Добавил:
kiopkiopkiop18@yandex.ru Вовсе не секретарь, но почту проверяю Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

1 курс / История медицины / Очерки_по_истории_кафедры_физиологии_Военно_медицинской_Академии

.pdf
Скачиваний:
3
Добавлен:
24.03.2024
Размер:
908.25 Кб
Скачать

наружу содержимого глаза. Думая о причинах этих событий, он обратился к результатам своих прежних опытов с кормлением собак пищей, не содержащей — как сказали бы мы теперь — витаминов, в частности витамина А. Тогда у собак, содержавшихся на такой диете, наблюдалась картина ксерофтальмии, схожая с той, которую видел Мажанди теперь, — помутнение и изъязвление роговицы. Но тогда эти результаты были получены Мажанди в результате нарушения питания, теперь — их вызвала перерезка нерва. Следовательно, заключил этот автор, перерезка нерва имела своим следствием нарушение питания; значит, нерв до тех пор, пока его не коснулся невротом, «заведовал» функцией питания тканей, то есть был «трофическим нервом». Опыт таким образом опровергал теорию, выдвинутую в свое время Биша. Питание глаза, — писал Мажанди, — находится под нервным влиянием. Однако очень скоро оказалось, что ему не удалось решить вопроса о трофических влияниях нервной системы. От признания трофической функции нервной системы отказался даже такой автор как Самуэль, сам видевший в эксперименте изменения трофики глазного яблока при раздражении тройничного нерва

ивыступавший с монографией по вопросу о трофических нервах.

С.П. Боткин высказал положение, что в числе различных моментов, способных обусловить различные расстройства сердца, нервная система вообще или, в частности, нервная система сердца, должна занимать не последнее место. Особенный интерес в этом

отношении представляет исследование ученика Боткина— Н. П. Васильева — «Материалы к вопросу о трофическом влиянии блуждающего нерва на сердце» (1879).

Перерезав у кроликов оба блуждающих нерва и сумев сохранить оперированных животных живыми до 6 дней, Васильев обнаружил после этого срока ясно выраженное жировое перерождение сердечной мышцы, особенно отчетливое в папиллярных мышцах. Тщательный и вдумчивый анализ этого явления привел Васильева к мысли о том, «что причину жирового перерождения сердечной мышцы (в этих случаях) следует искать в отсутствии действия 10-й пары черепных нервов». Экспериментируя на голубях, автор сохранял их живыми в среднем 5—6 дней после перерезки обоих блуждающих нервов; исследуя сердце у погибших птиц, он находил в нем явные признаки жирового перерождения.

Однако Н. П. Васильев не склонен был делать поспешных выводов: он убедился в том, что оперированные птицы теряют вес, то есть явно голодают. Это было естественным результатом паралича зоба и невозможности поступления пищи в желудок — явлений, наступивших после операции. Не могли ли изменения в сердце, которые открывал микроскоп, быть следствием голодания? С этим предположением необходимо было считаться, так как незадолго до работы Н. П. Васильева В. А. Манассеин показал наступление при голодании резких изменений именно в мыш-

81

цах. Н. II. Васильев, однако, убедился в том, что жировое перерождение сердца, наблюдаемое после перерезки нервов, наступает раньше и резче выражено, чем при лишении неоперированной птицы пиши. «Самая перерезка... нервов,-- заключил он,— остается небезучастною в произведении названного заболевания сердца». Последняя серия опытов Васильева имела наибольшее значение. Вызывая различными способами «воспаление» блуждающего нерва и отмечая после этого в периферическом отрезке нерва перерождение нервных волокон, он наблюдал изменения в сердце, не только аналогичные найденным ранее, но, что особенно важно, пропорциональные по степени выраженности изменениям, наблюдаемым в блуждающих нервах. Тем самым был установлен факт, что питание сердечной мышцы обусловливается, между прочим, правильным отправлением блуждающего нерва.

Позднее, когда уже в числе его сотрудников был И. И. Павлов, С. П. Боткин поручил своему ученику Н. П. Симановскому изучить рефлекторные влияния па сердце, которые могли бы вызвать патологические изменения его деятельности.

В результате получилось обширное исследование, с несомненностью доказывающее, что при раздражении желудка, желчного пузыря, почечных лоханок и т. д. наблюдаются глубокие изменения сердечной деятельности, в частности, изменения силы сердечных сокращений (1881). Однако особенное значение для судьбы этого важнейшего вопроса имели исследования И. П. Павлова. Источником их — «толчком» к ним — сам Павлов считал свою работу «О блуждающем нерве как регуляторе общего кровяного давления», опубликованную в «Еженедельной клинической газете», издававшейся С. П. Боткиным (1883).

Изучая влияние на величину кровяного давления задушения животного, кровопускания или переливания крови, Павлов заметил, что наступающие при этом изменения в давлении крови далеко не всегда можно объяснить замедлением сердечных сокращений, а, как показал опыт, такой причиной следует считать изменение силы сердечных сокращений. С другой стороны. Павлов отметил, что колебания величины кровяного давления, обязанные своим происхождением изменениям силы сердечных сокращений, наступают только при целости идущих к сердцу нервов. Тем самым логика заставляла признать факт нервной регуляции силы сердечных сокращений.

Неизменная последовательность Павлова заставила его поставить вопрос о природе нервов, вызывающих эти изменения силы сердечных сокращений. Не представляют ли они особой группы волокон, отличных от тех, которые изменяют ритм сердечных сокращений?

Если да, то как определить природу этих волокон? В конце лета 1882 г. он приступил к экспериментальному решению задачи. Итогом его исследований явилась замечательная работа «Центро-

82

бежные нервы сердца» (1883). Однако еще за год до окончания своей работы И. П. Павлов выступил в печати с небольшой статьей, в которой признавал наличие специальных волокон и намечал два возможных решения вопроса об их природе: «или действие наших волокон на работу сердца косвенное, через сосуды сердца, или же специальное — прямо на сердечную ткань».

Еще через год Павлов подробно анализирует аргументы за и против каждого из двух возможных решений. В результате — признание им факта существования новых специфических нервных волокон. Затем И. П. Павлов изучает вопрос о природе этих специфических нервов. Он многократно возвращается к нему, особенно определенно высказываясь в своей статье, напечатанной в 1888 г. в «Клинической газете» Боткина. Эта замечательная статья называется «Усиливающий нерв сердца собаки». Автор напоминает читателю о сделанном им в начале 80-х годов открытии: существуют самостоятельные, специфические нервы, которые могут ослабить или усилить сокращения сердечной мышцы, не оказывая влияния па ритм сердечных сокращений.

Он подробно анализирует эффекты влияния открытого им усиливающего нерва: «мы должны характеризовать наш усиливающий нерв как такой, который повышает вообще все жизненные свойства желудочкового мускула». Но как представить себе подъем жизненных свойств сердечного мускула под влиянием нерва? Что это за нерв? — задает себе вопросы Иван Петрович.

Несколько лет, протекших со времени выхода в свет его диссертации, заставили Павлова по-новому ответить на него. Для него ясно, что прежние представления физиологов о сосудорасширителях были неправильны, механистичны. Увеличение просвета сосудов, которое наступает при раздражении сосудорасширяющего нерва, способствует переходу больших количеств питательного материала в ткань из крови — это уже трофическое действие. Важно и существенно одно — защитить основное положение: нервная система обладает способностью оказывать трофическое влияние на ткани, может перестраивать, изменять их функциональные свойства.

В результате работ Павлова и его учеников предельно уточнены условия, обеспечивающие специфический эффект раздражения усиливающего нерва. В частности, длительное раздражение индукционным током или введение животному атропина позволяет устранить имеющуюся иногда примесь к этому нерву задерживающих волокон. И. П. Павлов, открыв новый мир явлений, дал науке точное описание путей, по которым каждый исследователь мог туда проникнуть вслед за ним.

Таков был путь отечественной физиологии 80-х годов прошлого века; продолжая дело Сеченова и Боткина, И. П. Павлов и его сотрудники создали основы учения о трофической функции нервной системы.

83

В конце 80-х и в начале 90-х годов И. П. Павлов поручает разработку вопросов о трофической функции нервной системы своим сотрудникам: А. В. Тимофееву — в клинике Боткина и П. Г. Заградину — в кафедре фармакологии.

Тимофеев, наблюдая дегенеративные изменения в сердечной мышце после перерезки блуждающих нервов, пришел к выводу о наличии их специфических влияний на трофические процессы в миокарде. Внимание Заградина его руководитель сосредоточил на физиологии и фармакологии усиливающего нерва сердца.

Еще раз точно повторяются данные Павлова: ускоряющий нерв сокращает продолжительность сердечной паузы, усиливающий нерв — не изменяет ритма и удлиняет паузу сердца. Далее — новые факты: хлоралгидрат вызывает урежение сердечных сокращений, уменьшение их амплитуды. Сердце увеличивается в размерах, «разбухает», вены переполняются кровью; наступает его остановка в диастоле. Раздражением усиливающего нерва во всех состояниях сердца, до полной его остановки (включительно), всегда и вполне восстанавливается деятельность сердца. Ни на один момент хлоралгидрат, введенный в кровь даже в огромных дозах, не парализует усиливающего нерва. По-иному обстоит дело с ускоряющим нервом — иногда даже сильное раздражение его не оказывает никакого влияния. Это новое доказательство

различной природы обоих

нервов; оно подкрепляется

опытами

с отравлением животного

«рвотным камнем». В этих

условиях,

в противоположность тому, что наблюдалось при отравлении хлоралгидратом, выбывает из строя усиливающий нерв, тогда как ускоряющий сохраняет свою активность.

Новый этап в развитии павловских представлений о трофической функции нервной системы совпал с эпохой работ в области пищеварения (90-е годы прошлого века и начало XX столетия).

Впервую очередь следует отметить наблюдения Б. П. Бабкина

овлиянии нервов на слюнную железу (1912). Уже давно было известно, что подчелюстная железа собаки снабжается двумя нервами: парасимпатическим — так называемой барабанной стру-

ной — и симпатическим нервами. Известно было и другое, а именно то, что влияние этих нервов неодинаково. При раздражении барабанной струны отделяется большое количество водянистой слюны. Наоборот, слюна, отделяемая железой в ответ на раздражение симпатического нерва, выделяется в малом количестве, но зато содержит много органических веществ. Эти разные результаты раздражения нервов привели к предположению об их разной природе — парасимпатический нерв был назван секреторным, а симпатический — трофическим. Другим источником фактов, укреплявших в Павлове убеждение о наличии трофических нервов, были наблюдения за оперированными собаками.

84

Павлов обратил внимание на закономерно возникающие у собак при не вполне удачно наложенной фистуле или сделанном «маленьком» желудочке изъязвления слизистой полости рта, двенадцатиперстной кишки, разных отделов тонкого кишечника. Помимо язв он наблюдал у хорошо питающегося животного исхудание, преходящие параличи и даже размягчение костей. Все эти явления с полным правом могли быть обозначены как расстройства питания.

Нередко Павлов видел, что оперативное устранение дефектов операции, например, ликвидация натяжения кишки, вызывавшегося неудачно наложенной фистулой, излечивали животное. Следовательно, постоянное раздражение со стороны внутренних органов, устранявшееся операцией, оказывалось несомненной причиной этих расстройств питания. Такого рода явления, констатируемые в одном органе (например, в костях) при раздражении другого (желудка), могут быть только рефлекторной природы, то есть отмеченные расстройства питания должны трактоваться как проявления трофических рефлексов.

Еще раз И. П. Павлов вернулся к этим вопросам в декабре 1920 г., выступая на собрании, чествовавшем сотрудника С. П. Боткина — профессора А. А. Нечаева в день его 75-летия.

«Как ясно прямо, горизонт медицинского наблюдения жизни неизмеримо обширнее, чем область жизненных явлений, которую имеют в глазах физиологи в своих лабораториях»1, — начал Павлов свою речь «О трофической иннервации». Далее, вспоминая свои клинические наблюдения над лабораторными животными, он говорил: «Перед моими глазами проходили трофические нарушения кожи, слизистой оболочки полости рта, тетании, парезы, раз остро (в 10—12 дней) протекший, типичный восходящий паралич спинного мозга, так же раз заболевание больших полушарий (в виде сильного уплотнения) с полным искажением нормальных отношений животного к внешнему миру и, наконец, шоковые явления .. .»2.

Он вспомнил свои работы, посвященные иннервации сердца, сделанные за сорок лет до этого выступления. Тогда в экспериментальной лаборатории при боткинской клинике было доказано, что существует особая пара нервов, идущих к сердцу, помимо замедляющих и ускоряющих. Один нерв из этой пары усиливал сердечный удар, обусловливая более быстро протекающую систолу, повышая возбудимость мускула, устранял диссоциацию отделов сердца и всякие вообще беспорядки в сердце, когда они наступали при неблагоприятных условиях, другой имел прямо противоположное действие.

1

И . П . П а в л о в . Полное собр. соч. т. I, стр. 577.

2

Там же.

85

И точно так же, как тогда, в 1882 г., Павлов еще раз поставил перед собою волновавший его вопрос: «Что они такое эти нерпы? Может быть это — сосудистые нервы коронарной системы? Но против этого имеются очень веские экспериментальные дай ные: действие этих нервов обнаруживается на вырезанном обескровленном сердце. Тогда ничего другого не остается, как признать их именно за трофические нервы» 1.

Это заключение Павлова было его последним словом в разработке учения о трофической функции нервной системы. Признав наличие трофических нервов, Павлов сказал далее: «Таким образом, по нашему представлению, каждый орган находился бы под тройным нервным контролем: нервов функциональных, вызывающих или прерывающих его функциональную деятельность (сокращение мышцы, секрецию железы и т. д.); нервов сосудистых, регулирующих грубую доставку химического материала (и отвод отбросов) в виде большего или меньшего притока крови к органу, и, наконец, нервов трофических, определяющих в интереса:, организма, как целого, точный размер окончательно!: утилизации этого материала каждым органом»-.

1

И. П. Пав л о в. Полное собр. соч.. т. I. стр. 578

2

Там же, стр. 582.

Ч А С Т Ь II

КАФЕДРА ФИЗИОЛОГИИ ПОСЛЕ ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Глава 5

ГОДЫ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ, ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ И ВОССТАНОВИТЕЛЬНОГО ПЕРИОДА. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ РАБОТЫ И. П. ПАВЛОВА

НА КАФЕДРЕ (1917-1924 гг.)

В историю нашей Родины 1917 г, вошел как год начала новой эпохи, год начала строительства нового мира. В феврале было свергнуто самодержавие, а в октябре — власть буржуазии, Временное правительство. Эти события всколыхнули страну, небывало усилили политическую активность народных масс и резко обострили классовую борьбу.

30 марта 1917 г. личный состав академии принес присягу на верность Российскому государству (Временному правительству). Для академии послефевральский период времени характеризовался оборончеством, которое выражалось лозунгом — «Война до победного конца». По существу, академия оказалась в стороне от бурных событий в политической жизни страны, последовавших за феьральской революцией. Социальный состав его определял имевшиеся в академии настроения. Среди студентов было: дворян 27—30%, из духовного звания — 23%, мещан и крестьян — около 17%, детей штаб- и обер-офицеров — около 10%, разночинцев— около 3%, иностранцев — 4% (П. П. Гончаров, 1960). Среди профессорско-преподавательского состава преобладали выходцы из среды дворян и духовенства. Поэтому вполне естественно, что как студенчество в своей массе, так и конференция академии реагировали на Октябрьскую революцию весьма отрицательно.

Выступая по существу против Октябрьской революции, студенчество и профессура ограничиваются протестами, продолжая свою учебную и научную деятельность.

87

В1917—1919 гг. академия продолжала жить, руководствуясь

восновном старыми традициями. Следует отметить, что патрио-

тизм большинства профессоров и преподавателей, их любовь к академии заставляли их воздерживаться от каких-либо действий, могущих бросить тень на академию. Именно эти чувства заставляли их обеспечивать бесперебойность занятий в академии даже в самые трудные, голодные годы, безотказно обслуживать больных и раненых в клиниках академии, активно участвовать в медицинских отрядах, направляемых па фронты гражданской войны и для борьбы с эпидемиями.

Советизация академии затруднялась огромными экономическими трудностями в годы гражданской войны (которые многие профессора академии связывали именно с новой властью), недостатком подготовленных для обучения в академии представителей рабочего класса и трудового крестьянства, слабостью партийной прослойки, а также настороженным, а иногда и резко отрицательным отношением части профессоров к Советской власти и коммунистической идеологии, их полным непониманием значения происходящих событий для судеб горячо любимой ими Родины.

И все же, несмотря на такое непонимание коммунистической идеологии и задач Советской власти, академия не запятнала себя актами саботажа. Крупнейшие профессора академии не покинули ее стен, не соблазнились иностранными посулами. И. П. Павлов будучи в заграничных командировках, ни разу не дал интервью о трудностях, переживаемых его Родиной, не позволил себе критических замечаний в адрес Советской власти и Советского правительства, что тогда делали многие крупные представители отечественной интеллигенции.

«Путь некоторой части профессоров и преподавателей — от активной враждебности, через лояльность, к искреннему участию в социалистической стройке — занял свыше 10 лет. Только 25 марта 1930 г. ученый совет академии принял по докладу профессора А. А. Заварзина решение, в котором было выражено намерение круто изменить политический курс и стать активными строителями Советского государства» '. Такому решению предшествовала огромная работа, проведенная партией и правительством по укреплению Советского государства, его экономики и, в частности, по реформе и улучшению работы высшей школы. В стенах академии эту работу проделала ее партийная организация, добившаяся изменения социального состава и улучшения условий труда ее слушателей и профессорско-преподаватель- ского состава.

1 П. П. Г о н ч а р о в .

Очерки по истории Военно-медицинской академии

в послеоктябрьский период,

1960, стр. 25.

88

Кафедра

физиологии встретила 1917 год

в

расцвете своем

научной и

педагогической деятельности

под

руководством

И. П. Павлова.

 

 

За 70 лет существования кафедры до 1917 г. на пей было выполнено около 300 работ, в том числе за время работы на кафедре И. М. Сеченова и И. Р. Тарханова — около 100 работ, включая 5 монографий и 11 диссертаций. За 22 года руководства И. П. Павлова кафедрой число работ составило около 200, в том

числе 37

диссертаций и его знаменитая монография «Лекции

о работе

главных пищеварительных желез», удостоенная одной

из первых

международных Нобелевских премий (1904 г.).

К 1917

г. И. П. Павлов уже сформулировал многие положения

своего учения о высшей нервной деятельности и доложил о них на ряде съездов и конгрессов.

Таким образом, уже до Октябрьской революции кафедра

физиологии академии была

признанным

научным центром

с международной известностью.

 

 

 

Революционные события 1917 г. не нарушили ритма работы

кафедры, как это видно из отчета за

1917

г., представленного

И. П. Павловым 27 (14) марта 1918

г. «В

штате кафедры —

писал И. П. Павлов, — в 1917

г. состояли

следующие лица:

1) академик Иван Петрович Павлов, 2) доцент Леон Абгарович Орбели, 3) прозектор Георгий Владимирович Фольборт. В качестве помощника для ведения практических занятий со слушателями был приглашен старший физиолог Академии наук Владимир Васильевич Савич. Кроме того, при кафедре физиологии состояли прикомандированные врачи: лекарь Глеб Васильевич фон Анреп и вернувшийся из германского плена доктор медицины Петр Михайлович Никифоровский.

 

В конце 1916 г. академик И. П. Павлов сломал ногу и поэтому

к

началу 1917 г. лишен был возможности читать лекции. Курс

в

течение всего весеннего полугодия читался

доцентом Орбели.

К осени академик И. П. Павлов выздоровел

и сам читал курс

в осеннем семестре. Кроме того, доцентом Орбели были прочитаны обычные доцентские курсы: 1) по общей физиологии органов чувств — в весеннем полугодии и 2) общий очерк мышечной физиологии—в осеннем. Практические занятия велись всем вышеприведенным составом по той же програме, как и в прошлом году.

Научная работа на специальные темы производилась всеми поименованными лицами и, кроме того, доктором медицины Марией Николаевной Ерофеевой, а также студентами академии Георгием Ивановичем Степановым и Дмитрием Степановичем Фурсиковым.

Опубликованы следующие труды:

1) И. П. Павлов — Физиология и психология при изучении высшей нервной деятельности. Доклады Петр. философск. о-ву. Психиатрическая газета, 1917, № 6.

89

2. И. П.

Павлов — Рефлекс свободы. Докл.

Петрогр. биол.

о-ву. 25.04.1917.

 

 

 

 

 

 

 

3. Г. В. Фольборт — К методике

наблюдения

 

за

секрецией

желчи и за ее выходом в 12-псрсти. кишку. Докл.

1-му

съезду

Российских

физиологов им.

Сеченова.

Русск.

физиол.

жури.

им. И. М. Сеченова, т. 1, вып. 1 и 2, стр 63.

 

 

 

 

4. Г. В. Фольборт — Опыты над

пищеварением

у

жвачных.

О наложении хронической

фистулы

поджелудочной

железы

барану. Труды бюро по зоотехнике, 1917.

5.Г. В. Фольборт — Об истощении слюнных желез при их деятельности. Докл. Петрогр. биол. о-ву, 3.12.1917.

6.В. В. Савин и Н. А. Сошественский — Влияние vasus'oe на секрецию кишечника. Докл. Петрогр. биол. о-ву 17.01.1917.

7.Г. В. фон Анреп — Взаимоотношение процессов внутреннего торможения. Архив биол. наук, XX, 4.

8.Г. В. фон Анреп — Статические состояния иррадиации возбуждения. ДОКЛ. Петрогр. биол. о-ву 25.04.1917. Архив наук, XX, 4.

9.Г. Ф. фон Анреп — Задерживание в поджелудочной железе. Архив биол. наук, XX.

10.Ю. П. Фролов — К физиологии зрения (о рефлекторных реакциях животных на изменение силы света).

11.Г. И. Степанов — О самостоятельных сокращениях сосудов. Известия Военно-Мед. Академии XXXIV. 1917, N° 3. стр 21.

Проф. И. Павлов» 1.

Из приведенного отчета видно, что учебные занятия на кафедре проводились в 1917 году в плановом порядке. Чтение соответствующих курсов не встречало серьезных затруднений.

В апреле 1917 г. состоялся первый съезд общества физиологов им. И. М. Сеченова, председателем оргкомитета которого являлся И. П. Павлов. В подготовке съезда активное участие принимали Л. А. Орбели и бывший сотрудник кафедры В. И. Вартанов. И. П. Павлов не мог по болезни присутствовать на съезде и обратился к съезду с письмом (на съезде присутствовало 30—40 человек), в котором, в частности, писал: «Мы только что расстались с мрачным, гнетущим временем. Довольно вам сказать, что этот наш Съезд не был разрешен к рождеству и допущен на пасхе лишь под расписку членов Организационного комитета, что на Съезде не будет никаких политических резолюций. Этою мало. За 2—3 дня до нашей революции окончательное разрешение последовало с обязательством накануне представлять тезисы научных докладов градоначальнику. Слава богу, это — уже прошлое и, будем надеяться, безвозвратное... Мы не можем не ждать, мы должны ждать при новом строе нашей жизни чрез-

1 Центральный Государственный военно-исторический архив, Москва. Фонд 24703, on. 1, д. 57, л. 2.

90