БИБЛИЯ Мень

Ветхий Завет не случайно называют большим введением в Новый. По словам древнецерковного писателя Августина. "Новый Завет сокрыт в Ветхом, а Ветхий раскрывается в Но­вом". В то же время Ветхий Завет сам был завершающей фа­зой многовекового пути духовной истории, которая предше­ствовала христианству.

Ветхозаветная часть Библии в высшей степени динамична, она подобна реке, текущей в океан. Она устремлена к некой цели. Ветхий Завет нацелен на будущее. Он видит в истории не вращение космических циклов, а драматический диалог Зе­мли и Неба, путь к Царству Божию. к тому состоянию Вселен­ной, когда в ней восторжествуют предвечные замыслы Созда­теля.

В ветхозаветных книгах звучит пророчество ("обетова­ние"), что на пути к Царству Бог Живой явит себя людям. Эта мистерия Богоявления связывается у пророков с личностью Спасителя, главы Царства Божия. Пророки так и называют Его - Царь Помазанник. Мессия. По-гречески это слово зву­чит как X р и с то с.

Следовательно, мы имеем право сказать, что благовестие о Христе является стержнем обоих Заветов. В Ветхом Он – надежда. В Новом – осуществление. Говоря библейским языком, он есть «альфа и омега, начало и конец». В свете ветхозавет­ной веры в Мессию становится понятным, кем был Иисус На­зарянин в глазах Его учеников и новозаветных писателей. И кем Он является сегодня для миллионов христиан.

Поэтому на вопрос, который приходится время от времени слышать, "как читать Библию?" - я бы ответил так: разуме­ется, ее__можно читать как всякую книгу - прямо с первой страницы. Но мне кажется, целесообразней начинать с «конца»,_то есть с четырех Евангелий.

Об этой, центральной части Библии многие у нас, к сожале­нию, имеют еще довольно смутное представление, чаще всего по отражениям в романах М.Булгакова. Ч.Айтматова. Ю.Домбровского или по рок-опере "'Суперстар". Но надо пря­мо сказать, как бы мы ни оценивали эти отражения, они не должны подменять оригинала.

"РАДОСТНАЯ ВЕСТЬ"

В Евангелии. строго говоря, нет "учения", которое можно было бы рассматривать изолированно от личности Учителя. По выражению русского религиозного мыслителя С.Н.Тру­бецкого, в четырех Евангелиях "одно слово и одно учение - Он Сам. Каждое Его слово есть обнаружение того, что Его переполняло". Насколько неразрывно в Евангелиях перепле­тены жизнь и проповедь, видно уже из их заглавия. Все четы­ре, автора назвали их не "Жизнь Иисуса" и не "Учение Иисуса", а "Евангелие Иисуса Христа". Греческое слово «евангелие» ( как и древнееврейское «бесора», которое употреблял Иисус) значит «Радостная весть» Это весть о Спасении и Спа­сителе. Евангелия представляют собой не набор сентенций и не биографию в современном понимании. Они свидетельство веры тех, кто обрел в Иисусе Назарянине "человеческий лик Бога", исполнение древних пророчеств.

У каждого евангелиста есть собственный взгляд на вещи,свои богословские установки, свои стилистические особенности., но все они изображают одну личность,хотя и увиденную с разных точек зрения. В древности предания фиксировались в устойчивой форме, особенно если имели речитативно-поэтический характер. А именно такова литературная приро­да Евангелий, в частности изречений Христа. "Говорят, стиль это человек. - пишет современный английский ученый Чарлз Додд в своей книге "Основатель христианства" - а каков тогда стиль поучений Иисусовых, если судить о них по Евангелиям? Большая часть их дана в виде кратких энергичных высказыва­ний, резких и подчас иносказательных, даже загадочных, по­лных иронии и парадоксов. Вся совокупность речений, дошед­ших до нас по различным каналам предания, имеет безоши­бочно угадываемые черты. Совершенно невероятно было бы предположить, что речи эти являются продуктом искусствен­ной работы раннехристианских наставников... Некоторые бо­лее древние отрывки явно обнаруживают ритмический строй. который все еще дает себя чувствовать после двойного пере­вода (с арамейского на греческий и с греческого на англий­ский). Порой кажется, что греческий текст - лишь тонкая ма­скировка оригинала, который постоянно переходит на ритмы древнееврейской и арамейской поэзии".

Иногда Христа называли "бродячим проповедником". Это определение не совсем верно. Скорее прав был Гилберт Че­стертон, когда писал в книге "Вечный человек": "Жизнь Иисуса стремительна, словно молния. Она прежде всего - дра­ма, прежде всего - осуществление. Дело не было бы выполне­но, если бы Иисус бродил по миру и растолковывал истину. Даже с внешней стороны нельзя сказать, что Он бродил, что Он забыл, куда идет... История Христа - история путеше­ствия, я сказал бы даже - история похода".

Прежде всего бросается в глаза удивительное сочетание в евангельском Иисусе черт, казалось бы трудно соединимых. Он полон сил, энергии, огня, и в то же время в Нем ощущается внутренний покой и тишина. Он пронизан Богом, которого на­зывает словом "Авва" - так по-арамейски ребенок обращался к своему отцу. Но при этом в Нем нет и следа болезненной экзальтации, экстатического напряжения, свойственного многим мистикам и основателям религий. Ему в высшей степени присуще свойство, которое в православной традиции именует­ся "трезвением".

Любовь к человеку, милосердие к страждущим - одна из главных черт Христа._Но Он свободен от всякой сентимента­льности и добродушного "смотрения сквозь пальцы". Это под­час ускользает от тех. кто судит о Евангелии по расхожим представлениям. Евангельский Христос ничуть не похож на «бродячего философа» из романа М. Булгакова. Он совсем не склонен называть каждого встречного «добрым человеком».

Нельзя не согласиться с С. Аверинцевым, который пишет: "Мы должны признать правду:, не только полный благости лик ру­блевского Спаса, но и суровые, испытующие, огненные лики более ранних византийских и русских изображений Христа -одно название "Спас Ярое Око" чего стоит! - в равной степени навеяны евангельскими текстами"*.

Личность человека, любого, даже самого "малого", пред­ставляет собой, согласно Евангелию, безусловную ценность. Небеса радуются о каждой душе, нашедшей истинный путь, как пастух, который счастлив, отыскав пропавшую овцу. Нужно помнить, что образ стада в притчах не случаен. Если для горожан он ассоциируется с тупой и покорной толпой, то для пастушеских народов стадо - предмет заботы и любви. В доверии к этой верховной любви Отца заключена, согласно Евангелию, самая суть веры.

Евангельская проповедь исходит из ветхозаветной тради­ции, однако в устах Иисусовых она приобретает вселенское. общечеловеческое звучание. Древние этические нормы пре­ображаются. Избегать дурных поступков - еще не значит научиться любить. Христос не употребляет абстрактной форму­лы: "Все люди братья". Он просто рассказывает притчу о том, как иудей, пострадавший от разбойников, был спасен самарянином - иноверцем и иноплеменником. Понятие "ближ­ний", по смыслу этой притчи, возвышается над расовыми и конфессиональными барьерами.

Антиподом любви, согласно Евангелию, является ложное самоутверждение, гордыня, эгоизм -личный, национальный, религиозный. - сосредоточенность только на своем как на единственной ценности. Поэтому к двум главным заповедям Ветхого Завета о любви к Богу и к ближнему Христос присое­диняет "новую заповедь" о полной самоотдаче. «Отвергнись себя», - говорит Он. Здесь нет ничего, унижающего достоинство человека. Речь идет о высшей свободе от "самости", о сердце, открытом к другому сердцу и к Вечности, об избавле­нии от тяжкого груза эгоцентризма. Именно она делает чело­века способным познать радость богосыновства.

В знаменитой Нагорной проповеди (в Евангелиях от Мат­фея и Луки) настойчиво повторяются слова "блаженны", то есть счастливы, благословенны. К счастью стремятся все су­щества, однако люди часто полагают его лишь во внешнем, что в итоге приводит к погоне за призраком, к горькой неудо­влетворенности. Евангелие указывает на опасность суетного счастья. По словам Нагорной проповеди, счастливы могут быть и те, кого мир презирает и отвергает: неимущие, плачу­щие, кроткие, гонимые за правду.

Доверие к высшей воле, любовь и свобода - вот основа "Ра­достной Вести". И это не теория, не метафизика, а сама жизнь. Новое бытие, явленное в слове и личности Иисуса На­зарянина. Анализируя Евангелие, С.Н.Трубецкой показал, что оно содержит "единственное в истории соединение личного са­мосознания с богосознаннем". Иисус не возвещает веления Бога, как древние пророки, а говорит от своего лица. Даже авторитетные заповеди Писания Он порой изменяет, давая тем самым понять, что Ему присуща высшая власть. Хотя Он называет всех людей детьми небесного Отца, однако о соб­ственном богосыновстве говорит в исключительном смысле. "Все предано Мне отцом Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца: и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть. Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Я успокою вас: возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой ду­шам вашим: ибо иго Мое благо и бремя Мое легко" (Еван­гелие от Матфея, II, 27-30). Человек свободен верить или не верить этому свидетельству, но оно остается историческим фактом, без которого невозможно понять сущность Евангелия.

Более того, без этого трудно понять, почему проповедь о Царстве вызвала такой соблазн и такое острое противоде­йствие. Почему она стала вызовом, брошенным миру. Людям предстояло сделать нелегкий выбор. И каждый сделал его.

"Радостная Весть" обращена к воле, совести, сердцу отдельного человека независимо от страны и эпохи. Однако она выходит за пределы только личного, индивидуального. Как и все библейские писатели евангелисты мыслят духовную жизнь и возрастание в недрах определенной общины. Церкви. Церковь – по - гречески экклесия – означает собрание народа. Когда Христос говорит, что «создает Церковь свою», он имеет ввиду,что его мессианская, новозаветная община рождается как наследница и преемница другой древней общины - Церкви Ветхого Завета. Ее судьбам и посвящена дохристианская часть Библии.

ПРОРОКИ

Корни ветхозаветной общины уходят в седую древность. Ее основателем, согласно Библии, был глава кочевого клана. Ав­раам, живший около XIX века до н.э., которого апостол Па­вел называет "отцом верующих". Аврааму было предсказано, что через него и его потомков "благословятся все племена и народы земли". В XIII веке до н.э. люди, считавшие Авраама своим пращуром, древние израильтяне, были сплочены Мои­сеем, который освободил их от египетского рабства и дал Де­калог, знаменитые "Десять заповедей" - древнейший библейский кодекс веры и этики. Он провозгласил почитание единого Бога и нравственные нормы как неотъемлемый эле­мент религии.

Поселившись в Ханаане, израильтяне создали собственное царство, но сохранить в чистоте заветы Моисея им было не­легко. Языческая цивилизация соседних племен и народов оказывалась для них постоянным соблазном. Борьбу с этим соблазном, начали люди, которых называли "пророками". Они беспощадно обличали отступников, укрепляли волю ко­леблющихся и вселяли в ветхозаветную общину великую на­дежду на победу Божественной Правды.

Ветхий_3авет иногда называют "книгой надежды". Но такой книгой по преимуществу был сборник писаний пророков. Они не скрывали от себя и от других, что мир и человек несо­вершенны, полны зла и страданий. Однако они верили в нрав­ственный миропорядок, в высшую волю, направляющую историю к Царству Божию. Эту веру пророки-писатели, жив­шие в VIII-V веках до н.э.. сделали стержнем своего провозве­стия.

Это были очень разные люди. Среди них мы находим и священника, и царедворца, и пастуха. Почти все они были одно­временно выдающимися поэтами и народными трибунами. Пророки сознавали себя возродителями духа пустыни, духа Моисеева. Они восстали против компромисса с язычеством, против тирании и войн, против насилий, чинимых власть иму­щими: они бросали в лицо царям обвинения и предсказывали им неизбежность расплаты. Поэтому пророков часто гнали, и лишь общепризнанный статус вестников Божиих в какой-то мере защищал их от преследователей. Их роль, пожалуй, можно сравнить с ролью юродивых в Древней Руси.

Важнейшим делом пророков был переворот, произведен­ный ими в религиозном сознании. Говоря от лица Бога, они с негодованием обрушивались на обрядоверие, культовый фор­мализм тех, кто считал, будто Творца можно задобрить свя­щенными церемониями и дарами. Творец ни в чем не нуждает­ся. Ему не нужны жертвы, если человечность попрана. В пер­вую очередь Бог ждет от людей веры, правды, сострадания, милосердия. Без этого все религиозные традиции и ритуалы превращаются в фарс. "К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь, - читаем мы у пророка Исайи. - Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота... Когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои: и ко­гда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки по­лны крови. Омойтесь, очиститесь: удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать доб­ро, ищите правды; спасайте угнетенного: защищайте сироту; вступайтесь за вдову". Современник Исайи Михей провозгла­шал: "О человек! сказано тебе, что добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосер­дия, емиренномудренно ходить пред Богом твоим". Здесь бе­рет начало то духовное движение, которое связано с именами Иоанна Златоуста, Савонаролы, Яна Гуса, Максима Грека и русских "нестяжателей". По учению пророков, добро не изоб­ретение людей, а является высшей заповедью. Следуя ему, че­ловек следует воле Творца.

Пророки не льстили народу. Страдая за его духовное оцепе­нение, они не скупились на слова, которые возмущали, рани­ли, оскорбляли национальную гордость, но зато будили голос совести. Они прямо заявляли, что Моисеев Завет нарушен, что после возмездия и измену сохранится только "остаток" Церкви, с которым будет заключен Но в ы й Завет.

В этом состояла великая надежда пророков, которая много раз подвергалась жестоким испытаниям. Духовные катаклиз­мы, пережитые ветхозаветной Церковью в последующие века, отражены во многих книгах Библии. Это и псалмы с их воплем страдания, идущим из глубины сердца, и Книга Иова с

пессимистическим взглядом на жизнь. Одна из последних книг Ветхого Завета -- Книга Даниила, написана в период гонений на библейскую веру, около 165 года до н.э. Она рисует величе­ственную панораму истории, где сталкиваются два полюса: мировые деспотические державы, представленные в виде чудовищ, и Царство Сына Человеческого, Царство Мессии. Мысль об этой борьбе между светом и тьмой, добром и злом целиком владела ветхозаветной Церковью в те дни, когда из пустыни вышел Иоанн Креститель и возвестил близость Цар­ства Божия...

Не случайно, что на рубеже двух Заветов в Библии стоит пророк. Иоанн как бы олицетворял собой века ветхозаветных надежд, ставших прелюдией к Новому.

АПОСТОЛЫ

С того дня. когда первые люди, признавшие в плотнике из На­зарета обещанного пророками Христа, стали возвещать "Ра­достную Весть", началась драматическая история распростра­нения христианства по земле. Первые его шаги описаны в кни­ге деяний Апостольских, примыкающей к сказаниям еванге­листов. Ее метко называли "христианской Одиссеей". Это '-'удивительная повесть о том. как горстка учеников Иисуса -иудеев, сирийцев и греков, за которыми не стояла никакая по­литическая сила, не имевших ни оружия, ни власти, двинулись на духовное завоевание Римской империи.

Одно из центральных мест в книге занимает фигура апосто­ла Павла. Уверовав в Иисуса в результате внезапного вну­треннего переворота, он стал проповедником, основал много общин - "церквей". Павел учил, что Ветхий Завет был лишь подготовительной ступенью к откровению Нового, что в нем уже содержалось пророчество о приходе к Богу людей из всех народов. Покидая созданные им общины, апостол продолжал пристально следить за их жизнью, обменивался с ними письма­ми. Его послания (как и послания других апостолов) составля­ют следующий раздел Нового Завета. Павел не встречался с Иисусом, однако с необычайной си­лой переживал внутреннее единение с Ним. В своем исследо­вании об апостоле Павле крупный мыслитель нашего столе­тия Альберт Швейцер подчеркивает, что "просветитель языч­ников" был первым из христианских мистиков, сумевшим рас­сказать об этом опыте, который затем играл большую роль в духовности христианства на протяжении веков. Во внутренней жизни Павла опыт единения с Христом был тождествен жизни с Богом, жизни в Царстве Божием, прежде чем оно все­цело утвердится в мире. Но мистицизм апостола Павла не оз­начал бегства от жизни. Он считал веру подлинной только то­гда, когда она воплощается в действенное служение, в любовь к людям. "Если я говорю языками человеческими и анге­льскими, а любви не имею, - писал он в 57 году христианам Коринфа, - то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое по­знание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви. - то я ничто. И если я раздам все имение мое; отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, - нет мне в том никакой пользы".

Ревнителям ветхозаветных ритуалов и их противникам апо­стол Павел говорил, что и те, и другие неправы. Главную цен­ность имеет не иудейство или язычество, а реальность обно­вленного бытия во Христе, делающего человека новым творе­нием. Эта реальность глубже всех земных различий. В ней "нет ни Еллина. ни Иудея... варвара, скифа, раба, свободно­го", нет "мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Иисусе Христе". С Ним верующие обретают духовную сво­боду, с Ним противостоят тьме, с Ним гибнут и с Ним воскресают.

Как и многие миссионеры, Павел отдал свою жизнь за веру. Его обезглавили в Риме по приказу Нерона. Тогда, в 60-х го­дах, имперская власть уже обратила внимание на новое уче­ние, которое отвергало древних богов и культ цезаря. Затем на смену отдельным казням приходят массовые репрессии. На­ступила эра мучеников. Именно она запечатлена в последней книге Библии. Апокалипсисе. Иоанн, его автор, писал на уе­диненном острове Патмос, куда был сослан "за свидетельство Иисуса Христа". В Апокалипсисе, как и в Книге Даниила, говорится о двух противоборствующих силах. Они представле­ны в виде Агнца и Дракона. Христа и царства демонической гордыни.

Иоанн прибегает к шифру, к многозначным символам, ко­торые во многом могут быть истолкованы в свете ветхоза­ветных текстов. Его устрашающие видения притягивали и за­вораживали мысль, особенно в переломные кризисные эпохи. Мы видим апокалиптические темы и на стенах древнерусских храмов, и в произведениях Дюрера, Эль Греко, Пикассо.

Апокалипсис есть книга-предупреждение. За иносказате­льной картиной битв между ангелами и чудовищами стоит мысль о том, что зло сеет зло, что_ отступление от заветов вечной правды несет гибель. Прежде, когда читали в Апока­липсисе об отравлении моря, рек, воздуха, это казалось фан­тастикой. Сегодня такие пророчества звучат уже вполне реа­листично. Столь же реалистичны картины глобальных войн и тирании. Но великое творение Иоанна лишь на первый взгляд кажется мрачным. Напротив, оно исполнено надежды. Иоанн убежден, что свет победит, что силы зла не будут буйствовать вечно.

В эпилоге Апокалипсиса есть потрясающие строки. Сам Аг­нец, сама вечная Истина и Любовь стоит у дверей человече­ского сердца. Не требует грозно, не приказывает, а тихо сту­чит, словно путник, просящий ночлега.

Как важно, чтобы этот тихий стук Любви был услышан.