Млечин/МО/МИДЫ

ЗИЛ У ПОДЪЕЗДА

Горбачев включил Панкина в состав Политического консультативного совета при президенте и сделал членом Совета обороны. Панкину нравились атрибуты власти — ЗИЛ у подъезда, постоянно сопровождавший министра охранник, секретарь, который встречает у дверей особого — для министра! — лифта. Ему нравилось, что в Кремле ему козыряют охранники, что все вокруг стали предупредительны и внимательны. Он входил в МИД через специальный вход — для министра и его заместителей. И на столе утром лежало отпечатанное на машинке расписание рабочего дня, а в нем перечислены беседы с министрами, премьерами и президентами. Такой взлет действует на любую голову. Тут нетрудно впасть в эйфорию.

Когда Панкин был послом, то не очень уютно чувствовал себя в министерстве. Кадровые дипломаты не жалуют пришлых, а он был политическим назначенцем. Теперь он получил редкую возможность посмотреть на дипломатическую жизнь с другой стороны. Послу при всех преимуществах его положения и его значимости многое неведомо. Он слабо осведомлен о том, что происходит в центре, не посвящен в секреты большой политики. Послы жалуются: пишешь, пишешь в Москву шифровки, а ответа нет… И вдруг недавний посол получает возможность узнать и увидеть, что же происходит с его шифровками.

Но работа министра — тяжкая. Надо провести десяток встреч в день и при этом сохранять остроту восприятия, быстро реагировать, уметь пошутить, не терять спокойствия, поскольку много раз на день надо оказаться перед журналистами и ответить на их вопросы.

Когда он утром садился в свой ЗИЛ, его ждала первая информационная сводка. Более полная уже лежала на рабочем столе. Рядом объемистые папки с расшифрованными телеграммами послов, сообщениями ТАСС, информацией разведки, докладными записками отделов и управлений министерства. В приемной ждут приема послы и старшие дипломаты. А на приставной тумбе телефоны в несколько рядов, и самый главный — аппарат прямой связи с президентом, который может позвонить в любую минуту. Министру помогает обширный аппарат, который фильтрует безбрежный поток информации, отбирает самое главное, помогает разобраться в том, что происходит. И все равно министр должен ежедневно освоить и переварить огромный объем информации.

После августовского путча Горбачев пытался вернуть себе прежнее место в обществе, восстановить отношения с демократическими силами. Но было поздно. К нему относились с недоверием. Он пытался самоутвердиться в постоянных встречах с иностранными гостями. Поэтому он давал Панкину все новые поручения, переговаривался с ним несколько раз в день.

—Не трудно было вести переговоры с коллегами-зубрами, которые не один год занимали пост министра иностранных дел?

—Особых трудностей не ощущал, потому что очень сильно симпатизировали тогда Советскому Союзу, — говорил мне Борис Дмитриевич. — Ведь нам не комплименты говорили, действительно возникло особое к нам отношение, причем искреннее. Потому и казалось, что наступила золотая пора в отношениях

сЗападом, вообще с внешним миром.

Панкин говорил американскому госсекретарю Бейкеру:

— Давайте договариваться по крупным вопросам. И надеюсь, мы придем к общему пониманию, но заранее хочу попросить вас — даже если окончательная договоренность окажется ближе к вашей первоначальной позиции, чем к прежней нашей, — преодолейте соблазн подтвердить прессе, что мы пошли на уступки. Просто изменились наши представления о мире.

- 531 -

Панкин уже в роли министра подготовил принципиально новые договоры со странами Восточной Европы. В первоначальных проектах содержался параграф, ограничивавший их право вступать в союзы с третьими странами, направленные против другой стороны. Панкин настоял на том, что всем странам должно быть предоставлено право самим выбирать, с кем дружить и союзничать. Поэтому недруги Панкина и говорят, что он первый открыл Восточной Европе дорогу в НАТО.

— Тяга к НАТО возникла позднее, когда появился страх перед Россией, — считает Панкин. — Запретами ничего не решишь. Улоф Пальме говорил так: не может страна чувствовать себя в безопасности, если она не позаботится о безопасности соседей.

Панкин на посту министра отличался решительностью и смелостью — не бежал в Кремль советоваться по каждому поводу, а принимал решения сам. Что он ставит себе в заслугу, подводя итоги своего недолгого пребывания на министерском посту?

Провел международную встречу по правам человека в Москве — через несколько дней после путча. Многим это казалось неуместным, но Панкин настоял и оказался прав. Восторжествовала формула: права человека, интересы личности выше принципа невмешательства во внутренние дела, которым советская власть часто прикрывала свои самые низменные цели.

Подписал с американцами соглашение о прекращении военной помощи противоборствующим сторонам в Афганистане. Это не спасло Наджибуллу, но спасло от лишних трат Россию. Панкин первым встретился с афганскими моджахедами, которые после появления талибов окажутся союзниками России.

Подготовил дипломатическое признание трех Прибалтийских республик — Литвы, Латвии и Эстонии. Дальше упираться было бессмысленно.

Добился принятия решения о восстановлении дипломатических отношений с Израилем. Панкин ударом молотка открыл Мадридскую международную конференцию по Ближнему Востоку. При этом он только-только вдохнул обжигающий политический климат ближневосточного урегулирования. После восстановления дипотношений с Израилем сирийский министр иностранных дел устроил Панкину выволочку. Панкин был возмущен тем, с какой бесцеремонностью ведут себя эти люди, словно не мы их, а они нас снабжают оружием, посылают нам советников и вообще всячески помогают.

На сессии Генеральной Ассамблеи ООН фактически по собственной инициативе Панкин негативно отозвался о печально знаменитой резолюции ООН от 1975 года, которая приравнивала сионизм к расизму. Некоторые члены советской делегации возражали, говорили: мусульманские страны нас не поймут. Панкин подумал и все-таки сказал:

— Необходимо раз и навсегда отказаться от наследия «ледникового периода» вроде одиозной резолюции, в которой сионизм приравнивается к расизму.

Вскоре Генеральная Ассамблея проголосовала за отмену этой резолюции.

Панкин счел необходимым перестроить отношения с Кубой.

— Мне не нравилось, что мы должны кормить Кубу. Когда-то мы болели кубинской романтикой, а кончилось тем, что мы их просто кормили. С какой стати? Вывели нашу бригаду с Кубы. А что ей там делать? Советская бригада находилась на положении заложника. Расчет Фиделя Кастро был циничен и прост: пока на острове есть советская воинская часть, американцы никогда на него не нападут, боясь, что в бою погибнут советские солдаты. Охлаждение с Кубой или, точнее, попытка перевести отношения на более реалистическую основу многих возмутила. Но это, видимо, от полного непонимания реальной ситуации.

Член политбюро Петр Ефимович Шелест еще в начале семидесятых возмущенно записывал в дневник:

- 532 -

КУДА ТЫ ХОЧЕШЬ ПОЕХАТЬ?

Панкин вынужден был бороться за сохранение своего ведомства, потому что Ельцин поставил вопрос о сокращении аппарата Министерства иностранных дел в десять раз, и Министерство финансов России вообще прекратило финансировать МИД. Понадобилось вмешательство Горбачева.

Ельцин примирительно сказал Панкину:

— Тут действительно наш министр финансов сработал под одну гребенку. Мне Михаил Сергеевич позвонил, и я министра поправил. Но все равно, пусть это рассматривается как сигнал…

Панкин предложил образовать Совет министров иностранных дел, в который вошли бы министры всех союзных республик, ввести в состав посольств представителей республик, а аппарат МИД сократить на треть — за счет «соседей», то есть сотрудников КГБ и ГРУ. На Госсовете Горбачев и Ельцин план Панкина поддержали.

В ноябре 1991 года МИД из соображений экономии соединили с Министерством внешнеэкономических связей и назвали Министерством внешних сношений. Единое министерство должно было координировать работу дипломатических служб союзных республик. Но вскоре министерская карьера Панкина закончилась. Горбачев все-таки уговорил Шеварднадзе вернуться на пост министра. 18 ноября часа в четыре дня Горбачев по прямой связи соединился с министром иностранных дел:

— Не заседаешь? Можешь подъехать?

Когда Борис Дмитриевич приехал в Кремль, Горбачев несколько неопределенно сказал:

— Ты знаешь, мы все-таки подумали, что надо, чтобы Шеварднадзе вернулся.

Обижать Панкина ему не хотелось, поэтому Михаил Сергеевич предложил ему пост советника по международным делам, иначе говоря — поработать Киссинджером. Помощник по международным вопросам у Горбачева был — Анатолий Сергеевич Черняев, по уши загруженный бумажной работой.

— Будем втроем вершить внешнюю политику — ты, я и Шеварднадзе…

Ни заменять Черняева, ни делить с ним эту совершенно непривлекательную для него работу Панкин не собирался. Поэтому с ходу отверг лестное предложение.

—Конечно, — легко согласился Горбачев, — можно и в послы… Это пожалуйста… Хочешь Вашингтон, хочешь Париж…

—Лондон, — сразу назвал Панкин.

Но Горбачев велел до утра подумать и тогда уже твердо решить — в советники или в послы. Утром Горбачев позвонил сам и попросил приехать. В кабинете президента уже сидел Шеварднадзе. Горбачев еще раз переспросил Панкина и, выслушав ответ, попросил немедленно соединить его с премьерминистром Великобритании Джоном Мейджором. Сразу не получилось, потому что премьер был в дороге. Минут сорок просидели втроем. Ситуация была не очень ловкая.

Мейджор тут же попросил поздравить нового министра иностранных дел и приветствовал нового посла. Но объяснил:

— Я должен согласовать это с королевой. Я уверен, что у нее не будет никаких возражений, она будет счастлива видеть Бориса Панкина послом при своем дворе, тем не менее я должен с ней согласовать.

Горбачев объяснил, что он хотел бы сообщить о назначениях в девять вечера по-московски. Мейджор сказал, что он успеет. Через два тягостных часа королева дала согласие на приезд нового посла.

- 534 -

НЕДОБРЫЕ СОСЕДИ

Работа в Лондоне была приятной, потому что тогдашний премьер-министр Джон Мейджор искренне симпатизировал Борису Ельцину. А вот Маргарет Тэтчер российского президента не любила за то, как он поступил с Горбачевым.

Но Борис Панкин не очень долго пробыл в Великобритании. Через полтора года после назначения ему предложили переехать послом в Югославию. Шифротелеграмма была составлена в самых комплиментарных выражениях: «Только вы с вашими способностями справитесь»… Панкин написал в ответ: «Благодарю за честь, но ситуация в Югославии такова, что от послов там мало что зависит». Буквально через две недели после такого ответа телеграмма из Москвы: «Президент предлагает вам выйти на пенсию».

Что же случилось за эти две недели?

В сентябре 1993 года на заседании Президентского совета Борис Ельцин вдруг заявил, что Панкина необходимо немедленно сместить, но не объяснил, за какие грехи.

— Кто-то подсунул ему бумажку, — рассказывал мне Панкин, — насчет того, что посол в Лондоне черт-те что творит, книжки пишет, постоянно высказывает свое мнение, а его дело — волю центра исполнять.

Один из весьма уважаемых российской интеллигенцией людей оказался в роли не просто опального или ссыльного политика, но и как бы скомпрометировавшего себя чем-то недостойным. Причем отсутствие прямого обвинения исключало и возможность оправдаться.

Прошло несколько месяцев, Панкин продолжал исполнять свои обязанности. Поползли слухи о том, что президентский указ о его освобождении от должности отозван, что министр иностранных дел Андрей Владимирович Козырев, будучи в тех местах, как бы извинился перед послом и предложил остаться в Лондоне. Но в Министерстве иностранных дел эти слухи категорически опровергли: это посол Панкин попросил министра дать ему возможность доработать до начала 1994 года… Что же стало реальной причиной отставки?

Борис Панкин нанес тяжелый удар бывшему КГБ и Главному разведывательному управлению, когда рассказал в 1991 году, какое колоссальное количество разведчиков укрылось под посольскими крышами. Став министром, он вообще намеревался лишить разведчиков дипломатического прикрытия. Поэтому у него были основания видеть в своей отставке месть спецслужб. Резидентуры политической и военной разведок в каждом российском посольстве имеют собственные каналы шифросвязи с Москвой. Не только посол, но и министр иностранных дел не знает, что передают из Лондона оба резидента своему начальству, как оценивают деятельность посла. Не было ли решение президента Ельцина убрать Панкина импульсивной реакцией на представленный ему «компромат»?

Проблемы со спецслужбами у Панкина возникли еще в то время, когда он поехал послом в Швецию. Такого количества сотрудников спецслужб под разными крышами он еще не видел и оказался к этому не готов. В ВААП секретным постановлением правительства девять должностей из четырехсот пятидесяти были переданы КГБ. А тут чуть ли не каждый второй или из КГБ, или из ГРУ.

— Самым сложным в посольской жизни, — рассказывал Панкин, — было ладить с этими людьми. Они свято верили в то, что все остальные дипломаты, посольство в целом существуют только для того, чтобы их прикрывать. Я однажды не выдержал и спросил резидента: «Вы что, думаете, посольство существует, чтобы служить вашей крышей?» Он на меня посмотрел как на идиота: а ты что, по-другому думаешь?

- 536 -

Но может быть, когда Панкин стал министром и получил возможность знакомиться с разведывательной информацией, он оценил разведку по достоинству? Увидел, что ради такой информации ничего не жалко?

— Нет. — Панкин решительно качнул головой. — Отдельные интересные материалы они добывали. А часто просто переписывали свои донесения из посольской информации — я это видел, я же был послом в трех странах. Деградировало там все.

Обычно послы не ссорятся с резидентами разведки. Но у Бориса Панкина всегда был бойцовский характер.

— И я начал с этим засильем спецслужб воевать. Особенно когда выяснил, что все это чьи-то родственники, друзья, приятели, которых пристраивают в хорошей стране.

Когда Панкин работал в посольстве, то удивлял резидентуру свободными встречами, интервью без подготовки, пешими прогулками по улицам. Разведчики сразу почувствовали в нем чуждый и опасный элемент. Панкин отвечал им взаимностью. Он называл вербовочную деятельность «работорговлей»: «Людей вербовали, насилуя их дух, волю, шантажировали, подлавливая на чем-то, коверкали их жизнь, жизнь их семей и близких… Ну чем их деятельность отличается от преступлений мафиози или банальных воровских шаек?»

Однажды, приехав в Москву, Панкин пришел к будущему председателю КГБ, а тогда начальнику разведки Владимиру Крючкову и сказал, что посольство в Швеции перегружено сотрудниками разведки. После этого военная разведка и КГБ превратились в его откровенных врагов.

— Они ведь хотели командовать послом, следили, куда я ездил, с кем разговаривал. Заставляли моего водителя обо всем сообщать. Они потеряли голову, потом это сами признали.

Вот тогда Борис Дмитриевич обнаружил, что не посол, а офицеры КГБ реальные хозяева посольства.

— Посол ничего не может. Закончился срок командировки — уезжай. А пока срок не кончился, посол тебя домой не отправит. А офицер безопасности любого может досрочно вернуть на родину. Вот их все и боялись.

Панкина не избрали членом парткома посольства в Стокгольме. Это называлось утратой доверия коллектива, за этим обыкновенно следовал отзыв посла. Но Панкина миновала чаша сия. Напротив, из Стокгольма его перевели в Прагу, чтобы на новой основе строить отношения с Восточной Европой. Здесь он опять вступил в конфликт с многочисленными «соседями». Они могли серьезно испортить ему жизнь. Но августовский путч вознес его на недосягаемую для них высоту.

Когда Панкин стал министром иностранных дел, он своей властью решил сократить число сотрудников разведки, которые пользуются дипломатическим прикрытием.

— Когда пришел в МИД, — вспоминает Борис Дмитриевич, — тут я секретов не открываю — просто ужас, сколько их оказалось. Да еще был такой спрут, как управление кадров: изучали, кто у вас бабушка, кто дедушка. С какой стати это должно делаться в нормальном цивилизованном обществе?

Он расформировал Главное управление кадров Министерства иностранных дел и убрал оттуда всех сотрудников КГБ. К министру Панкину приехал тогдашний начальник советской разведки Леонид Владимирович Шебаршин.

—Пришел буквально за два дня до собственного увольнения и сказал: вы правы, эти люди не разведчики, мы сами от них страдали, их надо убирать. — Он стал показывать министру какие-то бумаги:

—Видите, скольких мы уже сократили.

-537 -

СТАТЬ МИНИСТРОМ — КАТАСТРОФА

В те дни министр иностранных дел России Андрей Владимирович Козырев словно доказывал, что есть жизнь после смерти. Услышав слова Ельцина, весь мир фактически простился с Козыревым как с министром, но он продолжал руководить российской дипломатией и пытался уверить всех (и, возможно, себя), что ничего особенного и не произошло.

Япобывал у него на Смоленской площади в последних числах ноября 1995 года и после почти двухчасовой беседы мог подтвердить, что официальный Козырев так же спокоен и уверен в себе, как и прежде. Он надеялся вновь стать депутатом Думы (шла избирательная кампания) и побороться за любовь

ивнимание президента. Андрей Козырев, как обычно, говорил полушепотом, иронически улыбался, смотрел прямо в глаза и находил дипломатичный ответ на любой вопрос.

Япришел с вопросом, который не задать было нельзя:

—После того как президент Ельцин в унизительной форме заявил, что освободит вас от должности министра, почему вы сами сразу же не ушли в отставку?

—На следующее утро мы должны были вместе лететь в Соединенные Штаты. В аэропорту я сказал Борису Николаевичу: наверное, мне нет смысла ехать и целесообразно уйти в отставку.

Но Ельцин не хотел начинать визит в Соединенные Штаты со скандала и лететь без министра иностранных дел. Президент возмущенно развел руками:

— Да меня просто не так поняли. Я сейчас сам все журналистам растолкую.

Президент вышел к журналистам, собравшимся в пустом зале правительственного аэропорта Внуково-2, и сказал, что вовсе не собирается увольнять Козырева. Ему просто нужен сильный заместитель, чтобы вести дела в министерстве… И, подозвав Козырева, Ельцин пошел к самолету. Андрей Владимирович развел руками, улыбнулся журналистам и пошел вслед за президентом.

—Разве не лучше ли было вам уйти самому? — снова спросил я Козырева. Он чуть заметно качнул головой:

—Я считал, что подать в отставку накануне визита президента — значит ослабить позиции государства на переговорах. Это все равно что военным выяснять отношения, когда идешь в разведку.

—Вы приравниваете визит в Соединенные Штаты к боевым действиям?

—Я очень привержен партнерству и сотрудничеству, но я и партнерство рассматриваю как форму отстаивания национально-государственных интересов. В поездке мы с президентом общались тесно и вполне дружески, но объясниться я решил по возвращении. Борис Николаевич заболел, и разговор наш состоялся уже в Центральной клинической больнице. Результатом было заявление президента о том, что он поддерживает министра иностранных дел.

—То есть вы пришли к выводу, что слова президента были оговоркой, а не твердым решением вас

снять?

—Я должен спокойно разобраться, что стояло за теми словами и что потом стояло за выражением поддержки мне. Это требует времени.

Козырева молва уже столько раз отправляла в отставку, что он, вероятно, и на сей раз не поверил в серьезность намерений президента. Андрей Владимирович говорил, что, конечно, рано или поздно ему придется покинуть свой мрачноватый кабинет, обставленный мебелью, оставшейся со времен

- 540 -