В. Быков Сотников

Глава 1.

Они шли по глухой, занесенной снегом дороге, на которой уже не осталось и следа от лошадиных копыт, полозьев или ног человека. Тут, наверное, и летом немного ездили, а теперь, после долгих февральских метелей, все заровняло снегом, и, если бы не лес, который неровно расступился в обе стороны, образуя тускло белеющий в ночи коридор, было бы трудно понять, что это дорога. Рыбак узнавал еще с осени запомнившиеся ему места. Тогда он и еще четверо из группы Смелякова тоже пробирались по этой дороге на хутор и тоже с намерением разжиться какими-нибудь продуктами. Часа два назад возле Глинян они едва не напоролись на немцев. К счастью, им повстречался дядька с дровами, он предупредил об опасности, и они повернули в лес, где долго плутали, пока не выбрались на эту дорогу.

Случайная стычка в лесу или в поле не очень страшила Рыбака: у них было оружие. Патронов, правда, маловато, но тут ничего не поделаешь: те, что остались на Горелом болоте, отдали им что могли из своих скудных запасов. Теперь, кроме пяти штук в карабине, у Рыбака позвякивали еще три обоймы в карманах полушубка, столько же было у Сотникова. Жаль, что не прихватили гранат, но может, ничего и не понадобится, к утру они уже будут в лагере. По крайней мере должны быть. Правда, Рыбак чувствовал, что после неудачи в Глинянах они немного запаздывают, надо было торопиться, но подводил напарник…

Все время, пока они шли лесом, Рыбак слышал за спиной его глуховатый простудный кашель, раздававшийся иногда ближе, иногда дальше. Но вот он совершенно затих, и Рыбак, сбавив шаг, оглянулся, — изрядно отстав, Сотников едва тащился в ночном сумраке. Рыбак знал, что он не признается, что занемог, будет бодриться, уж чего другого, а самолюбия и упрямства у этого Сотникова хватило бы на троих. Он и на задание попал из-за своего самолюбия — не захотел сказать командиру, что больной, когда тот подбирал Рыбаку напарника. Сначала были вызваны двое — Вдовец и Глущенко, но Вдовец только что разобрал и принялся чистить свой пулемет, а Глущенко сослался на мокрые ноги. Тогда командир назвал Сотникова и тот молча поднялся. Когда они уже были в пути и Сотникова стал мучить кашель, Рыбак спросил, почему он смолчал, тогда как двое других отказались, на что Сотников ответил: "Потому и не отказался, что другие отказались". Рыбаку это было не совсем понятно, но он подумал: человек на ногах, а от простуды на войне не умирают.

— Ничего, теперь уж близко, — ободряюще сказал Рыбак и повернулся, чтобы продолжить путь. Стараясь сдерживаться, Сотников зажал рукавом рот, но кашель оттого только усилился. Рыбак впервые озабоченно нахмурился, но промолчал. Впрочем их путь подходил к концу, вот-вот должен был показаться хутор, и это настраивало Рыбака на более радостный лад.

— Знаешь, вчера вечером вздремнул на болоте — хлеб приснился. Теплая буханка за пазухой. Проснулся, а это от костра тепло. Такая досада…

— Не диво, приснится, — глухо согласился Сотников. — Неделю на одной пареной ржи…

— Да уж и парёнка кончилась, вчера остатки раздали…

Лес кончился, дорога выходила в поле. Рыбак ускорил шаг, но опять начал отставать Сотников. Впрочем, на Сотникова Рыбак уже не обращал внимания — неожиданно и как будто без всякой причины им завладела тревога. В ночной серости впереди не было видно никаких построек, зато ветер доносил откуда-то горьковато-едкий запах дыма. Рыбак пошел быстрее, надеясь увидеть заснеженные крыши усадьбы. Однако хутора не было и сильнее потянуло дымом. Перед ним было пожарище. В памяти возникла картина недавнего человеческого жилья: хата, сени, большая печь, возле которой хлопотала бабка Меланья, пекла для них дранки, ее внучка Любка угощала их орехами.

— Сволочи!

— Выдал кто-то, — сипло отозвался притащившийся тем временем Сотников. Он заметно поеживался от холода и слышно было, как в его груди что-то хрипело, даже когда он не кашлял.

Пожалуй, им начинало всерьез не везти, и Рыбак подумал, что это невезенье перестает быть случайностью: кажется, немцы зажимали отряд. И не так важно было, что они тут вдвоем остались голодными, больше тревожила мысль о тех, которые мерзли теперь на болоте. За неделю боев и беготни по лесам люди устали, ели одну картошку и пареную рожь, хлеба не было. И вот надежда на хутор рухнула, а в ближайшем местечке был полицейский гарнизон. Рыбак озабоченно повернулся к Сотникову.

— Ну, как ты? Если плох, топай назад. А я, может, в деревню куда проберусь.

— Один?

— Один, а что? Не возвращаться же с пустыми руками.

Сотников ссутулился, глубже втянул в воротник голову в пилотке, засовывая озябшие руки в рукава шинели.

— Что же ты шапки какой не достал? — с упреком сказал Рыбак.

— Шапки же в лесу не растут.

— Зато в деревне у каждого старика шапка.

— Что же, с них снимать?

— Не обязательно снимать. Можно еще как.

— Ладно, давай потопаем, — оборвал разговор Сотников.

— Тут недалеко Гузаки. Давай рванем туда…