«Перманентная революция»

Ещё в 1905 г. Л. Троцкий начал разра­батывать свою знаменитую теорию «перманентной (непрерывной) револю­ции». Он считал, что русская револю­ция не сможет остановиться в обыч­ных буржуазно-демократических рам­ках. Она пойдёт гораздо дальше, пре­вратится в «пролетарскую, социалисти­ческую». Рано или поздно революци­онная власть «придёт во враждебные столкновения не только со всеми груп­пировками буржуазии, но и с широки­ми массами крестьянства».

Поскольку именно крестьянство со­ставляет в России большинство насе­ления, «завершение социалистической революции в национальных рамках не­мыслимо». Чтобы выжить, она должна будет, по мнению Троцкого, «взорвать национально-государственные рамки» и перерасти в мировую революцию.

В своей речи сразу после прихода боль­шевиков к власти, 26 октября 1917 г., Троцкий вновь повторил эту мысль: «Надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет евро­пейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империа­лизм, мы будем раздавлены — это не­сомненно; либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу». В 20-е гг. власти особенно жес­токо «били» Троцкого именно за тео­рию «перманентной революции». Как известно, они противопоставляли ей «социализм в одной стране».

На вокзале его старший сын Лев Седов кричал железнодо­рожникам: «Товарищи рабочие, смотрите, как несут товарища Троцкого». Но те не стали вмешиваться, хотя у одного из них, по словам Троцкого, было «взволнованное лицо».

В алма-атинской ссылке Л. Троцкий оказался за 250 км от железной дороги и за 4 тыс. км от столицы. Но и здесь он не пре­кращал политической деятельности, переписывался со своими сосланными сторонниками. Л. Седов рассказывал: «За апрель — октябрь 1928 г. нами было послано 800 политических писем, отправлено около 550 телеграмм. Получено свыше 1000 поли­тических писем и около 700 телеграмм...». Но затем власти по­старались, чтобы эта переписка почти прекратилась. Письмо от заболевшей дочери из Москвы шло к Льву Давидовичу 73 дня, и его ответ уже не застал её в живых,

В декабре 1928 г. к Троцкому явился из Москвы представи­тель ОПТУ. Он потребовал от него прекратить политическую дея­тельность, угрожая «переменой места жительства». Троцкий ка­тегорически отказался, назвав это «жалкими угрозами».

В Алма-Ате произошла ещё одна любопытная встреча, зна­чение которой Троцкий оценил лишь позднее. Он рассказывал: «Ко мне явился однажды какой-то советский инженер, якобы лично мне сочувствующий. Он очень осторожно спросил: „Не ду­маете ли Вы, что возможны какие-либо шаги для примирения?". Ясно, что инженер был подослан для того, чтобы пощупать пульс. Я ответил ему в том смысле, что о примирении сейчас не может быть и речи: не потому, что я его не хочу, а потому, что Сталин не может мириться, он вынужден идти до конца по тому пути, на который его поставила бюрократия. „Чем это может закончить­ся?" „Мокрым делом, — ответил я, — ничем иным Сталин кончить не сможет".

Моего посетителя передёрнуло, он явно не ожидал такого ответа и скоро ушёл. Я думаю, что эта беседа сыграла большую роль в отношении решения о высылке меня за границу».

ВЫСЫЛКА ЗА ГРАНИЦУ

20 января 1929 г. Л. Троцкому передали решение Особого сове­щания ОПТУ о том, что его высылают за границу. Он обвинялся в «контрреволюционной деятельности» и «организации неле­гальной антисоветской партии».

10 февраля особым поездом Троцкого с женой и старшим сыном доставили в Одессу. Затем на пароходе «Ильич» их отпра­вили к берегам Турции. Всё путешествие длилось 22 дня. С борта парохода Троцкий передал заявление на имя турецкого прези­дента Мустафы Кемаля: «Милостивый государь! У ворот Констан­тинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по собственному выбору и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию. Соблаговолите, гос­подин Президент, принять соответственные мои чувства».

Вместе с собой Троцкому разрешили вывезти около 30 ящи-

254

М. Черемных. «Ленин умер, но дело его живёт! Троцкий жив, но „дело" его умерло!» («Крокодил». Декабрь 1927 г.)

«Вырастешь, Саша, — узнаешь... В „Правде" опубликовано письмо молодых партийцев тов. Троцкому и ответ тов. Троцкого.

— Лев Давидович, скажите, что мне сделать, чтобы стать умным?

— Да так, знаете... Это скорее... „индивидуальная особенность"» (журнал «Красный перец», 1923 г.).

ков его архивов. Позднее И. Сталин в частных разговорах назы­вал это своей крупной ошибкой, как и всю высылку в целом.

В ЭМИГРАЦИИ

Началась последняя, третья эмиграция Л. Троцкого. Все эти годы, находясь вдали от родины, Троцкий не складывал оружия, не прекращал политической борьбы. Он писал книги и статьи, вы­пускал журнал «Бюллетень оппозиции». Существо своей позиции он выражал так: «Ненависть ко мне бюрократии определяется тем, что я веду борьбу против её чудовищных привилегий и пре­ступного произвола. В этой борьбе и состоит суть так называе­мого „троцкизма"».

Отношение Троцкого к советскому режиму постепенно ме­нялось. В 1937 г. он замечал: «В течение 1923—1933 годов я по отношению к советскому государству, его правящей партии и Коминтерну стоял на точке зрения, которая лапидарно выража-

255

В. Дени. Карикатура на Л. Троцкого. 1930 г.

САМОУБИЙСТВО АДОЛЬФА ИОФФЕ

Через два дня после исключения Льва Троцкого из партии, 16 ноября 1927 г., застрелился его давний друг и соратник, дипломат Адольф Иоффе. Этой крайней мерой Иоффе выразил протест против происшедшего. Кроме того, он был тяжело болен.

Предсмертное письмо Адольф Абрамо­вич адресовал Троцкому. Своё само­убийство он просил расценивать как «протест борца». Исключение из пар­тии Л. Троцкого, как писал Иоффе, «неизбежно должно явиться началом термидорианского периода в нашей ре­волюции». Обращаясь к Троцкому, он подчёркивал: «Залог победы Вашей правоты — в максимальной неуступ­чивости, в строжайшей прямолинейно­сти, в полном отсутствии всяких ком­промиссов». Это предсмертное пись­мо (с комментариями Е. Ярославского) опубликовали и в советской печати.

Похоронили дипломата 17 ноября на Новодевичьем кладбище в Москве. За гробом шли «троцкисты», сочувство­вавшая оппозиции молодёжь. Речь пе­ред ними произнёс Л. Троцкий, уже «беспартийный». Это было его послед­нее публичное выступление на родине.

лась словами: реформа, а не революция. Со второй половины 1933 г. я всё решительнее прихожу к тому убеждению, что для освобождения трудящихся масс СССР от новой паразитической касты исторически неизбежна политическая революция».

20 февраля 1932 г. Льва Троцкого и его родных, выехавших за рубеж, лишили советского гражданства. Но на родине вовсе не предали его имя забвению. Наоборот, с каждым годом оно подвергалось всё более горячему осуждению.

С 1936 г. в Москве начались суды над бывшими вождями партии большевиков. Французский журналист Борис Суварин замечал: «В этих средневековых процессах Троцкий играет роль дьявола». Этой роли соответствовали и выдвинутые против него обвинения; убийство Кирова и другие покушения, связь с геста­по и т. д.

В августе 1936 г. Троцкий, находившийся в Норвегии, узнал об этом новом повороте событий. Он вспоминал: «Готовый ко многому, даже ко всему, я всё же не верил глазам. „Хорошо, тер­роризм — это ещё можно понять... но гестапо... — повторял я в изумлении, — так и сказано: гестапо?"».

Л. Троцкий собирался дать в печати решительный бой мос­ковским обвинениям. Конечно, советские власти постарались этому помешать и пригрозили Норвегии бойкотом её торгового флота. После этого Троцкого посетил начальник норвежской полиции, а затем и министр юстиции. Они потребовали от него прекратить любую политическую деятельность, в том числе — не отвечать на обвинения из Москвы. «Я предпочитаю арест!» — с негодованием отвечал Троцкий.

После чего он действительно провёл четыре месяца под до­машним арестом. Вместе с женой его поместили в сельском двух­этажном домике под надзором 13 полицейских. Все письма Троцкого изымала полиция. Он рассказывал: «Трудно передать тягостную атмосферу в деревянном доме, где весь нижний этаж и половина верхнего заняты были тяжеловесными и медлитель­ными полисменами, которые курили трубки, играли в карты, а в полдень приносили нам газеты, исполненные клеветы».

В конце 1936 г. мексиканский художник Диего Ривера до­бился разрешения на проживание Л. Троцкого в Мексике. В то время Ривера был истинным поклонником Троцкого. К ужасу заказчиков, он изобразил Ленина и Троцкого в центре панно на стенах... Рокфеллеровского центра в Нью-Йорке!

9 января 1937 г, Л. Троцкий сошёл с норвежского танкера на мексиканский берег. Его приятно удивило гостеприимство, оказанное ему от имени президента страны. Но ещё больше его поразило новое жильё — «Синий дом» Д. Риверы: просторный, удобный для работы. «Я видел, как Лев Давидович щипал себя, — говорил Ривера, — ему казалось, что он спит, что наш приём и всё вокруг — это сон».

В Мексике Лев Троцкий продолжил страстную борьбу за опровержение московских «большевистских процессов». По его предложению весной 1937 г. образовалась авторитетная «комис-

256

сия расследования». Её возглавил американский философ Джон Дьюи. Троцкий заявил: «Я отвечу на каждый вопрос. Мне нечего скрывать. Я заявляю заранее: если комиссия признает меня виновным — я добровольно отдамся в руки палачей ГПУ. Я даю это обязательство перед лицом всего мира». В сентябре 1937 г. после длительного расследования «комиссия Дьюи» призна­ла Л. Троцкого невиновным, а московские обвинения — под­ложными.

ПОКУШЕНИЕ

В ночь на 24 мая 1940 г. отряд из 20 автоматчиков ворвался во двор виллы Л. Троцкого. Разбуженные выстрелами, Троцкий и его жена успели броситься на пол между стеной и кроватью. Напа­давшие дали несколько очередей по кроватям в спальнях, забро­сали дом зажигательными бомбами и скрылись. Потом в стенах спальни Троцкого нашли 73 пулевых отверстия. Но сам Лев Да­видович отделался царапиной, его жена — лёгкими ожогами. Пуля слегка ранила 10-летнего внука Троцкого Всеволода.

На место происшествия немедленно прибыл полковник Санчес Салазар, начальник тайной полиции Мексики. Он спро­сил Троцкого: «Вы подозреваете кого-нибудь?». «Конечно! — вос­кликнул Троцкий и тихо сказал полковнику на ухо: — Иосифа Сталина». Полковника поразили самообладание и даже юмор Троцкого, и он вначале решил, что тот сам разыграл покушение.

Потом суд установил, что главным организатором покуше­ния был известный художник-коммунист Давид Альфаро Сикейрос. Услышав по радио о том, что Троцкий остался жив, Сикейрос с досадой воскликнул: «Вся работа впустую!».

УБИЙСТВО

Спустя четыре дня после неудачного покушения Троцкий познакомился с молодым испанцем, который назвался Фрэнком Джексоном. Тот пять или шесть раз побывал в доме Троцкого. Как-то раз Джексон увидел, что рабочие в целях безопасности наращивают бетонные стены во­круг дома. Он покачал головой и заметил: «Про­тив ГПУ стены не помогут. В следующий раз применят совершенно иной способ».

20 августа 1940 г. Джексон явился к Троцко­му, чтобы показать ему свою статью. На эту встре­чу Джексон пришёл хорошо вооружённый: взял с собой револьвер и спрятал в плаще кинжал и ле­доруб. Троцкий и гость прошли в кабинет. Когда Лев Давидович склонился над статьёй, Джексон достал ледоруб и нанёс ему сзади сокрушитель­ный удар по голове. В этот удар, по его словам, он постарался вложить всю свою силу.

«ПРАВДА»

О СМЕРТИ ТРОЦКОГО

«Телеграф принёс известие о смерти Троцкого. По сообщению американ­ских газет, на Троцкого, проживавше­го последние годы в Мексике, было совершено покушение», — сообщала газета «Правда» 24 августа 1940 г.

Редакционная статья (вероятно, про­диктованная Сталиным) под заголов­ком «Смерть международного шпиона» напоминала своеобразную пародию на некролог: «В могилу сошёл человек, чьё имя с презрением и проклятием про­износят трудящиеся во всём мире. Гос­подствующие классы капиталистиче­ских стран потеряли верного своего слугу. Иностранные разведки лишились долголетнего матёрого агента, органи­затора убийц».

Заканчивалась статья так: «Троцкий запутался в своих собственных сетях, дойдя до предела человеческого паде­ния. Его убили его же сторонники. С ним покончили те самые террористы, которых он учил убийству из-за угла. Троцкий, организовавший злодейские убийства Кирова, Куйбышева, М. Горь­кого, стал жертвой своих же собствен­ных интриг, предательств, измен, зло­деяний. Так бесславно кончил свою жизнь этот презренный человек, сой­дя в могилу с печатью международно­го шпиона и убийцы на челе».