из электронной библиотеки / 490499031962827.pdf
.pdf
В конце VII века в церемонию венчания на царство были введены дополнительные аналогии между русским царем и византийским императором, с одной стороны, и европейскими монархами, с другой. При въезде на свою коронацию в 1676 году Федор Алексеевич появился в опашне, золотом кафтане, впервые надетом еще Алексеем Михайловичем в подражание византийскому императору. Коронование началось с того, что царь, по примеру византийской, французской и английской коронаций, прочел Символ веры.
Стоя на помосте перед троном, Федор заявлял, что все «Великая Россия, Великие Государи», от Рюрика до Михаила Федоровича, были коронованы. Он использовал слово «Россия», заменившее слово «Русь» при именовании пределов царской власти. Федор Алексеевич во время своего венчания на царство впервые причащался в алтаре вместе с духовенством. Такая практика появилась еще в царствование Алексея Михайловича. Патриарх и два митрополита подносили ему облатку и чашу, но царь не позволял себе входить в алтарь или причащаться из дискоса и потира, как священники и иерархи церкви. Подобно византийскому императору, он причащался как низшее духовенство, и это уравнивало его достоинство с французскими королями, причащавшимися на коронациях облаткой и вином наравне с духовенством. ВОследствии все русские государи будут причащаться во время коронации в алтаре.
Таким образом, к концу XVII века в России начала складываться особая культура городского праздника, основу которого составляли народные традиции и официальные церемонии. Окончательное же становление городского праздника происходит во время правления царяпреобразователя – Петра I.
XVIII век – особый в истории праздничной России, ибо он характеризует новый поворот в культуре праздника – путь европеизации, обозначенный реформами Петра I.
Для праздника Европы и культуры в целом этого столетия характерно то, что театральное искусство стало доминирующим, пронизав и войдя во все виды искусства, наделив их своими художественными приемами, театрализовав литературу, архитектуру, живопись8. Именно в этом веке особенно актуальной была мысль Шекспира: «Весь мир – театр, и люди в нем – актеры». Театр стал эмблемой призрачности жизни, тщетности человеческих стремлений к вечному и незыблемому, но в то же время – метаморфоза театра
звала человека к самоизменению, к преображению своего «Я» и окружающего мира.
В эпоху Петра I любое событие государственного значения обставлялось зрелищно. Зрелищность достигалась за счет максимального использования театральных приемов. Особенно ярко в петровскую эпоху стали проводиться триумфы.
Так, уже в 1696 году в Москве была организована триумфальная встреча войск, прославившихся под Азовом.
30 сентября 1696 года Петр I отпраздновал свою победу над крымскими татарами в Азове римским триумфом. Его армии прошли через классическую арку, построенную по его распоряжению. С одной стороны свод и фронтон поддерживала массивная рельефная фигура Геркулеса с надписью над ней: «С Геркулесовой крепостию». С другой стороны высилась фигура Марса под словами: «С Марсовою крепостию». В том же году, когда умер единокровный брат Петра Иван и Петр начал править единолично, он заявил о новом языке символов и политической образности, заимствованных из репертуара западноевропейского абсолютизма. Геркулес и Марс означали неодолимую сверхчеловеческую силу, которую Петр приписывал современной армии.
Петра сравнивали с Константином, но с Константином-воином, а не с благочестивым христианином.
Шествие по городу длилось с 9 утра до наступления ночи. Петр шел во главе моряков за санями Лефорта. Он был в черном немецком платье, шляпе с белыми перьями, с алебардой в руке. Вдоль всего пути были расставлены пленные турки. Семеновский полк вел полковник Чемберс, генерал Патрик Гордон шел во главе своих войск, а замыкали шествие полки стрельцов.
8 См. Софронова Л.А. Поэтика славянского театра 17-18 вв. – М.: Наука, 1981, с.55
Петр принес в Россию ренессансный политический спектакль, инсценировав вступление войск на манер французских королей Карла V и Генриха IV. Он подражал европейским монархам, которые, в свою очередь, подражали классической модели.
Первые церемониальные зрелища петровского времени окружили власть царя сценическими эффектами ратного поля. Для Петра празднества были символическим эквивалентом государственного переворота, они сопровождались чудесами, прежде дозволенными только Богу.
Все триумфальные процессии и церемонии протекали по специально написанным сценариям. Иногда их ставили преподаватели духовных школ. Например, 9 ноября 1703 года «славяно- греко-латинских училищ нижайшие рабы и всегдашние богомольцы, учители и все учительное собрание воздвигали врата триумфальные со многими украшениями»9.
Для театрализации церемоний характерно многофункциональное использование одних и тех же художественных элементов. Сценическое пространство, в котором происходило действо, было открытым, это были площади, улицы. Могло оно сводиться к повозкам, на которых размещались актеры, символы, аксессуары и которые были не только средствами передвижения, но и декорациями, и оформлялись в виде храма или возвышенности. Неподвижными декорациями в процессиях «служили сооружения окказиональной архитектуры, т. е. декоративные постройки, сооружаемые в связи с различными событиями в общественной и частной жизни10. Эти сооружения изображали пирамиды, триумфальные арки, колонны, античные храмы, делались из дерева или гипса, которые потом раскрашивали под мрамор.
Окказиональные постройки обычно были фоном для театрализованных действий, церемоний, процессий и, следовательно, частью спектакля. Очень часто они служили декорациями для живых картин, когда на триумфальных вратах разыгрывались сцены, повторяющие картины, на них помещенные.
На триумфальных вратах помещались изображения библейских эпизодов, а также эмблемы, портреты, скульптуры.
В годовщину со дня подписания Ништадтского мира в 1722 году Петр появился в Москве во главе двух гвардейских и четырех армейских полков, пройдя, подобно римскому императору, торжественным маршем через специально по этому случаю возведенные триумфальные ворота, которых было четыре. Одни – Тверские – были возведены купцом Строгановым, другие – в Китай-городе у Казанского собора – Синодом, третьи – князем Меньшиковым у Чистых прудов и четвертые – городскими властями у Земляного вала.
По поводу торжества по случаю заключенного Ништадтского мира, Н. Хренов пишет, что «организаторы долго ломали голову над тем, чтобы триумф не сводился только к иллюминации. Поэтому они прибегли к возведению триумфальных ворот, которые произвели на участников маскарада и зрителей колоссальное впечатление. На воротах был прикреплен орел со щитом на груди, на котором было написано имя императора. Фигуры двух сфинксов изображали бдительность и благоразумие императора. Рога изобилия символизировали довольство, дарованное императором гражданам государства. Две эмблемы изображали создания Петра I – Кронштадскую гавань и Санкт-Петербург»11.
Обычно триумфальные ворота были в центре торжественных государственных праздников, организуемых в честь одержанных русской армией побед. Вот как описывается проезд Петра I через триумфальные ворота по случаю празднования победы, одержанной над Персией. «Часов в двенадцать его величество в следующем порядке приблизился к упомянутым воротам духовенства; сперва вели несколько верховых лошадей, покрытых превосходными чапраками, потом следовало несколько рот Преображенского полка на лошадях, в новых мундирах, в касках, обвитых цветами, с обнаженными шпагами и при громкой музыке. За ними ехали разные генералы и другие кавалеры, все в великолепных костюмах. Затем следовали придворные литаврщики и трубачи, за которыми шел офицер, несший на большом серебряном блюде и красной бархатной подушке серебряный ключ, который был вынесен на встречу его
9Сафронова Л. А. Поэтика славянского театра 17-18 веков. – М., Наука, 1981, с. 68
10Там же, с. 61
11Хренов Н. А. Игровые аспекты военной культуры императорской России // Мир психологии № 4. М., 1998., с. 190
величеству императору из Дербента, изъявившего тем свою порочность. После того ехал сам государь, верхом, в обыкновенном зеленом, обшитом галунами, мундире полковника гвардии, в небольшом черном парике и в шляпе, обложенной галуном, с обнаженною шпагою в руке. Позади него ехало верхом еще довольно много офицеров и кавалеров. Наконец, несколько эскадронов драгун заключали процессию. В это время звонили все колокола, палили из пушек,
ираздавались радостные восклицания многих тысяч народа и верноподданных. Когда император подъехал к воротам и сошел с лошади, архиепископ Новгородский от имени синода
ивсего духовенства приветствовал его речью»12.
Эта традиция не исчезла и в XVIII веке. При въезде Петра II в Новгород в январе 1728 года началась пушечная стрельба и звон во все колокола, были построены триумфальные ворота. Четыре триумфальные арки в Москве и одна в Петербурге были воздвигнуты также по случаю коронации Елизаветы.
В1744 года учащиеся Киевской академии торжественно встречали Елизавету Петровну, приветствуя ее по-русски, по-польски, по-латыни, по-немецки, по-французски, по-эллино- гречески, по-еврейски.
В1783 году школьники Кадетского шляхетского корпуса устраивали празднество, в котором было и воздвижение триумфальной колонны, и аллегорические фигуры, и «живые» картины.
По своим эстетическим задачам к окказиональной архитектуре примыкал иллюминационный театр, или театр фейерверков, часто с ней сосуществовавший. Фейерверки сжигались на фоне триумфальных врат и портиков, колонн и пирамид. Декорациями служили также беседки, галереи, обелиски. Фейерверки устраивались по случаю торжественных событий в общественной жизни, коронаций, бракосочетаний королевских особ; праздновались фейерверками военные победы, политические договоры. Они были частью новогодних торжеств, могли прославлять науки и художества.
Фейерверк петровской эпохи был настоящим театром. Он и именовался «позорищным строением», а место, где его устраивали, – «феатром». Фейерверк мог сжигаться на суше и на
воде, где использовались специальные плавающие |
фигуры, на |
ледяном |
поле. Театр |
фейерверков имел подиум, сцену, декорации. |
На «феатре» |
были |
представлены |
«увеселительные места», сады, галереи, ансамбли, храмы. Декорации могли изображать и Российскую империю, и перекопские линии. Среди декораций, написанных на щитах и изображенных на транспарантах и образованных «художественными огнями», выступали те же самые персонажи, что и в театре живого актера. Это были аллегорические фигуры, популярные античные герои. Они выступали в эпизодах из античной мифологии и истории: борьба гигантов, борьба Геркулеса с Цербером или Гидрой. Но персонажи эти были фигурами, образованными из «великого множества ракет, швермеров, шрейтфеиров, фонтанных огней, звездок и прочих до того подлежащих вещей»13. Все фигуры, участвующие в фейерверке, делились на «верховые», которые могли подниматься и описывать некоторую линию, прямую или зигзагообразную, и «низовые», которые как бы бегали по земле, оставляя огненный след, или вертелись. Все они обязательно снабжались специальными символическими атрибутами. Их динамика достигалась специальными техническими устройствами и освещением.
Петр I очень любил «огненные потехи» и принимал активное участие в их организации. Фейерверки, которые Петр часто устраивал сам, представляли покорение небес. Фейерверки в Воскресенском в 1693 году прославляли его товарища по оружию генералиссимуса Ромодановского, которого он объявил командующим своими «потешными» полками и адмиралом флота. О событии возвестили три салюта из пятидесяти шести пушек, а в небе сверкали инициалы генералиссимуса. Сам Петр исполнял роль скромного офицера, стоя в строю, но, офицера, который был сродни богам. Сверкающее изображение Геркулеса, разрывающего пасть льва, символизировало мощь Петра и его неодолимую сверхчеловеческую волю. В фейерверке по случаю взятия Азова также сверкали фигуры Геркулеса и Марса.
12Хренов Н. А. Игровые аспекты военной культуры императорской России // Мир психологии № 4. М., 1998., с. 191
13См. Сафронова Л., 64
Во время представления 1 января 1710 года «шведский лев» двигался и опрокидывал один из двух столпов, изображавших Польшу и Россию. Он попытался опрокинуть и второй, но тот лишь покачнулся. Тут появлялся Орел, выпускающий на льва «огненные стрелы», лев погибал, а столп возвращался в прежнее положение.
Благодаря тому, что фейерверк сгорал последовательно и не сразу, он разделялся на явления или действия. В описаниях, которые сопровождали всякий фейерверк, его части так и назывались явлениями. Эти спектакли и погасали на глазах у зрителей. После представления оставались лишь описания и гравюры.
Фейерверки сочетались не только с элементами окказиональной архитектуры, но и с живописью. На театре фейерверков выставлялись портреты и вообще живописные изображения. По характеру они были близки к эмблемам. Зачастую, как и изображения в эмблеме, они содержали надпись. Надписи заимствовались из эмблематических сборников. Элементами фейерверка могли быть и полные эмблемы. На транспаранте одного фейерверка был изображен Геркулес с бороной вместо зонтика. Надпись гласила: «Плохая кровля». Часто фейерверки украшались статуями, сопровождались музыкой.
Часто за фейерверками следовали иллюминации. По композиции они были сходны с ними, но лишены динамики и только статически повторяли план фейерверка и расположение фигур.
Фейерверк и иллюминации имели огромный зрелищный эффект и были доступны широкому кругу зрителей, а условный аллегорический язык тесно и непосредственно связан с идеями общественной жизни.
Пышные, подчиненные строгому ритуалу представления, требовавшие от русской монархии неимоверных расходов и затрат времени, свидетельствуют о том, что русские правители и их советники считали символику и образность церемоний насущно необходимыми для осуществления власти.
Императорская власть, как и вообще монархическое правление в Европе, была освящена божественной волей. Царь считался избранником и помазанником Божьим. Русская императорская символика была выражением исторической и культурной динамики, по которой каждый правитель должен был продемонстрировать свою чужеземную природу и дистанцироваться от местнических интересов подданных.
С конца 17 века формы культурного выражения подтверждают чужестранный характер элиты. Фейерверки, гравюры, оды, архитектура – все это, вне зависимости от содержания, было знаком принадлежности к Западу.
В России представление о верховной власти с самого начала было отождествлено с понятием империи; это отождествление сохранялось и в дальнейшем: единственным настоящим государем был император, который обладал полной и всесторонней властью. С 10 до 18 века империя ассоциировалась с двумя соперничающими образами – Рима и Византии. До Петра Великого основной моделью служила Византия, и само именование русского императора, «царь», соответствовало его роли православного государя, попечителя своей паствы.
Принятие Петром Великим титула императора привело к отождествлению России с языческим Римом, а монарха – с образом военного вождя-триумфатора, воплощением силы. Свои модели монархического правления Петр нашел не в самом Риме, а в представлениях о Риме, дошедших до него с Запада. Россия познакомилась с Римом через посредство Европы, а затем присвоила классические символы в качестве знаков своего собственного западничества.
Наиболее тщательно разработанным ритуалом в России XVIII в. была русская императорская коронация. В ней торжественное благоговение перед прошлым сочеталось с принудительным весельем.
Окончательную стадию эволюции церемониала русских императорских коронаций представляет коронация Елизаветы Петровны. В феврале 1742 года она открывалась ее торжественным въездом в Москву. Триумфальный въезд был прославлением силы, недвусмысленным заявлением, что власть опирается на героический акт завоевания, которое предшествовало освящению этой власти. Ряды гвардейских полков, мощный строй конницы,
роскошные одежды и кареты демонстрировали завоевание древнего стольного града новой столицей.
Конные гренадеры и придворные в мундирах окружали разукрашенные кареты придворной аристократии. Тридцать членов «знатного шляхства» следовали парами на богато украшенных конях. Затем сорок гвардейских кавалеристов вели коней сорока всадников – камергеров и камер-юнкеров. Эскорт Елизаветы, ехавший рядом с каретой, был воплощением церемониального единства, выявляемого коронацией. Два ряда пехотинцев с саблями шагали рядом с каретой. За каретой четырнадцатилетнего племянника Елизаветы Петра Федоровича, герцога Голштинского, сына великой герцогини Анны Петровны, которого императрица только что назначила своим наследником, следовали шесть конных пажей императрицы. Затем ехали еще сорок конногвардейцев и четыре кареты с фрейлинами. Гвардейские полки были выстроены вдоль всего пути от первой арки на Тверской до Красной площади.
Шествие кончилось в Кремле, где Елизавета и ее окружение присутствовали на заздравном молебне в Успенском соборе. Проповедь архиепископа Амвросия в Успенском соборе подчеркнула общий тон счастья и ликования, характерный для сценария обновления. Елизавета была «сущей и истинной Матерью Отечества».
С церемонией в Кремле начались праздничные увеселения. Торжество коронации Ее Императорского Величества продолжалось с разными радостными забавами. Звонили церковные колокола, город был иллюминирован.
Официальные празднества закончились фейерверком почти через шесть недель после церемонии коронации.
Но наиболее отличилась в подготовке и проведении официально-парадных церемоний Екатерина II. Уже ее коронация стала незабываемым зрелищем.
13 сентября 1762 года состоялся торжественный въезд государыни в Москву. Улицы были украшены шпалерами из подрезанных елок, на углах улиц и площадях стояли арки, сделанные из зелени с разными фигурами.
Дома жителей были разукрашены разноцветными материями и коврами. Для торжественного въезда государыни устроено несколько триумфальных ворот: на Тверской улице, в Земляном городе, в Белом городе, в Китай-городе. Воскресенские и Никольские в Кремле. У последних триумфальных ворот встретил Екатерину II Московский митрополит Тимофей с духовенством и сказал императрице поздравительную речь. Въезд государыни был необыкновенно торжественен, Екатерина ехала в золотой карете, за ней следовала залитая золотом свита. Клики народные не смолкали.
«Чин коронования происходил в воскресенье; стечение народа в Кремль началось еще накануне. По первому сигналу из двадцати одной пушки в 5 часов утра все назначенные к церемонии персоны начали съезжаться в Кремлевский дворец, а войска построились в восьмом часу около соборной церкви и всей Ивановской площади. В десятом часу затрубили трубы и забили в литавры, и по этому сигналу двинулась процессия в церковь. Государыня между тем, в своих покоях приготовилась к священным таинствам миропомазанию и причащению, вошла в большую аудиенц-камеру, куда уже все регалии из сенатской камеры принесены были и положены на столах по обе стороны трона.
Когда все государственные чины собрались, императрица села под балдахин в кресла свои. В это время духовник государыни, Благовещенского собора протопоп Федор, стал кропить святой водой путь государыни.
Как только государыня из дворца вышла на Красное Крыльцо, начался звон во все колокола и военный салют»14.
В эту ночь вся Москва пылала огнями; на выстроенных ко дню приезда государыни триумфальных воротах горели разные щиты: на одном был представлен гелиотроп (цвет, подобный солнцу), а под ним гора с надписью: «от всего мира видима буду»; на других виднелся меч с надписью «закон управляет, меч защищает»; на других воротах представлен орел, держащий в когтях громовые стрелы, надпись гласила: «защищение величества»; на других виднелся царский жезл с надписью «жезл правости, жезл царствия твоего»; на других был изображен вензель Екатерины, поддерживаемый ангелами, а под ним Россия, с надписью:
14 Пыляев М. И. Старая Москва. М., 2002, с. 13
«слава Богу, показавшему нам свет»; на порталах изображена была радуга с надписью: «предвестие ведра». На следующих четыре части света, из которых Европа «особливо весело себя оказывала». Повсюду виднелись крылатые «геннусы» и «фамы», которые в трубы поздравления говорили.
В довершение этого, напротив самого Кремля, к Замоскворечью был сожжен великолепный фейерверк.
Вскоре после своей коронации в 1763 году императрица Екатерина II устроила замечательное общенародное зрелище в Москве «Торжествующая Минерва».
Празднества, последовавшие за коронацией, дали более широкую возможность продемонстрировать любовь простого народа к новой императрице. Вечером в день коронации Кремль был иллюминован и народ со всей Москвы собрался посмотреть на «огненное зрелище». В полночь Екатерина инкогнито спустилась на Красную площадь, чтобы полюбоваться иллюминацией, а народ узнал ее и приветствовал громким «ура», пока она не удалилась во внутренние покои. На народном празднике на следующий день снова били фонтаны белого и красного вина, и народу были выставлены для угощения жареные быки. Екатерина бросила в толпу золотые и серебряные монеты и каждый может вообразить, с каким восторгом народ глядел на свою миропомазанную Государыню. Екатерина «изволила веселиться» радостью своих подданных. В субботу на той же неделе на разных улицах города, на резных деревянных столах посылались жареные быки с гарниром и с хлебом.
Начиная с Николая I коронации освящали и принцип абсолютной монархии, и правящую династию как воплощение идеи нации в России. Наиболее важное новшество имело место на заключительной стадии коронационной церемонии. После службы в Архангельском и Благовещенском соборах Николай поднялся на Красное крыльцо перед Грановитой палатой, повернулся лицом к толпе и поклонился три раза, под громовые крики «Ура!». Тем самым император благодарил народ за восторженное приветствие, подчеркивая взаимность чувств. Будучи знаменательным выражением связи между правителем и народом, этот жест одновременно обозначил разрыв с характерными для 18 века образами олимпийской недосягаемости монарха. ВОследствии тройной поклон с Красного крыльца стал центральной церемонией российского самодержавия и исполнялся не только на коронации, но и, как правило, во время других приездов императора в Москву.
К концу века тройной поклон нередко описывался как «древняя традиция».
Тройной поклон нес в себе послание о присущей российскому самодержавию связи между царем и народом, в этом его символическое значение.
Коронация Александра III в 1883 году продемонстрировала и укрепила национальный имидж царя, обновив символику привязанности монарха к истокам народного духа в Москве. Коронация Александра и состоявшаяся всего 30 лет спустя коронация Николая II выражали не слияние западного и русского полюсов имперской культуры, но «возвращение домой»: отрицание этой полярности и восхваление национальной природы русского императора.
Торжества после коронации воссоздавали допетровское прошлое императорской династии средствами изобразительного искусства, поэзии и музыки, составляя вместе политическую идиому русского стиля. Интерьер Грановитой палаты с фресками Симона Ушакова был реставрирован к коронационному банкету польскими иконописцами. Рисунки в русском стиле Виктора Васнецова, которыми было украшено меню банкета, представляли бояр, несущих царские регалии на пиршество; на обратной стороне были изображены священник и крестьяне, подносящие хлеб-соль, и гусляр, поющий хвалу царю. Оркестр исполнял кантату Чайковского «Москва», сочиненную специально по этому случаю. Либретто, написанное поэтом-панславистом Аполлоном Майковым, представляло царя героем русского народного эпоса, богатырем, на которого возлагались надежды всех славянских народов. Гала-представлением на коронации Александра II в 1856 году была опера-буфф Доницетти; также это были первая и последняя сцены из «Жизни за царя» Глинки. В финале хор, состоящий примерно из 800 человек, под аккомпанемент роговой музыки, исполнил «Славься», в то время как войска ряд за рядом вступали на сцену, символизируя волнующее завершение не только оперы, но и смуты начала 1880-х годов.
Празднества завершались грандиозной церемонией освящения Храма Христа Спасителя. Накануне церемонии множество крестных шествий из московских церквей соединились в Кремле и затем, под аккомпанемент оркестров, исполнявших увертюру Чайковского «1812-й год», двинулись к Храму Христа Спасителя. Процессии духовенства, с чудотворными иконами, в сияющих одеяниях, являли собой великолепное зрелище в центре Москвы. Традиционный крестный ход, одно из центральных звеньев имперских церемоний, теперь становился массовой демонстрацией церковной и народной поддержки царя. В последующие годы подобные шествия привлекали все большее число светских участников, благодаря чему усиливалось впечатление народной поддержки. Многочисленные религиозные церемонии в царствование Александра III служили поводом для таких массовых шествий, удостоверяющих религиозное единство народа и государства. В них участвовали высшие сановники и одетые в мундиры военные, гимназисты; они следовали за духовенством, которое несло кресты, иконы и хоругви. Это шествие, как и многие до него, символизировало обратный ход истории, это было «ретроспективное движение, ориентированное в прошлое»15.
Не менее захватывающими зрелищами стали, начиная с Петра I, и церемонии похорон. Погребения становились поводом для официальной торжественной церемонии.
По заключении Ништадтского мира с Швецией, Петр вздумал перенести мощи Александра Невского из Владимирского Рождественского монастыря в Александро-Невскую лавру и в 1724 году «мощи были поставлены на яхту и везены по Ладожскому озеру и реке Неве. У села Усть-Ижоры Петр встретил шествие, перенес мощи угодника к себе на лодку, на которой стал сам у руля, а своих сподвижников превратил в простых гребцов. Лодка, сопутствуемая множеством судов, прибыла в Петербург, где ее первый встретил ботик Петра, «под императорским штандартом», а затем императрица, весь двор, все духовенство, вся гвардия и народ. Государь с приближенными поднял с лодки святыню и под богатым балдахином перенес в освященную в этот день новую Александровскую церковь, где она и пребывала до постройки главного собора»16.
Театрально были оформлены похороны Петра I.
В театрально оформленном похоронном обряде в предельно концентрированном виде смешались иллюзия и действительность, боролись вечность и мгновение, великолепие и разложение. Это столкновение превращало театр жизни в театр смерти, реализуясь в ансамбле символов и аксессуаров, в декоративном оформлении похоронной процессии и храма. Истинная и мнимая скорбь выражались по предусмотренным канонам, в заранее построенных декорациях. На сцене жизни в последней роли появлялся смертный. В последний раз его окружали символы роскоши и знаки проходящей земной жизни: гербы, мечи, черепа. И он сам символизировал бренность бытия и краткость земного пути. Похороны преображались в назидательный спектакль. Храм, в котором провожали в последний путь покойного, драпировался богатыми тканями, окна завешивались. Свечи и люстры создавали искусственное освещение. Повсюду развешивались религиозные и геральдические символы, изображения святого семейства и святых, портреты предков покойного. В центре храма воздвигался величественный катафалк, декорированный эмблемами и лепкой.
«...по четырем углам пьедестала, на котором стоял гроб, посаждены были четыре статуи бронзовенные, немного больше, как вид натуральных людей. Эти статуи изображали Россию «плачущуюся», Европу «сетующую», Марса «в печальном образе», Геркулеса «весьма от печали прискорбна»»17.
Похоронный кортеж 8 марта 1725 года явился мощной демонстрацией имперских свершений Петра. Более тысячи мушкетеров и более десяти тысяч гвардейцев, флот и местные гарнизоны, а также кавалергарды выстроились от дворца до Петропавловского собора. Шествие открывали трубачи и барабанщики, офицеры и придворные. В нем участвовали представители от городов и дворянство Лифляндии и Эстляндии. Любимого коня Петра, украшенного красными и белыми перьями и богатым седлом, вели два подполковника.
15Мазаев А. И. Праздник как социально-художественное явление. М., Наука, 1978, с. 261
16Пыляев М. И. Старая Москва. М., 2002, с. 28).
17Софронова Л. А., с. 67
За гробом шла императрица Екатерина, рядом с ней Меншиков и Апраксин, шлейф ее несли два камергера. За ними шли дочери Петра и другие члены императорского семейства с фрейлинами. По бокам маршировали кавалергарды, а за ними группа знатных лиц, в числе которых были канцлер граф Головкин, князь Ромодановский, жены и дочери сановников первых восьми классов по Табели о рангах. Затем следовали ряды офицеров и чиновников, русских дворян, малороссийских офицеров и сорок пять русских купцов – все со свечами.
Таким образом, налицо было присутствие и участие представителей всего русского государства. На пути к месту вечного упокоения императора к членам императорской семьи присоединились офицеры, чиновники, дворяне, духовенство и купцы. Все они свидетельствовали о его свершениях, превращая обряд в демонстрацию национальной скорби и пиетета.
Русские цари и после Петра I понимали значение грамотной организации торжеств, и не жалели на это средств.
Александр I в свое царствование использовал парады как зрелища, прославляющие власть русского императора. На плац-парадах духовенство благословляло армию как олицетворение нации. Армия становилась символическим субститутом народа, более отвечающей желаниям императора.
Первый из них состоялся 29 марта 1814 года в побежденной Франции на Пасху по русскому календарю. Он был поставлен на площади Согласия, раньше называвшейся площадью Революции. Рано утром войска союзных армий в количестве восьмидесяти тысяч человек и парижская национальная гвардия были построены на площади и прилегающих к ней бульварах. Александр обозрел войска, затем подъехал к ним вместе с прусским королем, представителем Гамбургского двора князем Карлом Филиппом Шварценбергом и большой свитой. Семь полковых священников в богатом облачении стояли перед алтарем, воздвигнутым на месте казни Людовика XVI, чтобы служить молебен. Александр для молитвы преклонил колена перед алтарем. Французских маршалов и генералов вывели вперед для целования русского креста. Потом, после молитвы о долголетии союзных государей, прогремели салюты, и толпа закричала «Ура»! Этот парад – демонстрация мощи союзных войск и – величия России, сумевшей противостоять мощной армии Наполеона, имел серьезный резонанс в общественном мнении. С Россией стали считаться, уважать.
Именно поэтому Николай I сделал парад главным воплощением нации. Плац-парад демонстрировал близость императора и членов его семьи к его вооруженным силам, которые, в свою очередь, олицетворяли нацию.
Парады стали центром большей части праздничных торжеств. Рождество, годовщина изгнания армий Наполеона из России, праздновалось смотром Николая гвардейских полков в залах Зимнего дворца, потом молебном для ветеранов войны. Если позволяла погода, парады сопровождались Водосвятием, становясь центрами массовых шествий, в которых военная церемония поглощала религиозную. Затем все гвардейские дивизии строились на Дворцовой и Адмиралтейской площадях и вдоль набережной Невы, причем впереди всех на набережной стоял Преображенский полк. Если Нева замерзала, то зрители толпой, напирая на полицейских, шли по льду смотреть парад.
Пасха в эпоху Николая I отмечалась большим парадом, за которым следовало христосование императора с войсками. Император в мундире Донского казачества целовал солдат, отобранных из каждого полка для приветствия императору.
Жуковский представляет парад как эманацию власти государя.
«Тяжкий, мерный, потрясающий душу шаг, спокойное приближение силы, непобедимый и в то же время покорный. Густыми волнами лилося войско и заливало площадь, но в этом разливе был изумительный порядок; глаза видели многочисленность и огромность движущейся массы, но самое разительное в этом зрелище было то, чего не могли видеть глаза: тайное присутствие Воли, которая все одним мановением двигала и направляла»18.
Все официально-парадные торжества в России XVII – начала XX века активно использовали зрелищные элементы, в число которых входили геральдические, декоративные, драматические эффекты, сопровождающиеся парадом русских войск, а также народными шествиями. Они
18 Уортман Р. С. Сценарии власти. – М.: ОГИ, 2002, с. 66
«давали возможность укреплять в народе веру в государство, воспитывали гордость за славу Отечества»19.
Символика официально-парадных торжеств в царской России способствовала укреплению власти, была направлена на сохранение традиций.
Изучение традиций организации официальных праздников позволяет понять, что и венчание на царство и другие события государственного характера никогда не были частным делом царской семьи. Любое событие, претендующие на то, чтобы стать праздником, становилось народным праздником. Становилось поводом для проявления народных чувств. Проблема художественности праздников тогда и не вставала. Все действа, организованные в рамках того или иного праздника, изначально были художественными.
Рассматривая официально-парадные торжества как средство воздействия на граждан, как средство пропаганды государственной идеологии, власти России XVIII-XIX веков с их помощью добивались социальной стабильности, единства различных социальных групп граждан. Официально-парадные торжества помогали включать человека в систему государства с помощью традиций, которые формировали празднества.
Российский карнавал – явление сложное и неоднозначное, он впитал в себя как традиции европейского карнавала, так и отдельные формы языческой культуры.
ВРоссии маскарадное переодевание и маскирование в принципе противоречило глубоким церковным традициям. В православном сознании это был один из наиболее устойчивых признаков бесовства. Переодевание и элементы маскарада в народной культуре допускались лишь в тех ритуальных действах рождественского и весеннего циклов, которые должны были имитировать изгнание бесов и в которых нашли себе убежище остатки языческих представлений.
Поэтому по смелости, остроте и озорству, граничащих иногда с недопустимым, необузданные шутки Петра I были настоящим язычеством. А эти петровские шутки и были началом карнавально-маскарадных зрелищ в России.
Петр I, помимо прочих, учредил и одно оригинальнейшее – «сумасброднейший, всешутейский, всепьянейший собор». Он представлял собой периодически собираемую компанию близких к царю людей, которые устраивали представления увеселительносатирического характера. Непременными участниками таких представлений были: «князьпапа» с подчиненными ему «кардиналами», «протодьяконами», «дьяконами» и прочими чинами. Участники этого «собора» «поклонялись усердно Бахусу», то есть любили очень выпить. Поэтому и действа их отличались большой разнузданностью. Самым знаменитым их представлением стала «зело куриезная и предивная» свадьба.
Всередине января 1714 года во дворце Меньшикова праздновалась свадьба Никиты Моисеевича Зотова, зрителями которой стали жители всего Петербурга. Женить Зотова государь решил после того, как тот попросился отпустить его в монастырь доживать свои годы.
Все в этой затее выглядело странным, начиная с самого жениха, которому было 80 лет, и кончая свадебной процессией, бывшей ни чем иным, как ярким маскарадом. Приготовления к нему длились около трех месяцев. Каждые четыре лица имели особый костюм и свой музыкальный инструмент. Таких четверок набралось целых сто, и, соответственно, сто различных инструментов составили презабавное музыкальное оформление этому шествию. Глашатаями стали четверо самых страшных заик. В свадебные маршалы, в дружки и в шаферы назначены были почти окаменевшие от дряхлости старики. В скороходы определены самые тучные особы, с трудом носившие свое тело и едва державшиеся на ногах. Венчать престарелого «молодого» и его невесту – здоровую и бодрую шестидесятилетнюю вдову – должен был столетний священник, потерявший зрение, слух и память. Его держали под руки и кричали ему в ухо слова молитвы, которые он все время переспрашивал и путал. Происходящее доходило порой до кощунства, однако вызывало у окружающих все-таки смех, а не слезы.
19 Штеменко С. Н. Война, народ, Победа. М., Политическая литература, 1984, с. 17
Сам Петр был одет нидерландским крестьянином и вместе с тремя генералами в таких же костюмах возглавлял свадебную маскарадную процессию, искусно выбивая барабанную дробь. Вслед за ним ехал «царь Московский» – князь Ромодановский. Его везли на огромных козлах, приделанных к саням. На четырех длинных концах козел сидело по большому медведю; их кололи острыми рогатками специальные служители, идущие рядом. Страшный рев зверей сливался с адской музыкой ста инструментов и со звоном колоколов, под звуки которых «молодую» пару проводили к алтарю, а потом и к свадебному пиру.
Приучая россиян к публичному общению между собой, Петр проявлял необычайную изобретательность, изыскивая для этого все новые поводы. В сентябре 1721 года по случаю женитьбы Петра Ивановича Бутурлина (преемника «всешутейного патриарха» Ивана Зотова) был организован грандиозный машкерад, длившийся с перерывами почти полтора месяца. Всем его участникам, уже костюмированным, государь до начала праздника устроил смотр в доме князя Меньшикова. Петр хотел, чтобы было до тысячи масок. Кого они только не изображали, – начиная с мифологических персонажей и кончая фигурами русских бояр старого времени, разъезжающих верхом на живых медведях.
Все обязаны были исполнять свои роли, начиная с 10 сентября – более месяца: в течение этого срока по приказу его величества маски собирались не единожды. В назначенный день и час они то катались по Петербургу в полном облачении, то наносили визиты друг другу, то отправлялись водою в Кроншлот. Причем за неявку каждый штрафовался ста рублями. Последним днем праздника объявили 29 октября, когда все маски, полностью экипированные, ожидались по сигналу крепостных орудий в Сенат, где приготовили столы. За обедом собравшихся заставили выпить столько горячительных напитков, что очень немногим к утру удалось добраться до дому не в совершенном опьянении.
Этот маскарадный разгул перешел затем в празднество уже по другому, общегосударственному поводу. Все приняло такой размах потому, что в октябре заключили окончательный мир со Швецией, и маскарад уже продолжился в связи с этим радостным известием. Событие это стало как бы апогеем петровского царствования. На Петра возложили титул «Великого, Отца Отечества и Императора Всероссийского», и после богослужения отправились за столы в Сенат. Парадный обед сменили танцы, а в 9 часов начался фейерверк, поразивший всех.
В 1722 году Петром было устроено карнавально шествие по случаю подписания Ништадского мира.
По улицам Москвы от Всесвятского села к Кремлю проследовала процессия во главе с Вакхом на бочке, следом – шут на санках, запряженных четверкой свиней.
Было построено несколько десятков морских и речных судов в полную величину и в мельчайших подробностях. Корабли были поставлены на полозья, запряжены лошадьми. Гром оркестров заглушала пальба из пушек, за облаками едкого дыма трудно было различать предметы в двадцати метрах. 88-пушечная громада, трехмачтовый корабль, точная копия линейного корабля «Фридемаркер». Его везли 16 лошадей, а управлял ими сам царь Петр, в форме флотского капитана. Немного позади – золоченая гондола императрицы. За ней – многочисленные шуты. Ночью – грандиозный фейерверк. Гуляние длилось три дня.
Не отставали от Петра и его потомки, правители, а точнее – правительницы России.
В январе 1731 года Анна Иоанновна отметила годовщину своего восшествия на престол, и развлечения накатили новой волной, точнее сказать – шквалом. Главным событием стал «великий машкарад». Готовились к нему с конца 1730 года, и для придания балам большего европейского лоску еще в августе ко двору был принят в службу «английской нации танцмейстер» Вилим Игинс: он обучал танцевать фрейлин, камер-пажей и пажей, но особенно камер-пажей – по четыре дня в неделю, а в каждый день по четыре часа.
Почти месяц маскарадный смерч гонял и кружил по Москве вместе с февральскими снежными вихрями весь русский двор и приближенных к нему. Всех участников маскарада разделили на четыре класса (группы); каждая из них имела один тип костюма в тот или иной день: например, сначала в «первом классе», где находилась сама императрица со своим придворным штатом, все надели «персидский убор»; ко «второму классу» относились иностранные министры – они явились в «швейцарском»; а остальные два – «в венецианском уборе были».