Бронзовая монета императора Диоклетиана (284-305 гг.) Майнц. Римско-германский центральный музей.

Социально-политический протест, как правило, облекался либо в форму волнений религиозного характера, либо — сепаратистских движений и иногда — прямой государственной измены (переход на сторону варваров, персов). В деревне народные волнения направлялись главным образом против налогового обложения. Иногда должники казны становились разбойниками и пиратами; их действия представляли собою угрозу всему рабовладельческому правопорядку. Правительство расправлялось с ними беспощадно; разбойники и их сообщества уничтожались полностью — вместе с женщинами и малолетними детьми.

В IV в. наиболее острой формой социальной борьбы являлась религиозная. Все проявления недовольства существующим строем, все поиски выхода из тяжелых обстоятельств — как реакционные, так и прогрессивные, как реальные, так и утопические — облекались в религиозную форму. В разных районах Римской империи функционировали всевозможные религиозные общества, которые часто являлись по сути дела объединениями врагов римского господства. Чувство, обреченности всего общественного строя породило эсхатологические ожидания, чреватые социальными взрывами. В этих условиях только религия могла установить обязательные для верующих догматы, которые были бы совместимы с существующим общественным порядком. Оформление такой религии было необходимо для смягчения социальных взрывов в период краха рабовладельческого общества. Для придания устойчивости правопорядку, основанному на частной собственности, единство мировоззрения было столь же важно, как и единство норм гражданского права. Упрочение эксплуататорского строя было невозможно без того, чтобы господствующими идеями не стали идеи господствующего класса.

Естественно, что в политике Константина и его преемников религиозный вопрос оказался наиболее тревожным и настоятельно требовавшим разрешения. Церковь должна была сама и при поддержке правительства пресекать проявления всех опасных для господствующего класса настроений народных масс.

С помощью язычества нельзя было осуществить контроль над мировоззрением: язычество не имело устойчивой догматики, канона священных книг, ему была незнакома борьба с ересями. Оно не годилось в качестве мировой религии. Напротив, христианская церковь обладала уже вековым опытом борьбы за «чистоту» вероучения, опытом фанатичного преследования инаковерующих в рядах своих собственных приверженцев; христианство очень легко воспринимало синкретические элементы старинных местных верований, включавшихся в новое единое мировоззрение. Однако к моменту создания ранневизантийского государства христианская догматика еще не была окончательно установлена.

Император Констанций II. Чаша. Серебро. IV в. Государственный Эрмитаж.

Всю историю правления Константина и его преемников в. IV в. заполняют богословские споры, связанные с арианской «ересью». Арианство зародилось в Александрии, в условиях сложной я противоречивой внутренней жизни самого крупного производственно-товарного центра древнего мира. Экономическая мощь Александрии совершенно не соответствовала политической придавленности ее населения. Горожане Александрии хотели использовать христианскую церковь как орудие приобретения автономии в руководстве местными делами.

Большую роль в формировании церковных направлений играла и социальная борьба в городе. Его трудовое население находилось под гнетом собственной знати. В начале IV в. демократические круги Александрии поднялись против аристократии, и именно это движение оказалось на первом плане. Арий — пресвитер из демократических религиозных общин — выступил против архиепископа Александра, избранного богатой верхушкой Александрии; при этом Арий стремился найти поддержку в народе. Написанные им гимны были рассчитаны на матросов, грузчиков, ремесленников. В своих проповедях Арий стал нападать на богословские догматы официальной александрийской церкви. Он обвинил епископа Александра в савелианской ереси (Савелий учил, что бог троичен только по названию: как существо небесное он именуется отцом, в проявлениях своей воли на земле — сыном, а как творец, чья божественная сила выявляется в его творениях, — духом святым). Александр в свою очередь обвинял Ария в ереси Павла Самосатского, согласно воззрениям которого Христос родился не богом, а простым человеком, позднее осененным божественной мудростью. Такого рода обвинение станет понятно, если учесть, что, по утверждению Ария, Христос-Логос не равен богу, но является его творением. На самом деле, однако, взгляды Ария не имели ничего общего с представлениями о Христе как обыкновенном человеке. По мнению Ария, Христос был подлинным божественным Логосом, но поскольку он сын божий, постольку, следовательно, было время, когда он не существовал. Логос — предвечен, но не вечен; он «меньше» отца, ибо имеет свое «начало». Арий рассуждал по-своему логично: богослов, признающий Логос не имеющим начала, вынужден отвергнуть и причину его появления, иначе говоря, вынужден отказаться от представления о рождении бога-сына. С этой точки зрения, следовательно, Логос не рожден, и, значит, бог-отец — не отец, а бог-сын — не сын.

Александр и его ловкий протодиакон Афанасий протестовали против отожествления понятий «рожден» и «сотворен»; они считали богохульством называть тварью Христа-Логос. Александр и Афанасий выдвигали тезис о вечном сосуществовании бога-отца и бога-сына или Логоса: ни тот, ни другой не имеют «начала», но сын рождается от отца, как луч света от его источника. Александр и Афанасий считали Логос особой стороной, «лицом» божественной сущности. Арий же критиковал положение об отсутствии «начала» у Логоса, исходя из употребления слов «отец» и «сын». Но Александр и Афанасий выдвинули и более «сильное», с их точки зрения, возражение своему противнику: ведь если признать, говорили они, что было время, когда Логоса не существовало, то значит бог-отец являлся αλογος, т. е. неразумным, значит творческая сила бога-отца была бессознательной. Афанасий усмотрел, таким образом, в концепции Ария серьезную опасность для самых основ религии и яростно выступил против него.