Нерсесянц - Философия

отрицание пролетарского права и лишь словесное признание нового качества советского права, отрыв права от государства, от политики диктатуры пролетариата и т. д.) Пашуканис в духе тогдашней "самокритики" не только признал ряд недостатков своей позиции, но и по существу начал отход от своей концепции в сторону отождествления права и политики, толкования права как одной из форм политики или даже как "части политики"1.

Пашуканис полагал, что путь к синтезу его взглядов с позицией Стучки лежит в поиске "такого понимания права, в котором сочетались бы классовое его содержание, классовая его сущность и форма"2. Отвергая и в это время концепцию "пролетарского права" и какую-то особую форму советского права, Пашуканис считал, что советское право — это право переходного периода с пролетарской классовой сущностью и с буржуазной формой права.

Для советского права как права переходного периода, подчеркивал он, нельзя создавать особую законченную систему права и не следует для него искать какую-то особую форму права, поскольку все это затормозит движение к социализму. "Но, ведь, когда этот господствующий сектор все поглотит, — писал он, имея в виду победу социалистического сектора в результате нэпа, — тогда как раз начнется исчезновение права. Как же вы хотите построить законченную систему права, исходя из таких общественных отношений, которые в себе заключают уже необходимость отмирания всякого права? Это же совершенно немыслимая задача. А если вы все сведете только к субъективному волевому моменту, к "принуждению", тогда непонятно, почему Маркс и Энгельс говорили о "буржуазной" форме права. Именно потому, что мы исходим из тех объективных отношений, которые пролетарская диктатура ежечасно переделывает, именно поэтому мы не можем заниматься созданием системы пролетарского права"3.

Пашуканис в этой связи призывал к "политической гибкости", к движению "за политикой" и в русле политики, "ибо политика довлеет, ибо отношения между политикой и юридической надстройкой, правовой надстройкой в переходный период совершенно иные, чем в буржуазном государстве"4. Если буржуазные авторы "растворяют" политику в праве, пояснял он, то "у нас, наоборот, право занимает подчиненное положение по отношению к политике. У нас

См.: Бюллетень ИКП, 1930, № 8. С. 54—55. Этот новый подход, включая и характеристику советского права как "формы политики пролетариата", был зафиксирован и в упомянутой передовице (В наступление по всему фронту // Советское государство и революция права, 1930, № 11—12. С. 10), отражавшей и изменявшуюся позицию Лашуканиса и его сторонников.

2 Пашуканис Е. Положение на теоретическом правовом фронте (К некоторым итогам дискуссии) // Советское государство и революция права, 1930, № 11—12. С. 35. Там же. С. 47. 4 Там же.

268 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

есть система пролетарской политики, но нам не нужно никакой системы пролетарского права"1.

В подтверждение такого понимания роли советского права как средства для проведения политики диктатуры пролетариата На-шуканис ссылался на использование государственного принуждения для осуществления индустриализации, коллективизации, ликвидации кулачества как класса, хлебозаготовок, промфинплана и т. д. Ориентация права на пролетарскую политику сопровождалась признанием, что "право у нас самостоятельной и законченной роли играть не может"2. Ратуя за полную политизацию права, На-шуканис говорил: "Мы за то, чтобы в праве на первом месте стояла политика, чтобы политика довлела над правом, ибо она ведет вперед"3.

Такая подмена права политикой по существу отрицала спе цифику права и представляла собой радикальный отход Пашука-ниса от своей прежней концепции. В ситуации отсутствия права признаваемое Пашуканисом советское право при ближайшем рас-. смотрении оказывалось на поверку чем-то действительно неправовым (в приведенной трактовке Пашуканиса — политикой, средством политико-властного принуждения). Сетуя на непонимание своеобразия советского права, обусловленного задачами переходного периода, Пашуканис замечает: "Тут и сказывается беда людей, которые избрали себе профессию советских юристов"4. Сегодня можно сказать, что и

сам Пашуканис не понимал подлинного смысла этой "беды". Она состояла не в "особенностях" советского права, а в его неправовом характере. И хотя ситуация в действительности была неправовая, Пашуканис (вместе с другими советскими юристами, но по-своему) как ортодоксальный марксист считал, что раз в доктрине предсказано буржуазное "равное право", то оно есть (в виде, например, "своеобразного" советского права — части пролетарской политики).

Это упорное доктринерство, как мы видели, неплохо уживалось (и у Пашуканиса, и у других попавших в историческую "беду" юристов) с "политической гибкостью". Обозначая политизацию в качестве нового ориентира для права, Пашуканис наставлял своих слушателей: "Односторонность и узость советского юриста должна быть преодолена в реконструктивный период. Если мы этого не сделаем, тогда мы со всеми теми конкретными задачами, которые перед нами стоят, не справимся"5.

В этих словах Стучка верно уловил призыв к новой переоценке ценностей и спросил: "А революционная законность?" На что

1 Там же. С. 48.

2 Там же. : Там же.

4 Там же. С. 47.

5 Там же. С. 49.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма

269

последовал ответ Пашуканиса, весьма характерный для его представлений о праве: "Революционная законность, т. Стучка, — это для нас на 99% политическая задача. Ее мы не разрешим сейчас иначе, как ориентируясь на политику"1.

О тогдашней и последующей практике "революционной законности", кстати говоря, всегда так или иначе ориентированной на политику, мы теперь очень хорошо знаем. Но знаем и то, что в условиях отсутствия права ничего другого и быть не могло.

В порядке "самокритики" Стучка в это время каялся в том, что находился "под влиянием буржуазной социологической школы права" в период работы над книгой "Революционная роль права и государства" и при формировании определения понятия права в 1919 г.2 Происхождение недостатков советской теории права он объяснял следующим образом: "По вопросу о государстве всю работу за нас уже сделал Ленин. По вопросам права мы вынуждены были начать с общей теории права"3.

Общую ситуацию в теории права и в отраслевых науках в конце 1930 г. он характеризовал как кризисную ввиду отсутствия единства в понимании права, соответствующей "генеральной линии" на правовом фронте. "У нас, — заметил он, — на основе отдельных (часто вырванных случайно) фраз или опечаток, неверных или сомнительных цитат идут взаимные обвинения в уклонах и загибах, а собственной генеральной (для нашей правовой работы и борьбы) линии пока что нет. Эта линия должна быть широкой конкретной программой на твердых основах единой платформы"4.

Такая "генеральная линия", по мысли Стучки, должна основываться на т. и. "трех китах" марксистской трактовки права — признании революционной диалектики, классового характера всякого государства и права и трактовки именно "общественных отношений, а не нормы (статьи закона) как основы права"5.

лозунгом от диктатуры пролетариата к буржуазной демократии, пресловутому "правовому" государству"1.

Врезолюции были указаны направления борьбы и в отраслевых юридических науках. В области уголовного права — это "буржуазно-социологическая школа права, подкрашенная под марксизм" (Исаев, Пионтковский, Трайнин, Чельцов-Бебутов, Паше-Озерский), а также "откровенная буржуазно-юридическая догматика и смено-веховщина" (Люблинский, Жижиленко, Полянский, Ширяев при "поддержке коммунистов" Ширвинда и Канарского)2. В сфере международного права, согласно резолюции, господствовали реакционные учения буржуазных теоретиков (Грабарь, Сабанин, Ключников) и, кроме того, под марксистской фразеологией получила распространение точка зрения мелкобуржуазного радикализма (Коровин и др.). В земельном праве проповедовалась народническая и "крестьянского права" (Розенблюм), в трудовом праве развивались "буржуазноюридические тредюнионистские и меньшевистские теории" (Варшавский, Каминский)3.

Вкачестве примера отрыва теории от практики, схоластики sf формализма в теории права указывалась позиция Стальгевича.

Врусле тогдашней политики и идеологии резолюция первог съезда ориентировала советских юристов на превращение теориг советского права в "орудие борьбы на практике за генеральнун линию партии"4. В связи с вступлением в период социалистическо-1 го строительства по всему фронту юридическая наука была при-1 звана "служить делу коренной реконструкции советского права воя всех его областях"5. Предстоял переход "от товарообмена к продук-i тообмену, к непосредственному планированию всего народного хо-а зяйства"0, а вместе с тем и преодоление "пережитков буржуазной! формы права" нэповского времени.

Однако и после I съезда марксистов-государственников и правовиков какого-то единого подхода и тем более "генеральной линии" в правопонимании не было. Споры между различными концепциями (и прежде всего — Стучки и Пашуканиса) продолжались и даже усиливались и ужесточались.

На критику в свой адрес, прозвучавшую на съезде и в резолюции съезда, Стучка ответил статьей "Мой путь и мои ошибки"7, в которой он, наряду с признанием некоторых недостатков и просче-# тов своего подхода, критикует взгляды Пашуканиса и его сторон-?!

1 Там же. С. 146.

2 Там же.

: Там же. С. 147.

4 Там же. С. 150.

5 Там же. 11 Там же.

7 Стучка И. Мой путь и мои ошибки // Советское государство и революция прав 1931, № 5—6. С. 67—97.

2. "Правовой фронт" социализма 273

ников, занимавших в то время доминирующие позиции в теории права и юридической науке в целом. Стучка при этом высказывает сожаление, что "теперь Пашуканис, "перекаявшись", отказался от своей весьма ценной работы, которой он довести последовательно и с пользою до конца не хотел или не сумел"1.

Критиковал Стучка Пашуканиса и за то, что он, приспосабливаясь к изменяющимся обстоятельствам, одновременно разворачивал политико-идеологическую критику против сторонников иных подходов и стал применять "просто нехорошие приемы полемики против товарища"2.

Под этими "нехорошими приемами" Стучка прежде всего имел в виду обвинения в его адрес со стороны Пашуканиса за защиту в теории права и практике работы Верховного суда РСФСР принципа эквивалентного возмещения ущерба при лишении имущества. Политикоидеологическая острота этой проблемы обусловлена тем, что речь фактически шла об имуществе раскулачиваемых крестьян и нэпманов. В этом ключевом вопросе Стучка (при всех неизбежных в тех условиях оговорках, исключениях и т. д.) отстаивал принцип эквивалента. Пашуканис же в духе тогдашней практики выступал за безвозмездное изъятие соответствующего имущества и расценивал соблюдение принципа эквивалента применительно к кулакам и нэпманам как искажение классовой линии и отход от содержащейся в ст. 1 и 4 ГК РСФСР 1922 г. политической установки по ограничению и вытеснению капиталистических элементов. "В статьях 1 и 4, — утверждал Пашуканис, — заключалась прямая, ясная политическая директива, состоящая в том, что мы допускаем частнособственнические отношения, частный оборот, ибо этого в данный момент требовало развитие производительных сил, но никаких абсолютно частных прав мы не признаем, никаких ius utendi et abutendi3 мы не признаем, никакой бессрочной неприкосновенности мы не гарантируем. Эту установку искажали комментаторы в духе кулацкой реставрации"4.

Подобные нападки Пашуканиса были направлены прежде всего против Стучки, который воспринял их как обвинения его "в прямой контрреволюции"5. Но съезд не поддержал этих обвинений. И теперь, считал Стучка, Пашуканис должен либо заявить о своей ошибке, либо дать "конкретные факты моей якобы классово-вредной работы в Верхсуде, так как иначе я вправе объявить его злостным клеветником"6.

1 Стучка И. Мой путь и мои ошибки. С. 79.

2 Там же.

Право пользования и распоряжения — формула правомочий собственника. 4 Пашуканис Е. Основные проблемы марксистской теории права и государства (Доклад на I Всесоюзном съезде марксистов-государственников и правовиков) // Советское государство и революция права, 1931, № 1. С. 33. 1 Стучка И. Мой путь и мои ошибки. С. 77. " Там же. С. 82.

274 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

Но Пашуканис не только не отказался от своих обвинений, а, напротив, стремился усилить их, акцентируя внимание на "связи" (на самом деле — мнимой) теории эквивалента с остро критиковавшимся в то время "бухаринским законом" трудовых затрат. "Задача советских юристов,

— поучал Пашуканис "хитростям" неприменения принципа эквивалента к "врагам", — состояла не в том, чтобы устанавливать универсальный и всеобщий принцип возмезд-ности, а в том, чтобы сделать максимально гибким применение ГК, приспособляя его к каждой данной стадии наступления на капиталистические элементы"1.

Эта подмена права соображениями политической конъюнктуры и целесообразности по существу была оправданием беззаконий. Пашуканис, правда, пытался оправдаться: мол, он не за "наплевательское отношение к закону", а лишь "против юридизации классовой борьбы, против того, чтобы делать из закона фетиш, против попытки всю политику пролетариата рассматривать через призму закона"2. Но тут, как говорится, что в лоб, что по лбу. И приведенная полемика об эквиваленте — практическое тому подтверждение.

2. Новое "правопонимание" в отраслевых науках

Общетеоретические споры о правопонимании по-своему преломлялись и развивались в отраслевых юридических науках.

Так, разделяя тезис Пашуканиса о "критическом пересмотре буржуазных конструкций", на которых, по его оценке, строилась теория советского административного права, С. Берцинский

предлагал вообще отказаться от понятия "советское административное право" и соответствующую отрасль именовать "советским управлением"3.

Отказ от административного права обосновывал и И. Челяпов: "Выделение административного права в особую "науку" об отношениях между государством и гражданином основано на том противоположении личности и общества, личности и государства, которое является характерным для буржуазного индивидуалистического мышления. В советской государственной системе, как организационной форме диктатуры пролетариата, нет места ни противоположению центральных и местных органов власти (несмотря на имеющие, место в литературе попытки возродить эти отрыжки буржуазных концепций), ни противоположению гражданина и государства"4.

1 Пашуканис Е. Вынужденный ответ // Советское государство и революция права, 1931, № 5—6. С. 101.

2 Там же. С. 102.

1 Берцинский С. К вопросу о методологии советского управления // Советское государство и революция права, 1930, № 10. С. 22. 4 См. там же.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма 275

Цель такого подхода состояла в оправдании неправовой практики диктатуры пролетариата и административно-приказных отношений между политико-властными структурами и людьми, в отрицании правосубъектности индивида в сфере советского управления.

"Индивид, — замечает Берцинский в своих обоснованиях преимуществ неправовых отношений между органами диктатуры пролетариата и отдельными людьми, — перестает быть тем единственным фокусом, который реагирует на всякое действие государства, воспринимая его только как понуждение, в связи с чем самая грань между его сферой деятельности и сферой деятельности государства начинает стушевываться. А если эта грань стушевывается, то вопрос о том, выходит или не выходит государство из своей правовой сферы, связано ли государство правовыми рамками, т. е. законом, также теряет свое значение, а следовательно, подрубаются основания буржуазного "правового" государства, теряют свое значение и элементы, составляющие правовую сферу индивида — субъективные публичные права"1.

Советскому строю, утверждал Берцинский, "чужда система публичных субъективных прав", поскольку она попросту "излишня в условиях обобществления важнейших средств производства, ибо достигнут переход от формального провозглашения свобод к фактическому обеспечению и пользованию реальной свободой массой трудящихся"2. Для обеспечения пользования "свободами" в этих условиях не нужно никаких субъективных прав: достаточно лишь надлежащего выполнения госаппаратом своих функций. Из нужды, таким образом, делается добродетель, а невозможность права выдается за его ненужность.

Отмечал Берцинский и несовместимость права и плана-, в силу чего развитие социалистического планирования означает "вытеснение правового регулирования методом регулирования технического"3.

С переходом от права к организационно-техническим нормам Берцинский связывал и господство

принципа целесообразности при применении насилия. Отвергая "буржуазный" принцип эквивалентности взысканий соответствующим правонарушениям, он с удовлетворением констатировал, что "в советском государстве эти насильственные мероприятия также дефетишизируются, выступая как меры социальной защиты, применяемые не по принципу пропорциональности нанесенному ущербу, а в зависимости от целесообразности той или иной меры"4.

Весь этот административный восторг по поводу голого насилия Берцинский изображает как освобождение классового господ-

подавлением и уничтожением (террор)"1. Что же касается "колеблющихся элементов из среды самих трудящихся", то их, по мнению упомянутого партколлектива, "необходимо принудительно воспитывать к дисциплине"2.

Аналогичную позицию в вопросе о реформе УК занял и I Всесоюзный съезд марксистовгосударственников и правовиков3. В соответствующей резолюции съезда отвергались не только "эквивалентность и дозировка в уголовной политике" (за такую позицию выступал, в частности, Винокуров), но и вообще сам принцип уголовной ответственности по закону. Правый уклон, согласно И.В. Крыленко и резолюции по его докладу, проявляется "в либеральном понимании и истолковании революционной законности, что, в частности, в применении к уголовной политике означает протаскивание явно или искусно завуалированного буржуазно-лицемерного принципа: "нет преступления, нет наказания без указания о том в законе"4.

Левый уклон, соответственно, усматривался в мелкобуржуазном радикализме в сфере уголовной политики, в "недооценке революционной роли советского уголовного права, пролетарского суда как органа подавления классовых врагов" и т. д.5 Иначе говоря, левые радикалы, по мнению более прагматичных авторов резолюции, не осознали, что революционное насилие можно осуществлять и с помощью советского уголовного права и пролетарского суда. Так сказать, они сгоряча недооценили репрессивный потенциал "пережитков" буржуазно-правовых форм и институтов в надлежащих руках. Само использование буржуазно-правовых форм, по откровенному признанию участников съезда, является "орудием пролетарской диктатуры"0.

Объявляя собственно правовые принципы (ответственность по закону, за конкретный состав преступления, при соблюдении принципа эквивалентности между преступлением и наказанием и т. д.) отжившими элементами буржуазной формы права, авторы резолюции как раз в отрицании этих форм видели существо советского уголовного права: "право переходного периода в своем развитии

Там же. С. 149. 2 Там же.

См.: Резолюция I Всесоюзного съезда марксистов-государственников и правовиков по докладу тов. Крыленко // Советское государство и революция права, 1931, № 4. С. 129—133.

4 Там же. С. 128.

5 Там же. С. 130. " Там же. С. 132.

278 Раздел III. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

должно представить процесс преодоления этих буржуазных элементов"1.

"Правовые формы" подверглись революционным атакам и на Всесоюзном совещании по подготовке кадров советского строительства и права2. "На первый план, — отметили участники совещания, — при решении любого вопроса выдвигаются соображения хозяйственной целесообразности и обеспечение нормального функционирования и развития планового социалистического хозяйства"3.

Подвергнув критике различные "уклоны", совещание пришло к выводу, что и при подготовке кадров в области советского строительства и права следует руководствоваться рецептом Кагановича, высказанным им на XVI съезде ВКП(б): "Выход в том, чтобы лучшие элементы из специалистов перевоспитать, привлечь на свою сторону, выгнать негодных и вредных, расстрелять, выслать в Соловки тех, кто занимается вредительством, и поставить взамен них наши пролетарские кадры"4.

Борьба против права на "правовом фронте" неумолимо ужесточалась. И в теории, и на практике.

3. Декларация "социалистического права"

Победа социализма требовала нового осмысления проблем государства и права.

В этих условиях Пашуканисом была выдвинута концепция "со-1 циалистического права". Отправляясь от положений о том, что в стране построено в основном "бесклассовое социалистическое об-1 щество", он в докладе на теоретической конференции Московского ; правового института (3 апреля 1936 г.) призвал к развертыванию исследований "о роли социалистического государства, о роли социалистического советского права"5.

Все прежние интерпретации Пашуканисом положений Маркса и Ленина о буржуазном "равном праве" при социализме (на первой фазе коммунизма) со всей очевидностью исключали возможность признания "социалистического права". И поэтому он, критикуя ранее другие толкования советского права (как права пролетарского и т. д.), адресовал своим оппонентам довольно каверзный вопрос: "почему вы не предлагаете назвать это право социалистическим?"0.

1 Там же. С. 133.

2 См.: Резолюция Всесоюзного совещания по подготовке кадров советского строительства и права (6 января 1931 г.) // Советское государство и революция права, 1931, № 2. С. 165—175.

:1 Там же. С. 171. 4 Там же. С. 173.

л Пашуканис Е. Государство и право при социализме // Советское государство, 1936, № 3. С. 4.

е Пашуканис Е. Положение на теоретическом правовом фронте // Советское государство и революция права, 1930, № 11 —12. С. 41.

Глава 2. "Правовой фронт" социализма 279

Теперь же он, открещиваясь от своей прежней позиции, от концепции "буржуазности" всякого права и т. д. как "антимарксистской путаницы"1, начал толковать советское право как право социалистическое с самого начала его возникновения. "Великая социалистическая Октябрьская революция, — пояснял он, — нанесла удар капиталистической частной собственности и положила начало новой социалистической системе права. В этом основное и главное для понимания советского права, его социалистической сущности как права пролетарского государства"2.

Если раньше предстоящее завершение нэпа и победа социализма для Пашуканиса означали конец права и переход к организационно-техническим и планово-управленческим нормам, то теперь ликвидация многоукладности хозяйства, по его утверждению, "не начало какого-то отмирания права, а наступление того периода, когда содержанием советского социалистического права и в городе и в деревне стали однотипные социалистические производственные отношения"3. И вплоть до полного коммунизма сохраняется социалистическое государство (в виде диктатуры пролетариата) и социалистическое право (в виде принудительных требований и установлений диктатуры пролетариата — "права социалистического государства"), "ибо только в высшей фазе коммунизма люди научатся работать без надсмотрщиков и без норм права"4.

Под "социалистическим правом" как "орудием политики пролетариата"5 Пашуканис теперь в духе советского легизма фактически имеет в виду систему "норм права", устанавливаемых органами диктатуры пролетариата. Показательно в этой связи настойчивое акцентирование Пашуканисом внимания именно на нормах права (что ранее он квалифицировал как проявление буржуазного нормативизма), подчеркивание им в новых условиях "необходимости нормы права и аппарата принуждения, без которых право ничто"6. Характерно и то, что "социалистическое право" Пашуканис понимал как "право социалистического государства". Говоря при этом об усилении государственной власти, под "государством" он прежде всего имел в виду аппарат власти и принуждения. "Социалистическое общество, — отмечал он, — организовано как общество государственное"7. И чтобы выдать все это за достижение диктатуры пролетариата, он голословно утверждал, будто "деятельность самого государственного аппарата есть в то же время и общественная деятельность"8.