Теоретическое обоснование проективной методологии в отечественной психологии

Начиная с конца 60-х годов проективные методы начинают использоваться и в отечественной психологии, получая теоретическое обоснование через понятие "установки" (Норакидзе В.Г 1975), "личностного смысла" и "индивидуального стиля личности" (Соколова Е.Т., 1980, 1989, .995), а впоследствии "жизненных отношений", "жизненного смысла" "смысловых структур личности", представляющих собой превращению форму жизненных отношений (Д.А. Леонтьев, 1998).

Остановимся подробнее на обосновании проективного метода в рамках направления, разрабатываемого Е.Т. Соколовой (1976, 1980, 1989, 1995), как наиболее теоретически фундированного. Согласно развиваемым автором представлениям, феномен проекции может быть адекватно понят в терминах личностных смыслов и соответствующих действий внутренних и внешних) субъекта по поиску или сокрытию, маскировке "истинных" смыслов Я. "... в основе действенности проективного метода лежит факт пристрастности человеческого сознания. Психический образ действительности не просто находится в отношении подобия с воспринимаемым объектом, главная его особенность состоит в том, что он является "сколком" целостной, субъективно окрашенной и пристрастной "картины мира" — в присутствии Я"" (1995, с.41). Стабильная конфигурация таких действий образует индивидуальный стиль личности.

Отвечая на два центральных для проективной методологии вопроса специфике отражаемых в проективном эксперименте личностных особенностях и о том, почему именно специфически организованная ситуация проективного эксперимента оказывается пригодной для их проявлений, Е.Т. Соколова исходит из концепции личностного смысла А.Н. Леонтьева. Так, по своему содержанию личностный смысл отражает оценку объективных обстоятельств и действий в них субъекта. По свой функции личностный смысл делает доступным сознанию личностно-значимые "преградные" качества обстоятельств действия. Таким образом, проективный материал по меньшей мере содержит в себе, с одной тороны, субъективные намерения, а с другой стороны, субъективное представление о преградах. Чем в большей мере субъект испытывает фрустрацию вследствие внутренних или внешних конфликтов, различных "барьеров", преград и пр., тем в большей мере будет выражена тенденция к завершению "прерванного действия" в ситуации проективного эксперимента. Причем выражаться это будет, по мнению автора, двумя путями:

1. через силу запечатления (по аналогии "с эффектом Зейгарник") и

2. через готовность символически завершить прерванное действие через направленную структурацию слабоструктурированного стимульного материала, создание сюжета, текста, возможно, и невербального, что является изоморфным наиболее общим формально-структурным качествам Я.

Вместе с тем Е.Т. Соколова подчеркивает, что вычерпываемое из данных проективных методик содержание является более широким, чем относящееся только к сфере личностных смыслов, оно также отсылает к "непосредственно переживаемым на неосознаваемом телесном языке эмоционально и мотивационно насыщенным состояниям, лишь опосредованно регулируемых смыслом Я". Одновременно указывается направление пути приближения к внутреннему, феноменологическому полю самосознания, состоящее в процедуре дешифровки, истолкования языковых структур и метафор, а также телесных симптомов, а не в прямом нахождении тех или иных личностных переменных.

Главное достоинство проективных методов, как считает Е.Т. Соколова, состоит в том, что они позволяют совместить две исследовательские позиции при анализе содержания — внешнюю, объективную, и внутреннюю, феноменологическую. Проективный текст, как пишет Е.Т. Соколова, предоставляет возможность "услышать" это содержание (имеется в виду содержание внутреннего, феноменологического поля самосознания) на "языке" самого обследуемого (а как это для тебя?), сохранив присущий ему "грамматический" и "лексический" стиль". И далее: "В ситуации проективного обследования пациент "говорит" не столько о совершенном им, сколько о незавершенном — о возможном, желаемом или отвергаемом. ... создаваемые картины мира и образ Я глубоко пристрастны, их категоризация искажена под воздействием аффективных переживаний прошлого и настоящего и нередко представляет собой своеобразный личностный "миф" о мире и о себе-в-нем". Помимо указанного, Е.Т. Соколова подчеркивает факт "уникальности" происходящего диалога "здесь и теперь" при общении обследуемого с психологом-диагностом, так что "проступающие сквозь проективный текст личностные черты и особенности представляют собой не личность "вообще", но уникальную личность-в-диалоге-с-совершенно-конкретным-собеседником; в этом смысле "проективные тесты" — всегда продукт совместного общения обследуемого и психолога-диагноста "здесь и теперь".

Опираясь на последнее положение, высказываемое автором, и продолжая его логику, явственно возникает проблема описания ситуации диалога, а также осознания и рефлексии личностных особенностей самого психолога, проводящего обследование. Важно понимать вклад диагноста в происходящую ситуацию и суметь отделить его от специфики самого испытуемого. В психотерапевтических направлениях эта задача решается через длительный этап "личностной проработки" (в широком смысле слова), есть своя традиция и в проективных методах (вспомним, хотя бы институт Роршаха, обучение в котором предполагает длительный процесс освоения этой методики). В этом случае проективный метод сближается с психотерапевтической процедурой, что предъявляет существенные требования проводящему обследование. В свою очередь мы задаемся вопросом прежде всего не о терапевтической функции проективного исследования, но о том, как осознать и превратить в научный факт его ситуацию, которую на первом этапе мы должны научиться контролировать, описывать, использовать в качестве диагностической процедуры и т.д.