1.2. Развитие научных представлений о системе инфраструктуры культуры в процессе осуществления культурной политики

Проблема инфраструктурной обусловленности культурной политики связана с более общей проблемой детерминизма, которая занимает видное место в современной науке. По мнению Я.Ф. Аскина, «детерминизм – понятие, обозначающее: а) обуслов­ленность той или иной вещи другими вещами и б) учение о такой обусловленности» [4]. С этим термином связывается общее представление об обусловленности предмета (события) факторами, которые определяют характерные признаки данного предмета, события. Детерминизм означает связь, выражающую зависимость вещей (свойств вещей и отношений между ними, событий, процессов, состояний) в их существовании. Обобщённое понимание детерминизма выступает в рамках одной из глубоких концепций диалектической взаимосвязи всего сущего. По отношению к культурной политике и в связи с региональными аспектами следует иметь в виду факторную и феноменологическую, сущностную и ассоциативную детерминацию по отношению к культурным процессам. Детерминация культурной политики выступает в ряду типов, видов, различных способов осуществления (форм). Форма культурной политики или способ детерминации характеризует конкретный процесс, посредством которого осуществляется создание условий и предпосылок успешного и эффективного осуществления культурной политики.

По Я.Ф. Аскину, существует материальная и идеальная детерминация культуры. При этом в числе факторов детерминации выделяют экзогенную и эндогенную формы. По отношению к культурной политике региона, в сущности экзогенной, т. е. направленной извне, имеет значение фактор культурной среды, а эндогенными свойствами обладает саморазвитие культуры в субкультурах, движениях, объединениях.

Структура культуры определяет наличие связей, указывающих на осуществление культурной политики. Отсюда выделяют причинную и непричинную детерминацию. Фактором непричинной детерминации культурной политики являются условия её осуществления, а фактором причинной детерминации – объективные состояния, системность и структурные характеристики культурных объектов и культурных процессов.

Применительно к временным отношениям различают обусловленность культурной политики категориями прошлого, настоящего и будущего. Здесь по отношению к региональной культурной политике речь может идти о культурных традициях, связях, архетипах культуры, являющихся локально-специфическими культурно-историческими предпосылками культурной политики. По отношению к инфраструктуре культуры в качестве значимого положения в научных представлениях о структуре системы культуры справедливо положение Л. Уайта о культуре как организованной целостной системе, в структуре которой выделяются три главные подсистемы: технологическая, социальная, идеологическая [116, с. 141–156]. Многосферность данного подхода показывает то, как старая структура, по мнению С. Хакена, приобретая неустойчивость, обнаруживает стремление к новой структуре, возникающей за счет новых параметров, придающих ей свойства, аналогичные открытым системам, которым, благодаря указанным бифуркациям, присуще своеобразное «текущее равновесие» [121].

Данные положения согласуются с нашими представлениями о близости культуры к результатам социального опыта, который объективно выражает себя в демократическом и тем более в гражданском обществе как «открытая система», впитывающая и перерабатывающая в себе «социальный и духовных опыт своего и других народов» [26, с. 8].

В этих условиях важной составляющей социального отбора, по мнению П.Л. Волка, является «реализация одной из возможных социальных структур, существовавших в атмосфере социальных кризисов» [21]. В соответствии с синергетической теорией однозначность выбора обусловлена наличием не только волюнтаризма и фатализма, но и социального селектора, обозначающего соотношение сил взаимодействующих традиций, архетипов, идеалов и принципов, которым подчиняется их взаимодействие в региональной культурной политике. Заданность этих локально-исторических параметров создает жесткую определённость культурно-эволюционного выбора.

Иначе обстоит дело в ситуации порождаемого бифуркацией социального тезауруса, который содержит несколько альтернативных структур, и здесь возникает ситуация «и так, и иначе» [4]. Рассмотрим ряд детерминант культурной политики, существующих между объектом, субъектом культуры и культурными процессами. В связи с этим различают следующие виды эволюции инфраструктуры культуры.

1. Эволюция локальной культурной среды культурно-исто­рически обусловлена. Каждая географически определённая культурно-историческая конфигурация в пространственно-временной материализации своего культурного генеза разворачивается на определённой многоуровневой территории со своим культурным рельефом, с культурными условиями и традициями.

2. Влияние изменяющегося культурного ландшафта на социально-культурное развитие всегда было очевидно. Эта зависимость была отмечена ещё мыслителями XVI–XVII вв. Ж. Баден, Ж.Л. Монтескье, И.Г. Гердер по представлениям своей эпохи предполагали, что все проявления человеческой деятельности, в том числе культура, психологический склад, форма правления и т. д., определяются природой стран, населённых разными народами. Такой подход, обозначаемый как «географический детерминизм», исключил действие вторичных факторов, в том числе фактора свободной воли. Таким образом, предпосылками развития местных (локальных) особенностей региона являются: наличие переселенческой культуры, преобладание коренных народов или мигрантов, наличие исконных или привнесённых традиций в культуре, последствия эволюционных и/или революционных преобразований; знаменательные исторические факты, повернувшие или предполагавшие повернуть вспять развитие культуры; соотношение урбанизации и провинциализма, демографические изменения.

3. Культурные продукты и архетипы являются детерминацией результатов культурно-исторической эволюции. Под последними понимаются не только результаты предметной деятельности, но и приобретенные навыки и способности, достижения в культуре. Овеществление результатов человеческой деятельности постепенно превращалось в фактор дальнейшего развития культуры. Каждое новое достижение культуры знаменовало определённый культурно-исторический этап, что обеспечивало подъём и переход к следующему уровню. Тем не менее создаваемые человечеством конструктивные элементы преобразовывались в фактор дальнейшего прогрессивного развития культуры. Культура превращалась в фактор саморазвития.

4. Культурно-исторические слои. Наряду с вышеизложенным следует отметить, что в рассматриваемой форме детерминации велико значение сформированного «культурного слоя». Это означает по Я.Ф. Аскину детерминацию прошлым [4], которое представляет собой накопление материальных и духовных результатов культурогенеза, отражённого в культурной политике в виде определённой культурно-исторической и локальной культурной конфигурации. Следует сказать, что данное явление у разных исследователей обретает различные толкования: культурно-исторические типы (Н.Я. Данилевский), восемь великих культур (О. Шпенглер), 37 великих цивилизаций (А.Д. Тойнби). В определенном смысле такого рода культурно-исторические структуры обретают некоторые пространственно-временные инварианты, которые у П. Сорокина имеют черты идеационного, сензитивного и интегрального типов. Нам представляется наиболее приемлемым в рамках рассматриваемой проблемы последний.

В этом смысле также справедливо положение А.Я. Флиера о том, что закономерно появление в процессе культурной деятельности взаимодействия всех подсистем культуры в контексте культурно-исторических бифуркаций, неповторимо индивидуальных культурных комплексов, развивающихся в границах определенного географического локуса и характеризующихся специфическими чертами, материализующимися в пространственно-временной форме.

5. Здесь уместно сказать, что данные понятия в современных условиях получают новый смысл в контексте инфраструктуры культуры, когда они приобретают функцию конструктивных архетипов, имеющих социально-реабилитационное значение в эпоху модернизации и глобализации культуры. Речь идёт о культурно-экологических пластах, вмещающих в себя в первом, втором и третьем приближениях духовные и культурно-значимые ценности и приемлемые генеалогические связи.

6. Появляющееся своеобразие локальных культур обусловливается продолжительностью развития различных видов культурно-исторической конфигурации, достигшей своего апогея и превратившейся в культурно-исторический пласт, который может быть различным в зависимости от особенностей культурной среды, наличия стимулирующих или сдерживающих социально-культурных условий, в определённый уровень пассионарности, предполагающий те или иные императивы поведения [35].

7. Здесь актуальны факторы блокировки преемственности в овладении культурным наследием или открытия возможностей трансляции культурно-цивилизационного потенциала, что в период кризиса культур XX–XXI вв. становится возможным, но проблемно реализуемым.

8. Духовно-антропологические и этнокультурные артефак­ты. Национальный, межнациональный и социально-культур­ный менталитет определяет для каждого локального пространства условия бытования, социально-психологические отличия. В этом понятии скрываются особенности мобильной активности, выражающие возвышенное предназначение народа в общеисторическом процессе. Здесь существенную роль играет рефлексия своего этнического прошлого, выработанных народами идеалов – всё это имеет особое значение для локальной культурно-истори­чес­кой среды. Эта роль проявляется на уровне связи в виде своеобразной солидарности между индивидуальным и коллективным типами сознания [42]. Следовательно, своеобразная этнокультурная рефлексия как «базовая структура» личности является основой формирования глубинных ценностей, обусловленных культурно-историческим прошлым.

Преемственность духовных качеств, черт обеспечивается социальными средствами трансляции культурно-исторического опыта. Обусловленность регионально-культурной политики менталитетом каждого народа в поликультурном пространстве и ментальным своеобразием региона в свою очередь определяется общественной и природной средой, подверженной определённым изменениям. Духовно-идентификационное единство региона, в отличие от идеологических, социально-политических, религиозно-конфессиональных и других факторов, обладает постоянством и стабильностью и склонно сохранять своеобразие, свой ментальный социально-культурный ландшафт. Нужно сказать, что ментальные факторы культуры региона носят определённо надэтнический и межэтнический характер, т. е. оказываются системообразующими признаками для социогенеза новых систем. При этом остаётся консервативной связь общей исторической судьбой, единством территории, сходными бытовыми, геополитическими условиями, культурно-политического устройства и типами социально-культурной динамики.

9. Кроме того, ментальная эволюция связывается со способами создания ценностей культурно-исторической конфигурации, которые имеют, по мнению современных учёных, следующую совокупность:

– идеалы целостности личности;

– превалирующее положение в обществе разных возраст­ных и социальных групп (культура детства, юности);

– отношение к неформальным отношениям бытия (дружба, любовь, семейные отношения);

– мечты, надежды, ожидания, выражаемые в утопической форме;

– представление о соотношении радости, страдания и счастья;

– переживания между индивидом, семьёй и обществом, их взаимосвязи, культ гениальности и творчества;

– общественные критерии ценности;

– ритмическое сочетание праздников и будней как системы культурных архетипов;

– структура и оценка существующей власти;

– отношение к насилию, толерантности и экологии культуры;

– циклическое восприятие культурно-исторического пространства в режиме культурных хронотопов;

– регуляция социально-культурных форм поведения;

– определение форм социально-культурной коммуникации: устная и письменная речь, жесты и прочее;

– реконструкция картины мира в соответствии с духовными ориентациями [93].

Нужно отметить, что на каждой исторической стадии существует несколько вариантов культурной эволюции, и общество в лице региональной элиты делает выбор одного из этих вариантов. Сближение ментальных, социально-психологических особенностей с культурными проявлениями накладывает отпечаток на формирование региональной культурной политики в поликультурном социуме. Возникающая при этом дифференциация субкультур и этнокультурных сообществ опирается на представление об их социально-культурном предназначении в общей модели культурного развития региона.

10. Эволюция характера субъекта региональной культурной политики. При опоре на положение роли «непредсказуемости» социального поведения в системном выражении появляется возможность представления о свободном выборе субъектом программы своего поведения. Поэтому с синергетической точки зрения необходимым является обнаружение закономерных и случайных явлений исключительно на основе выделения особенного как частного случая выражения спонтанных культурных процессов, выражающихся в инициативных системах. Кроме того, противопоставление линейной структуры развития культуры нелинейной в региональном развитии культуры играет основополагающую системообразующую роль.

В связи с этим следует иметь в виду, что выбор траектории движения обусловлен целеполаганием индивидуальных и групповых субъектов культурной политики. Отсюда необходимо выявление соотношения бифуркации (двойственности) ситуаций культурной политики в региональном и государственном контексте и полифуркации, когда в наиболее сложных системах спонтанность сменяется выявлением неопределённого числа векторов движения в региональном культурном пространстве при наличии главного, определяющего.

11. Эволюционирующие способы организации культурной политики определяются множественностью вариантов проявления личности. Следовательно, в зависимости от разных локальных условий и обстоятельств с учётом особенностей места, времени и индивидуальных черт организаторов культурного процесса региональная роль личности может колебаться от самой незаметной до решающей. При этом следует учесть, что «паттерны самоорганизации существуют ещё до процесса эволюции» [57, с. 243]. В этой связи следует отметить, что именно действие лидеров культуры, подвижников культуры определяет значимость проявления различных тенденций регионального развития. При этом становится очевидным, как отмечают И. Пригожин и И. Стенгерс, что «эволюция отнюдь не приводит к понижению уровня организации и обеднению разнообразия форм»: она «развивается от недифференцированных структур к дифференцированным» [95, с. 278].

Здесь органичным будет применение методов системно-синергийной парадигмы культурологии, которая в контексте открытого общества делает доступным любую самоорганизующуюся систему всем конструктивным импульсам, обнаруживая культуротворческий вектор постижения человека и его мира [70, с. 158]. При этом появляются конфигурации – количественные движения, приводящие к устойчивости. Возникающие внутри спонтанно формирующейся структуры самоорганизационные процессы связаны с образованием структур, подобных тем, что появляются в замкнутых системах. Следует заметить, что одна из наиболее поразительных особенностей самоорганизующихся систем заключается в их способности образовывать пространственно-вре­менные структуры – хронотопы, учитывающие динамику нелинейной самоорганизации, применительно к социально-эконо­ми­ческим процессам и культуре в целом [122, с. 42, 44].

12. Воздействие всех типичных причин, определяющих роль личности, можно обозначить как факторы социально-культур­ной ситуации, складывающиеся из особенностей формирования личностного пространства регионально-культурной среды, где действует личность: общественные инициативы, местные традиции, особенности, состояние, в котором находится в определённый момент общество (устойчивое, неустойчивое, подъем и спад и т. п.), социальное окружение, свойства формационного времени (характера исторического периода, степени интеграции личности в общество), благоприятные условия, особенности личности и социальные потребности, характеристика обстановки и социально-культурного микроклимата, наличие культурно-худо­жест­венных альтернатив.

13. Эволюция личности как субъекта среды культуры. Следует иметь в виду наличие культурных хронотопов, формирующих некоторые доминанты в культурной политике на каждом культурно-историческом этапе развития региона, которые определяют характер культурной политики в контексте полифуркации. В данном контексте актуальными становятся личности, стремящиеся так или иначе преобразовывать культурно-поли­ти­ческую систему региона. Представляя различные общественные и политические течения, они определяют тенденции и направления социально-культурного развития региона. Спокойствие, устойчивость социально-культурной ситуации приводят к консерватизму. Социально-культурный кризис, катаклизмы ведут к мобильности культурно-политических ориентиров. Если существуют объективные предпосылки для перемен, то личность способна ускорить или отдалить решение проблемы, придать этому решению особые черты, с определённой степенью талантливости использовать предоставленные возможности. Субъект культуры имеет и другую сторону: аудиторию культуры. В ней, как нельзя лучше, отражаются взгляды Э. Фромма на стремление личности к свободе, являющееся «неизбежным результатом процессов индивидуализации и развития культуры» [119, с. 200].

Здесь важно наличие олицетворённого лидера, который способен придать новый облик системе культурной политики региона. При этом не исключается и влияние случайных обстоятельств. Учёт специфической меры свободы, не приводя её к универсализму и не абсолютизируя её – свободу художника, архитектора, скульптора, работника культуры, позволяет формировать определённые нелинейные структуры управления координации и организации творческой деятельности.

14. Смена пространственно-культурных конфигураций, их «квантизация». Основываясь на том, что культура как система открыта, следует предположить и открытость системы культурной политики. Особенностью последней является наличие взаимодействия с культурной средой, начиная от определённого индивида и заканчивая культурно-историческими конфигурациями. Эта категория является дальнейшим развитием термина «культурная конфигурация», использованного А.Я. Флиером и выделенная А.С. Балакшиным. Его смысл заключается в неповторимо индивидуальных культурных комплексах, развивающихся «в границах определённого географического локуса», которые характеризуются специфическими чертами материальной и духовной культуры и являют собой форму пространственно-временной материализации культурогенеза [6]. В продолжение развития данного термина применительно к проблемам инфраструктуры регионально-культурной политики выделяется другой вариант данной категории – «локально-историческая культурная конфигурация». В специфическое понимание этого словосочетания нами вкладывается другой смысл в регионально своеобразной архитектонике культурного ландшафта, предопределённого природно-клима­ти­чес­кими, географическими условиями, историческими предпосылками. Последний выражается в неповторимости материальной инфраструктуры, проявлениях субэтнического менталитета, складывающегося в результате номенклатурного взаимодействия с социально-культурной макро- и мезосредой региона.

Данный подход, выражающий микросистему, «квант» культуры в потоке формирования культуры определённого типа, у разных исследователей имеет различные толкования: культурно-исторический тип (Н.Я. Данилевский), ряд великих культур (О. Шпенглер), 37 цивилизаций (А.Д. Тойнби), пространственно-временные инварианты идеационного, сензитивного и интегрального типов (П. Сорокин). По отношению к регионологии следует иметь в виду «локальные» хронотопы культуры, которые представляют собой разнохарактерные выражения общественного сознания, интегрируемые в себе пространственно-временную локализацию микросредовых особенностей регионально-культур­ной политики. Этот подход согласуется со структурно-онтоло­ги­ческой теорией культуры Э. Маркаряна [75], согласно которой реальная (культурно-политическая) деятельность людей определяется прежде всего структурой хронотопа – особенностями диахронического и синхронического его измерений. В связи с этим можно говорить о том, что направления и формы регионально-культурной политики непрерывно изменяются вместе с культурно-историческими процессами. Эти изменения одновременно количественные и качественные, традиционные и инновационные, плавные и зигзагообразные.

15. Взаимодействие соотношений векторов культурного развития. При этом следует иметь в виду, что диахроническая ось регионально-культурной политики структурирует культурное пространство по стадиям и типологиям субъектов культурной политики сообразно изменениям общественного бытия и общественного сознания, запросов, потребностей и структуры социально-культурной деятельности.

Вместе с тем в синхронической плоскости система регионально-культурной политики в контексте формирующихся субкультур образуется сопряжением этнической, национальной, демографической, образовательной, социологической, профессиональной, конфессиональной плоскостей дифференциации субъектов культурной политики. Здесь параллельно развиваются, не пересекаясь, национальное и общечеловеческое, этнокультурное и региональное, духовное и общецивилизационное, вызывая к жизни ценности, культурные смыслы, ментальную структуру субъектов регионально-культурной политики.

Рассмотрим содержание всех уровней культурно-деятель­ностного существования человека в обществе, позволяющее методологически обосновать многоаспектность результатов эволюции субъектов культуры, отражённой в региональной культурной политике.

На первом, этнонациональном уровне субъекта регионально-культурной политики происходит переход от докультурного существования человека к его социально-культурному бытию. Совокупность социальных признаков нации как культурной общности связана не с биогенетическими, а социально-культурными предпосылками, которые формируются в ходе вхождения человека в культуру, начиная с овладения национальным языком и заканчивая формированием ментальной оболочки («национального характера»), в процессе чего вырабатывается особый тип регионального поведения, межэтническая и субэтническая основа формирования локальных общностей («сибиряк», «кавказец», «уралец», «дальневосточник», «камчадал»). На основе слияния национальных признаков действуют механизмы культурной идентификации, интегрированная ментальная структура («локальный национальный характер»). Таким образом, этническая общность служит исходной почвой сложения наций в процессе пространственной локализации и сравнительной замкнутости жизни, локальных культурно-исторических сообществ, обусловленных особенностями культуры этносов.

Второй – гуманизирующий, общечеловеческий уровень. Наряду с вышеизложенным на высоком уровне цивилизации диалектическое развитие культуры в региональном пространстве простирается в контексте отношений «национальное – общечеловеческое». Здесь возможно выделение некоторого среднего слоя, который этнографы называют «метаэтническим», или «региональным». В состав данного уровня общности входит группа наций, объединённых родством языков, близостью бытовых форм, единством процесса культурно-исторического развития, построенного на реальных региональных связях. Кроме этого, следует учитывать также демографический уровень субъекта регионально-культурной политики, который включает в себя возрастные и половые различия. В него входят: детская, молодёжная субкультура, духовные и физические особенности людей среднего и «третьего» возраста. Значительными для выделения субкультур в единой культуре являются гендерные признаки. Это касается психокультурологических особенностей, культурно-досуговых предпочтений. Кроме того, дифференциация культуры, как известно, порождается резким расслоением общества в постперестроечный период. Это граждане с высоким, средним, низким уровнем дохода и находящиеся за чертой бедности. Отсюда появляется разноуровневая картина в знаниях, характере эрудиции, научных интересах, художественной подготовке, в профессиональных занятиях и т.н. «хобби».

Третьим уровнем региональной культурной политики следует признать культурно-личностный. Все аспекты и уровни общечеловеческой и групповой культуры не могут не преломляться в индивидуальном сознании, поведении, деятельности в соответствии с индивидуальными особенностями личности как носителя культуры. В этом смысле региональная культурная политика играет двоякую роль – интеграции и распределения культурных процессов. Учёт самодостаточности одних и кризисного характера других требует суммации усилий отдельных творческих личностей. В результате культурное пространство региона обогащается за счёт того, что сближает, интегрирует культурные пласты и непрерывно подвергается дифференциации в региональном культурном пространстве.

Четвёртый уровень региональной культурной политики – цивилизационный – связан с трёхслойным строением культуры, обусловленным диалектикой общего, особенного и единичного. Он связан с взаимодействием локальной и индивидуальной культур. Речь идёт о коммуникативных связях разных культур и их общении в двух разнонаправленных плоскостях от общецивилизационного к частному самовыражению и наоборот. В этом случае если прямое воздействие обладает в некоторой степени формирующей силой, то при обратном воздействии происходит обогащение каждого нижележащего слоя культурной политики теми, что находятся на более высоких уровнях. Таким образом, происходит обогащение культурного пространства региона индивидуальным творчеством субэтнических и метаэтнических групп.

Четыре уровня развития инфраструктуры культуры при всём разнообразии подходов свидетельствует о высокой степени поликультурности и региональной специфичности феноменов культуры, позволяющих проводить анализ по самым различным основаниям. Тем не менее каждый из обозначенных уровней имеет свою аксиологическую и онтологическую ценность, так как позволяет глубже понять строение и динамику культурной политики региона. Выявление данных уровней не означает, что структурные элементы инфраструктуры культуры находятся в изоляции друг от друга. Напротив, они образуют целое благодаря связям взаимодействия. Открытость компонентов структуры культуры в системе культурной политики означает одновременно и взаимодействие с внешней средой, и обусловленность цельности стабильностью внутренних связей в своеобразном «ядре» культурной политики.

В отношении к эволюционирующему объекту культуры существуют многообразные инфраструктурные представления об управлении им в целом, накладывающиеся на возможности её различной модификации.

1. Варьирование направлениями развития культуры. В этом ключе можно в качестве исходного вида культурной эволюции привести понятие «автономные структуры организаций», которые имеют собственные цели – «векторы» [116] регионально-культур­ной политики. Л. Уайт видел специфические «векторы» культуры во всех индустриальных, интеллектуальных и других сообществах, имеющих позитивную и антикультурную направленность. При этом выявлена не только их автономия, но и конкуренция, связанная с расширением сферы влияния. Результатом этого процесса может быть как нарушение синергетического баланса, так и его установление с помощью коадаптации, при которой возможна замена одного вектора другим.

Отсюда обосновывается относительная независимость процессов развития культуры и неспособность человека создавать единство культуры без учёта стихийности. Применительно к структуризации пространства регионально-культурной политики можно говорить о существовании общих и специфических векторов, отражающих разные сферы, стимулирующие позитивные процессы и в то же время противодействующие, сдерживающие развитие деструкции в культуре. В данном контексте реально существование вектора-доминанты, который с течением времени может менять свой статус. Таким образом, обнаруживается структурная мобильность и периодическая реструктуризация культуры, упорядочивание спорадических явлений и замена ими тех, которые переживают кризисное состояние.

2. Адаптационно-синхронное структурирование культуры. С точки зрения элементов в системе региональной культуры интересна трактовка структуры культуры Э.С. Маркаряном. Ученый ставит условия, согласно которым если рассматриваемая им негонтропия (упорядочивание) и адаптация в культурной эволюции синхронны, то они носят позитивный характер. При анализе культурно-регу­ля­тивной подсистемы регионального культурного пространства и образующих её компонентов обнаруживаются непосредственные механизмы культуры, благодаря которым культурный потенциал реализуется в ходе функционирования региональной культуры. Здесь сосредоточены условия многоуровневой адаптационной трансляции, социализации, ориентации культуры сообществ региона.

3. Межкультурное регулирование. Большое значение имеет выделяемая учёным общественно-экологическая подсистема, из которой проистекает социорегулятивная. На наш взгляд, в рамках предмета исследования следует говорить о культурно-эволю­цион­ной и культурно-регулятивной метафункциях в межкультурном пространстве. Следует отметить, что здесь достаточно продуктивно используются качественно особые регулятивные средства: ведомства, координационные центры, комиссии, делегации, советы, курирующие деятельность по межрегиональному обмену духовными ценностями. Всё это позволяет интегрировать культурные продукты.