1. 24 См.: Коул mСкрибнер с. Культура и мыгллепие, с. 64, а также с. 66— 67.

126 Коул м.У Скрибнер с. Культура и мышление, с. 68--70,

т

ний но сравнению с языком, не имеющим таких традиций. Если неверно полагать, что Кант на китайском языке создал бы совер­шенно иную философскую систему, то нельзя отрицать и того, что китайский, немецкий и эскимосские языки не находятся в совер­шенно одинаковых условиях для создания подобных концепций. Ошибочно думать, что он мог бы изложить свои философские взгляды на эскимосском языке ничуть не хуже, чем на немецком. Ведь немецкий к тому времени обладал сложной и развитой фило­софской терминологией, сделавшей его удобным для отвлеченных рассуждений ⁶⁰³.

Следует также иметь в виду, что само языковое оформление мысли нередко несет некую «дополнительную» информацию по сравнению с той, которую содержит сама мысль ⁶⁰⁴. Это может быть, в частности, проиллюстрировано на примере «оформления» понятия «кит» в немецком языке, в котором для его обозначения используется слово«\Valfisch», состоящее из двух морфем «Wal» и «fiscli»; первое из них значит «кит», второе — «рыба» (ср. в рус­ском фольклоре «рыба-кит»). Таким образом, хотя кит — млеко­питающее, «очевидно, что говорящий на немецком языке, в осо­бенности впервые употребляющий слово Walfisch может связать понятия кита с представлением о рыбе. Во всяком случае такая возможность в связи с языковым оформлением не исключается» ⁶⁰⁵. Другим примером может служить обозначение в разных языках цветка, именуемого в русском языке «подснежником», в немец­ком —«Schneeglockchen», в английском — «snowdrop», во фран­цузском — «perce-niege». Этимология этого слова связана в рус­ском языке с его ранним появлением весной (под снегом) обозна­чаемого им цветка, т. е. название обращает внимание на фактор времени; в немецком означает «снежный колокольчик»_г указывая на его форму («колокольчик»); в основе английского названия «snowdrop» (снежная капля) лежит совсем другой внешний при­знак — капля; французское название — «perce-mege» (просвер­ливающий снег или пробивающий снег) ассоциируется с движе­нием ⁶⁰⁶. Хотя все эти наименования подснежника имеют в виду одну и ту же качественную определенность, однако, помимо этого, говорящий на русском языке сообщает дополнительное сведение о времени появления этого цветка, на немецком и английском языках — о его форме, на французском языке — о способе его появления⁶⁰⁷. Таким образом, в этом, как и во многих других слу­чаях, лингвистическое представление, возникшее имманентно, по внутренним законам развития данного языка, дополняет наше познание действительности, непосредственно основывающееся на чувственном ее восприятии⁶⁰⁸. Хотя такого рода дополнения играют периферийную роль в познании, тем не менее они высту­пают как побочный источник осмысления реальности⁶⁰⁹.

Итак, с одной стороны, очевидна неправомерность утвержде­ния, будто язык налагает жесткие ограничения на познавательные процессы, с другой — вряд ли можно отрицать сам факт его «филь­трующего» влияния на эти процессы ⁶¹⁰. Вместе с тем многие аспекты такого влияния, видимо, все еще остаются недостаточно раскрытыми, и задача их изучения с целью углубления наших представлений о реальных проявлениях этнических особенностей психики представляется весьма актуальной⁶¹¹.^

(Более прост вопрос о наличии этнической специфики в содер­жании обыденного сознания. Это прежде всего относится к так называемым «значениям» — стереотипам, фиксирующим типичные для членов этноса «понятия», «знания», «умения», «нормы поведе­ния» ⁶¹². Представляя «пограничную» зону общественного созна­ния (на его обыденном уровне) и бытовой культуры, эти стереотипы выполняют важную функцию в воссоздании типичных для каж­дого этноса свойств. Утрата (или приобретение) его членами ка­кого-либо стереотипа-значения неизбежно влечет за собой опре­деленное изменение этих свойств. Важное место в системе стерео­типов-значений занимают представления человека об окружающей действительности, себе самом, своих отношениях с этой действи­тельностью и окружающими людьми, т. е. так называемые модели мира. Они, в частности, включают в себя усвоенные в процессе социализации знания и убеждеция, к которым человек апеллирует как к истинным и объективным^ Модели мира имеют стабильные центральные ядра, которые во многих случаях не изменяются, даже несмотря на их явную несогласованность с требованиями среды. Такие ядра формируются в основном на ранних этапах социализации, в детстве⁶¹³.

М3 своей совокупности стереотипы-значения составляют обы­денный уровень общественного сознания этноса, так сказать, его общее сознание^)Было бы, однако, упрощением полагать, будто оно представляет ггростую сумму индивидуального сознания членов этноса. Ведь в их обыденном сознании далеко не все является об­щим. Более того, свои специфические знания, понятия, умения и «значения» имеют не только отдельные индивиды, но и сущест­вующие внутри этноса социальные группы, в первую очередь классы. Классово-оценочное отношение к действительности имеет место во всех сферах общественного сознания (этнических, эсте­тических, религиозных и т. д.). Идеология же целиком определя­ется классовым сознанием ⁶¹⁴. Нет никаких оснований для аб­солютизации единства общественного сдзнания этносов классово­антагонистических формаций. Но в то же время, очевидно, было бы противоположной крайностью полностью отрицать наличие оп­ределенной общности стереотипов-значений в масштабах этниче­ских образований в целом. Впрочем, в теоретическом плане в дан­ном случае имеет место почти полная аналогия с вопросом об общности культуры и психического склада этнических подразде­лений, и здесь, видимо, нет необходимости повторять соответст­вующие соображения.

/( Одна из характерных особенностей общего обыденного созпа- ния этноса — наличие в нем, как и в обыденном сознании каж­дого человека, слоя, сформировавшегося безотчетно-стихийно. Этот слой охватывает всю сферу приобретенных, привитых воспи­танием и внушаемых в данной этнической сфере представлений, взглядов, привычек и норм поведения, слабо контролируемых или совсем не контролируемых разумо^³⁸. И этот «внеопытный» слой общественного сознания присущ не только первобытным, но и всем современным развитым народам, хотя, конечно, нельзя от­рицать, что чем ниже развитие производительных сил, чем ниже общий культурный уровень народа, тем больше тот сектор созна­ния, что формируется безотчетно-стихийно ⁶¹⁵.

Следует также не забывать, что этнические особенности пси­хики представляют собой разновидность социально-психологиче­ских явлений, основным источником которых выступают общест­венные связи и отношения ⁶¹⁶°. Как уже говорилось, подобные особенности не сводятся лишь к наличию общих специфических черт в индивидуальной психике членов этноса. В формировании этих особенностей, в частности, немалая роль принадлежит таким специфическим социально-психологическим механизмам как вну­шение, подражание и взаимозаражение.

Однако психика не существует вне людей, и, стало быть, кон­кретными носителями всех ее этнических особенностей, в том числе «надындивидуальных», являются члены этнической общности. В силу этого особый круг проблем этнопсихологии связан с рассмот­рением личности в контексте этнической (национальной) группы. Одна из них — детерминированность этнической специфики пси­хики индивида его принадлежностью к определенной этнической общности, что и предопределяет усвоение им (в ходе социализации) присущих данной общности традиционных форм психической деятельности. Такого рода формами и обусловлено внешнее раз­личие в поведении, реакциях людей разной этнической принад­лежности по одному и тому же поводу. Горе или сострадание, ра­дость или огорчение часто неотделимы от своеобразной формы вы­ражения, в какой эти чувства переживаются представителями различных этнических групп. Эти формы кажутся самопроизволь­ными, ибо они стихийно воспринимаются от старших поколений как естественные образцы поведения и выражения эмоций, кото­рым невольно следуют во всех соответствующих ситуациях. Это, разумеется, не значит, что подобные этнопсихологические раз­личия не осознаются ⁶¹⁷. Однако вопрос об их осознании уже вы­ходит за рамки данного очерка, ограниченного преимущественно рассмотрением тех этнических черт, которые либо остаются за пределами сознания, либо хотя и проявляются в его сфере, однако обычно не осознаются как таковые. Это те выражения этнических черт психики, которые относятся преимущественно к форме ее состояний и процессов. Что касается осознанных проявлений эт­нических функций психики, относящихся не столько к ее форме, сколько к содержанию, то основному аспекту этой проблемы — этническому самосознанию посвящается следующий очерк.

Очерк седьмой