Риккерт_ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ (Киев 1998)
.pdfвались в течение исторического развития теоретические ценнос ти истины, и, только исходя из науки, сможем мы к ним подойти. Этика примыкает к исторически развившимся благам социальной жизни, как, например, брачный союз, семья, государство, нация и т. п. Эстетика имеет в виду искусство в его историческом много образии. То же самое можно сказать и об остальных частях философии, наружно не связанных ни с какой исторической жизнью, но несомненно обязанных ей своим существованием: ибо что делала бы философия религии, если бы исторические религии не поставили ей всех тех проблем, которые она разбира ет? Таким образом, повторяем, не к коренному преобразованию философии мы стремимся. Мы стремимся лишь к уяснению и сознательному продолжению уже начавшегося развития.
Мысль, что и религии тоже относятся к исторической культуре, поможет нам убедиться в том, что, отожествляя понятие ценности с понятием культурной ценности, мы отнюдь не сужаем его. Ре лигия, по существу своему, выходит за пределы всякой культуры и истории, и философия точно также всегда будет стремиться к сверхисторическому и трансцендентному. И все же, подобно ре лигии, воплощающейся всегда в земной жизни, философия также необходимо примыкает к историческому и имманентному, как к единственно доступному ей материалу, открывающему ей уже собственные ее проблемы. Только через историческое лежит путь к сверхисторическому. Лишь анализируя исторический материал, сможет философия подойти к миру ценностей.
Лишь по выполнении этой предварительной работы сможет философия перейти к дальнейшей главной своей задаче: отгра ничению различных видов ценностей друг от друга, проникнове нию в существенные особенности каждого из них, к определе нию взаимного отношения их между собой и, наконец, к постро ению системы ценностей, поскольку, конечно, такая задача в виду неизбежной незаконченности исторического материала, лежаще го в основе философского исследования, вообще выполнима. Так возникает понятие чистой теории ценностей, которое мы мо жем противопоставить понятию частных наук о действительности, как понятию чистой теории бытия. Не субъективирующий анализ оценок, а лишь такая ориентированная на великих силах истории
ивместе с тем систематикой своей преодолевающая историзм теория ценностей в состоянии окончательно преодолеть плохой субъективизм, так легко уживающийся с философией ценностей,
иположить прочное основание для разработки мировых проб лем. Жизненный опыт, нужный нам для выработки ^мировоззре ния, есть опыт в исторической жизни. Проблеме мира предшест вует проблема ценности, точнее проблема культуры, а этой проб
466
леме предшествует проблема истории. Философия, конечно, не растворяется в истории. Напротив, она должна своей системати кой уничтожить все чисто историческое. Но и к истории приме нимо то, что как-то было сказано о природе: лишь повинуясь ей, мы ее победим. Лишь с помощью истории отдельный индиви дуум выходит за пределы ее.
467
III. ИСТОЛКОВАНИЕ СМЫСЛА
Но понятие философии не исчерпывается понятием чистой теории ценностей. Теория ценностей не разрешает последней проблемы, проблемы единства ценности и действительности, и задача философии поэтому — найти то третье царство, которое объединяло бы обе области, до сих пор умышленно рассматри вавшиеся раздельно. Иначе философия не сможет дать нам ми ровоззрения, т. е. истолкования смысла жизни. Одного только понимания ценностей для этого еще недостаточно. Отрешенные нами от исторических культурных благ и приведенные в систему ценности должны быть снова связаны с действительной жизнью, которую мы тщетно ищем в истории.
В самые различные времена философия стремилась к един ству ценности и действительности, даже тогда, когда не знала того, что делает, и не могла знать, так как само разделение ценности и действительности еще отсутствовало. Можно даже сказать, что с этой точки зрения нам впервые становятся вполне понятными основные мотивы тех философских построений, ко торые обычно обозначают именем метафизики и которые ха рактеризуются стремлением выйти за пределы этого мира. Уче ние Платона об идеях может служйть классическим примером такого рода метафизики, тем более что оно стало образцом для большинства позднейших метафизических учений. Платон превращает ценности, обладающие значимостью, в истинную дей ствительность, и такого рода гипостазирование ценностей пов торяется весьма часто, например, также и там, где естественному закону придают характер реальности. В последнем случае мы имеем дело с гипостазированием теоретической ценности «все общего». Так как, однако, в непосредственно доступной нам действительности мы не можем обрести единства ценности и действительности, — не можем уже потому, что такое единство должно быть всеобщим, непосредственная же действительность никогда не всеобща, — то искомое единство и переносится необходимо в область, что лежит по ту сторону всякого опыта,
468
т. е. в область метафизического. Там безраздельно царствует единая действительность ценностей, как обладающая абсолют ной ценностью реальность, начало всех вещей, всеобщий крите рий ценности, к которой должно стремиться все, что притязает на общее значение.
Мы не можем здесь подробнее останавливаться на этом пунк те. Мы хотели только наметить то логическое место, которое метафизика занимает в системе очерченных нами понятий, чтобы бросить новый свет на их содержание. Укажем лишь на то, в чем, по-нашему мнению, заключается несостоятельность такого рода метафизики трансцендентно-действительных ценностей. Метафи зическое решение мировой проблемы заставляет нас мыслить «сущность» мира одновременно как действительность и как цен ность. Но легко может статься, что под этим нечто, которое дол жно быть и тем, и другим, мы собственно не будем мыслить ни того, ни другого, и что мы, следовательно, нйкогда не сможем в этом ничто найти искомое все. Можно было бы даже попытать ся объяснить весь этот тип монистической метафизики ценнос тей смешением формальной индифферентности «ни того, ни дру гого» («Weder-noch») с материальной полнотой «и того, и друго го» («Sowohl-alsauch») и в качестве примера указать при этом на субстанцию Спинозы. Но даже если и признать правомерность такого объединения ценности и действительности в потусторон ней реальности, то все же крайне сомнительно, сможем ли мы на этом пути прийти к мировоззрению, которое было бы в состоя нии истолковать нам смысл жизни. Пред нами по-прежнему сто ял бы неразрешенный вопрос, на этот раз вопрос взаимоотноше ния между метафизически существующими ценностями и нашей жизнью, — а разве гипостазирование ценностей в трансцендент ную действительность не означало бы полного их отрешения от той жизни, которой они именно должны придать значение, и не означало ли бы поэтому такого рода отрешение совершенного уничтожения смысла жизни?
Мы, по-видимому, имеем все основания искать других путей для решения мировой проблемы, тем более, что и метафизика не исчерпывается той своей формой, которую мы выше бегло оха рактеризовали. Для целого ряда мыслителей единая сущность мира заключается не в трансцендентной реальности, а в непос редственности наглядного представления или интуиции. Такая «интуитивная философия» пытается обрести искомое единство ценности и действительности в непосредственном «переживании», еще не тронутом и не разъединенном абстрактным, рациональг ным мышлением. Противоречие ценности и действительности для нее лишь простой продукт нашего мышления, расщепляю
469
щего то абсолютное и единое, что непосредственно дано нам в переживании: стоит нам только забыть это дуалистическое обра зование понятий, и мы вернемся к чистой и единой сущности мира, т. е. обретем то третье царство, которого тщетно ищем.
Мы не можем здесь.дать исчерпывающей критики такого рода интуитивной философии. Несомненно только, что последователь ное проведение этих тенденций неминуемо должно привести ее к выводу, к которому пришла уже последовательная мистика: к признанию совершенной неизъяснимости и неизреченности обре тенного по ее мнению единства. Мы можем в таком случае инту итивно пережить единую сущность мира, но никогда не сможем сообщить это наше переживание никому другому, а тем более основать на нем одном какую бы то ни было науку. Всякое общепонятное наименование предполагает уже образование по нятий, оформляющее переживание и тем самым опять-таки разру шающее его единство. Можно построить понятие лишенного всякой формы «чистого содержания», можно даже для ясности пользоваться этим понятием в разного рода гносеологических и иных рассуждениях, как научным пограничным понятием (Grenzbegriff), но ни в коем случае нельзя ему приписывать како го бы то ни было положительного значения. Не подлежит так же сомнению, что мы должны пережить все то, что включается нами в науку. И поэтому, если интуитивистическая метафизика хочет только сказать, что в основе всего нашего мышления в качестве исходного пункта всякого образования понятий лежит нечто абсолютно иррациональное, не входящее ни в какие наши понятия, то она права. Возможно даже, как мы это далее увидим, что философия, поскольку это вообще допустимо, необходимо должна вернуться к непосредственности чистого переживания. Но столь же несомненно, что всякое высказанное положение (Aussage) и тем более всякая наука означают уничтожение ирра ционального переживания, а это именно мы и утверждаем: лишь только мы пытаемся совокупность наших элементарных и пер вичных переживаний подвести под наиболее обширные понятия, они необходимо распадаются на оба несводимые друг на друга царства ценностей и действительного бытия. Поэтому даже инту иция не поможет нам найти в переживании то третье, что восста навливает между обоими царствами научную связь и что таким образом разрешает мировую проблему. Даже говоря только о
действительности переживания (Erlebniswirklichkeit), мы унич тожаем его непосредственное единство и теоретически (begrifflich) оформляем его. Действительность переживания составляет в та ком случае только часть наших переживаний; она противостоит переживаниям ценности (Werterlebnis), которые не являются дей
470
ствительностью переживания и логическим путем (begrifflich) не могут быть сведены к ней.
Таким образом эта метафизика непосредственного опыта или чистой имманентности также мало способствует решению миро вой проблемы, как и рассмотренная нами раньше метафизика тран сцендентного единства. Что на ней нельзя основать мировоззре ния, которое дало бы нам научное и объективное истолкование смысла жизни, — вряд ли требует еще подробного доказательст ва. В лучшем случае интуитивистический монизм представляет из себя донаучную точку зрения. Сожалеть о разрушении единства непосредственного переживания значит отрицать вообще науку, а не заменять какую-нибудь одну научную точку зрения более пра вильной научной же теорией. Всякая наука должна быть по мень шей мере дуалистической. Монизм, притязающий на научное зна чение, представляет из себя всегда лишь попытку сделать из нес кольких в раздельности ясных понятий одно туманное. В этом смысле мы никогда не сможем преодолеть дуализма ценности и действительности, а следовательно, и вообще разрешить мировую проблему. Говоря точнее, правильно понятое единство вообще не представляет из себя проблемы науки. Образовать понятие ми ра — значит раскрыть всю его множественность и богатство. Стрем ление к единству приводит здесь к бедности.
Если же мы все-таки ищем третье царство, которое связало бы ценности с действительностью и легло бы в основу желанного мировоззрения, то необходимо понимать это единство в том смысле, что обе объединенные в нем области остаются вместе с тем нетронутыми в своей двойственности и особенности. Сред нее царство ищем мы таким образом, а не какое-то особое тре тье царство, которое было бы столь же самостоятельно и неза висимо, как ценности и действительность, — ибо эти последние исчерпывают альтернативу. Йы не можем также достичь единства путем образования какого-нибудь совершенно нового понятия. Единство можно только найти, как данное, и мы должны ограни чить нашу задачу тем, что попытаемся понять эту данность, как единство ценности и действительности. При этом мы наталкива емся, однако, на характерные трудности. Искомая связь не может быть реальной или даже причинной связью. Такая связь возмож на только между двумя действительностями, мы же ищем в дан ном случае связи действительности с недействительными цен ностями. Отсюда ясно, что те словесные выражения, которые мы сможем найти для определения искомого единства, должны бу дут страдать некоторой неадекватностью, смогут употребляться лишь в несобственном и переносном смысле. Не будем в даль нейшем упускать из виду этого важного обстоятельства.
471
Найти связь ценностей с действительностью в общем не пред ставляет, конечно, больших затруднений. Мы знаем уже, что цен ности являются нам в соединении с действительностью, что они обнаруживаются в благах или оценках. Когда нам нужно было отрешить их от действительности, тр нас интересовали всецело объекты, в которые они погружены, блага, находимые нами в исто рической культурной жизни. Теперь, напротив, блага не могут представлять для нас никакого интереса, и притом на том самом основании, по которому раньше они представляли для нас столь удобный предмет исследования. Нам нужно понять связь цен ностей и действительности как связь, как единство, между тем как готовый характер несущих в себе ценности благ означает закон ченность и непонятность. Ценности погружены в блага, но прин цип их связи остается еще неясным. Чтобы понять их единство, мы должны попытаться отвлечься от уже окристаллизовавшихся ценностей и вернуться, так сказать, назад к процессу их кристал лизации, от готовых благ вернуться к акту оценки, придающему ценность действительности и превращающему ее в благо. Мы должны рассмотреть процесс срастания ценностей с действи тельностью, а для этого нам придется снова обратиться к поня тию субъекта, от которого мы выше должны были отвлечься.
Постараемся, однако, определить точнее нашу мысль. С перво го взгляда может показаться, что мы возвращаемся к психологии оценивания, что, конечно, противоречило бы нашим собственным словам. Изучая субъекта, психология, как всегда, объективирует, и поэтому, исследуя оценки, она имеет дело только с психической действительностью, но не с ценностями как ценностями Мы же, желая понять связь ценностей с действительностью, ни в коем случае не можем объективировать, тем более, что мы не должны терять из виду ценности как ценности. Но не возвращаемся ли мы тем самым к уже отклоненной нами точке зрения субъекти визма? Тоже нет, ибо, изучая действительные оценки субъективи рующим методом, мы не только вступили бы в конфликт с объек тивирующей психологией, но мы вообще ничуть не приблизи лись бы к нашей цели. Нам в данном случае не поможет никакой род познания действительности, хотя бы мы и имели теперь дело с оценками.
Но какой путь в таком случае еще возможен для нас? Каким методом образования понятий можем мы еще пользоваться, раз и объективирующее и субъективирующее понимание действитель ности равно закрыты для нас так же, как и метод чистой теории ценностей? Мы хотим только знать, какое значение имеют акты оценивания для постижения ценностей и погружения их в дейст вительность, т. е. для возникновения благ. Мы в последнем счёте
472
хотим теперь только установить, что именно следует понимать под субъективным актом оценки, раз то, что мы понимаем под этим выражением, не должно быть объективировано, а отноше ние его к ценности не только не уничтожено, но, напротив, поло жено в. основание искомого истолкования субъективного акта. Понятие такого не объективированного акта будет в таком слу чае вполне соответствовать понятию того или иного отношения субъекта (Stellungnehmen) к ценности. Можно даже сказать, что слово акт, если отвлечься от возможного объективирования, только тогда и приобретает определенное значение, когда мы понимаем под ним субъективное отношение к ценности. Объективирующая психология вправе делать с актами оценки все, что ей угодно. Она может видеть в актах оценки простые ассоциативные про цессы или дать им какое-нибудь иное объективирующее объяс нение. Она может отрицать при этом действительное существова ние активного и свободного в своих действиях субъекта. И она, быть может, вполне tipaea, поскольку под действительностью она понимает действительность, научно объясняемую и подчиненную принципу причинности. Но зато она совсем не должна касаться того значения, которое присуще актам оценки, поскольку в актах этих реализуется то или иное отношение к ценностям или то или иное оценивание объектов, и именно это значение принци пиально отличает акты оценки от всякого иного чистого бытия, хотя бы с точки зрения действительного существования их и можно было бы целиком подвергнуть объективирующему рас смотрению.
Для ясности вернемся к уже рассмотренной нами выше дона учной точке зрения переживания и попробуем, исходя из нее, прийти к интересующему нас теперь понятию субъективного акта оценки. Само собой разумеется, что переживание не есть «точка зрения», которая действительно может иметь место в науке. Уже само слово переживание, как и всякое другое слово на его месте, далеко не точно означает то, что под этим словом подразу мевается. Но в целях более резкого отграничения добытых та ким путем понятий мы можем построить фикцию: мы можем пред положить, что нашему абстрактному миру, разделенному на цен ности и действительность, предшествует свободное от всяких по нятий, иррациональное и безымянное переживание и что от пос леднего мы переходим к первому. Мы таким образом проникаем за состояние нашего мышления, для которого субъективный акт оценки есть вместе с тем объективированная действительность, и приходим к чему-то, что можно назвать чистым актом пережива ния. Это слово не обозначает еще, конечно, никакого готового приятия и тем менее понятия истинного бытия, оно есть только
473
первый шаг (Ansatz) к понятию, полуфабрикат, требующий еще дальнейшей обработки. Но возможно ведь, что образование по нятий, отправляющееся от этого акта переживания, совершается не в двух только уже известных нам, но в следующих трех различных направлениях: мы можем, во-первых, рассматривать пе реживание как часть чистой действительности, связанную с дру гими частями действительного бытия; во-вторых, мы можем со вершенно отвлечься от всякой действительности и рассматри вать переживание только с точки зрения ценности, подвергаю щейся оценке, и ее значимости; и наконец, в-третьих, мы можем, отказавшись от последовательного проведения обеих этих точек зрения до конца, все же или вернее тем самым объединить их в одну. Последнее достигается тем, что мы в акте переживания видим лишь субъективное отношение к ценности, т. е. оставляем акт переживания, поскольку это возможно, нетронутым, в его пе режитой нами первичной непосредственности. Если же мы при этом будем предполагать понятие ценности и воспользуемся им в целях восполнения данного в акте переживания первого шага к образованию понятий, то мы в таком случае получим уже нечто большее, нежели простое переживание, мы получим тогда особо го рода понятие, которое и будет заключать в себе искомое нами единство ценности и оценки. Тот самый акт переживания, в кото ром объективирующие науки, отделяя его от ценности, видят только простую психическую действительность, остается в данном случае связанным с нею и постольку становится даже для нас особого рода понятием, поскольку мы, исходя из ценности, «истолковыва ем» (deuten) его в его значении для ценности, т. е. видим в нем субъективное отношение к ней. Так приходим мы к совершенно особому роду образования понятий, отличному от уже известных нам методов, не приводящему ни к чистой действительности объек тов, ни к чистым ценностям, посредством которого мы и постига ем единство ценностей и действительности, поскольку такое по нимание вообще возможно.
С мнимым интуитивным познанием вне понятий этот третий род образования понятий не имеет ничего общего. Он не оста ется при недоступном понятию и неизреченном переживании, он не довольствуется даже актом переживания, как первым шагом к образованию понятий. Он напротив предполагает уже понятия ценности и действительности, без которых он немыслим. Дуа лизм понятия о мире остается таким образом совершенно нетро нутым. Без понятия ценности мы даже не можем образовать понятий акта переживания и субъекта, если, конечно, мы хотим избежать объективированйя действительности, ибо чистый акт переживания не <есть нечто «действительное». С другой стороны,
474
не будь акт переживания первым шагом к образованию понятий объективного бытия, — мы точно также не смогли бы понять, что собственно подразумевается под этим словом. Наша задача, в данном случае состоит в том, чтобы сохранить еще первона чальную связь между обоими царствами, не дать различию меж ду ними дорасти до той степени, когда между ценностью и действительностью — непримиримое противоречие, а этого мы и достигаем двояким путем: тем, что, с одной стороны, истолковыва ем акт переживания с точки зрения ценности, а с другой — со вершенно не касаемся несомненно правомерной возможности его объективирования, рассмотрения его с точки зрения чистой действительности. Такой метод можно бы, конечно, назвать субъ ективирующим, так как мы ведь образуем понятия субъекта и его акта переживания под углом зрения ценности, но мы теперь во всяком случае застрахованы от конфликта с объективирующим пониманием действительности, ибо мы отнюдь не хотим уста навливать бытия акта переживания, мы не хотим рассматривать его как чистую действительность и образовывать о нем соответ ствующие понятия.
Кроме уже употреблявшегося нами слова «значение» (Bedeu tung), слово «смысл» (Sinn) быть может лучше всего выразит ту сторону субъективного акта переживания, которую мы имеем в виду: с этим словом у нас теперь будет связано вполне определен ное понятие. Смысл акта переживания или оценки не есть ни бытие ни ценность его, но сокрытое в акте переживания значение для ценности, а постольку и связь и единство обоих царств. Соот ветственно этому мы обозначим теперь третье царство царством смысла, чтобы тем самым отграничить его от всякого бытия, про никновение же в это царство мы обозначим также вполне опреде ленным словом «истолкование» (Deuten), в отличие от объективи рующего описания или объяснения (Erklären) или от субъективи рующего понимания (Verstehen) действительности. Подобно всем остальным последним понятиям, к которым мы в конце концов пришли, развивая наше понятие о мире, и понятие «смысла» акта оценки не поддается более подробному определению. Но мы все же можем вполне определенно отграничить все эти понятия друг от друга, а большего нам пока и не нужно. Мы попытаемся еще раз провести такое разграничение, при чем подойдем к понятию смысла с несколько другой стороны. Дедукция этого понятия со стороны акта переживания могла остаться не вполне ясной и тем ослабить силу наших дальнейших выводов.
Отграничение этих понятий друг от друга представляется тем более необходимым, что словом «смысл» можно также удобно пользоваться для обозначения чистой ценности, особенно ввиду
475