Uchebnik_missiologii

Об изменяемости и неизменности богослужения

Служение Церкви в мире и, в частности, ее богослужение в своей духовной основе неизменно. К нему не может быть ничего приложено, как от него ничего не может быть и отнято, поскольку проявление и сообщение полноты, исходящей от Самого Христа и поэтому присущей Церкви, составляет жизнь Церкви.

Богослужение выражает веру всей Церкви, а не отдельных людей, общин, Поместных Церквей, поэтому оно несводимо лишь к определенным обрядам и текстам, мелодиям и изображениям, характерным для того или иного исторического «образа» Церкви.

2. Принципы богослужения:

—Сохранение единства богослужения по его духу и внутреннему содержанию, независимо от того, находятся ли в храме верные (полноценные «члены» Церкви), оглашаемые или неверующие.

—Различение в возвещении «керигмы» и «мистагогии» в богослужении с учетом духовного и церковного статуса (ищущий, оглашаемый, верный, кающийся), социального статуса, возраста, образования, духовного и церковного опыта присутствующих и т.д.

Для неверующих или нецерковных людей определенные ча- сти богослужения или даже отдельные службы должны быть закрыты (например, евхаристический канон на литургии, как, собственно, и все таинства), что также способствует миссионерскому эффекту богослужения, поскольку если Церковь не различа- ет верующих и неверующих, своих членов и посторонних, то она фактически превращается в музей, а пояснения к богослужению

—в экскурсию.

—Максимальная возможность для включения в богослужение всех присутствующих: местный язык богослужения, соответственное его названию время суток (вечерня — вече- ром, утреня — утром), проведение богослужения в удобное для большинства людей время, внутренне и внешне обоснованная длительность. Возможность сокращения богослужения или включения в него дополнительных текстов, сокращения количества или даже полного отсутствия некоторых дополнительных богослужебных атрибутов (кроме необходимых непосредственно для совершения Таинств) в зависимости от ситуации.

341

Принципы и методы миссионерской деятельности

3. Примеры изменения устава:

а) Устав может быть изменен в зависимости от исторических условий и эпохи. В истории Церкви можно видеть, во-первых, множество богослужебных уставов (в каждом монастыре — свой устав, то есть Типикон — от греч. tЪpoj — знак, образец, тип). Во-вторых, формирование богослужебного устава — дело динамичное (то есть, устав — это не «законсервированное» отношение к молитве, а постоянно развивающееся, в зависимости от обстоятельств времени и места действия). И в-третьих, в Русской Православной Церкви сосуществовало несколько уставов: Великой Церкви (соборный), Студийский, Иерусалимский и Афонский (монастырские). В конечном счете, это привело к синтезу и частичному их смешению, так что нынешний «славянский Типикон» — смесь этих уставов, хотя доминирует среди них именно Иерусалимский, постепенно принятый в РПЦ, на- чиная с XV в.

Столь значительные реформы богослужения не только не вызывали протеста в церковной среде, но будучи принятыми повсеместно, никогда не вызывали такой реакции, какую вызвала реформа патр. Никона в XVII в.

Божественная литургия за почти двухтысячелетнюю историю существования Церкви неоднократно подвергалась всякого рода видоизменениям, дополнениям и сокращениям, притом, что в каждой Поместной Церкви было несколько «своих» литургий. И, однако, неизменными были в литургии не молитвы или действия (которые во всех литургиях отличаются), а основные ее части (чтение Священного Писания, проповедь, молитвы за Церковь и Евхаристия), которые являются необходимой принадлежностью каждой Божественной литургии.

б) В зависимости от места совершения богослужения:

—обычный храм;

—памятник истории и культуры;

—открытое место (лес, городская площадь, поле);

—квартира;

—тюрьма, больница;

—частный и общественный транспорт.

в) В зависимости от задач богослужения:

—специальное богослужение в миссионерских целях;

—будничное приходское богослужение;

—праздничное приходское богослужение;

—монастырское богослужение.

342

Богослужебный язык

г) В зависимости от состава участников богослужения (нали- чие случайно зашедших людей, оглашаемых).

Миссионерское значение богослужения заключается не только в наличии миссионерских особенностей — пояснений или отдельных действий миссионера (открытые Царские врата и т.д.), применяемых изредка и в специальных целях, а выражением жизни самой Церкви. Разнообразие форм богослужебной жизни Церкви, вдохновенное и при этом внятное совершение служб само по себе является сильным миссионерским свидетельством. Поэтому одни «миссионерские приходы» не в состоянии решить все миссионерские задачи Церкви, нужно по мере возможности и необходимости использовать различные миссионерские «элементы» в любых богослужебных действах, с тем, однако, чтобы не смутить народ Божий и не внести своим поведением разделение в умах и сердцах верующих.

2.10.2. Богослужебный язык

«Достижение поставленных целей в православной миссии требует решения следующих задач:

—...освящение тех национальных черт, которые позволяют народам, при сохранении своей культуры, самоуважении и самоидентификации, внести свой уникальный вклад в молитвенное прославление Бога, пребывая при этом в гармоничном единстве со всей полнотой Церкви;

—проповедь Евангелия и совершение миссионерского богослужения на национальных и искусственных (например, разработанных для глухонемых) языках...»

«В день самого зарождения Церкви — Святой Пятидесятницы

—были установлены принципы церковной миссии:

1.Принцип использования разных языков. Благодаря воздействию Святаго Духа, ученики «начали говорить на иных языках», а толпа, собравшаяся по этому случаю, пришла в смятение, «ибо каждый слышал их говорящих его наречием» (Деян. 2.1-9). В тот день было обнаружено, что для того, чтобы слушатели понимали Евангелие, его надо провозглашать на их «собственном языке»».

В Русской Православной Церкви существует многовековая практика употребления особого языка молитвы — церковнославянского, а также многолетняя острая полемика по поводу

343

Принципы и методы миссионерской деятельности

употребления церковно-славянского языка, и главные аргументы касаются именно миссионерской роли языка богослужения.

1) История существования богослужебного языка: Исторически язык молитвы и Священного Писания всегда

был определенным образом обособлен от языка быта или языка небиблейской культуры (напр., языческой, светской). В свете последних научных исследований обнаружено, что при переводе Священного Писания Ветхого Завета на греческий язык (Септуагинта) переводчики копировали во многом строй языка оригинала (языка текстов Ветхого Завета), не ориентируясь на нормы «литературного греческого». Язык Нового Завета следовал традиции, заложенной Септуагинтой, это был «язык сакральных текстов», ориентированный на образцы Септуагинты, а не так называемый «koin»» (греч. — общая речь), то есть разговорный язык больших городов, как считала наука прошлых веков.

Язык Богослужения в византийской культуре изначально существенно отличался от разговорного греческого языка. До сих пор Богослужение в Греческих Церквах совершается на древнегреческом языке, в отличие от общеупотребительного разговорного новогреческого.

Точно так же славянские первоучители создавали язык-каль- ку, копируя словообразовательные модели, синтаксические модели и словоупотребление, свойственные именно языку греческих текстов Нового Завета, а не исконным славянским языкам. В строго научном смысле слова равноапп. Кирилл и Мефодий и их последователи в другие века не переводили Священное Писание и Богослужение на какой-нибудь «родной язык» славян (как когда-то считала наука), а являлись «языкотворцами», создателями особого литературного языка — «языка славянских переводов Священного Писания и Богослужения». Церковно-славянский никогда не был разговорным языком славян. Этот особый «язык переводов» использовал славянский языковой материал, но при его использовании следовал не нормам славянских языков, а нормам языка текста оригинала12. (В обыденном сознании народа само понятие «язык» обычно отождествляется именно с чувственно воспринимаемым языковым материалом (напр., звучанием слов), в то время как наука природу языка видит именно в нормах употреб-

12 Подробнее об этом в книге: Верещагин Е.М. История возникновения древнего общеславянского литературного языка. М., 1997.

344

Богослужебный язык

ления этого материала, которые в каждом языке — свои). Поэтому корректно будет говорить о свойственных Православной традиции переводах на «понятный язык», но не на «родной язык» (в роли которого изначально выступает язык быта или язык небиблейской культуры)13. В древнерусской культуре сосуществовали, влияли друг на друга, но не смешивались языки церковно-славян- ский и древнерусский. Древнерусский язык был разговорным языком, языком быта (и, по мнению некоторых ученых, языком некоторых «светских» жанров письменности). Церковно-славянский же был языком Богослужения и письменной культуры (по крайней мере, ее церковных и близких к ним жанров).

Надо также заметить, что появление подобного «националь- но-церковного языка» всегда способствовало дальнейшему просвещению национальной культуры светом Христовой Истины. Нередко этот национально-церковный слой культуры становился базовым для всей культуры (как было в древнерусской культуре), освящал и облагораживал другие, в том числе и языковые слои (например, через заимствования), при этом не подвергаясь профанации и утрате своего духовного содержания. Главной же чертой Кирилло-Мефодиевской традиции было то, что такой особый язык богослужения был действительно «понятным языком», то есть был достаточно близок к родному, в некотором смысле был целиком построен на заимствованиях из родного языка.

Коротко можно сказать, что такой язык был понятен, но «не-обычен», и поэтому воспринимался не обыденно (в этом есть определенная доля сложности для восприятия, однако ее нельзя путать с «непонятностью» языка). В чем же причина того, что Церковь в своем опыте всегда приходила к «языкотворче- ству» и использованию таких «национально-церковных языков»?

2) Соотношение родного и богослужебного языков: Родной, «природный» язык для человека — это не тот язык,

на котором он разговаривает, а тот, на котором он думает.

13 Такое же «языкотворчество» можно заметить и в более современных переводах, сделанных великими миссионерами Русской Православной Церкви. Например, свт. Николай Японский использовал старинные формы слов, образовывал новые слова (отличающиеся от разговорных), отступал от языковой нормы японского языка. Особенно это заметно при переводе богословски содержательных текстов. Схожие процессы можно наблюдать и при других переводах: например, по свидетельству священников, имевших в на- чале XX в. опыт служения за границей, «английский богослужебный язык отличается от разговорного».

345

Принципы и методы миссионерской деятельности

Однако этот естественный язык задает для думающего на нем так называемую «языковую картину мира», и она первона- чально оказывается, как правило, очень далека от христианского мировосприятия: ведь в древности язык складывался как отражение бытового или язычески-религиозного опыта. В современности «языковая картина мира» соотносится в первую очередь с бытовой, хозяйственной и иной «не-сакральной» деятельностью.

Христианская проповедь, обращенная ко всем людям, естественно, брала и их язык для своих целей, но вынуждена была нарочито его переосмыслять, давать словам новые толкования, вкладывать в них новые, христианские смыслы. В первую оче- редь так поступал Сам Христос — в притчах, в проповедях. Примером может служить то переосмысление слова «ближний», которое Христос дал в известной притче о милосердном самарянине (вне евангельского контекста, для «непосвященного» оно не будет иметь хорошо известного евангельского смысла). Такому же переосмыслению подверглось и ключевое слово христианской нравственности — «любовь» (Ср.: Мф. 5.46-47). Кроме того, многие слова употреблялись для обозначения «новой реальности» Царства Божия, приобретали символическое значение (на- чиная от таких слов, как «небо», и заканчивая часто встречающимися в богослужении образами из притч, например, «пир», «трапеза» — в значении Евхаристии и Царства Божия). Таким образом, большинство слов «христианского лексикона», будучи «по происхождению» обычными словами, получили в итоге либо особое символическое толкование, и своими значениями теперь указывают на духовные реалии, либо специальное толкование в свете христианских истин14.

14 Например, слово «помиловать» для носителя русского языка связано с юридическим понятием «помилование», несет отчетливо «судебный» оттенок. В церковно-славянском же контексте оно употребляется как синоним слова «милость», а не «помилование» (в ектениях, где молящиеся испрашивают у Господа милостей словами «Господи, помилуй»). Такое понимание коренится в Евангельском представлении о Всеблагом и Любящем Боге. Другой пример: в контексте русского языка слово «чистота» всегда будет обнаруживать обычные бытовые ассоциации, в то время как в контексте церковно-славянского языка «чистота» употребляется в значении «чистота духовная, чистота сердечная», даже если эти эпитеты и не используются (в молитве «Боже, очисти мя грешного» церковно-славянский язык отсылает отнюдь не к бытовому контексту, а к библейскому: к тому переосмыслению понятия чистоты, которое дал Христос в Нагорной проповеди, сказав, что блаженны не просто «чистые» (в ритуальнобуквальном смысле), а именно «чистые сердцем»).

346

Богослужебный язык

В контексте русского языка пропадают особые символические значения, которые те или иные слова получили в притчах и поучениях Христа, и напротив, обнаруживаются неуместные бытовые ассоциации, понимаемые в богословии аллегорически. Пропадают при перемене контекста (на контекст светского языка) и богословские оттенки значений большинства слов, которые они получили в Евангелии (можно сравнить «свет» в контексте пролога Евангелия от Иоанна и в бытовом контексте, «любовь» в Евангельском контексте и современном светском).

Отчетливо это явление можно увидеть на примере слов, попавших в светский лексикон из церковного. Здесь произошла подмена христианского смысла слов каким-либо бытовым. Такие слова, как «святой», «духовный», «божественный», «избранный», «блаженный», «благодать» и многие подобные в светском языке потеряли свои христианские значения, часто используются как слова оценочные (причем нередко иронично). И то «светское» значение слова, которое воцерковленный че- ловек сочтет «переносным», для невоцерковленного окажется основным.

Как же «заблокировать» все неправильные, «небиблейские» по духу и смыслу значения слов в человеческом восприятии, как создать условия для верного «прочтения» священных текстов, несущих и осуществляющих Благую весть? Все вышеприведенные «библейские смыслы» слов хорошо обнаруживаются человеком воцерковленным (он их может узреть даже и в светском контексте), однако для человека невоцерковленного «автомати- чески» увидеть эти «библейские смыслы слов» невозможно15. С точки зрения науки, значение слова состоит из многих элементов, так называемых «сем», и именно контекст определяет в конце концов те значения, которые «работают» в каждом конкретном случае. То есть не только слово и его «словарное» значение, но и в большой степени контекст формирует смысл, передаваемый словом в высказывании. Для передачи же христианского мировоззрения (как и любого мировоззрения) в первую очередь ва-

15 Обычно этого явления не замечают, потому что в первую очередь обращают внимание на слова с предметным значением (указывающим на ту или иную вещь, предмет) и на «предметные значения» многозначных слов, а предметные значения, конечно же, совпадают и в светском, и в библейском контекстах. Здесь нужно заметить, что с точки зрения современной науки значе- ние слова ни в коем случае не ограничивается его предметным значением, а включает в себя много уровней.

347

Принципы и методы миссионерской деятельности

жен не предметный уровень значения, а иные: оценочные, переносные (метафорические), символические и иные ассоциативные элементы значений слов. Поэтому так важно формальное (чувственно ощутимое) разграничение контекстов (тем более таких противоположных, как бытовой и сакральный).

В этом плане существует проблема: при переводе богослужебных текстов на русский язык почти каждое слово должно быть прокомментировано, или у почти каждого слова должен стоять в некотором роде особый знак, особая помета: «это слово следует понимать в библейском, духовном смысле». На деле же роль такого особого знака (на уровне подсознания) играют особые формы церковно-славянского языка, отличающиеся от форм русского. Особый язык молитвы служит надежным разграничителем контекстов: библейского и светского, бытового. Сталкиваясь с таким разграничителем на первых порах, носитель русского языка осознает церковно-славянские слова как «требующие понимания», не поддающиеся автоматическому пониманию (в привычном ему светском контексте). Таким образом, особый язык молитвы создает возможность (но только возможность) правильного понимания слов молитвы (в библейском, евангельском значении этих слов), и даже указывает путь такого понимания, четко показывая тот контекст, в котором выявляются нужные значения слов (тексты Библии, богослужения). Если же слова не осознаются изначально как «необычные», «непонятные», автоматически происходит понимание их в привычном человеку светском или бытовом значении, а значит их неправильное понимание.

Кроме того, молитва как «жанр» предполагает особый настрой, особое чувство благоговения, называемое также «страхом Божиим». Этот особый настрой (как и другие эмоциональные настрои) также передается языковыми средствами. Неслучайно церковно-славянизмы в русском языке стали показателями «высокого стиля», то есть возвышенной речи. Современный литературный язык в этом отношении является нейтральным, — «нормой», которому противопоставлены как «низкие», так и высокие стили речи. Перенос текста из «высокого» контекста в «нормальный» сделает невозможным языковое выражение этого особого молитвенного эмоционального состояния (это же касается и слушания Священного Писания, которому внимать верующие должны также с благоговением, выражаемым как неязыковыми знаками (наклоном головы и т.д.), так и языковыми).

348

Богослужебный язык

Сегодня многие обращают внимание на то, что человек думает на одном языке (родном), а молится на другом (сакральном). Этот зазор естественен, поскольку круг ежедневных мыслей в обычном, нецерковном обществе (а значит, и формирующихся в языке понятий) вращается вокруг совершенно иных целей

èзадач, чем те, которые христианин реализует в молитвенном делании. В этом отношении язык молитвы — это язык священный, но только в плане того, что смыслы слов в его контексте несут то отношение к миру, то видение мира и человека, которое соответствует Божественному Откровению, учат видеть мир в свете Христовой Истины и служат, таким образом, просвещению человека. В этом смысле священны (связаны с Благой вестью) особые, небытовые значения слов языка молитвы, но, конечно, никак не формы языка (приставки, суффиксы, оконча- ния, синтаксические модели и т.д.). Последние никакой сакральности сами по себе не несут и ценны лишь тем, что служат разграничению контекста: они «блокируют» светский контекст

èнаоборот, соотносят любой текст с контекстом библейско-бо- гослужебным. Благодаря особым формам церковно-славянского языка происходит «абстрагирование» слушающего от традиционных для него бытовых и иных светских ассоциаций, связанных с тем или иным словом (при его традиционном звучании в контексте родного языка)16.

Таким образом, церковно-славянские формы «сакральны» лишь в силу того, что помогают передавать сакральное, библей- ско-богослужебное содержание слов, задавая нужный контекст, а не в силу своего происхождения, строения и т.д. Формы цер- ковно-славянского языка менялись исторически, и нет никаких оснований «обожествлять» сами формы (те или иные) — они могут и должны меняться, чтобы язык оставался живым. Важно лишь то, что особые формы (те или иные) выполняют функцию разграничения контекстов (светского и богослужебно-библейс- кого), и это разграничение должно оставаться неизменным.

3) Проблема понятности богослужебного языка:

Однако зазор между языком быта и языком молитвы не должен становиться пропастью, которую невозможно преодо-

16 Это явление хорошо иллюстрирует широко известная цитата из А.С. Шишкова: «Когда поют: се Жених грядет в полунощи, я вижу Христа; но когда скажут: вон жених идет в полночь, то я отнюдь не вижу Христа, а просто какого-нибудь жениха».

349

Принципы и методы миссионерской деятельности

леть. Язык молитвы, в соответствии с Кирилло-Мефодиевской традицией, должен оставаться понятным языком, должен сохранять свою живую близость к родному языку народа. Иначе язык молитвы не сможет выполнять ни своих прямых функций (понимания Священного Писания и Богослужения), ни играть той миссионерской роли, которую он должен играть, помогая воцерковляющемуся усваивать именно библейское понимание слов (то есть значения слов, сформированные Богослужением и Библией, выработанные для передачи свидетельства о Боге).

В традиции Русской Православной Церкви, от Крещения Руси до Книгопечатания, приблизительно каждые сто лет богослужебные книги претерпевали редакцию, применительно к временному восприятию верующих. Церковно-славянский язык имел живую, непосредственную связь с древнерусским языком (языком быта в древнерусской культуре), существовал в виде «древнерусского извода церковно-славянского языка» и иных изводов в последующие эпохи. После того, как повсеместно распространились печатные книги, и особенно после никоновских «правок» — редакции богослужебных текстов практически прекратились17, и эта связь между родным языком и языком богослужебным была утрачена. Способствовала утрате этой связи и секуляризация русской культуры после реформ Петра I, со времен которого в русской культуре светская и духовная культура начинают существовать параллельно, на разных языках, и основой языка светской культуры становится со временем язык разговорный. Во многих слоях общества теряется традиция обучать грамоте по церковно-славянским богослужебным книгам. В итоге церков- но-славянский перестает влиять на культуру в той степени, как было до реформ Петра I, а обратное влияние русского на цер- ковно-славянский и вовсе прекращается. Поэтому на богослужении Церковь «говорит», фактически, на церковно-славянском языке XVII в., то есть в его весьма старом изводе, а за воротами храма уже давно XXI век. Такой язык сегодня не выполняет свою миссионерскую роль, не доносит «библейское мировосприятие» до слушающего уже хотя бы потому, что он для многих не поддается пониманию.

17 В богослужебных книгах, например Псалтыри, Евангелии или Апостоле, некоторые непонятные слова выносятся в сноску, где дается их перевод. Однако в сам текст книги такой перевод уже не вносится, непонятные слова не заменяются, а только предлагается их понятное прочтение на усмотрение чтеца.

350