, благодаря его особенности преодоления психофизическо-организмической данности. Эта возможность и есть существование, а существовать – значит постоянно выходить за пределы самого себя, на что не способно животное. Например, жизнь муравейника нельзя считать целенаправленно осмысленным процессом. Однако в человеческом существовании нет смысла противопоставлять «силу духа» и «силы природы». Как разум, так и плоть зависят друг от друга, ибо человек является «гражданином» сразу нескольких миров. Он находится в состоянии постоянного жизненного напряжения, в биполярном силовом поле. В духовности коренится не только совесть, но и любовь человека, они по своей природе являются абсолютно индивидуальными ценностями.

3) Свобода человека состоит в том, что он есть существо, которое всегда может сказать «нет» и которое не должно всегда говорить «да» или «аминь». Когда он говорит «да», то это происходит всегда путем идентификации. Это и есть то, что выделяет человека из мира животных. Животное идентично своим влечениям, человек же всякий раз должен идентифицироваться со своими влечениями в той мере, в какой он желает их принять. Свобода присуща человеку вследствие его социальной сущности, а потому неотделима от него, и поэтому он обладает совсем не тем, что, просто имея, может потерять. Он живет в мире разумной активности, потому он действует, решая сам за себя, а не как продукт наследственности.

Разумеется, «Эго» как воплощение воли, принимающей решения, неизбежно нуждается в энергии инстинкта. Однако «Эго» никогда не может оказаться просто пассивно влекомым.

Вследствие этого духовным в человеке является способность на основе приобретенной свободы противостоять телесному, социальному и даже психическому в нем. Духовная личность в человеке – это то, что всегда может возразить. Экзистенциальный анализ признает человека свободным, однако этот «вердикт» действует в условиях некоторых ограничений и дополнений. Ограничения заключаются в том, что, несмотря на свободу, человек не может делать все, что он захочет. Эта свобода ограничена, в первую очередь, нравственностью и правом; свобода человека не тождественна некоему всемогуществу. А дополнения экзистенциального анализа в понимании свободы человека заключаются в том, что этой свободы не может быть без 4)ответственности. Это означает, что человеческая свобода не тождественна не только всемогуществу, но и произволу. Человек несет ответственность и за выбранные наслаждения, и за выбранные ценности. «Действительная свобода может выродиться в простой произвол, если она не ограничена ответственностью. Вот почему я рекомендую, чтобы статуя Свободы на восточном берегу Америки была дополнена статуей Ответственности на западном берегу»[3, c.51], – остроумно советует знаменитый психотерапевт.

Смысл в принципе доступен любому человеку, независимо от пола, возраста, интеллекта, образования, характера, среды и религиозных убеждений. Однако нахождение смысла – это вопрос не познания, а призвания. Не человек ставит вопрос о смысле своей жизни – жизнь ставит этот вопрос перед ним, и человеку приходится ежедневно и ежечасно отвечать на него не словами, а действиями. Смысл не субъективен, человек не изобретает его, а находит в мире, в объективной действительности, именно поэтому он выступает для человека как императив, требующий своей реализации. В психологической же структуре личности Франкл выделяет особое, "ноэматическое измерение", в котором локализованы смыслы, и оно несводимо к измерениям биологического и психологического существования человека; соответственно, смысловая реальность не поддается объяснению через психологические и тем более биологические механизмы и не может изучаться традиционными психологическими методами.

Жизнь человека полна смысла до самого конца, до самого последнего вздоха. И пока сознание не покинуло человека, он постоянно обязан реализовывать ценности и нести ответственность. Будучи свободным от принуждающего инстинкта, который Э. Фроммом назван «свободой от», человек становится «свободным для», т.е. для того, чтобы принимать решения, беря ответственность на себя. Нельзя уйти от проблем и ответственности при помощи самоубийства, потому что таким способом невозможно решить никаких проблем. Такой человек похож на шахматиста, который, столкнувшись с очень трудной задачей, просто смахивает шахматы с доски.

Страдание и горе также являются частью человеческой жизни, как судьба и смерть. Они тоже являются экзистенциалами, наполняющими человеческое бытие. Термин "экзистенциальный" может использоваться в трех значениях: 1) по отношению к существованию (existence) самому по себе, то есть к специфически человеческому образу существования; 2) по отношению к смыслу существования; по отношению к стремлению найти конкретный смысл личного существования, то есть воле к смыслу [3, с.40].

Судьба – это не фатум, или рок, как это понимали в античности. Это не Ананке – необходимость, олицетворяющая неизбежность (прежде всего смерти), держа на коленях веретено судьбы человека. В античном мифе о судьбе ей помогают мойры, помощницы богини судьбы: Лахесис определяет жребий человека, Клото выпрядает нить индивидуальной судьбы, а Атропос, неотвратимо приближающая будущее, перерезает нить судьбы в момент смерти [6]. С современной точки зрения, считает Франкл, существуют две позиции по отношению к судьбе. Первая состоит в том, что над судьбой необходимо работать, работать вместе с ней, придавая ей форму, т.е. «лепить» судьбу через ситуацию, находясь в состоянии созидания ценностей. Вторая позиция обусловлена тем, что если ситуацию человек не в состоянии изменить, оказывается неспособным реализовывать созидательные ценности, то в этой позиции по отношению к своей неизбежной участи понимать страдание как достижение, а, следовательно, реализовывать ценности отношения. «…речь здесь идет только о ситуациях, которые нельзя устранить, нельзя избежать или изменить, о страдании, которое не может быть устранено» [4, с.15] ( имеются в виду, прежде всего, неизлечимые болезни, неоперируемые раковые опухоли). Осуществляя смысл, заключенный в страдании, мы реализуем самое человеческое в человеке. Мы обретаем зрелость, мы растем, мы перерастаем самих себя. Именно там, где мы беспомощны и лишены надежды, будучи не в состоянии изменить ситуацию, именно – там мы призваны, ощущаем необходимость измениться самим.

3)Самореализация и смысл жизни

Самая распространенная точка зрения на развитие личности заключается в императиве самоосуществления и самореализации человека. Как будто человек предназначен лишь для того, чтобы удовлетворять свои собственные потребности или же себя самого. Поскольку самоосуществление и самореализация вообще важны для человеческого бытия, они достижимы лишь как результат, но не как интенция. Лишь в той мере, в какой мы забываем себя, отдаем себя, жертвуем себя миру, тем его задачам и требованиям, которыми пронизана наша жизнь, лишь в той мере, в какой нам есть дело до мира и предметов вне нас, а не только до нас самих и наших собственных потребностей, лишь в той мере, в какой мы выполняем задачи и требования, осуществляем смысл и реализуем ценности, мы осуществляем и реализуем также самих себя, - так корректирует психотерапевт сторонников императива самореализации.

Самоактуализация – это не конечное предназначение человека. Это даже не его первичное стремление. Если превратить самоактуализацию в самоцель, она вступит в противоречие с самотрансцендентностью человеческого существования. Подобно счастью, самоактуализация является лишь результатом, следствием осуществления смысла. Лишь в той мере, в какой человеку удается осуществить смысл, который он находит во внешнем мире, он осуществляет и себя. Если он намеревается актуализировать себя вместо осуществления смысла, смысл самоактуализации тут же теряется.

«Я бы сказал, что самоактуализация – это непреднамеренное следствие интенциональности человеческой жизни. Никто не смог выразить это более лаконично, чем великий философ Карл Ясперс, сказавший: "Человек становится тем, что он есть, благодаря делу, которое он делает своим"[3, с.43], – совершенно верно настаивает на своей точке зрения В. Франкл в противоположность сторонникам самореализации как таковой.

Быть человеком – значит выходить за пределы самого себя. Сущность человеческого существования заключена в его самотрансценденции. Быть человеком – значит всегда быть направленным на что-то или на кого-то, отдаваться делу, которому человек себя посвятил, человеку, которого он любит, или богу, которому он служит. Такая самотрансценденция выходит за рамки всех тех образов человека, которые в духе монадологизма представляют человека не как существо, выходящее за пределы самого себя, тянущееся к смыслу и ценностям и ориентированное тем самым на мир, а как существо, интересующееся исключительно самим собой, поскольку для него важно лишь сохранение или соответственно восстановление гомеостаза [см. 3, c.21, 43 и др. ].

Однако воля человека к смыслу тоже может быть поражена, и в этом смысле логотерапия говорит об "экзистенциальном крушении". Экзистенциальное крушение может приводить и к неврозам. И вот тут возникает пространство социальной работы. Для этого типа неврозов логотерапия создала термин "ноогенные неврозы" - в отличие от неврозов в традиционном смысле слова, т.е. психогенных неврозов. Ноогенные неврозы зарождаются не в психологическом, а скорее в "ноологическом" (от греческого noos - разум) пространстве человеческого существования. Это еще один логотерапевтический термин, который означает все, принадлежащее к специфически человеческому пространству психики.

Ноогенные неврозы возникают не из конфликта между желаниями и инстинктами, а из экзистенциальных проблем, т.е. обусловлены экзистенциальным вакуумом. Смысложизненные проблемы современного человека настолько обострились в условиях социальной перегруженности проблемами или наоборот в условиях конформистского массового существования, что он испытывает определенный экзистенциальный вакуум. Экзистенциальное крушение повышает готовность к невротическим реакциям, а экзистенциальный вакуум создает атмосферу, в которой набирает силу сексуальное либидо [см.2, с.3]. «Существуют различные маски и прикрытия, под которыми выступает экзистенциальный вакуум. Иногда пропавшая воля к смыслу замещается волей к власти, волей к деньгам. В других случаях место расстроенной воли к смыслу занимает воля к удовольствию. Вот почему экзистенциальное крушение часто разрешается сексуальной компенсацией. В таких случаях можно наблюдать, как сексуальное либидо начинает буйствовать в экзистенциальном вакууме» [3, c. 42 ], как об этом пишет сам В.Франкл.

В этих условиях удовлетворение сексуального влечения считают способом преодоления экзистенциального вакуума, которое должно стать способом наслаждения жизнью.

В. Франкл поддерживает точку зрения несостоятельности гедонистической позиции в определении смысла жизни. Чем сильнее человек стремится к наслаждению, тем сильнее оно от него ускользает. Как психоаналитик он объясняет, что чистая погоня за сексуальными удовольствиями приводит к тому, что и сама сексуальность нарушается. Это связано с тем,- говорит В. Франкл,- что чем больше внимание смещается с личности на сам половой акт, тем больший ущерб наносится самому половому акту. Сексуальность обесценивается в той мере, в какой она обесчеловечивается, – делает вывод он. Ведь человеческая сексуальность выступает носителем внесексуальных личностных отношений. Она выступает выражением любовного отношения, своеобразной «инкарнацией» такого феномена, как любовь или влюбленность. Человеческий романтизм – влюбленность в объект влечения, если не большее – любовь к нему, питает сексуальное чувство и действие.

Индустрия просвещения и развлечения, современная сексуальная революция на кино- и телеэкранах толкает иногда на принудительное «сексуальное потребление» в его деперсонализированном виде. Культивируется так называемый «невроз» обязательного сексуального потребления, но в таком виде оно отчуждает «любовную технику» от искренности, спонтанности, непосредственности, истинного влечения как любви и ведет как раз к усилению сексуальной фрустрации как мужской несостоятельности. Половое взаимодействие как секс без любви характеризуется пациентами психоаналитика как мастурбация на женщине. Это означает, что попытка найти смысл жизни в «голом сексе» и таким образом понятом принципе удовольствия, оказывается несостоятельной, что усиливает тот экзистенциальный вакуум, попытка уйти от которого была сделана через гипертрофию либидо. Этот уход можно представить как одну из форм социального отчуждения: отчуждение от самого себя, эмоциональное отчуждение от своих собственных эмоций. Такие сцены и лексико-натуралистический ряд даны, например, в романах Генри Миллера «Тропик Рака» и «Тропик Козерога».

Средний американец, считает В. Франкл, еще в большей степени, чем другие, охвачен экзистенциальной фрустрацией и потому стремится к сексуальной гиперкомпенсации. Если мы в век противозачаточных средств и откровенной массовой стимуляции, не хотим утонуть в этом потоке и погрузиться в тотальный промискуитет, то мы должны представлять, что может дать человеку истинное счастье и наслаждение.

Человек не может их получить независимо от того, чем они будут вызваны. В действительности человеком может двигать не наслаждение и стремление к счастью как таковым, а то, что их способно в действительности породить. Превращение наслаждения как результата в наслаждение как объект намерения ведет к утрате самого наслаждения. Принцип наслаждения разбивается о себя же самого. Чем больше человек нацелен на наслаждение, тем больше оно от него ускользает, и наоборот, чем больше человек стремится избежать неудовольствия, избежать страданий, тем больше он ввергает себя в дополнительные страдания. Его эскапизм оборачивается против него [см.2, с.117]. Через столетие точки зрения и аргументы В.В.Розанова в его статье «Цель человеческой жизни» [7] и В. Франкла в точности сошлись. Смысл радости не может заключаться в ней самой. Как не вспомнить Канта, который заметил в свое время, что человек хочет быть счастливым, но чего ему по-настоящему стоит желать – так это быть достойным счастья.

4)Любовь и смысл жизни

Сексуальные отношения – это самый внешний слой человеческих влечений. Условием таких отношений может оказаться внешняя физическая привлекательность, вызывая сексуальное влечение,- считает В. Франкл. На ступеньку выше в его градации стоит эротическое отношение. Как психоаналитик он считает, что эротика проникает в следующий, более глубокий слой, входит уже в психическую сферу человека. Обычно она выражается в сильном увлечении, эмоциональном возбуждении, вызванном адекватностью психической организации объекта симпатии. Любовь же в самом узком смысле этого слова представляет собой, с одной стороны – самую высокую стадию эротического отношения, а с другой предполагает вступление во взаимоотношения с другим человеком как духовным существом. По-настоящему влюбленного затрагивает духовная близость любимого. Любящий любит самого любимого, т.е. то, чем является он сам. Любовь,- считает В. Франкл,- нечто большее, чем эмоциональное состояние; любовь – это интенциональный акт, направленный на сущность другой личности, но духовные качества которой не противостоят твоим, совпадают с твоими, являются их продолжением в другом, выступают в единстве с моей «самостью». «В духовном акте любви мы познаем энтелехию» [2, с.260], что синонимично ментальности, и означает совпадение умостроя, глубинных ментальных слоев восприятия жизни. Там, где отсутствие любви пытаются скомпенсировать количеством сексуальных удовольствий, проявляются различного рода патологии, и подобная любовь приобретает уродливую, надломленную форму (это представлено, например, в рассказах Ф.А.Селиванова, фильмах Адриана Лайна «9,5 недель», Пола Верховена «Основной инстинкт» и др.).

Даже, когда наши переживания в любви оказываются трагичными, и сами мы чувствуем себя несчастными, мы не только обогащаемся, но и получаем более глубокое ощущение жизни: такие переживания приводят к внутреннему росту и личностной зрелости. Так что совершенно прав поэт, сказав: «в ком дара нет любви неразделенной, в том нету дара божьего любви». В связи с этим вспоминается стихотворение Евг. Евтушенко «Неразделенная любовь».

Любовь неразделенная страшна, / Кому весь мир – лишь биржа, драка.

Любовь неразделенная смешна, / Как профиль Сирано де Бержерака.

Один мой деловитый соплеменник / Сказал жене в театре «Современник»:

Ну что ты в Сирано нашла?/ Вот дурень /Я, к примеру, никогда бы

/ Так не страдал из-за какой-то бабы. /Другую бы нашел - и все дела.

/ В затравленных глазах его жены/Забито проглянуло что-то вдовье./

Из мужа перло, аж трещали швы/ Смертельное духовное здоровье./

О! Сколько их, таких здоровяков,/Страдающих отсутствием страданий./

Для них есть бабы–нет прекрасной дамы./Да разве сам я в чем-то не таков? /

Зевая, мы играем, как в картишки,/В засаленные мелкие страстишки, /

Боясь трагедий, истинных страстей./Наверное, мы с вами просто трусы, /

Когда мы подгоняем наши вкусы /Под то, что подоступней, попростей. /

Не раз шептал мне внутренний подонок/Из грязных подсознательных потемок:

/ Э, братец, это сложный матерьял./И я трусливо ускользал в несложность

/ И, может быть, великую возможность/Любви неразделенной потерял.

/ Мужчина, разыгравший все умно, /Расчетом на взаимность обесчещен.

/ О, рыцарство печальных Сирано,/Ты из мужчин переместилось в женщин.

/ В любви вы либо рыцарь, либо вы –не любите: Закон есть непреклонный,

/ В ком дара нет любви неразделенной – /В том нету дара божьего любви.

/ Дай Бог познать страданий благодать/И трепет безответный, но прекрасный

/ И сладость безнадежно ожидать,/И счастье глупой верности несчастной.

/ И тянущийся тайно к мятежу /Против своей души оледененной,

/ В полулюбви, запутавшись, брожу/С тоскою о любви неразделенной.

А вот ревность, считает Франкл, - это один из аспектов «эротического матерализма». В ее основе лежит отношение к объекту любви как своей собственности, в то время как настоящая любовь по определению предполагает взаимное ощущение и признание неповторимости и своеобразия любимого [см.2, с.262].

Вместе с тем, простое увлечение – это противопоказание к браку. Однако это не означает, что и настоящая любовь сама по себе является показанием к созданию семьи. Брак – нечто большее, чем проблема личных переживаний, – считает Франкл.

Анализируя типы личностей, для которых любовь не может стать смыслом жизни, Франкл выделяет несколько типов сексуальной патологии. К первому типу относятся люди отвергнутого эротизма, который вследствие его недоступности возвращает человека на уровень обычной сексуальности. Это в его терминологии «смиренный тип», для которого Дон Жуан – настоящий любовный герой, хотя последний так и не испытал подлинного чувства любви, заменив его увеличением количества сексуальных отношений. Люди второго типа не верят в возможность любви для себя, они не верят в любовь вообще, считая ее иллюзией. Любовь для них бывает только в романах, является неосуществимым идеалом, поскольку в действительности все ограничивается сексом. Как раз к этому типу относится Дон Жуан, так никогда и не осмелившийся пережить опыт истинной любви, наполняющий смыслом жизнь. Он остается внутренне опустошенным человеком, несмотря на огромный сексуальный опыт. Его внутренний мир гораздо беднее, чем у человека, который любил по-настоящему, а жизнь – значительно менее состоявшаяся, чем у человека, любившего или любящего.

Третий тип в этой классификации называется «бездеятельный тип». Если люди первых двух типов никогда не достигали большего во взаимоотношении полов, чем секс, то выразители бездеятельного типа не достигают даже этого. Представители этого типа не являются активными ни эротически, ни сексуально. Они остаются в изоляции, один на один со своим инстинктом, и выражением этой изоляции является мастурбация. Это та форма, которую принимает секс у одиноких людей [см.2, с. 276].

Однако любовь – это только один из возможных способов наполнения жизни смыслом, причем не самый высокий.

Часто бывает благороден и возвышен смысл жизни как бы наперекор судьбе у тех людей, которые, не имея возможности реализовать смысл жизни в творчестве, общении и любви вследствие тяжелых осложнений жизни (например, как у героя американского фильма «Побег из Шаушенка»), поднимаются над собственным положением и превращают его в достижение, триумф и героизм.

В эпоху экзистенциального вакуума образование не должно ограничиваться передачей традиций и конкретных знаний. Оно должно совершенствовать способность человека находить те уникальные смыслы, которые не задеты распадом универсальных традиционных ценностей. Следовательно, образование должно давать человеку средства для обнаружения собственных смыслов. Если совесть человека молчит, то из отсутствия интереса к экзистенции развивается скука, а неспособность проявить инициативу рождает апатию. З. Фрейд пренебрежительно заметил, что философия всего лишь одна из благопристойных форм сублимации репрссивной сексуальности. Франкл как представитель современной школы психоанализа совершенно не согласен с этим и считает, что, скорее, секс часто служит удобным средством бегства как раз от тех философских и экзистенциальных проблем, которые осаждают человека. Тысячи лет человечество создавало монотеизм. Сегодня нужен следующий шаг. Франкл называет его монантропизмом, содержанием которого является не обязательно вера в единого Бога, а сознание единого человечества, единства человечества. Создаваемая и уже во многом созданная социокультурная антропология как учение о человеке, его существовании и смысле его жизни во многом восполняет этот философский пробел.

Литература

1. Соловьев В.С. Смысл любви // Сочинения. В 2-х т. Т. 2. – М.,1988. – С.493-547.

2. Франкл В. Человек в поисках смысла. – М.: Прогресс, 1990.

3. Frankl Victor E. Man's Search for Meaning/ Перевод Маргариты Маркус. – N.Y: Washington Square Press, 1985. – Электронный ресурс.

4. Аверьянов Л.Я. Хрестоматия по психологии, 2000. – Электронный ресурс.

5. Леонтьев Д.А. Всупит. статья// Виктор Франкл «Человек в поисках смысла»: Сборник/ Пер. с англ. и нем.,_общ. ред. Л. Я. Гозмана и Д. А. Леонтьева. – М.: Прогресс, 1990. – 368 с. – Электронный ресурс.

6. Судьба // Новейший философский словарь. – Минск: Книжный дом, 2001. – С.1003-1006.

7. Розанов В.В. Цель человеческой жизни // Смысл жизни: Антология. М.: Прогресс, Культура. М., 1994. С.19-64.

ЛЕКЦИЯ 9. ПРЕСТУПЛЕНИЕ: ГЛАВНАЯ ФОРМА ДЕВИАНТНОСТИ

В спектре различных девиаций выделяется наиболее проблемный, острый для общества фокус: преступление. С позиций нашего комплексного подхода к феномену отклонений, преступления – это наиболее угрожающие социальной системе нарушения норм. Это протест против тех норм, которые формально считаются самыми важными (хотя в реальном нормативном сознании членов общества это не обязательно так). Преступление является девиантным поведением, которое нарушает закон и является предметом формального санкционированного наказания со стороны общества в целом. Исследование преступлений, криминального поведения, способов обращения с преступниками осуществляется в рамках криминологии (социологии преступности). Этот раздел написан в основном по материалам зарубежных источников. Дело в том, что с изменением социально-экономического строя России многие виды преступлений, традиционно хорошо известных в западной юридической практике стали актуальными и у нас. А учитывая процесс глобализации и интернационализации преступности, изучение западного опыта может оказаться весьма полезным. Кроем того, западный опыт в целом пока мало известен отечественным студентам. Другая причина – доступность и высокий уровень отечественных учебников по криминологии. Там в прекрасной форме излагается опыт отечественной традиции изучения преступлений, так, что нет нужды пересказывать этот материал. В то же время, мы не можем не опираться на отечественный (очень богатый и поучительный) опыт изучения преступности с целью дополнить общую картину этого типа отклонений. Отсюда следующая структура параграфа: сначала мы кратко рассматриваем основные тенденции в отечественной правоохранительной практике, затем обращаемся, преимущественно, к западному опыту.

1)Тенденции в отечественной правовой практике

Обратившись к истории становления правовых отношений в СССР, мы можем выделить четыре стадии их развития.

Первая относится к самому началу становления советской системы. Ленин вслед за Марксом повторил тезис Монтескье о приоритете предупреждения преступлений по сравнению с карой за них. Активно используется идея превенции¹²⁶. Поэтому действующее в этот период законодательство было достаточно «мягким», по сравнению с последующими (включая ныне действующее). Однако рост преступности заставил пересмотреть многие положения. Поэтому реальная правоохранительная политика была достаточно жесткой.

Второй период, характеризующийся резким ужесточением законодательно-правовых норм, относится к эпохе ГУЛАГа. В этот период удалось добиться значительного снижения уровня преступности. Заметим, что защитники «политических осужденных» часто игнорируют тот факт, что тяжкие уголовные преступления (убийство, изнасилование) относились к разряду государственных, т.е. расценивались, как «политические». Но, может быть, так считают правозащитники, но практика ГУЛАГа это отвергает, т.к. уголовники считались социально-близкими, и издевались над политзаключенными. Об этом свидетельствуют и А.И.Солженицын, В. Шаламов.

Третий период – неоднороден. Идея превенции была реанимирована Н.С. Хрущевым на XX съезде КПСС (1956). При всей демагогичности этих партийных заявлений, они позволили ученым разрабатывать теоретические и методологические основы превенции, а на практике наблюдалась либерализация наказания, сокращение доли лиц, осуждаемых к реальному лишению свободы, сопровождавшиеся снижением уровня регистрируемой преступности (с 1961 по 1965гг. на 19%). Одновременно рос уровень реальной преступности. Чиновники и правоохранители редко оказываются на скамье подсудимых или в тюрьме.

Доля лиц, приговариваемых к лишению свободы, сокращается в СССР с 45,2% в 1985г. до 33,7% в 1987г., количество освобожденных от уголовной ответственности с применением мер общественного воздействия увеличивается с 1985г. по 1988г. на 76%. Одновременно снижаются уровни преступности (расчете на 100 тыс. человек населения) с 752 в 1985г. до 636 в 1987г. (на 16%), самоубийств – с 24,6 в 1985г. до 19,1 в 1987г. (на 22%). Таким образом, третий период длился в целом около 30 лет (от Хрущева до перестройки).

«Постперестроечный период» (четвертый) характеризуется возвратом к репрессивной уголовной политике, ростом всех видов девиантного поведения. Так с 1987 по 1994гг. уровень преступности вырос в 2,2 раза, умышленных убийств (с покушениями) в 3,4 раза, тяжких телесных повреждений в 3,3 раза, самоубийств в 1,8 раза. В 1994 году Россия вышла на первое место в мире по уровню смертей от убийств, второе место по уровню смертей от самоубийств, с 1993г. – на первое место в мире по душевому употреблению алкоголя, обогнав Францию – традиционного «лидера». Увеличивается число потребителей наркотиков. Хотя с 1993-1994гг. фиксируется «снижение» количества и уровня зарегистрированной преступности, можно предположить, что это – лишь результат массового сокрытия преступлений от регистрации (обоснование этой точки зрения представлено в многочисленных публикациях отечественных криминологов). Широкое распространение приобрели организованная преступность и коррупция, но лидеры криминальных организаций и коррумпированные чиновники и правоохранители редко оказываются на скамье подсудимых или в тюрьме.

Исследование современных форм социального контроля и практики девиантного поведения в России выявило следующие основные тенденции:

1. Усиливающаяся репрессивность уголовной политики (так, в 1988г. было осуждено за уголовные преступления 426 тыс. человек, в 1995г. – 1,036 тыс. человек, в том числе к смертной казни – в 1988г. – 115 человек, 1994г. –160 человек, 1995 –- 143 человека, при резко сократившемся числе помилований – в 1995г. – всего 5 человек, в 1996г. – 1 человек, тогда как в 1993г. – помиловано 149 человек, в 1994г. – 134 человека; осуждено к лишению свободы в 1988г. –149 тыс. человек, 1995г. – 358 тыс. человек; количество заключенных на 100 тысяч человек населения в 1996г. –превысило 700, это первое место в мире, с большим опережением США – 2-е место, свыше 500 человек на 100 тысяч человек населения);

Исследование современных форм социального контроля и практики девиантного поведения в России выявило следующие основные тенденции:

2. Страшная по условиям отбывания наказания пенитенциарная система (тюрьмы, СИЗО, «зоны»);

Постепенное усиление репрессивности реакции официального контроля за нелегальным потреблением наркотиков (осуждено за преступления, связанные с наркотиками в 1989г. - 5 107 человек, в 1995г. - 38560 человек, рост за 6 лет - в 7,6 раза, при этом за сбыт наркотических веществ привлекаются к ответственности и осуждаются менее 10% от общего числа, а подавляющее большинство - более 90% - за потребление наркотиков или иные действия, без цели сбыта; в новом УК РФ фактически усилена уголовная ответственность за преступления, связанные с наркотиками, а так же сохранено принудительное лечение наркоманов, давно признанное неэффективным и носящее в наших условиях характер дополнительной к наказанию репрессии). При этом сохраняется значительное отставание наркологической медицинской помощи от реальных потребностей;

2. Резкое снижение формального контроля за изготовлением, продажей и потреблением алкогольных изделий. Исполнение принятых нормативных актов по контролю за алкоголем блокируется изготовителями и поставщиками фальсифицированной продукции. В результате за период с 1987-1993 гг. смертность от острого алкогольного отравления выросла в России с 7,8 до 30,9 (на сто тысяч населения), то есть за пять лет в четыре раза, а в С.-Петербурге за 1987-1993 гг. с 6,2 до 49,1, т.е. за шесть лет в 7,9 раза. Правда, по официальным данным, этот показатель в С.-Петербурге снизился в 1994г. до 46,3, в 1995г. - до 28,3; Сохранение традиционных нормативных (административных и уголовных) мер по контролю за проституцией при минимальном практическом их применении. При этом, «контроль» за занятием проституцией со стороны криминальных группировок становится все активнее и «эффективнее»;

6. Относительная активизация неформальных, негосударственных форм социального контроля за некоторыми видами девиантного поведения. Это – негосударственные охранные и детективные организации; организации «самопомощи» (лиц, имеющих проблемы с алкоголем, наркотиками, бывших заключенных, гомосексуалистов и т.п.); частная медицинская (в т.ч.наркологическая) помощь; службы и телефоны «доверия» и д.р.; [Обобщено по: Гилинский Я.И. Социальный контроль за девиантным поведением в современной России. – М., 2000].

7. Двойственная роль средств массовой информации. С одной стороны, СМИ способствуют информированности населения, свободной дискуссии по "острым проблемам" преступности самоубийств, наркотизации, коррупции и организованной преступности, преступности подростков, проституции и т.п. С другой стороны, СМИ нередко злоупотребляют демонстрацией и смакованием насилия, неквалифицированно преподносят фактические материалы, потрафляя популистским намерениям и действиям политиков. Особенно негативно проявляют себя в этом отношении отечественные масс-медиа, в первую очередь, кинематограф. Согласно оценкам экспертов, «...в результате деидеологизации тоталитаризма экран заполнили тотальный катастрофизм, растерянность, отчаяние, отсутствие веры в себя и какой-либо надежды на будущее. Вместо лакировки мы имеем либо чернуху, либо псевдоэстетизм, "уход от реальности". ...Почти во всех без исключения современных фильмах государственные институты в лице носителей их функций интерпретированы резко негативно. Любая реальная или выдуманная опасность для жизни героев должна непременно завершиться смертельным финалом. Современный российский кинематограф не намерен (или не в состоянии) сыграть, хотя бы сымитировать, психотерапевтическую

роль» (Дондурей Б.Д. О конструктивной роли мифотворчества// Куда идет Россия?.. Под общ. ред. Т.И.Заславской. – М.: Аспект-Пресс, 1995, с.257-262). Другими словами масс-мсдиа не способны – на уровне массовых позитивных мифов – вытянуть людей, свою аудиторию из «негативной картины мира», которая так или иначе порождает рост отклонений.

Таковы, в общем, тенденции отечественной сферы правовых отношений.

2)Западный подход к преступности (по материалам зарубежных источников).

Типы преступлений. В американской правовой практике одним из способов дифференциации преступлений является четкое различие между преступлениями против личности и преступлениями против собственности.

Преступления против личности, называемые также насильственными преступлениями, ранения, применение (или угрозу применения) силы против жертв. Насильственные преступления включают в себя четыре основных типа:

1. Убийство, в т.ч. неумышленное (все преднамеренные убийстваотличаются от смерти, вызванной случайностью, небрежностью);

2. Изнасилование (включая нападение с целью изнасилования, угрозуприменения силы и попытку изнасилования);

3. Грабеж (воровство или присваивание какой-либо ценности силойили угрозой применения силы);

4. Нападение с отягчающими последствиями (нападение с намерением убить или причинить тяжкое телесное повреждение).

Преступления против собственности не включают в себя опасность ранения, угрозу (или) применение силы против жертв; целью является получение или разрушение собственности незаконными средствами. Основными типами преступлений против собственности являются:

1. Кража со взломом (взлом или незаконное вторжение в помещение сцелью совершения уголовного преступления, в т.ч. кражу, включая попытку кражи и т.д.);

2. Воровство /кража (незаконное присвоение собственности, безприменения силы, насилия или обмана - исключая растрату и подделку денег);

3. Угон транспортного средства (т.е. кража или попытка кражи автотранспорта);

4. Поджег (умышленный поджег или попытка поджога чьего-либо дома, здания, транспортного средства, личного имущества и т.п., принадлежащего кому-либо).

ФБР называет эти восемь преступлений (4 – против личности и 4 – против собственности) индексными преступлениями. Так же их часто называют уличными преступлениями – термин, широко используемый в средствах массовой информации.

Другой важный способ дифференциации преступлений, отражает методы, используемые системой криминальной юстиции. Уголовные преступления, как более серьезные нарушения (например, убийство, изнасилование, грабеж), наказуемы сроком более одного года тюрьмы. Проступки, незначительные правонарушения (например, пьянство, кража в магазине, нарушение порядка) наказуемы тюремным заключением на срок менее одного года.

Хотя этот раздел фокусирует внимание в основном на уличных преступлениях, можно определить еще по меньшей мере пять основных типов преступлений: Серьезной социальной проблемой являются преступления среди "белых воротничков", т.е. преступления, совершаемые людьми, имеющими относительно высокий социально-профессиональный статус (кража компьютерных данных, растрата денег, обман потребителя, взяточничество). Девиантность среди элиты, является составной частью "беловортничковой" преступности.

Следующим типом является политическое преступление, т.е. неправильное ведение дел и преступление, совершаемое внутри или против политической системы. В результате правительственных преступлений, таких как Уотергейт, афера Иран-контрас, прочего сомнительного поведения ряда правительственных чиновников (например нелегальные взносы в предвыборную компанию, "торговля влиянием"), политическое преступления являются проблемой особой значимости. Другой гранью политической преступности является политический терроризм (силовое незаконное влияние на субъектов политики).

Организованная преступность связана с "... непрерывной деятельностью субординированных и дисциплинированных ассоциаций индивидов, объединившихся с целью получения денежных или коммерческих выгод, полностью или частично незаконными средствами, в то же время защищающими свою деятельность посредством системы подкупа и коррупции".

Существуют так же преступления без жертв, в них трудно определить жертву: люди сами решают, участвовать ли им в данной деятельности (например, продажа и покупка порнографии, проституция). Наконец, молодежная преступность (делинквентность) связана с незаконным или антиобщественным поведением части несовершеннолетних.

Для сравнения, отечественные криминологи выделяют 16 базовых форм преступности:

1. Насильственная преступность. 10.Профессиональная

2. Общеуголовная корыстная преступность, преступность. 11. Преступность в экстремальных

3. Экономическая преступность. ситуациях.

4. Коррупционная преступность. 12.Пенитенциарная преступность.

5. Экологическая преступность. 13.Женская преступность.

6. Налоговая преступность. 14.Преступность

7. Государственная преступность. несовершеннолетних.

8. Воинская преступность. 15.Преступность мигрантов.

9. Организованная преступность. 16.Рецидивная преступность.

Официальная криминальная статистика. Криминальная статистика в США собирается официальными правоохранительными агентствами, сопоставляется и публикуется ФБР в форме единых криминологических отчетов. Местные полицейские агентства посылают ФБР ежемесячные и годовые итоговые отчеты о преступлениях, имевшихся в их юрисдикции, что составляет основу статистики единых отчетов по стране.

За 1987 г., согласно ФБР, о 13,5 миллионах преступлениях было сообщено в полицию в Соединенных Штатах, из них примерно 12 млн. (ок. 89%) были преступления против собственности – кражи со взломом, воровство, угон автотранспорта, поджег. Преступлений против личности было совершено 1,5 млн., включая 20 000 убийств, 21 000 изнасилований, 518 000 ограблений, 855 000 нападений с отягчающими последствиями. Из статистики видно, что явное большинство преступлений в США является преступлениями против собственности. На основе данных о преступлениях, указанных в единых криминальных отчетах, ФБР подготовило диаграмму интервалов времени совершения преступлений:

ОДНОИНДЕКСНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ КАЖДЫЕ 2 СЕКУНДЫ:

1. Одно насильственное преступление каждую 21 секунду:

а) одно убийство каждые 26 минут;

б) одно изнасилование каждые 6 минут;

в) одно ограбление каждую минуту;

г) одно нападение с отягчающими последствиями каждые 37секунд.

2. Одно преступление против собственности каждые 3 секунды:

а) одна кража со взломом каждые 10 секунд;

б) одно воровство каждые 4 секунды;

в) один угон каждые 24 секунды.

Приведенные данные следует рассматривать тщательно и осторожно. Будучи наиболее совокупным представлением данных единого отчета, они предназначены выразить степень ежегодной преступности, показывая относительную частоту совершения индексных преступлений. Этот способ изображения используется не как подразумевающий регулярность совершения этих правонарушений; скорее это представление годовой пропорции преступлений фиксированными временными интервалами.

Как видно из приведенных данных, в США убийство совершается каждые 26 минут. По сравнению с другими странами Соединенные Штаты имеют исключительно высокий показатель убийств. Например, в 1980 г. было совершено 23 000 убийств, население США тогда составляло 227 млн. чел. Для сравнения, совокупное население Дании, ФРГ, Греции, Японии, Польши на 1980 год составляло 230 млн. чел. И тем не менее в этих странах было зарегистрировано немногим более 2 300 убийств. Таким образом, количество убийств в США в 10 раз превосходит аналогичный показатель в большинстве развитых Европейских стран (данные на вторую половину 80-х гг.).

Следует учитывать, что любая официальная статистика демонстрирует данные только по зарегистрированным преступлениям. Значительная доля реально совершенных преступлений (по некоторым оценкам, до 50% - 70%) туда не попадает. Тому есть несколько причин. Во-первых, некоторые жертвы преступлений не заявляют в органы охраны правопорядка о случившемся с ними (причины различны: неверие в действенность и справедливость закона, нежелание огласки, стремление разобраться по-

своему»). Во-вторых, возможности официального социального контроля ограничены и все случаи совершения преступлений в принципе не могут учитываться (система перегружена и часто просто не справляется). В третьих, часть преступников может воздействовать на агентов социального контроля, оставаясь безнаказанными (элитарная преступность).

Преступность в городских и сельских районах, (последние данные, которые публиковались открыто, по материалам западных источников).

В 1987 г. общий коэффициент преступности в районных метрополиях США составил 720 из 100 000 (т.е. было зарегистрировано 720 преступлений на каждые 100 000 среднегодового населения районных метрополий – урбанизированных областей в которых ведется статистический учет), тогда как аналогичный показатель для сельских областей составил 177,7 на 100 000 чел. среднегодового населения. В том же году в городах было зарегистрировано 5 575 преступлений против собственности на 100 000 нас.; в то время, как сравнительный показатель в сельских районах составил 723 на 100 000 (Бюро правовой статистики США, 1988). Эти цифры недооценивают степень, с которой преступность диспропорционально является городской проблемой. Насильственные преступления примерно в четыре раза более вероятны в городах, чем в сельских областях, вероятность преступлений против собственности в городах примерно в три раза более вероятна, чем на селе. Возможной причиной высоких показателей преступности в городских районах является большая вероятность потребления наркотиков в городах. Все возрастающее число доказательств этого показывает, что продажа и потребление наркотиков относится к криминальным явлениям.

Региональное изучение преступности в России позволило выделить два криминологических типа регионов: «северный» и «южный».

«Северный тип» отличается особо неблагоприятными характеристиками общеуголовной (особенно насильственной) преступности, существующей на фоне трудовой недостаточности, высокой концентрации пенитенциарных учреждений. Регионы этого типа отличаются высокой «зараженностью» криминальной субкультурой (наличие среди жителей множества людей с криминальным опытом), распространением традиций злоупотребления спиртным.

«Южный тип» отличается доминированием хозяйственных и экономических преступлений и вообще преступлений, совершаемых по корыстным мотивам. Характерна ориентация значительной части населения на коммерческую деятельность, что влечет за собой разрывы в социально-экономическом положении различных групп и увеличивает ценность материального успеха.

Наркотики и преступность. В этом разделе мы опять опираемся исключительно на западный опыт. О наркотизации в России написано много, мы бы хотели, чтобы читатели познакомились с западными криминологическими идеями (и фактами) в этой области. Наркоманы, особенно употребляющие героин, нередко совершают преступления. В Нью-Йорк Сити почти восемьдесят процентов мужчин, арестованных за серьезные преступления, прошли тест на наркотики положительно (т.е. было установлено, что они недавно употребляли наркотики). Было выяснено, что 40% из 1 672 убийств в Нью-Йорке в 1987 г. были связаны с наркотиками. Более того, большинство людей полагает, что официальная статистика недооценивает действительное количество преступлений, совершаемых наркоманами. Многие наркоманы становятся умелыми преступниками-предпринимателями, чтобы удовлетворять свои растущие потребности в наркотиках. Потребители героина обычно специализируются на каком-либо одном типе преступлений, который они считаю своим главным "полем деятельности" для мужчин, наиболее часто им является торговля наркотиками, а для женщин магазинные кражи и проституция. По мере специализации их преступная квалификация повышается, в результате они с большой вероятностью могут избегать ареста за совершенные преступления. Это объясняет, почему статистика преступлений наркоманов явно занижена.

Преступность, связанная с наркотиками, потрясла многие американские города; фактические с ней столкнулись почти все крупные города мира. Некоторые латиноамериканские страны находятся под все более возрастающим контролем наркоторговцев. Хотя Соединенные Штаты в целом не охвачены влиянием наркобанд, некоторые районы крупных американских городов контролируются хорошо вооруженными наркобандами, которые жестоко обходятся с теми, кто пытается вмешаться в дела на их территории.

В Вашингтоне в 1988 г. 372 человека были убиты, и примерно 80% смертей описывались полицией, как "связанные с наркотиками". Чтобы справиться с возрастающими проблемами, порожденными наркотиками, ряд законодателей и политических деятелей настаивают на декриминализации наркотиков. Декриминализация означает, что употребление наркотиков могло бы не являться преступлением, а специальные правительственные агентства распределяли бы наркотики тем, кто хочет их потреблять (возможно, даже бесплатно). Те, кто поддерживает декриминализацию, обычно не выступают за легализацию наркотиков, что разрешило бы частную их продажу, которая сейчас незаконна (например сигаретные компании могли бы продавать сигареты с марихуаной).

Заинтересованность в декриминализации появилась в результате сформировавшегося мнения, что в настоящее время мало сделано в связи с ненасытным спросом на наркотики в США. Лозунги типа "Сразу скажи нет!" вряд ли сильно влияют

на сознание наркоманов. Более того, невозможно полностью закрыть границы государства для того, что бы прекратить поток наркотиков. Декриминализация могла бы вытеснить криминальный элемент из бизнеса, т.к. если правительство распределяло бы наркотики бесплатно или по номинальной стоимости, нелегальный наркобизнес лишился бы прибыли.

Декриминализация наркотиков: Голландский опыт.

Сторонники декриминализации не могут быть воодушевлены опытом Нидерландов. Голландцы занимают весьма либеральную позицию в отношении наркотиков. Специально предназначенные магазины распределяют марихуану. В Амстердаме имеется принадлежащий городу дом, в котором открыто употребляют кокаин и героин. Специальные автобусы разъезжают по городу и распределяют метадон регулярно в определенные места. Несмотря на такую либерализацию, преступность в Амстердаме резко возросла, причем большинство преступлений совершаются наркоманами. наркоманов из многих стран притягивает Амстердам из-за его либеральной политики в этой области. Некоторым видам бизнеса был нанесен ущерб, а имидж города как туристического центра поблек.

Наркотики и политическая власть: пример Колумбии

Одним из наиболее зловещих проявлений в области потребления наркотиков является то, насколько страны Латинской Америки стали контролироваться королями наркобизнеса. Правительственные официальные лица, выступающие против них и пытающихся арестовать и преследовать судебным порядком наркобаронов, сами находятся в смертельной опасности, а многие были убиты за свои усилия. В одной лишь Колумбии в период между 1985-1988 гг. наркокартели убили генерального прокурора, министра юстиции, более 50 судей, более десятка журналистов. В своих попытках сдерживать деятельность торговцев наркотиками, более 400 сотрудников полиции и армии были убиты. Любой колумбийский чиновник, высказывающийся против наркоторговцев, вероятнее всего, получит угрозы смерти. Многие попадают в черный список смертников (Айсикофф и Робинсон, 1989). В результате все меньше и меньше правительственных чиновников готовы противостоять наркокоролям.

Но дело не только в том, что не только правительственные организации все меньше готовы противостоять наркобизнесу, но наркокороли становятся правительством. Наиболее известным примером является лидер Панамы генерал Мануэль Норьега. С 1988 г. США предпринимали неоднократные кампании по свержению Норьеги, который имел репутацию ведущей фигуры в международной торговле наркотиками. Среди прочих действий, США наложили ряд экономических санкций против Панамы, включая отказ платить пошлины за пользование Панамским каналом. Однако, несмотря на годы попыток свалить Норьегу, он все же мог оставаться во главе политической власти Панамы. Колумбия поставляет около 80% кокаина, провозимого контрабандой в Соединенные Штаты, зарабатывая от 2,5 до 3 триллионов долларов на этом бизнесе. Фактически в настоящее время Колумбия шире экспортирует наркотики, чем другой свой знаменитый продукт – кофе.

Лидером одной из колумбийских наркокартелей является Родригес Гача. Он живет в городке со своей личной военизированной охраной, состоящей из ПО вооруженных людей, кроме того, он контролирует городскую администрацию, отвечающую за перевод и продвижение по службе офицеров полиции. Недавно картель Гачи участвовала в выборах и добилась контроля над еще пятью городками в северной части страны. Эта область легко может быть превращена в "наркогосударство" внутри Колумбии. Помимо контроля над местными правительствами, наркодельцы контролируют 1/12 продуктивной земли в сельской местности, одну из четырех крупнейших телевизионных станций, общенациональную сеть радиостанций, бизнес по продаже автомобилей, офисов, получают часть прибыли аптек, торгующих наркосодержащими лекарствами и контролируют, по меньшей мере, шесть профессиональных футбольных команд Колумбии. Как сказал редактор одной из крупнейших газет страны: "Эти люди более могущественны, чем государство" (Айсикофф и Робинсон, 1989).

Дальнейшему укреплению власти наркобаронов способствует тот факт, что они предоставляют работу многим людям, для которых "наркозанятость" – единственный источник существования. Кроме того, наркокартели занимаются "наркофилантропией", материально поддерживая беднейшие слои общества, которые чувствуют себя глубоко обязанными и являются горячими сторонниками наркоторговцев. Так, один колумбийский наркобарон, Пабло Эскобар, построил для жителей беднейших районов 450 домов с водопроводом, электричеством, телефонами – удобствами, являющимися редкостью для бедняков Латинской Америки. Ни один из жителей бедняцких районов - баррио - никогда не платил какой-либо арендной платы за пользование этими домами. В результате, например, один из жителей этих баррио сказал в интервью Вашингтон пост: "Мы любим дона Пабло....Он очень добрый человек". Девятилетний мальчик сказал: "Дон Пабло – отец для всех нас" (Вашингтон пост, 1989). Эскобара был одно время членом Конгресса Колумбии, а влиятельный журнал "Форбс" поставил его на 40-е место среди богатейших людей мира.

Однако данные проблемы имеют место не только в странах Латинской Америки, существуют реальные свидетельства того, что наркодельцы в самих США становятся все более могущественными. Все более растет озабоченность тем, что полиция в США отступает под натиском наркобанд. Отражает ли то, что наблюдается сегодня в Латинской Америке, возможное будущее Соединенных Штатов?

Возможно ли интерпретировать то, что имело место в Латинской Америке и то, что, возможно, произойдет в США с точки зрения марксистской теории. Так, одно из основных марксистских положений фактически сводится к тому, что наиболее экономически могущественная часть общества вероятнее всего будет контролировать политику и идеологию. Маркс, конечно, имел в виду, прежде всего, легитимных капиталистов, однако нелегальный капитал наркобаронов вполне может легализоваться в приобретении последними теле- и радиостанций, лоббировании своих интересов в правительстве и т.д. – другими словами оказывать классическое (по Марксу) влияние на управление обществом. Да и «легитимный» капитал имеет в своем распоряжении массу ресурсов для сокрытия своего происхождения. Некоторые эксперты всерьез говорят о сращении «теневого» и «легального» капитала в западных обществах (особенно в США).

Американская система правосудия и наказания*.

Сегодня большинство американцев считают, что люди, совершившие преступления, должны быть осуждены к тюремному заключению, однако, исторически эта практика пресечения относительно молода. Во время колониального периода большинство осужденных преступников подвергалось штрафам, ударам кнутом или заключением под стражу. В случае достаточно серьезных преступлений применялось повешение. Колонисты не задумывались о возможности заключения преступников в тюрьму на определенный период времени (Ротман, 1971). Лишь после колонизации идея тюремного заключения преступников стала подлинной практикой. Сегодня в США переполненность тюрем стала серьезной проблемой. Количество обитателей государственных и федеральных тюрем в 1987 г. составляло 582 609 человек (Бюро правовой статистики США, 1988). В 1980-х гг. количество заключенных выросло более чем на четверть миллиона (на 76%). Вызывает опасения увеличение количества заключенных женщин, причем их число росло быстрее, чем число заключенных мужчин каждый год с 1981 г.

*Раздел написан по материалам американского учебника «Sociology /Kammayer, Ritzer, Yetman –N.Y.- London - Sidney, 1993.

Цена тюремного заключения.

К сожалению, одна охрана заключенных, не говоря о содержании, требует значительных расходов. В 1983 г. (последний год, по которому есть статистические данные) муниципальные, окружные, федеральные правительства и правительства штатов потратили примерно 10,4 триллиона долларов на расходы, связанные с содержанием тюрем (Министерство Юстиции США, 1988). Это более чем в четыре раза превосходит цифру в 2,3 триллионов долларов, потраченных на такие же расходы в 1973 г. (Справочник криминально-правовой статистики США, 1983, 1984, с. 2-3). Помимо расходов на улучшение охраны и содержания, расходы на полицию, суды, прокуроров и адвокатов достигли общей стоимости в 1983 г. почти 40 триллионов долларов.

Арест и тюремное заключение, как факторы, сдерживающие преступность. Угроза тюремного заключения, предположительно действует в качестве фактора, сдерживающего преступность. Можно различать два типа сдерживания. При "конкретном" (specific) сдерживании действительное наказание индивида предполагает удержание его/ее от совершения других преступлений в будущем. "Общее" (general) сдерживание включает в себя угрозу наказания и идею о том, что люди не совершают преступления из боязни быть схваченными и отправленными в тюрьму (Майранн и Грэй, 1987).

Вопрос, поднятый "конкретным" сдерживанием: какова степень вероятности того, что преступник совершит другое преступление после наказания или ареста. Недавние исследования показывают, что арестованные (когда-либо) преступники с меньшей вероятностью совершают преступления, чем те, которые были отпущены полицией. Это оказалось действительно верным для тех, кто впервые преступил закон, но особенно верно для опытных преступников (Смит и Гартин, 1989). Лица, подвергавшиеся аресту за криминальные действия, имеют меньшую вероятность совершить преступление в дальнейшем, чем те, кто был отпущен полицией. Этот вывод почти полностью аналогичен результатам полевого эксперимента, в ходе которого выяснилось, что мужчины, арестованные за домашнее насилие, менее склонны повторять свои насильственные действия, чем те, кто не подвергался аресту за подобные действия (Шерман и Берк, 1984).

Хотя аресты, по-видимому, удерживают людей от будущих криминальных действий, этого нельзя сказать о тюремном заключении. Одно из исследований показало, что суровость наказания (тюремного заключения) не уменьшает вероятность повторных преступлений; тюремное заключение, в действительности увеличивает вероятность совершения других преступных деяний (Шеннон, 1980). Другие исследования показали, что примерно одна треть людей, отбывавших срок в тюрьме, а затем освобожденных, позже вновь возвращались в тюрьму. Это называется рецидивизм (Валдо и Грисволд, 1979). Если одна треть людей, бывших какое-то время в тюрьме, не удерживаются от дальнейших преступлений, это говорит о том, что многое, связанное с тюремным опытом, может привести к дальнейшей криминализации личности. Более того, даже если можно предположить, что тюрьма особенно сдерживает преступность среди "белых воротничков", недавние исследования показывают, что, даже, преступники из привилегированных слоев общества не удерживаются от дальнейших преступлений посредством приговоров к тюремному заключению (Мур, 1987).

Тенденции в западной системе социального контроля преступности

Эпоха Просвещения и XIX век подарили человечеству веру в то, что насилие и преступность – результат "неразумного" устройства и управления обществом, что стоит (с помощью науки) объяснить людям, как надо жить и изменить социальные отношения в соответствии с Разумом, проблема преступности будет решена сама собой. Ж.Ж.Руссо, К.А. Сен-Симон, О.Конт – вот неполный перечень имен великих мыслителей, веривших в возможности человеческого разума. Девиантность рассматривалась, как временное явление. Однако XX век развенчал все эти надежды, "подарив" человечеству, помимо устойчивого роста преступности (около 5% в год – среднемировой показатель на 1990-е гг.) две мировых войны, сотни локальных войн, гитлеровские и сталинские лагеря, "холодную войну", геноцид, правый и левый экстремизм, фундаментализм, терроризм и т.д. и т.п.

В целом, социальная практика XX века явно продемонстрировала, что человек есть существо не только доброе и разумное, но и темное и злое. Что степень склонности человека к убийству себе подобного не зависит от просвещенности общества, что наличие или отсутствие образования почти не влияют на степень жестокости, к которой человек оказывается способен, что голос Разума легко заглушается "жаждой крови". При этом, как и ранее, передовые технологии активно используются в практиках преступлений, убийства и насилия. Появление оружия массового уничтожения, учитывая легкость, с которой человек убивает себе подобных, ставит под угрозу само существование всего Человечества. Не удивительно, что постмодернизм в социологии и криминологии конца XX века, приходит к выводу, что сама социальная реальность девиантна (Sammer С., 1999). Социологи и криминологи, исследующие формы латентной (скрытой) преступности (И. Валерстайн, К. Вайл, Р. Портфельд и др.) установили факт практически тотальной криминализации взрослого населения западных обществ (Manheim J., 1965). Таким образом, дискредитировалось само понятие преступления, с его "универсальным" признаком общественной опасности. Это вынуждало констатировать тот факт, что в условиях плюралистичности интересов и множественности социальных конфликтов понятие «преступление», есть не что иное, как результат "социального спора". Другими словами, выигравшие "социальный спор" получают возможность диктовать обществу свои, специфические правила и определения того, что есть правомерно или неправомерно. Приходится констатировать, что если борьба с преступностью и ведется (с сомнительным успехом), то преимущественно против "уличной преступности", тогда как огромный пласт "беловоротничковой", "элитарной", "респектабельной" преступности (преступность выигравших в "социальном споре") остается вне "зоны внимания" со стороны общества. Одновременно, несмотря на все усилия государственных органов, статистика официально регистрируемых преступлений продолжала расти. Имеются основания предположить, что что-то в самой социальной системе продуцировало преступность ее членов. Среди ученых-социологов все чаще встречается мнение, что это ценностные основания современной Западной культуры, с ее утилитаристской, прагматичной моралью, оставляющей немного места духовности.

Все описанные процессы привели к тому, что в большинстве «цивилизованных» стран общепризнанными стали представления о "кризисе наказания", кризисе уголовной политики и уголовной юстиции, кризисе государственного и политического контроля. Вот почему последняя из 11-ти рекомендаций Национальной Комиссии США по уголовной юстиции предлагает "изменить повестку дня уголовной политики от "войны", к "миру".

Активно развивается движение аболиционистов за отмену не только смертной казни, но и тюремного заключения, как не выполняющего своих функций, с переходом на альтернативные меры наказания, за переход от юстиции "возмездной" к "восстанавливающей". Кризис репрессий и уголовной юстиции очевиден. Более прогрессивной, перспективной представляется в мировой криминологии и девиантологии идея превенции, т.е. такого воздействия общества, институтов социального контроля, отдельных граждан на причины девиантного поведения и факторы ему способствующие, которое приводит к сокращению и/или желательному изменению структуры девиаций и к несовершению потенциальных девиантных поступков.

Обобщая, можно выделить следующие характерные черты современной западной политики социального контроля над девиантным поведением:

• признание несостоятельности репрессий ("кризис наказания");

• изменение стратегии социального контроля от "борьбы и войны" к"мирному сосуществованию";

• поиск мер социального контроля, альтернативных репрессивным;

• приоритет превенции.

Именно идея превенции - т.е. недопущения, предотвращения преступлений составляет в настоящее время основное содержание прогрессивных новаторских подходов к проблемам преступности.

В рамках одного параграфа невозможно осветить все аспекты преступности, да мы и не ставили перед собой подобной цели. Целью было -дать читателю общее представление о преступности, в контексте прочих видов девиантности. Интересующимся темой подробнее, советуем обратиться к учебникам по криминологии, благо они доступны и, в большинстве своем, написаны хорошо.

Таким образом

• Преступление - наиболее явная форма девиантности, привлекающая наибольшее внимание агентов социального контроля;

• В России наиболее тяжелая криминогенная ситуация сложилась в постперестроечный период, сопровождающийся бурным ростом преступности и «выдвижением в лидеры» по целому ряду криминогенных показателей: статистика убийств, самоубийств, алкоголизации и т.д.; борьбе с преступностью сильно мешает высокий уровень коррупции;

• Преступления разделяются на различные типы, в зависимости от своей специфики; классификация преступлений в отечественной и западной правовой практике частично различается;

• Официальная криминальная статистика отражает лишь часть процессов в данной сфере, во всех современных государствах велик уровень латентной преступности;

• Преступления имеют выраженную региональную специфику;

• Наркотики сильно влияют на преступность, причем опыт декриминализации наркотиков дает (на примере Голландии) отрицательные результаты; наркотики и вообще криминальный капитал, влияют и на политическую сферу, подчиняя ее своему контролю;

• Современные методы контроля над преступностью (арест и тюремное заключение) не всегда эффективны; все большее распространение получает идея превенции как основной метод борьбы с преступностью.

ДИСКУРС М. ФУКО О СЕКСУАЛЬНОСТИ В КОНТЕКСТЕ ВЛАСТИ НАД ТЕЛОМ И ДЕВИАЦИИ В СФЕРЕ СЕКСУАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Викторианство, начавшееся с середины XIX в., пыталось держать под гнетом молчания и лицемерия сексуальные темы. Но, до этого в XYII-XYIII вв. эти темы не была подвергнуты остракизму, не говоря уже об эпохе Возрождения, о чем до Фуко нам поведал в «Истории нравов» Э.Фукс. «Откровенные жесты, бесстыдные речи, нескрываемые нарушения, члены тела, выставляемые напоказ и с легкостью соединяющиеся, развязные дети, без стыда и смущения снующие под хохот взрослых: тела «ходили ходуном» - констатирует и сам М. Фуко[2, c.95]. Викторианская буржуазия стала тщательно скрывать сексуальность. Секс окружают молчанием. Закон вершит супружеская пара, лигитимная и производящая потомство, для признаваемого секса есть одно-единственное место - супружеская спальня. Секс, не находящийся под этой эгидой, является незаконным, аномальным и подлежит наказанию. Подавление действует как приговор к его исчезновению, вердикт его несуществования.

• Если он производит шумиху, то его необходимо отправить в места терпимости – в публичный или сумасшедший дом. Только там «дикий» секс имеет право на дискурс словами проститутки, клиента, сутенера и истерического больного, отгороженный кушеткой врача. Освободились ли сейчас от пуританства умолчания, несуществования и запрещения феномена сексуальности? В европейском пространстве – да, в той мере, в какой это связано с З.Фрейдом, с его дискурсом на психоаналитической кушетке со всеми медицинскими предосторожностями.

• Наличие законов и механизмы власти разоблачают даже З. Фрейда с его нормализующими сексуальную сферу принципами психоанализа, хотя и З.Фрейд, и В.Райх считали, что в условиях авторитарного воспитания и патриархальных законов пациентами могут стать все представители этого человечества. По Фуко, объяснительный принцип подавления секса (и дискурса о нем) связан со всеобщим и интенсивным привлечением к труду, когда невозможно позволить систематически эксплуатируемой рабочей силе увеселять себя праздными удовольствиями. В дискурсе о притеснении секса проступает что-то от мятежа, от обетованной свободы, от грядущей эпохи иного закона – вот что легко проступает через этот дискурс о притеснении секса, считает Фуко [там же,c.104].

• Фуко рассматривает вопрос о том, почему мы до недавнего времени ассоциировали секс (как естественное половое влечение) с грехом и почему сегодня казним себя за то, что сделали его грехом путем злоупотребления репрессивной властью. Стремясь создать научный дискурс о сексуальности, Фуко помещает его в фокус понятий «власть-знание-удовольствие» [2, c.108], выясняя, возможно ли осуществить волю к знанию в этом вопросе и представить влияние социальных инстанций на историю его трансформаций. Он выявляет, что, начиная с конца XYI в., «выведение» в дискурс секса подлежало вовсе не процессу ограничения, а, напротив, подчинялось механизму нарастающего побуждения, насаждения разнообразных форм сексуальности. В XYII в., несмотря на начало буржуазной эпохи подавления, в это время и три последующие века по поводу секса обозначили самый настоящий дискурсивный взрыв. Осуществляясь при помощи специальной техники проговаривания, такта, сдержанности, социальных различий, дискурсы о сексе – специфические, разнообразные по форме, содержанию и объекту – множились.

• Фуко начинает их представлять, начиная с анализа эволюции католического пастырства и таинства покаяния после Тридентского собора. Если раньше считалось, что для полноты исповеди нужно было описать взаимное расположение партнеров, принятые позы, жесты, прикосновения, точный момент наступления наслаждения, т.е. весь педантичный обзор полового акта, то теперь рекомендуется деликатность. Контрреформация, однако, усилила частоту исповедей, и среди прочих грехов особое вкрадчивое внимание уделяет проявлениям плоти, мыслям, желаниям, сладострастным фантазиям, наслаждениям, слитным движениям души и тела и т.д. и т.п. – все должно быть сказано. И в зависимости от ключа, в котором прочтут этот процесс, власть выступит или как новый эпизод в смягчении запретов, или как более изощренная и более скрытая ее форма [см.2, c.108]. Исходя из этого, поддерживался тот или иной дискурс о сексуальности. Самое важное – в этих дискурсах власть должна добираться до самых тонких и самых индивидуальных поведений, редких и едва уловимых форм желания, и все это с помощью полиморфных техник власти. «В классическую эпоху, - говорит М.Фуко,- секс не был ни замаскирован, и ни признан, а запрещение секса – это только приманка для того, чтобы создать дискурс сексуальности, и все его моменты играют тактическую роль в том выведении в дискурс, который определяется волей к знанию.

• Этот проект выведения в дискурс сформировался уже довольно давно – в традиции аскетизма и монашества. Для всякого доброго христианина установлен императив: не только признаваться в поступках, противоречащих закону, но стараться превратить всякое свое желание в дискурс, пусть даже он и будет оформлен не в тех словах, которые он непосредственно использует [см.2, с.115]. «Де Сад,- пишет М.Фуко,-возвращает это предписание в терминах, которые кажутся переписанными из трактатов по духовному руководству. Императивы этих трактатов подсказывали: «В тайной жизни не должно быть ничего пропущенного, нет ничего такого, чего бы следовало стыдиться…, никогда невозможно слишком хорошо знать человеческую природу» [цит. по 2, с.116]. Пастырством ставились задачи выстраивать дискурсы не просто с описанием всего омерзительного, не так, чтобы не осуждать или быть терпимым, а так, чтобы рассказанными вещами можно было управлять, направлять к наибольшему всеобщему благу, приводить к оптимальному функционированию. Секс, с точки зрения пастырства, требует процедур управления. Здесь должна действовать не суровость закона, но необходимость регулировать секс с помощью дискурсов, полезных и публичных.

• Появление «населения» в качестве экономической и политической проблемы в XYIII в. привело к необходимости анализировать процент рождаемости, возраст вступления в брак, законные и незаконные рождения, преждевременность и частоту половых контактов, последствия применения противозачаточных средств, в чем также учитывался фактор секса. Дискурс переходит от критики бесплодного разврата богатых, людей вне брака и распутников к анализу сексуального поведения, рассчитанного на его регулирование. «Целая сеть дискурсов, знаний, анализов и предписаний сделала туда свои вклады» [2, с.122].

• Архитектурные диспозитивы коллежей XYIII о планировании спален с возможностями надзора во время сна, о перегородках между кроватями, о ночном освещении спален и т.п. свидетельствует о надзоре за детской сексуальностью. Вовлеченность в дискурс о сексуальности учащихся демонстрируют специальные экзамены для них о тайнах секса, рождении, произведении потомства: учащиеся комментируют гравюры, изображающие беременную женщину, пару в постели, колыбель и т.п. Начиная с XYIII в. дискурсы о сексе умножает медицина, затем психиатрия, а в XIX в. судебные разбирательства распространяют дискурсы вокруг секса, провоцируя всеобщую повышенную возбудимость.

• Если Средние века вокруг темы плоти и покаяния организовали достаточно умеренный дискурс, то в течение последующих столетий образовался взрыв различных дискурсивностей, которые обрели свою форму в демографии, биологии, медицине, психиатрии, морали, педагогике, политической практике [см. 2, с.130]. Не однообразная забота о том, чтобы спрятать секс, не общая чрезмерная стыдливость языка, что действительно наблюдалось в XYIII-XX вв., а дисперсия приспособлений для того, чтобы записывать и переписывать то, что говорится вокруг секса, беречь его тайну, секрет, эту беспокоящую загадку со времен пастырства. И все это для того, чтобы подчинить его строгой экономике производства потомства, чтобы изъять сексуальные извращения, чтобы причислить беспорядочный секс к душевным заболеваниям, чтобы поглотить в себе все бесплодные удовольствия, инициировать сексуальную гетерогенность.

• Каноническое право, христианское пастырство и гражданское законодательство заправляли сексуальными практиками для того, чтобы центрировать их матримониальными отношениями. Суды с одинаковым успехом выносили приговоры как за гомосексуализм, так и за неверность, как за браки без согласия родителей, так и за скотоложество и даже за гермафродитизм. Все дискурсы центрировались гетеросексуальной моногамией. В контексте этой упорядоченности в дискурс поступают вопросы о сексуальности детей, сумасшедших и преступников, удовольствия тех, кто не любит другой пол, наваждения, мании, неистовые страсти. Дискурсивно разрастается область, освещаемая шестой заповедью: жениться на близкой родственнице, заниматься содомией, соблазнить монахиню, практиковать садизм, насиловать трупы.

• За великим нарушителем правил супружеского союза, совратителем девственниц, теперь теснятся персонажи, пронизанные темным безумием секса, омерзительного извращения. Дискурс Дон Жуана, введенный Западом для управления супружеством, теперь становится психоаналитической интерпретацией его гомосексуализма, нарциссизма или импотенции. К ней добавляются через меру пробужденные дети, рано созревшие девицы, двусмысленные гимназисты, сомнительные слуги и воспитатели, жестокие и маниакальные мужья, одинокие коллекционеры и т.п. Талантливый дискурс только русской литературы от Лескова, Толстого, до Бунина, Горького, Набокова, Сорокина и мн.др. высвечивает еще большее многообразие тем. Медицина набрала за 200 лет практики полную силу и принялась руководить «расстройствами инстинкта».

• Реализующаяся в этой области функция власти отличается от простого запрета. Фуко считает, что надзор за детской сексуальностью и размножение дискурсов о ней не способствует тому, чтобы ей навсегда исчезнуть, более того, вокруг ребенка соорудили линии бесконечного внедрения. Гомосексуалист XX в. в отличие от канонического юридического лица содомии стал просто особым персонажем: с соответствующим прошлым, историей и детством, характером, формой жизни, морфологией, включая нескромную анатомию, быть может, загадочную физиологию [см.2, с.141]. Его тайна написана на его лице и его теле, а потому постоянно себя выдает. Теперь это уже не столько его греховная привычка, сколько его особая природа. Гомосексуальность связана с особого рода внутренней андрогинией, неким гермафродитизмом души.

• Уже психиатры XIX в. энтомологизировали различные виды отклонений, окрестив их прихотливыми именами: эксгибиционисты Лазега, фетишисты Бине, зоофилы и зооэрасты Крафт-Эбинга, аутомоносексуалисты Роледера, гинекомасты, пресбиофилы, сексоэстетические подвиды, диспарейные женщины и т.п. Их классифицируют, анализируют, приводят в порядок этот специфицируемый беспорядок. Внедренные в тело, эти причуды секса релевантны некой технологии здоровья и патологии. Власть в роли надзирающего контроля, констатирует Фуко, извлекает эти странности, закрепляет удовольствия, которые она только что выгнала из их логова.

• Начиная с XIX в., это нескончаемо разыгрываемый сценарий, осуществляемый как механизм интенсификации и индуцирования контактов. Все эти сексуальные дискурсы делают даже из минимальной по размерам семьи сложную сеть, насыщенную многочисленными формами сексуальности, фрагментарными и подвижными. Буржуазное общество, считает Фуко в своем рафинированном исследовании, является развращенным не вопреки своему пуританству и не в силу отраженного действия своего лицемерия, а потому, что с помощью диспозитивов власти дискурсы были призваны, извлечены на свет и воплощены. Произошла перверсия викторианства, предписавшего сексуальности чрезмерно подавляющий закон.

• Следует, стало быть, делает вывод Фуко, отбросить гипотезу, что современные индустриальные общества открыли эпоху возрастающего подавления сексуальности. Напротив, мы присутствуем не просто при взрыве её еретических форм, и некий диспозитив, весьма отличный от закона, является размножением специфических удовольствий, умножением разнородных сексуальностей. И если учесть, что ни одно общество не демонстрировало свою преувеличенную стыдливость, как сейчас, а власти не вкладывали столько заботы в то, что они запрещают, а дискурс о сексе не нес с собой столько запретов и ограничений, то гораздо фундаментальным оказывается другое положение. Оно заключается в том, что все названное обеспечило уплотнение и имплантацию отрефлексированного сексуального многообразия. Как резюмирует Ж. Бодрийар, классический дискурс Фуко отражает исторические механизмы реальности: истеричная женщина, извращенец, мастурбирующий ребенок, эдипальная семья. «Фуко только потому и способен создать такую восхитительную картину, что действует в пределах той отходящей в прошлое эпохи (может быть, именно той «классической эры», последним динозавром которой он и был)» [c.40]. Фуко и Бодрийар – авторы, находящиеся по разные стороны цивилизации: если Фуко «клиницист цивилизации» и видит лекарство от патологий умножившихся разнородных сексуальностей в возвращении к «заботе о себе», в культивировании эротического наслаждения телом., то Бодрийар не прописывает рецептов и не выстраивает экологически и демографически рационального дискурса. Он отказывается от просветительского отношения к сексу и не стремится к открытию истин, упорядочивающих сексуальное поведение. Согласно точке зрения Фуко, власть при помощи выстраивания дискурсов о сексе, и эксплуатируя его, стремится нейтрализовать патологии и эксцессы, то современная технология власти, согласно Бодрийару, опирается на катастрофические бестиализирующие зрелища, поскольку спастись от хаоса и упадка в области секса, опираясь на истину о нем, невозможно.

• Анатомизируя картину сексуальности в современной жизни, и, прежде всего Запада, Ж. Бодрийар выражает недоверие относительно сексуального освобождения. Либидинальная энергия, о сохранении которой так заботился З.Фрейд, пережила такие своеобразные перверсии, что перестала питать культуру. Б.В. Марков в предисловии к эссе Ж. Бодрийара «Забыть Фуко», а в реальности, основываясь на другой его книге «Прозрачность зла», соглашаясь с наблюдениями автора об антропологических изменениях и сексуальных ориентациях молодежи, отмечает выход за пределы сексуальности. Занятия сексом приобретают чисто знаковый и механический характер, что получило название транссексуальности [см. c.6] (Реквием по сексуальному).

• Но, считает Бодрийар, когда сам секс регрессирует, то он исчезает в качестве устойчивого референта в гиперреальности «освобожденной» сексуальности [1,с.32-39]. И ответом является вопрос «А что если секса не существует в самом сексе?» Сексуальное освобождение свидетельствует, что мы присутствуем при агонии самой сексуальности, самоистощении секса в транссексуальности.

• Итак, стратегия сексуального освобождения стремилась отстоять эротическую ценность тела, прежде всего женщины, и наслаждения в сексуальной революции. Её осуществление перверсировало в трансексексуальный кич и порнографию трансвеститов.

Литература

1. Бодрийар Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет,2000.- 258с.

2. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. – М.:Касталь,1996.- 448с.

ЛЕКЦИЯ 10. ПРОСТИТУЦИЯ КАК ФОРМА ДЕВИАНТНОГО ПОВЕДЕНИЯ

1) Расцвет проституции в эпоху Ренессанса и её социальные следствия

Внебрачная связь мужчины и женщины имеет очень глубокие исторические корни, восходит, не только к афинским гетерам и помпейским лупанарам, но значительно старше. Она восходит к священной проституции в древнеегипетских Фивах, к которой пристрастился Эхнатон, что и явилось причиной самоубийства Нефертити, обожаемой до этого фараоном. Подобные сведения можно найти в ассирийской Ниневии и других древнейших цивилизациях, в которых тоже были города наподобие библейских Содома и Гоморры. Так что проституция значительно древнее законов Солона, который считается первым организатором домов терпимости в Древней Греции. Публичные дома назывались домами терпимости, а терпимость и означает толерантность, снисходительность к чему-либо.

Ю. Друнина посвятила стихотворение древнегреческим гетерам, которые воспеты за ум и образованность: Пока законные кудахчут куры

По гинекеям – женским половинам,

Спешат Праксители, Сократы, Эпикуры

К свободным женщинам – Аспазиям и Фринам.

Что их влечёт? Не только красота

Прелестниц этих полуобнажённых.

Гетера образованна, проста,

Она их половинам не чета –

Куда до милых умниц скучным жёнам!

(Пусть добродетельней они стократ).

И вы, историки, от фактов не уйдёте.

Умом делился не с женой Сократ –

Он изливался грешной Теодоте

(она грешна, поскольку не хотела

Законной сделкою свое оформить тело

И в гинекеях прокудахтать жизнь.

Ценой «падения» она взлетела…).

Вершила судьбы Греции Таис,

Ваял Пракситель Афродиту с Фрины.

Леяне памятник поставили Афины.

Леонтиона, критик Эпикура

Опять-таки гетерою была.

И я скажу (пускай кудахчут куры

И бьют ханжи во все колокола):

Не зря до нас из глубины веков

Дошли те женщины в компании богов[1,с.188-189].

В Древней Греции положение проститутки было официальным, но далеко не все они были гетерами. А «единственными женщинами, о которых древние греки говорили с уважением, была избранная часть афинских гетер (Ф. Энгельс).

Обращение эпохи Ренессанса к Античности, новые экономические возможности, полученные вместе с осуществлением великих географических открытий, введением технических новшеств создает новый образ человека. В отличие от болезненного Средневековья, объятого заботами о пище, истощенного голодом, изнуренного эпидемиями чумы и проклятием проказы, эпоха Ренессанса создает новый взгляд на физическую красоту человека – мужчины и женщины. В поглощенном христианством Средневековье тело являет собой лишь мимолетную и преходящую оболочку души, которую нужно предуготавливать к обретению бессмертия, т.е. спасению. Только во второй половине средневекового периода истории и даже ближе к его закату, названному Й. Хёйзингой «осенью», возникает индивидуальная любовь, в которой телесная красота становится востребованной. Её «плоский» идеал лучше всего выражен в средневековых женских портретах Лукаса Кранаха.

В целом же, для ментальности Средневековья, судя по фундаментальным трудам Ж. Ле Гоффа, телесная оболочка считалась недостойным внимания бренным придатком души [cм. 2, с.333-337]. Не обремененным телом представлен во всех жанрах средневековой живописи сам идеал – Христос. Хотя некоторые исследователи считают, что фактор красоты был необязательным, если прекрасной дамой выступала синьора рыцаря, но чувственное наслаждение должно было сопровождать рыцарскую любовь.

Новые Адам и Ева эпохи Ренессанса были воплощением человека, жаждущего любви и обладающего такой телесностью, которая и предрасполагала к любви и вызывала ее. Используя античные образцы для воссоздания образа мужчины и женщины, Возрождение, можно сказать, представило, что идеальный мужчина должен быть одновременно Аполлоном и Геркулесом, а женщина – Афродитой и Герой (Венерой и Юноной). Наиболее адекватно такую телесность женщины и мужчины этой эпохи выразили полотна, скульптуры и фрески Рубенса, Тициана, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело, Веронезе, Гольбейна, Хальса. Не только высокое искусство, но и массовое, отражавшее повседневность, питалось сюжетами любви и телесного наслаждения. Поэтому тема разочарования после первой брачной ночи или неверность жены, оправдываемая сексуальной неспособностью мужа, постоянно присутствовала в масленичных пьесах, немецких шванках, фаблио и т.п.

Красоту не скрывали, ее выставляли напоказ, что нашло отражение в картинах Рубенса, Боттичелли, Тициана и др. А.Дюрер изображает на одном из полотен встречу короля Карла V обнаженными прекрасными женщинами. Абсолютизм Европы характеризовался фривольными нравами, женскую красоту делал предметом роскоши и чувственного наслаждения, выставляя напоказ и при помощи костюма. Все это делало эпоху Ренессанса эротически напряженной, связывая половую любовь не только с браком. Уже рыцарская любовь, считающаяся началом более высокой индивидуальной любви, как ни странно, явилась формой взаимного прелюбодеяния, организованного господствующим классом, по оригинальному наблюдению Э. Фукса.

В новых социально-экономических условиях, когда голод и эпидемии отступили, прокаженных заперли в лепрозории, а сумасшедших упрятали в дома умалишенных, общество стало более здоровым. Это привело к культу воспламененных инстинктов и сделало первым право на любовь. Брак с сильным и хорошо сложенным мужчиной стал заветной мечтой женщины, тем более что реализовать себя, кроме брака и семьи у женщины было мало возможностей, разве что зачахнуть на фабричной поденной работе. Любовь и брак культивировались поэтами, писателями и драматургами (Петрарка, Боккаччо, Шекспир и др.). В эту эпоху к холостякам и старым девам отношение было презрительным. Брачно-семейные узы были желательны: общество росло экономически и требовалось народонаселение. Для женщины мужчина превращался в добычу, за которую велась ожесточенная борьба. И хотя брак для женщины часто превращался в тиранию мужа, все-таки у женщины было одно незаменимое преимущество: способность удовлетворять чувственность мужчины, а потому и возможность ставить его в зависимость от себя.

Господствующие праздные классы, включая высшее духовенство, сосредоточенные на эротике, создали институт любовников и любовниц, говоря другими словами, аристократы создавали для себя целую свиту обворожительных фавориток-проституток. Так женщина приобщалась к придворному кругу и обеспечивала себе содержание; доставить знати наложницу считалось честью для отца, а стать придворной дамой – высшей мерой жизненного успеха. Жрицы любви – куртизанки создавали себе состояния и в папских дворцах. Запрещенная духовенством книга М. Макиавелли 1559 года «Мандрагора» подробно свидетельствует об этом.

Способность женщины к эротическому воздействию высоко ценилась: мужья посылали жен устраивать с помощью любовных талантов юридические дела, добыть деньги способностью любовных утех у попа, дворянина или богатого студента. Эротическая сила женщины одновременно провоцировала подозрительность мужчины, вызывала безумную ревность, и если был повод, то приводила к трагическим развязкам любовного треугольника. Чтобы таких трагедий происходило меньше, и муж был уверен в своем отцовстве, именно в эротическую эпоху Ренессанса в наибольшем ходу был пояс верности, или пояс Венеры (Бергамский замок). Стремление спрятать любовь под замок с наибольшей силой вызывало желание нарушить супружескую верность, тем более, что браки, как правило, «заключались не на небесах».

Эпоха Ренессанса вследствие эротической напряженности эпохи решила узаконить проституцию. В этой мере большинство видело защиту брака и семьи, спасение от растления девушек, средство избежать прелюбодеяния. К проституции стали относиться снисходительно, тем более что брак был запрещен для некоторых категорий населения, например, для подмастерьев, не говоря уже о клириках. Проявление «заботы» о чистоте брака и семьи, было выражением господского мужского права, поскольку теперь мужчина мог удовлетворять свои сексуальные потребности в разнообразии и разврате. Проституция приняла размеры, которых не знали другие эпохи: создавались «женские дома» в каждом городе, а в больших и портовых городах они занимали целые кварталы. Романы Ги де Мопассана и повести А.Куприна дают нам представление о том, как проходили свидания и компанейские увеселения в этих домах. Древняя женская «профессия» оказалась весьма востребованной. Маркитанки, сопровождавшие войска, стали обычным явлением. Публичные женщины составляли атрибуцию городских празднеств с танцами и различными увеселениями. Куртизанки сопровождали высоких гостей и принимали участие в танцевальных состязаниях за вознаграждение. Богатые предприниматели и купцы стремились превратить красивых «бесприданниц» в своих содержанок и, сделав их предметом роскоши, демонстрировать таким образом свое богатство (более близким примером может послужить планируемая купцами участь Ларисы из «Бесприданницы» А.Н. Островского). Возродился античный гетеризм. Богатые дома куртизанок, снабженные прислугой и обставленные предметами роскоши, становятся местами времяпрепровождения состоятельных жуиров. Grande puttana стала непременной атрибуцией эпохи Возрождения, только сам гетеризм видоизменился: он стал менее эстетичен, чем во времена Античности, так что вряд ли можно было сравнить кого-либо из куртизанок со знаменитой Аспазией Перикла. Сами жены богатых патронов не уступали, а во многом и превосходили «свободных женщин», поскольку они не ограничивались положением матроны в гинекеях Античности.

Моралисты, думая, что источником проституции и роста публичных домов является порочность, лень и развращенность женщин, начали борьбу за их исправление. Однако это не помогало, потому что ее источник коренился не в этом, а в пролетаризации населения и гендерном неравенстве женщин (что касается самих женщин). И проституция мотивирована потребностями не женщин, в первую очередь. Не помогали и различные ограничения, вводимые церковью и государством по отношению к проституткам для того, чтобы их выделить и отделить от порядочных женщин, а также сделать отношения более нравственными. Вскоре эта регламентация возникла, и не только потому, что реформация церкви сделала главными чертами личности угодный богу аскетизм, а главной потребностью человека потребность в труде.

Регламентация распущенности пришла неожиданно совсем с другой стороны. Великие географические открытия и завоевания Колумба, освободившие европейские страны от средневековой убогости, обернулись неожиданными эпидемиями сифилиса, источниками которых стали дома терпимости. Терпимость к публичным домам под влиянием туземного бича исчезала, а общество становилось эротически менее распущенным. Эротическая ментальность эпохи вызвала и другое не внешнее, как сифилис, последствие эротизма, а внутреннее, порожденное сложившейся ментальностью явление, вытекавшее из гендерного положения женщины – ведовство. Для стабилизации своего общественного положения женщина нуждалась в мужчине, которых всегда не хватало. Мужчины, в свою очередь, чувствовали свою постоянную зависимость от женщины. Она оставалась неизменным предметом его желания и вожделения. Поэтому женщина, уяснив свою сексуальную востребованность и незаменимость, пользовалась тем, чтобы умножить свои силы в борьбе за мужчину, который давал ей дом и какое-либо статусное положение. Поэтому в духе эпохи, которая была половинчатой, т.е. в ней сочеталось здравомыслие и мистика, медицина и шарлатанство, химия и алхимия, астрономия и астрология, женщины готовили любовные напитки, приворотные зелья, усиливающие эротизм мази и другие эротически возбуждающие средства, чтобы сильнее привязать к себе мужчину. На самом деле действовала раскрепощенная эпохой сила эротической любви, которой мужчина не мог найти естественного объяснения так же, как и своей неизменной зависимости от женщины.

Господство религиозной идеологии истолковало эту эротическую напряженность эпохи и действительно имевшие место усилия ведовства (кстати сказать, до сих пор не прекращающиеся, судя по сведениям средств массовой информации) в своем духе. Она обвинила женщину в связи с дьяволом, ее эротическую привлекательность – дьявольской, а саму женщину ведьмой. «В 1487 г. вышел в свет мракобесный «Молот ведьм», составленный Генрихом Инститорисом и Яковом Шпренгером, – так сказать догматика веры в ведьм, приведшая в безумие систему» [3, c.496-497]. И первородный грех, который вошел в мир вместе с женщиной, согласно христианству, запылал на кострах инквизиции. Только вместе с З.Фрейдом нам стали известны причины женской истерии, коренящиеся в неудовлетворенной жажде любви и материнства. А в те времена, подогретые эротически возбуждающими средствами, эти чувства отождествлялись с бесовскими [4]. Именно при помощи них «женщина-ведьма» и получает тайную власть над мужчиной и его половыми способностями, с точки зрения папства.

Так освобождающе начавшаяся эпоха Возрождения, вызвавшая к жизни естественно присущие человеку силы, вследствие невозможности их социального воплощения привела не только к сексуальной истерии, охватившей и многие монастыри, но и к тому религиозному мракобесию, которое охватило весь период диктатуры католической церкви.

Литература

1. Друнина Юлия. Полынь. Стихотворения и поэмы. – М.: Современник, 1989. – 336 с.

2. Ле Гофф Жак. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр. – М.: Изд.группа «Прогресс, Прогресс-Академия», 1992. – 376 с.

3. Фукс Э. Иллюстрированная история нравов: Эпоха Ренессанса: Пер. с нем. – М.: Республика, 1993. – 511 с.

4. Шпрангер Я., Инститорис Г. Молот ведьм. – М.: Просвет, 1992. – 384 с.

2) Объяснения неизбывности проституции

Многие объясняют наличие и неизбывность проституции тем, что с ходом экономической эволюции любовь, как и все явления общественной жизни, становится товаром. У Эдуарда Фукса мы находим не только подробное описание проституции, но и статистические данные, документальные подтверждения, а также материалы изобразительного западноевропейского искусства всех жанров и всех времен, включая буржуазный век. Имеются у него и философские выкладки, с помощью которых он стремится объяснить неисчезаемость этой моральной девиации. Так он пишет, что «от моногамии, основанной на частной собственности,…неотделима проституция. Она – неизбежный коррелят единобрачия. Проститутка – такой же постоянный социальный тип, как и любовник. Оба эти явления выражают две стороны того факта, что с ходом экономической эволюции любовь, как и все предметы обихода, получили товарный характер» [1, с.375].

В эпоху разбуженной чувственности, какой после длительного аскетизма Средневековья стала эпоха Ренессанса, и отсутствия развитого гражданского общества, где повсеместно подстерегало, особенно женщин, насилие, легко объяснить, «почему эпоха Ренессанса относилась повсеместно с такой терпимостью к проституции» [там же, с.377]. Более того, в условиях ограничения возможности брака в некоторых сословиях и социальных группах (подмастерья, клирики, ландскнехты и др.), интересы семьи требовали громоотвода для страстей, готовых ежеминутно вспыхнуть. И такой громоотвод, как казалось, обещала легализованная проституция, эта продажа и купля любви в розницу и за сдельную плату. В эпоху Ренессанса прямо заявлялось, что узаконенная проституция и дом терпимости – необходимая защита брака и семьи. Люди верили, что сосредоточивая разврат в домах терпимости, они охраняют от него брак и целомудрие. С другой стороны, неосознаваемым мотивом терпимости к проституции было желание мужчины обеспечить свое господское право беспрепятственно изо дня в день удовлетворять свою потребность в разврате и разнообразии чувственных удовольствий.

И если причиной мер пресечения проституции в эпоху Ренессанса явилась болезнь, сначала занесенная в публичные дома покорителями Нового Света, а оттуда по всей Европе, – сифилис, то поначалу в России нетолерантное отношение к этому «непотребству» объяснялось позицией православной церкви. Репрессивные меры, предпринятые Екатериной II, тоже объяснялись распространением венерических заболеваний, а сама проблема с этого времени переносится в санитарно-медицинскую область. Хотя с XVIII в. в России и предпринимались законодательные меры устранения «непотребства», они оказывались тщетными и ставили в тупик высокообразованных людей, стремящихся к социальному оздоровлению общества. Так «новые люди» Н.Г. Чернышевского ничего не могли придумать, кроме швейной машинки, которая могла бы дать трудом заработанные деньги женщине, сменившей на нее свое ремесло. Эта пресловутая швейная машинка, представленная в романе-утопии «Что делать?» стала уже предметом иронии у другого блестящего писателя А.И. Куприна, который тоже пытался понять и разрешить феномен неизбывности проституции в своей повести «Яма» и не только в ней.

Однако ни у Куприна, выведенного в повести в образе репортера Сергея Ивановича Платонова, ни у талантливого писателя, которому Платонов предложил свой богатый материал о проституции и публичных домах, все-таки не нашлось такого пронзительного слова, которое могло бы помочь решить эту ужасную трагедию и не только русской жизни. У Куприна хватило писательской силы, чтобы показать, как сама жизнь в начале ХХ века смерчем разнесла в щепки все создавшиеся устои Ямской вплоть до названия самой улицы, где обосновалось несколько конкурирующих заведений. И в самом деле, в России несколько десятилетий не обсуждалась эта проблема, не актуализировалась самой жизнью (помните: «в России секса нет», пока не наступили времена новой купли-продажи. Они ознаменовались деконструкцией общественной морали, где расшатывается опыт различения добра и зла и где безответственный буржуазный индивидуализм разрушает социум и культуру. В соответствии с раскрепощенной сексуальностью, возникший господствующий класс делает акцент на культе телесности, отделенной от духовности. Для спекулятивно-мафиозного предпринимателя культура, и, прежде всего мораль, – только помеха, способная повредить успешности дела. Ведь это не аскетический протестант, неуёмно занятый умножением богатств, подобно «веберовскому» типу капиталиста. Производством привилегированной телесности олигархического сословия занимается целая бригада новых специалистов – массажистов (и массажисток), визажистов, стилистов, поваров, к их услугам безотказные высокооплачиваемые фотомодели, леди шоу-бизнеса, «жиголо», «мальчики по вызову» и т.п.

Возникшие девиации разлагающе действует на мораль всего общества, смещая акценты к мефистофелевскому соблазну, деконструируя мир в сторону зла, высвобождая необузданный сексуальный инстинкт. Такая достаточность тела, требующая все новых и новых сексуальных изысков, освобожденных от культурных традиций любви, сопровождаемой обычаем материнства, вовлекает в девиантный социальный контекст и телесность непривилегированных. Они восприняли деконструкцию в этом вопросе как снятие морально-идеологических барьеров репрессивной культуры (которая так прекрасно представлена Дж. Оруэллом в романе-антиутопии «1984»). «Цензура» снималась, и люди заново открывали свою чувственность – тот самый эрос, который был в подполье. Людям, лишенным социальных прав и гарантий, предлагали утешиться свободой секса и бесцензурными демонстрациями порнографии, предлагалось идентифицировать себя с телесностью околопорнографических конкурсов красоты и рекламностью тела. Большинство телевизионных каналов в той или иной форме занялось подобной рекламой: есть канал, через который в письменной форме предлагаются интимные услуги, интимные связи, которые можно получить, сразу откликнувшись на сообщенный номер телефона, а ночные и предночные TVх, воспламеняя чувственность, показывают, как её надо удовлетворять.

Общество настолько раскрепостилось, что простая реклама почти любого товара, даже лекарства, превращается в эротический соблазн. Например, за эмоциональной рекламой простамола следует постельная сцена, реклама фотоэпиляции представляет собой сексуальный этюд, даже вызов эвакуатора делает девушка, одетая только в лепестки ромашки и т.д.

Этот массовый соблазн, призывающий к принудительному сексуальному потреблению, характерен почти для всех СМИ. Гламурная реклама разврата выглядит красиво, подается весьма художественно, но это поверхностная эстетика, в которой красота не подкреплена другими ценностями, в первую очередь, – нравственными. Особенно она опасна для тех, кто не имеет интеллектуального и социального иммунитета против такой красоты, а чувственные инстинкты, как известно, пробуждаются рано. «Литературная газета» из номера в номер выступает против порнографического дурмана, который исходит от телепрограммы «Дом-2», которую обычно смотрят подростки, вкушая запретный плод. В этой атмосфере рекламируемого промискуитета и опыт проституции выглядит как форма вхождения в рынок для тех, кому туда больше не с чем войти [см. 2]. И никого уже не удивит наличие студенческой проституции для оплаты платного образования. В России, конечно, нет закона, который разрешал бы проституцию, но нет и закона, ее запрещающего: ни женскую, ни мужскую. Может быть поэтому, столбы и доски объявлений пестрят предложениями о сдаче жилплощади на самые различные небольшие отрезки времени.

Возникает вопрос, есть ли панацея от этой девиации? Победит ли когда-нибудь общество эту форму девиантного поведения? Все станут благополучными, трезвыми, имеющими хорошие семьи, довольными своими мужьями и женами, имеющими ухоженных, обласканных детей, получающих необходимое образование? Со знаком минус называются именно эти причины, приводящие в современном обществе к занятию проституцией.

Поскольку проституция как форма половой внематримониальной связи под различными предлогами: от храмового действа до обычной торговли телесными услугами существует много тысячелетий, и столь же давние усилия освободить общество от этого порока, не приносят ощутимых успехов, то, может быть, нужно более внимательно отнестись к аргументам З. Фрейда и В. Райха о либидной природе человека, стремящегося удовлетворить половое влечение. Репрессивные меры и запреты, по мнению З. Фрейда приводили к недовольству в культуре, поэтому З. Фрейд писал: «Нелегко понять, как стало возможным оставить инстинкт без удовлетворения». Это сопряжено с опасностью, …можно быть уверенным в том, что возникнут серьезные нарушения» [3, с.9 ] ; «и даже у того, кто известен как нормальный человек, id не поддается контролю за известными пределами. Если от человека требуют большего, в нем возникает протест или невроз, или он становится несчастным» [там же, с.18]. Может быть, гипотеза покажется слишком смелой, но опираясь на свой клинический опыт, В. Райх в качестве положительной программы по искоренению неврозов рассматривал «любовную жизнь, приносящую удовлетворение». «В словах «при любовной жизни, приносящей удовлетворение, не бывает невротических нарушений, нечего менять», – писал он в работе «Функция оргазма» [4]. Вот только миф о любовной жизни в браке без неврозов развеял Л.Н.Толстой своей знаменитой «Крейцеровой сонатой», а также представил «господское право» получать разнообразие любовных утех до брака и вне брака.

Современные девиантологи, приводя опыт борьбы с проституцией в различных странах, где она преследуется уголовным наказанием, включая Японию, все-таки не отвергают практику института гейш. Японские жены ничего не имеют против. Вместо того чтобы удовлетворять каждое желание мужа, японская жена снисходительно разделяет обязанности с «соперницей» и испытывает чаще всего не ревность, а чувство облегчения, когда муж оставляет её в покое и отправляется в дом гейши [цит. по.5, с.89]. Скорее всего, такой рецепт не подходит для каждого менталитета, но другие действенные рецепты пока не изобретены в контексте того секс-бизнеса, в который превратилась проституция в обществе рыночных отношений. Если не считать новых венерических заболеваний, которые пострашнее тех, которые возникли во времена культа освобожденной естественности.

Литература

1. Фукс, Э. Иллюстрированная история нравов. Эпоха Ренессанса. /Э. Фукс. – М.: Республика. – 511 с.: ил.

2. Панарин, А.С. Постмодернизм и глобализация: проект освобождения собственников от социальных и национальных обязательств [Электронный ресурс] / А.С. Панарин. – Режим доступа: // Панарин.2003. htm.

3. Фрейд, З. Недовольство культурой [Электронный ресурс] / З.Фрейд. – Режим доступа: golovin@soc.pu.ru Designed by Nikolai Golovin, 2001.

4. Сексуальная революция [Электронный ресурс] – Режим доступа: // http://orgonomic.narod.ru/w/sexrev/srev_content.htm

5. Павленок, П.Д., Руднева, М.Я. Социальная работа с группами девиантного поведения: Учебное пособие /П.Д. Павленок, М.Я. Руднева. – М.: ИНФРА-М, 2007. – 185 с.

3) Секс-индустрия «местного значения»

В Томске на текущий момент насчитывается более 100 секс-фирм. Их работающий состав обеспечивают женщины репродуктивного возраста от 14 лет до 35. Есть случаи торговли девственностью 10-летних девочек. Причём, слово проституция употребляется редко или не употребляется совсем. Внутри фирм – это коммерческие секс-работницы, занимающиеся секс-бизнесом. Уличная проституция (в отличие от секс-услуг, предлагаемых в саунах, гостиницах, клубах, неофициальных борделях), по данным Кризисного центра в г.Томске, который работает с самым дном проституции, низкопорогового медицинского молодежного центра «Наша клиника», имеет основной мотивацией секс-работниц, заставившей заняться этой работой, – быстро заработать достаточно денег, чтобы купить квартиру, встать на ноги, выйти замуж, получить профессиональное образование, вырастить детей. Между тем, реальность такова, что между представлениями и реальностью дистанция огромного размера, преодолеть которую трудно из-за возникающих препятствий. По обследованиям медучреждений, куда volens-nolens, поступают секс-работницы, 10% из них наркозависимы, еще 50% систематически употребляют алкоголь. Возраст женщин, занимающихся секс-работой, –16-19 лет, половина из них – 20-24-летние. Большинство из них – приезжие из районов и соседних городов. Образование имеют в основном среднее и незаконченное среднее, 18% со среднеспециальным, 1% – с начальным, 2% – с высшим образованием. Презервативами пользуются в 8 случаях из 10, причём правилами безопасного секса секс-работницы пренебрегают по настоятельному требованию клиентов. Вследствие этого локус о так называемых группах риска всё больше размывается, затрагивает все слои населения. Теперь нередкость случаи, когда у социально благополучных женщин, попавших в хирургическое отделение или пришедших сдать анализ крови при беременности, обнаруживается ВИЧ-инфекция, хотя они не употребляли наркотики и имели одного или небольшое число в своей жизни постоянных сексуальных партнеров. В последние годы в Томской области отмечено увеличение передачи ВИЧ-инфекции половым путём с 62,9% до 77,8%. Инфицированность ВИЧ секс-работниц в Томске равна 5%. А это 5 человек из 100! По данным медицинских работников, занятие проституцией в репродуктивном возрасте наносит непоправимый вред здоровью будущих матерей. Проституция угрожает не только нравственности, но демографии и здоровью нации, так как ведет нарушению репродуктивной функции, прерыванию беременности и бесплодию у женщин, приводит к широкому распространению среди населения инфекций, полученных половым путём, как об этом указывается в «Обращении участников круглого стола «Реклама проституции как фактор растления молодёжи» к депутатам Государственной думы РФ» 6 ноября 2009 г. Статистика гласит, что сегодня увеличилось количество родов и абортов у девушек 16-17 лет, количество отказных детей у инфантильных, несовершеннолетних матерей, что свидетельствует не только о социальной аномии в обществе, но и духовно-нравственной деградации молодёжи. Так что же секс-бизнес действительно подчиняется только закону инстинкта и купли-продажи? Есть ли какие-то меры общественного воздействия, хотя бы препятствующие такому разгулу беспрепятственного удовлетворения сексуальных потребностей, фантазий и изощрений? Опросы общественного мнения показывают, что 61% томских студентов получают информацию о сексуальных услугах через интернет – на популярном форуме в разделе «разное», ещё 37% - из СМИ. Почти 10 газет и журналов размещают информацию о сексуальных услугах в той или иной форме. 24% получают её в кругу своих знакомых. 17% - из объявлений на столбах, домах, остановках, общежитиях и т.п. Особенно много подобных объявлений появляется в Томске в сентябре в начале учебного года. Весь Томск обклеен объявлениями: «Квартира на часы, ночь, сутки». При этом достаточно большой процент проституток становится ими, благодаря очень доступной и специфичной рекламе: «Предлагаем высокооплачиваемую работу для девушек приятной наружности». Так что рыночный сценарий секса разыгрывается сексуально привлекательными женщинами. Очевидна сопряженность проституции с распространением её рекламой сексуальных услуг в СМИ, что способствует напрямую формированию терпимого отношения к этому социальному явлению, которое трудно в таких условиях квалифицировать как девиантное. При такой толерантности СМИ общество будет приучено к проституции как общественной норме, а в таком случае всё население рискует стать одной гигантской группой риска. Социологический анкетный опрос среди студентов показывает, что только 48% опрошенных студентов выразили свое негативное отношение к проституции, а более трети опрошенных – 31% продемонстрировали нейтральное отношение к этому социальному явлению, 5,3% – скорее отрицательное, чем положительное, а 5,4% (в большинстве – юноши) сообщили о своём положительном отношении к ней. Только почти половина студентов признала, что проблема проституции в Томске, «пожалуй, актуальна – 49,3%, а 7,8% опрошенных посчитали распространение проституции неактуальной проблемой, а 1,3% высказали мнение, что в г. Томске она отсутствует. Большинство студентов – 74,8% ответило, что на этот вид деятельности их не могли бы «сподвигнуть» никакие мотивы, 16% - материальные трудности. Такие мотивы, как любопытство и сексуальный интерес выбрало 6,2% юношей и 5,9% девушек. На прямой вопрос «Приходилось ли Вам заниматься проституцией?» пришлись единичные ответы среди студентов всех вузов г. Томска. Однако на вопрос, «знают ли они знакомых студентов из других вузов, которым приходилось заниматься проституцией, число положительных ответов возрастало по мере гуманитаризации вузов, так что относительно ТГУ оно составило 20 человек. Среди опрошенных студентов в ТПУ(2 юношам) и в ТГПУ (1 юноше) приходилось оказывать сексуальные услуги своим преподавателям.

Выявлено, что у 31% опрошенных студентов, реклама проституции вызывает чувство раздражения (преобладающее большинство - женщины), у 10,7% - чувство стыда (преобладают женщины), у 6% пробуждает любопытство и интерес (мужчин вдвое больше), у 2% (мужчины) – сексуальный инстинкт, у 38% респондентов – никаких эмоций, 16% затруднились ответить на этот вопрос. Данные взяты из доклада доцента ТГПУ Е.С.Турутиной, из проведенного ею социологического обследования по этому вопросу.

Томская общественность и присутствовавшие представители власти на проведенном круглом столе рекомендовали: 1) поддержать вынесенный на рассмотрение в ГД РФ законопроект «О защите нравственности, психического и психологического здоровья населения в СМИ, издательском деле и интернете»; 2) внести в федеральные законы – «О СМИ» и «О рекламе» поправки о запрете рекламы и публикации информации о секс-услугах.

Органам государственной власти и местного самоуправления г. Томска и Томской области:

1. Разработать меры по запрету, в том числе законодательно, рекламы проституции в любых видах и на любых носителях, обратив особое внимание на недопустимость:

• несанкционированной расклейки типа: «квартиры на часы, сутки, ночь»;

• размещение рекламы стриптиз-клубов и рекламы интимных услуг в саунах, в местах, доступных детям и подросткам до 18 лет и в общественных местах.

2. Обратиться к руководству вузов и ссузов, представителям общественных и некоммерческих организаций, в том числе объединениям ТОС и ТСЖ, провести работу силами студентов и общественников по очистке своих территорий от объявлений «специфического» характера.

3. Провести работу со всеми профильными подразделениями, организациями и службами по активному пресечению занятием проституцией и вовлечению в неё молодых женщин репродуктивного возраста.

СМИ г. Томска и Томской области должны:

1. Ещё до принятия Закона о запрете рекламы проституции в СМИ добровольно отказаться от публикации в своих изданиях рекламы проституции.

2. Регулярно (не реже одной публикации в квартал) публиковать в своих изданиях и выпускать в эфире материалы по профилактике и предупреждению занятий проституцией среди студентов томских вузов и сузов.

3. Томскому отделению Союза журналистов и Фонду независимой журналистики внести в Кодекс журналистов специальный раздел, связанный с моральной и этической ответственностью редакторов СМИ, публикующих в своих изданиях рекламу проституции.

Совету ректоров, ректоратам вузов и ссузов, студенческим профсоюзам, областному профсоюзу образования

1. Разработать ряд мер по пресечению занятий проституцией учащихся вузов и ссузов, а именно:

• Ввести для 1-х курсов всех образовательных учреждений в начале учебного года обязательные недельные занятия по профилактике и предупреждению занятий проституцией, привлечь в качестве лекторов и консультантов все профильные службы, имеющие отношение к проблеме (медико-профилактические центры, общественные и правоохранительные организации, религиозные конфессии и др.);

• Разработать Этические кодексы (кодексы чести) среди преподавателей вузов и ссузов, ввести административные наказания вплоть до отчислений и увольнений за занятия проституцией между студентами и преподавателями;

• Создать обстановку нетерпимости к ситуациям, связанным с подстрекательством и склонением студентов к занятиям проституцией с преподавателями, ввести в вузовских СМИ рубрику по теме профилактики и предупреждения занятий проституцией среди студентов;

• Строго запретить расклейку на территории общежитий и учебных корпусов и внутри них любых объявлений, не имеющих отношения к учебному процессу и процессу проживания в общежитиях. Особенно о «дорогостоящей» работы для девушек-студенток;

• Разработать меры по выявлению и запрету входа в общежития лицам, предлагающим студентам подобную «дорогостоящую» работу;

• Обязать службы безопасности и студенческие оперативные отряды вузов и ссузов проводить регулярные рейды (около общежитий и внутри них) по пресечению действий, способствующих занятиям проституцией среди студентов;

• Запретить парковку автомобилей перед входами и под окнами общежитий для пресечения возможности вербовки студентов к занятию проституцией.

2. Разработать комплекс профилактических работ по предупреждению занятий проституцией среди студентов вузов и ссузов, а именно:

• Издавать и распространять среди студентов бюллетени с медицинской информацией о вреде занятий проституцией для здоровья, особенно молодых девушек, полученной от медико-социальных организаций (благотворительного Фонда «Томск-Антиспид», Центра медицинской профилактики, ОГУЗ Центра профилактики борьбы со СПИДом и др.).

• Утвердить постоянно работающую «горячую линию» для обращения за помощью в случаях, связанных с подстрекательством и склонением студентов к занятиям проституцией.

Правоохранительным органам города Томска и Томской области

1. Разработать и принять к действию план по очистке улиц улиц г. Томска от проституток, в особенности относящихся к категории репродуктивного возраста от 14 лет.

2. Обратить особое внимание на выявление проституток-студенток, а информацию о них отправлять в соответствующие вузы и ссузы.

3. Проводить (не реже одного раза в месяц) специализированные рейды по выявлению на улицах студенток-проституток с привлеченитем студенческих оперативных отрядов.

4. Ужесточить административные меры для наказания сотрудников правоохранительных, замеченных в пособничестве занятием проституцией и сутенёрством.

5. Принять Распоряжение, приравнивающее ответственность сотрудников правоохранительных за пособничество занятием проституцией и сутенёрством к ответственности за пособничество распространению наркотиков.

6. Рекомендовать Областной и городской комиссиям по делам несовершеннолетних разработать ряд мер по выявлению родителей, не исполняющих родительские обязанности, вследствие чего их дети занимаются проституцией.

УФСКН России по Томской области

• Обратить особое внимание на тот факт, что 35% проституток (по данным некоторых общероссийских) обследований являются наркозависимыми. В связи с этим провести оперативные мероприятия по их выявлению для привлечения к административным наказаниям за потребление наркотиков в немедицинских целях и к уголовной ответственности за хранение наркосодержащих средств и содержание притонов.

Религиозным конфессиям

• Обратить особое внимание на группу риска, связанную с занятием проституцией, особенно на категориюженщин репродуктивного возраста от 14 лет.В связи с этим проводить регулярные меры (беседы, рейды) с целью работы с женщинами данной категории.

Органам социальной защиты и здравоохранения г. Томска и Томской области

1. Разработать ряд профилактических мер по противодействию проституции в вузах и ссузах, интернатах, старших классах школ и детских домов, а именно

• Проведение мероприятий и лекций с молодыми девушками репродуктивного возраста от 14 лет и распространение медицинских информационных бюллетеней о крайнем вреде занятий проституцией;

• Привлечь для профилактической работы с молодежью города специалистов кафедры акушерства и гинекологии Лечебного факультета СибГМУ, благотворительного Фонда «Томск-Антиспид», Межвузовскую больницу, Центра медицинской профилактики, ОГУЗ Центра профилактики борьбы со СПИДом. ( Из Резолюции по итогам круглого стола «Реклама проституции как фактор растления молодёжи». Томск, 6 ноября 2009 года).

ЛЕКЦИЯ 12. АЛКОГОЛЬНЫЙ ТОТАЛИТАРИЗМ

За таким, казалось бы, сугубо личным вопросом, как «пить или не пить?», стоит, по сути, вопрос «жить или не быть?» – нам, нашей стране, русской нации и всему российскому обществу. Таким образом, эти два вопроса сводятся сегодня к одному: «пить или жить? – не больше и не меньше.

В.Г. Жданов, Троицкая С.И. Алкогольный террор против России.

1) Об алкоголизме и его последствиях для организма. Введение

Алкогольная ситуация приобрела ныне значительную остроту, она вызывает серьезную озабоченность общественности, а сведения, которые мы много лет получали и получаем из книг, кинофильмов, прессы, интернета часто расходились и расходятся с тем, что говорит об алкоголе наука и что мы видим в жизни.

Одни ратуют за культуру потребления спиртного и даже рекомендуют обучать детей этому "искусству" с раннего возраста, другие советуют пить лишь сухие вина и утверждают, что они не только безвредны, но и полезны, третьи доказывают, что лучше всего употреблять водку, но в меру.

Самые опасные из этих последствий – те изменения, которые происходят после приема алкоголя в мозге. Научными данными твердо установлено, что благодаря усиленной концентрации алкоголя в коре головного мозга происходит склеивание красных кровяных телец и создаются условия, при которых нейроны гибнут в больших количествах. После каждого приема спиртных напитков в коре головного мозга остается целое кладбище нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются. И чем больше выпито этого яда, тем обширнее разрушение мозга. Вот почему, несмотря на миллиарды нервных клеток, которыми природа нас предусмотрительно наградила, их гибель происходит столь интенсивно, что уже довольно быстро у человека проявляются признаки деградации умственных способностей. Изменения в мозге происходят постепенно, они долго остаются незамеченными, поскольку касаются самых высших отделов коры головного мозга, где происходит активная мыслительная работа, где возникают самые сложные ассоциации. Со временем это снижение умственного уровня человека становится более выраженным и заметным, прежде всего, по результатам его творчества, по его изменившемуся характеру.

Не может оставить равнодушным и появление умственно неполноценных детей как результат употребления спиртных напитков их родителями. Давно известно, что народ, не употребляющий алкогольные напитки, при прочих равных условиях является более здоровым в физическом, умственном и нравственном отношениях, чем тот, у которого потребление алкоголя получило широкое распространение.

При массовом употреблении алкоголя увеличивается число людей с явлениями преждевременной деградации, безнравственного поведения. Еще Аристотель метко заметил: "Опьянение есть добровольное сумасшествие человека".

Это состояние человека было тщательно изучено нашим выдающимся психиатром И.А.Сикорским, который писал, что раз произведенное над мозгом насилие оставляет след, и, когда исчезают все явления острого отравления алкоголем и организм, казалось бы, уже совершенно свободен от него, еще дает о себе знать одна важная перемена, а именно – перемена в мозге человека. После длительного употребления алкоголя болит голова, трясутся руки. Если выпить рюмку водки с утра, головная боль исчезает, руки перестают трястись. Так человек попадает в полную алкогольную зависимость и уже пьет, как только ему предоставляется возможность – и в праздники, и в будни, и утром, и вечером.

Учеными установлено, что обычай принимать спиртные напитки для того, чтобы согреться, основан на ошибочном представлении об их действии. К числу характерных самообманов относится, в частности, неспособность выпившего правильно оценивать температуру собственного тела. Особенно опасно "для согревания" пить на морозе. Несмотря на быстрое охлаждение тела, человек этого не ощущает, и поэтому легко может наступить его обморожение и даже замерзание. Зимой в Сибири, например, выпившему человеку опасно отправляться в дорогу. У него теряется правильное понимание опасности и возрастает возможность охлаждения.

Часто для отогревания замерзшего человека ему дают выпить водки или коньяку. В данном случае алкоголь употребляют как противоболевое средство, поскольку он действует оглушающе, как наркоз. В ряде случаев спирт применяется и как противошоковое средство, внутривенно в растворе с 40-процентной глюкозой. Но все это делается под руководством врача и только в том случае, если обмороженный уже находится в теплом помещении.

Однако следует помнить, что наряду с пользой спирт, как наркотик, даже в подобных случаях оказывает свое отрицательное действие. Поэтому ещё в 1915 году съезд русских врачей вынес решение, что алкоголь должен быть исключен из лечебных средств. (Довольно странно выглядит в этом плане высказывание К.Петровского (БМЭ, т.I. М., 1956, с. 764), который писал, что в лечебной практике алкогольные напитки применяются в следующих случаях: 1 – при упадке питания; 2 – в периоде выздоровления; 3 – при шоке, обмороке и острой сосудистой слабости; 4 – при травмах; 5 – при длительном вынужденном пребывании на холоде; 6 – при общем тяжелом состоянии).

Во многих странах мира бытует убеждение, что приемом алкоголя можно предупредить грипп, простуду и другие заболевания. Несколько лет назад в Академии наук Франции решили проверить это средство и поставили опыты, касающиеся влияния алкоголя на вирус, вызывающий грипп и другие заболевания. Опыты показали, что алкоголь не оказывает противовоспалительного действия на вирус гриппа, как и на любой другой вирус, и что на спирт нельзя полагаться как на средство, способное защитить человека от инфекции и остановить эпидемию. Напротив, как показали исследования, люди, употребляющие спиртные напитки, более уязвимы для вирусных инфекций. Данные, полученные Французской академией, полностью подтверждают ранее опубликованные наблюдения И.А.Сикорского, который писал, что во время эпидемии сыпного тифа зимой 1897/98 года в среде пьющих рабочих Киева заболеваемость была в четыре раза выше, чем среди трезвенников.

То же надо сказать и о традиции выпить "с устатку", "для аппетита". Научно доказано, что под влиянием алкоголя изменяется очень важный регулятор нашего организма – чувство голода, аппетит. Небольшое количество спиртных напитков, повышая вначале выделение желудочного сока и активность других желез пищеварительного аппарата, может иногда увеличивать аппетит. Но это часто наносит ущерб организму, так как естественное чувство голода преувеличивается, происходит перегрузка желудочно-кишечного тракта, особенно если водку принимать на пустой желудок, натощак, сопровождая ее острыми, раздражающими закусками. Последствиями этого могут быть нездоровая полнота, расстройство пищеварительного аппарата.

Многие пьющие страдают заболеваниями печени, желудка, поджелудочной железы и часто погибают от рака желудка. При этом они продолжают пить, утверждая, что боли становятся меньше. Возможно, так оно и есть, в затуманенном мозгу боли на какое-то время притупляются, больному кажется, что они уменьшились. Но после того как действие алкоголя прекращается, болезнь снова берет свои права. Что касается больших доз алкоголя, то они притупляют аппетит. Поэтому для нормального человека спиртное отнюдь не может считаться благотворным возбудителем деятельности пищеварительного аппарата, ибо оно вызывает лишь нежелательные извращения в физиологических функциях организма. Но дело даже не в этом. Алкоголь действует губительно на клетки печени и поджелудочной железы, разрушая их. При повторных приемах алкоголя обе эти важнейшие пищеварительные железы начинают работать ненормально, их пищеварительная способность резко падает. Происходит уменьшение сокоотделения. Место погибших от алкоголя клеток занимает рубец, соединительная ткань, неспособная продуцировать пищеварительный сок. У больных, погибших от алкоголя, печень и поджелудочная железа представляют собой сплошные островки инертной рубцовой ткани.

Человек должен знать, что действие алкоголя на его организм таит в себе много самых коварных и опасных неожиданностей. В то время как для одних даже сильное опьянение может пройти, не дав видимых вредных последствий, для других – одноразовое употребление алкоголя вызывает глубокие и продолжительные психические и нервные расстройства. Повторный же прием алкоголя в любых дозах и во всех без исключения случаях скажется отрицательно, прежде всего, на высших центрах коры головного мозга.

С людьми, занимающими определенное положение в обществе, имеющими звания и дипломы, под влиянием длительного употребления алкоголя происходили метаморфозы. Они ко всему становились равнодушными, ни во что не вмешивались. И только в компаниях, как только на столе появлялась выпивка, они перерождались, глаза их начинали блестеть, движения оживлялись, руки сами тянулись к бутылке. Они сыпали шаблонные, плоские шутки и анекдоты, прерывая свои рассказы на короткое время для того, чтобы проглотить очередную порцию наркотического яда... Эти и другие вопросы, связанные с тяжёлыми последствиями пьянства и алкоголизма, являются содержанием предложенных лекций. В этом свете смешно выглядят «меры» предпринятые на 1 января 2010 г. удорожание самой плохой  водки с 49 до 89 рублей. Пол-литра «беленькой» теперь не купишь дешевле 89 рублей. Соответствующий приказ издала Федеральная служба по регулированию алкогольного рынка. По мнению представителя Союза производителей алкогольной продукции Дмитрия Доброва, с установлением минимальной цены на этом уровне у «левой» водки пропадет единственное конкурентное преимущество — дешевизна. «Покупатель, когда увидит одинаковую цену на водку разных марок, выберет более известный бренд»,  – рассуждает эксперт. Правда, добавляет он, теперь появится опасность роста потребления спиртосодержащих бытовых и лекарственных жидкостей. «Хороший подарок к Новому году», а главное – «какая проявлена забота о здоровье российского населения» – эти и другие иронические замечания возникают при встрече этой информации в интернете, а затем уже и наяву.