из электронной библиотеки / 490499031962827.pdf

Впротивоположность официальному празднику карнавал торжествовал как временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временная отмена всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений.

Особо важное значение имела отмена во время карнавала всех иерархических отношений. На официальных праздниках иерархические различия подчеркнуто демонстрировались: на них полагалось являться во всех регалиях своего звания, чина, заслуг и занимать место, соответствующее своему рангу. Праздник освящал неравенство. В противоположность этому на карнавале все считались равными. Человек как бы перерождался для новых, чисто человеческих отношений.

Это временное идеально-реальное упразднение иерархических отношений между людьми создавало на карнавальной площади особый тип общения, невозможный в обычной жизни. На карнавале вырабатывались и особые формы площадной речи и площадного жеста, откровенные и вольные, не признающие никаких дистанций между общающимися. Свободные от обычных, внекарнавальных норм этикета и пристойности.

Со временем веселые и буйные карнавальные празднества стали включать в себя процессии, игры, акробатические и спортивные номера; участники процессий надевают веселые и страшные маски. На карнавалах появляются специалисты-зазывалы, восхваляющие продукты собственного производства или какое-либо искусство сомнительного свойства. Это предсказатели, астрологи, гадалки, продавцы «всеисцеляющих средств» и др.

Карнавалы с сопровождавшими их выступлениями шутов-буффонов, жонглеров, мимов являли собой настоящий фейерверк самых невероятных, потешных, озорных проказ и выдумок. Женщины переодевались мужчинами, мужчины рядились в женское платье. Допускались вольности и осмеяния всего священного, кощунственное отношение ко всем иерархическим установлениям. Пышным цветом расцветала сатира.

Карнавал оказался одним из действенных механизмов социально-классового и общественного равновесия в феодальных государствах. Он давал возможность народу выявить свою энергию, свое неприятие многих сторон социальной действительности. Нельзя упускать из вида и социальный, точнее, даже чисто классовый смысл обычая карнавального ряжения. Этот смысл прекрасно раскрыт в исследовании М.М. Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса», где карнавальные обычаи рассмотрены на общем фоне общественной психологии эпохи Ренессанса. Это была эпоха, когда стихийный протест городского плебейского населения против феодального и церковного гнета облекался в форму пародирования и высмеивания торжественных церковных церемоний. Социальная сатира, принимавшая форму дерзких клоунад, гротескных нарядов, «соленых» шуток, была направлена против светских и духовных властей. Карнавальная этика – говорить и делать под маской самые смелые вещи – давала для этого ВОлне удобную форму.

Всредневековье со становлением государственности в каждой европейской стране начинает складываться не только особая городская культура праздника, но и формируется специфическая праздничная культура высших сословий. Эти праздники и праздничные представления были в основном недоступны простому люду, проходили при стечении представителей дворянства во главе с королями.

Большую роль в таких праздниках играл ритуал и церемониал.

Ритуал (от лат. ritualig – «обрядовый») имеет два значения: 1) совокупность и установленный порядок обрядовых действий при совершении какого-либо религиозного акта; 2) выработанный обычаем или установленный порядок совершения чего-либо; церемониал.

Ритуал – вид обряда, исторически сложившаяся форма сложного символического поведения, упорядоченная система действий, он выражает определенные социальные и культурные взаимоотношения, ценности. Ритуал не выполняет всех функций обряда, так как представляет лишь его часть, начало, кульминацию или завершение. Но при этом, если обряд выступает как широкоплановое действие, то ритуал – как утверждѐнный и общепринятый торжественный акт, который может существовать вне обряда, это и позволяет рассматривать его как отдельную зрелищную форму.

В древних религиях ритуал служил главным выражением культовых отношений. Он играет

церемониальных форм официального поведения и бытовых отношений (гражданская обрядность, этикет, дипломатический протокол и т.п.).

Очень показателен в этом смысле венецианский ритуал, известный со средних веков. До сих пор на красочный праздник венчания дожа с морем съезжается сто тысяч иностранцев – население города почти удваивается.

В церковный праздник Вознесения на рассвете специально назначенный патриций решал, спокойно ли море. Если море было спокойно, он публично объявлял о начале празднества. После мессы в Сан Марко дож, высшие городские магистраты, послы иностранных держав садились на «Бучинторо» – парадную галеру венециаских дожей. По описанию 1729 года, над еѐ кормой под красным балдахином возвышался трон, украшенный разными сценами двенадцати подвигов Геркулеса. Навес над верхней палубой был расписан аллегориями добродетелей, воплотившихся в Венеции и еѐ правителе. На корме крылатые львы Святого Марка соседствовали с эмблемами ремесел венецианского Арсенала. На носу над устрашающими рострами – аллегории Справедливости и Мира и божества рек, протекающих в венецианских владениях. «Бучинторо» отдавал швартовы под пение религиозных гимнов и звон церковных колоколов. Весь город плыл следом. Кортеж составляли тысячи раскрашенных судов и суденышек. По пути к нему присоединялась барка патриарха. Патриарх благословлял море, испрашивая у Бога хорошей погоды для мореплавания. Далее кортеж направлялся ко входу в венецианскую лагуну. Здесь. Там, где кончалась Венеция и начиналось море, происходили главные ритуальные действия. Патриарх поливал море святой водой. Со словами «мы берем тебя в жены в знак нашей истинной и вечной власти, дож бросал в море обручальное кольцо, после чего процессия двигалась на остров Лидо, где снова молились, а потом пировали до глубокой ночи.

Эта церемония сложилась в X веке, когда после победы над далматинцами венецианцы установили контроль над значительной частью акватории Адриатического моря. Дож плавал на Лидо, а епископ благословлял море. Считалось, что церемония помогает от бурь, но она же виделась и благословением моря как могилы моряков. Похожие ежегодные ритуалы, приуроченные к началу навигации, можно встретить во многих обществах, жизнь которых связана с морем. В Венеции же этому ритуалу было придано значение политического, идеологического.

Каждый ритуал складывается из простейших общественных процедур, т.е. принятых и проведенных в установленном порядке необходимых действий. Ритуал в праздниках и обрядах

– обычно самая красочная процедура, включающая в себя церемониал.

Церемониал – это официально принятый распорядок церемонии (торжественного приема, шествия и т.п.). Церемония (от лат. cerimonia – «благоговение», «культовый обряд»): 1) установленный торжественный порядок совершения чего-либо; 2) церемонии – внешние условности, принужденность в поведении, жеманство. Церемониал – тот же торжественный обряд, акт, торжество, отвечающее традициям и требованиям этикета, принятого порядка. Смысл ритуала и церемониала заключается в отражении исторически сложившихся форм символического поведения. Они включают в себя разнообразные знаки, символы, сигналы, атрибуты социальной и досуговой практики. Они, как и обряд, процедурны и часто содержат в себе игровые смыслы.

Особенности ритуала по сравнению с другими формами стереотипизированного поведения особенно ярко проявляются в его функционировании. Исключительно важная роль ритуала в жизни коллектива проявилась, в частности, и в том, что в ритуале используются все знаковые средства, известные данному коллективу – естественный язык, язык жестов, мимика, пантомима, хореография, пение, музыка, цвет, запах и т. п.; Такой синтез не только дает многократный «запас прочности» и тем самым обеспечивает максимальную устойчивость ритуала, но и создает необходимый психологический эффект сопричастия высшим ценностям бытия.

Таким сословным ритуалом в средневековой Европе долгие годы был турнир, в котором явно звучит игровой смысл, так как в этом ритуале сильно было агональное начало. Возник турнир как военное состязание рыцарей. В средние века сложилось предание о том, что турниры появились во второй половине XI столетия. На самом деле, видимо, эта имитация сражения существовала много раньше и восходила, возможно, к языческим обычаям. Турниры устраивали короли и бароны, и на эти состязания собирались рыцари с разных концов Европы, причем среди них могли быть и представители высшей аристократии. Для рыцарской молодежи турниры – основное времяпрепровождение. Участие в турнире преследовало разные цели: а) быть замеченным, б) добиться успеха, престижа, но также и денежного вознаграждения либо от капитана, в команде которого рыцарь участвовал в поединке, турнире, либо, в качестве выкупа, от побежденного.

Целью турниров был показ боевых качеств рыцарей, составлявших основу феодальных ополчений. Турниры обычно устраивались королѐм или другим крупным сеньором по какому-либо торжественному случаю и происходили публично, то есть всѐ происходящее было нацелено на зрелищность этой ритуальной игры.

Вот как описывается одитн из турниров в средневековой литературе. «Рыцари стекались со всех сторон; одни были в великолепном одеянии и с многочисленной свитой, так что толпа приветствовала их появление громкими криками; другие же были с черным или вороненым оружием, без всякой свиты, и становились в стороне от своих блистающих роскошью собратьев. Более всего поражало зрителей самое пестрое разнообразие нашлемников. Тут были и драконы, и химеры, выбрасывающие из пасти пламя, и головы кабанов, львы и львицы, буйволы, сфинксы, орлы, лебеди, кентавры, амуры, метавшие стрелы, дикари с палицами, башни, бойницы и тысячи разных других изображений, сделанных из драгоценных металлов и ярких цветов. Большую часть нашлемников украшали султаны, золотые снопы, розы и короны. Но вот звук труб усиливается, звон колоколов раздается все громче и громче, и король в сопровождении своего двора приближается к месту турнира.

Шествие открывают герольды; они идут попарно и несут жезл или ветвь мира; повязка или дубовый венок украшает их чело; они одеты в полукафтанье, обшитое золотым галуном, а на груди у них эмалированная бляха с гербом родины.

В шествии к месту турнира за герольдами, о которых мы только что упоминали, следовал герольдмейстер; его сопровождали маршалы, оруженосцы и пажи. Далее за герольдмейстером следовали гайдуки в черной одежде, вышитой жемчугом или блестящим гагатом; затем следовала вся королевская свита, одетая в пышно одежды, включая и самого короля. Всѐ это шествие было похоже на карнавальные шествия, которое было направлено на изумлѐнные возгласы зрителей.

При открытии турниров рыцари въезжали на ристалище кадрилями (по четыре). На арену въезжают сначала два кадриля рыцарей. Они сталкиваются на середине, и мигом ломаются вдребезги восемь копий. Тогда некоторое время соперники стоят неподвижно и смотрят друг на друга в скважины забрал; но такое затишье продолжается недолго; рыцари мчатся за новым оружием и опять вступают в бой; но и новое оружие разбивается о щиты и латы их противников. Перемена оружия допускалась двенадцать раз; но всякий раз их крепкие деревянные копья ломались, как хрусталь.

Рыцари, возвращаясь на ристалище мимо амфитеатров, приветствовали сидящих там дам жестами и возгласами. Все зрители с нетерпением следили за боем и даже, несмотря на строгое запрещение, все же возбуждали в рыцарях пыл соревнования. Родственники и друзья какого-либо из рыцарей, приняв сторону последнего, побуждали его к соревнованию: кричали его девиз, его военный клич, громко напоминали ему о его обетах, о его прежних подвигах, о его роде – словом, о том, что волнует кровь, заставляет сердце биться скорее, от чего душа приходит в такой экстаз, что человек забывает все, кроме одной намеченной цели – одержать победу».

Этот пример показывает, насколько зрелищно выразительно обставлялись рыцарские турниры, как богата была, как бы мы сейчас сказали, режиссура этих забав. И в этих турнирах ярко проявлялась игровая стихия Средневековья.

Освоение «театрального пространства» набирает силу в Европе с XVI века, приобретая все более устойчивый характер. Несмотря на быстрое развитие придворных театров в хорошо обустроенных закрытых помещениях и их приоритеты на протяжении многих десятилетий, в конце XIV века происходит возобновление представлений на открытом воздухе. При дворцах и замках, в роскошных садах и парках знатных вельмож строились специальные театральные сооружения новой архитектоники. Зодчие предусматривали привязку их к архитектуре, учитывали ландшафтные особенности местности, удобства расположения зрителей.

Вразных странах процесс освоения пространства для зрелищ имеет свои специфические особенности. Например, во Франции XV-XVI веков театром под открытым небом становится мистериальный театр, господствующий более 200 лет во всей Европе. В Италии в это время начинает развитие «ученая комедия», создателями которой были ученые-гуманисты, впервые вынесшие на народные подмостки творения древних классиков. Представления готовились с большой пышностью, для изготовления и оформления декораций приглашались знаменитые художники, и в целом на них отводились огромные средства.

Настоящими спектаклями становились коронации царствующих особ. Еще в 800 году король франков, Карл Великий, был пожалован папой Львом III в императоры. При въезде в Рим его встретили пышной триумфальной процессией, устроенной в традициях римских триумфов. Карл ехал на белом коне, впереди него несли церковные кресты и хоругви, следом ехали повозки (карроцио), украшенные священными хоругвями.

Коронация происходила в Соборе Святого Петра в День Рождества Христова. Опуская диадему на голову Карла, Лев III произносил слова, что когда-то произносил Сенат, возводя на престол императора Рима: «Carolo piissimo agusto, a Deo coronato, mango pacifico Imperatori, vita et Viktoria» («Карлу, самому благочестивом Августу, коронованному Богом, великому миролюбивому императору, Жизнь и Победу»).

Позже такие церемонии дополнялись аллегорическими воплощениями Добродетели, Успеха, Власти. Сооружались триумфальные арки с изображением сражений и сцен военных походов императора.

При дворе Людовика XIV было принято устраивать грандиозные забавы-зрелища, среди которых особым успехом у высшей знати стали пользоваться «карусели». Карусель восходит к древним ристалищам, в которых существовало движение всадников по кругу, а также к рыцарским турнирам, в которых было соревнование в колечной игре, когда рыцарь на полном скаку должен был поддеть на копье подвешенное на ярких лентах меж двух столбов кольцо. Кольцо соскальзывало по древку, и ленты развевались по ветру.

Карусель стал зрелищным представлением, представлявшем собою поначалу катания на конях по кругу. Затем произошло разделение участников на кадрили, как в рыцарском турнире, и каждый кадриль стал представлять собой театрализованное зрелище. Каждая кадриль должна была костюмироваться в соответствующие одеяния. Например, участники могли изображать римлян, бретонцев и лотарингцев. Главный принцип каруселя – показ вещей и персонажей – аллегорий и символов в движении, в шествии. В организации таких действ применялись элементы хореографии, театра и цирка.

Вообще же поводом для праздника европейской знати могло стать любое событие. Так, в октябре 1616 года на площади Санта Кроче во Флоренции состоялось пышное действо в честь приезда герцога Урбинского. Праздник включал шествие процессии колесниц, которые представляли собой карнавальные сооружения сложнейших инженерных конструкций, представлявших Азию и Африку, с горами, крутыми склонами и растущими на них деревьями.

Вэтих декорациях расположились мифологические персонажи, представлявшие живые картины.

Вообще в зрелищных представлениях высшей знати Европы в XVII веке театральность достигает наивысшего расцвета. Она пронизывает все выезды, шествия, составляет суть

праздничных церемоний. Это торжество аллегорического театра, в котором деяния царствующих особ приравниваются к деяниям древних богов, римских императоров. Таким образом правители подчеркивали свою избранность, оправдывали и пропагандировали внутреннюю и внешнюю политику. Праздничные преставления все более становились

средством пропаганды и агитации, но при этом сохраняли красочность, пышность и зрелищность.

Празднества Французской революции

Один из наиболее ярких примеров использования массового зрелища как средства пропаганды – празднества Великой французской революции 1789-1793 г. И в этом – своя закономерность: Великая французская революция более чем какая-либо другая имела откровенно политический характер. Она с самого начала вылилась в борьбу буржуазии, выступавшей в союзе с крестьянством и пролетаризированными массами города против феодального режима. Провозглашѐнный Робеспьером лозунг «Свобода, равенство и братство» позволил сплотить воедино большинство нации, создать на короткий срок то ощущение «мы», которое выросло в коллективное сознание и организованное действие всего третьего сословья. И достигнуть этого удалось в значительной степени благодаря использованию праздничной культуры (и в частности – массовых зрелищ) для кардинального изменения массового сознания. 7 мая 1794 года, выступая перед Конвентом, Робеспьер сказал, что Родина должна воспитывать граждан, и важным средством такого воспитания служат празднества. Человек – величайшее явление природы, и самое великое из всех зрелищ – зрелище большого народного празднества.

Празднества Великой французской революции прошли сложный путь: начинались как общенациональные чествования великих событий революции, продолжались как выражение политики дехристианизации и были прерваны термидорианским переворотом, когда стали служить новой религии, культу Верховного Существа.

Первым среди праздников периода революции, заслуживающим внимания, как с точки зрения его замысла, так и последствий, следует назвать Праздник Федерации, учреждѐнный 14 июля 1790 года, то есть в первую годовщину взятия Бастилии. Он замышлялся как праздник братства, объединения французского народа, ликвидации старых общественных, государственных и провинциальных барьеров. Для участия в нѐм в Париж должны были приехать делегации со всей страны. Уже с весны федеральное движение – в то время часть процесса формирования единого народа – проводило в провинциях съезды, на которых делегаты прежних автономных уездов и городов принимали декларацию, в которой говорилось, что с этих пор они будут считать себя единственно французами, а не жителями той или иной провинции. Праздник Федерации был провозглашѐн по инициативе якобинцев; в период, предшествующий годовщине Национального собрания, был принят декрет, отменяющий дворянство, титулы, ордена, гербы и все сословные различия.

Праздник должен был состояться на Марсовом поле, на берегу Сены. Над рекой построили триумфальную арку и понтонный мост, насыпали из земли амфитеатр для 250 тысяч зрителей, выровняли площадь – своего рода арену для 50-ти тысячной армии. Посередине был сооружѐн алтарь Отечества в форме пирамиды, рядом с ним возвышалась позолоченная трибуна для короля и его семьи. В подготовительных работах добровольно участвовали массы парижан вместе с представителями аристократии, в том числе женщины. Работали по ночам, при свете факелов, военные оркестры круглосуточно исполняли гимны и марши.

Торжественную процессию этого праздника открывала Национальная гвардия, выборные лица, служащие муниципалитета; затем – батальон вооружѐнных детей, члены Национального собрания, группа людей в костюмах представителей народов мира, многочисленные делегаты (из провинции – из всех 87 департаментов Франции – на праздник приехало около 60 тысяч человек); замыкали шествие колонна ветеранов и армия. Сформировавшись на площади Бастилии, шествие в течение многих часов движется по разукрашенному флагами и цветами Парижу в направлении Марсова поля, где уже собрались тысячи людей. Марсово поле, превращѐнное в огромную арену, представляло грандиозную картину. Насыпь с амфитеатром ступеней, отведѐнных для народа, окружала его широким эллипсом; в глубине возвышалась задрапированная светлыми голубыми и белыми тканями трибуна для членов Законодательного собрания. В центре помещался королевский трон. Напротив, на берегу Сены, воздвигли триумфальную арку. Украшением пространства Марсова поля должна была служить живая масса делегатов и армии. Но в центре, куда естественно устремлялись взоры, возвышалось

третье сооружение… выше триумфальной арки, выше королевского трона: алтарь Отечества. Огромный квадратный постамент служил ему основанием. С четырѐх сторон широкие лестницы в два марша вели на открытую площадку, углы представляли четыре больших квадратных массива, поддерживавших треножника античной формы… в центре круглые постепенно сужавшиеся ступени шли к алтарю, венчающему здание. Оно было просто, с немногими, строгими украшениями. На нижних сторонах – античные барельефы; кругом надписи, пестревшие словами: «Народ, Законы, Отечество, Конституция».

С прибытием на Марсово поле шествия наступает торжественный момент. В окружении священников в белых рясах и трѐхцветных (т. е. с цветами нового национального республиканского флага) шарфах епископ Талейран освящает Национальное знамя и знамѐна 83 департаментов, а затем совершает богослужение с площадки Алтаря. По окончании мессы – пушечный салют. На Алтарь поднимается генерал Лафайет и от имени Национальной гвардии и французской армии произносит присягу на верность нации, закону и королю. Вторя ему, войска потрясают ружьями; вверх взвиваются знамѐна, трещат барабаны и снова гремят орудийные залпы.

Присяга повторялась ещѐ дважды – председателем Законодательного собрания и королем. И дважды все участники праздника откликались одобрительными возгласами. Однако же следует отметить, что первым произнѐс присягу не король, а генерал Лафайет – командующий армией. Торжественная часть завершилась исполнением гимна «Te Deum», а затем снова возобновились игры, танцы и песни. Несмотря на плохую погоду, парижане и их гости ликовали до глубокой ночи. На другой день праздник разгорелся с новой силой и продолжался до 18 июля на площадях Парижа. Самый весѐлый и многолюдный бал был дан на площади Бастилии, где ещѐ год назад устрашающе возвышалась печально знаменитая тюрьма, а теперь красовался плакат с гордой надписью: «Здесь танцуют».

Праздник Федерации еще носил черты монархического праздника, однако вскоре политическая ситуация изменилась, а вместе с ней изменился и характер очередных торжеств. Уже в 1791 г. праздник приобрел свой новый официальный стиль, главным образом благодаря усилиям его сценариста, известного художника Ж. Л. Давида. Важную роль в праздновании отводили большой демонстрации на улицах Парижа. Первое такое торжество было организовано 11 июля 1791 г. по случаю перенесения останков Вольтера, считавшегося духовным отцом революции, в Пантеон. Здание, построенное как церковь святой Женевьевы, покровительницы Парижа, благодаря обету, данному Людовиком XV в период его болезни, было переименовано в «Святыню славы» – некрополь праха великих людей эпохи французской свободы. Это произошло после смерти деятеля революции Мирабо, которого первым там и похоронили. Позднее, когда выяснилось, что он изменил революции, гроб из некрополя был вынесен. По случаю торжественного захоронения останков Вольтера здание, по античному образцу, получает название Пантеона, а само захоронение по требованию якобинцев было организовано как праздник с демонстрацией типа древнего апофеоза. Она шла группами от Бастилии к Пантеону, являя собой живую лекцию по истории революции. Вот как описывает это шествие очевидец: «Катафалк, везомый двенадцатью белыми лошадьми, стоял на четырѐх бронзовых колѐсах и увенчивался символической фигурой, изображавшей бессмертие, возлагавшее звѐздный венец на чело Вольтера; четыре гения, в горестных позах, с опрокинутыми факелами украшали боковые стенки, а четыре сценические маски красовались по четырѐм углам гробницы; все эти украшения из бронзы были перевиты гирляндами лавров». Впереди колесницы, которую Давид спроектировал, следуя указаниям французского теоретика классицизма Картмера де Кенси, шѐл большой хор музыкантов и певцов, причѐм, некоторые из музыкантов играли на инструментах античной формы, скопированных с колонны Траяна. Сам же катафалк окружали профессиональные танцовщицы в греческих туниках.

Перед зрителями – толпами жителей Парижа – проходили:

– учащиеся художественных школ в античных тогах с бюстом Вольтера работы известного скульптора Ж. А. Гудона и с 70-томным изданием произведений Вольтера в золотых футлярах;

–Национальная гвардия, гражданская милиция;

–якобинцы;

–рабочие сент-антуанского предместья;

–французские выборщики 1789 и 1790 гг.;

–депутаты Национального собрания, представители школ, театров, округов, коммун, департаментов;

–рабочие, участвовавшие в штурме Бастилии;

–мужчины в римских тогах и с трофеями.

Участники демонстрации несли флаги с лозунгами революции, макет Бастилии, портреты

Руссо, Франклина, Мирабо, акты, протоколы и книги революции. Перед собравшимися на улицах толпами двигалась триумфальная повозка Вольтера с увенчивающей философа Славой, с горящими факелами и плачущими гениями.

Мотив триумфальной колесницы был повторѐн Давидом на празднике свободы. Но здесь колесница везла солдат полка Шатовье, одетых каторжниками и в цепях, «разбитых волей народа». Еѐ сопровождали девушки и подростки, нѐсшие таблицы «Законов» и бюсты великих людей.

В совершенно специфических условиях революции стало возможным редчайшее в истории проведения больших празднеств коллективное импровизационное творчество. Подготовка французского революционного праздника дореспубликанской поры (1789 – 1792 гг.) строится не по плану, заранее продуманному во всех деталях, а непосредственно, на основе общего вдохновения и импровизации. Примеров такого спонтанного праздничного творчества в начальный период Французской революции много, но, может быть, самый величественный из них тот, что связан с объявлением 23 июля 1792 г. «Отечество в опасности».

Этот день начался с барабанного боя на всех улицах, затем прогремела сигнальная пушка, которая затем стреляла каждый час до самого вечера, нагнетая обстановку.

На Гревской площади выстроен был гарнизон с распущенными знаменами. Перед ними вышли и сели на коней муниципальные чиновники, облечѐнные должностными знаками и предшествуемые стражниками, несущими плакаты с эмблемами или гражданскими надписями. Разделившись на две колонны, эскортируемые армией, собрание двинулось в путь. Во главе шли трубачи. Потом, за отрядами кавалерии, следовала национальная гвардия, предшествуемая своими барабанщиками. За ними конные муниципальные чиновники, предшествуемые артиллерийской батареей с оркестром музыки, с трубачами; позади ехал всадник с трѐхцветным знаменем, на котором читалась надпись: «Граждане! Отечество в опасности!». За ним следовала вторая батарея, и кортеж замыкался отрядом национальной гвардии и кавалерии.

Эти процессии с двух сторон объехали кварталы вокруг Сены. По ходу движения всадники периодически возглашали: «Отечество в опасности!» Кортеж останавливался на площадях, посередине улиц, на мостах, и муниципальные чиновники читали народу прокламацию Национального собрания, после чего на площадях, где были устроены амфитеатры для записи добровольцев, мужчины вписывали себя в списки защитников революции. Положенная на два барабана доска заменяла стол; у подножия эстрады стояли две пушки. Военная музыка возбуждала отвагу.

В обстановке революционно-патриотического подъѐма, когда как бы сами собой рождались редкие по красоте и лишѐнные всякой искусственности праздничные действа, стало возможным появление в июле 1792 г. музыкального шедевра – «Марсельезы». Это произведение, написанное Руже де Лилем, стало революционным гимном и неизменным атрибутом театральных апофеозов, народных празднеств и особенно военных парадных торжеств.

После установления в сентябре 1792 года республиканского строя во Франции окончательно складывается программа массового праздника, приобретая характер затвердевающей системы. Фабр д’Эглантин заменил христианское летоисчисление, «осквернѐнное предрассудками и ложью, исходившими от трона и церви», новым республиканским календарѐм, начинавшимся 22 сентября 1792 года – даты провозглашения республики. Эра христианская была заменена в нем эрой Великой французской революции. Начало года приходилось на осеннее равноденствие. Был установлен цикл, складывающийся из 3 лет обычных, по 365 дней, и одного года високосного – 366 дней. Год делился на 12 месяцев по 30 дней, к которым в конце года добавлялись недостающие дни. Дополнительные дни предназначались для устройства

праздников (добродетели, гения, труда, общественного мнения и наград), получивших название санкюлитид – дней народных торжеств. Старые, латинского происхождения названия месяцев были заменены новыми – по явлениям природы, в основном теми, которые имели связь с сельским хозяйством. Вместо недель были введены декады: три декады составляли месяц. Робеспьер провѐл через Конвент проект развѐрнутой системы национальных гражданских празднеств, связанных с новым календарѐм. По этой реформе вместо воскресенья, до революции заполняемого мессой, свободным от работы праздничным днем считался последний день декады – декади. Очередные дни декады также получили новые названия, образованные от числительных, – примиди, диоди, триди и т. д. до декады. Таким образом, была создана и утверждена не только новая система праздников, но и даже новая система летоисчисления. Кроме того, Конвент создал специальное учреждение, ведающее подготовкой и проведением празднеств, поставив во главе его знаменитого живописца Луи Давида.

Позже Конвент принял и ввѐл в практику предварительное проектирование праздника и планомерную подготовку его, как если бы речь шла о театральном спектакле. Сценарный метод Давида облегчал Конвенту постоянный контроль над массовыми празднествами и давал возможность совершенствовать их в желательном для буржуазной революции направлении. Что касается античных реминисценций, сюжетов и форм, вводимых Давидом, то они, несомненно, импонировали деятелям Конвента возможностью великих исторических аналогий: былые гражданские доблести республиканского Рима или Греции легко укладывались для них в образы-параллели, служившие целям героизации сегодняшних событий, дел и подвигов революционной Франции.

Летом 1793 г. якобинский Конвент ассигнует миллион двести тысяч ливров, чтобы должным образом отметить годовщину падения монархии и одновременно провозгласить новую конституцию, и поручает Давиду составить план торжества. Художник пишет сценарий и зачитывает его – сначала в якобинском клубе, а затем в Конвенте.

Согласно сценарию, кортеж формируется на площади Бастилии и направляется к Марсовому полю. Это почти 12 км, и Давид намечает несколько промежуточных остановок, чтобы дать людям отдых и одновременно провести отдельные обрядово-символические церемонии. Первая из них имеет место на площади Бастилии. Сценической площадкой для неѐ служит «Фонтан Возрождения», проектируемый Давидом на руинах крепости-тюрьмы. Это – гигантская статуя в египетском стиле, из еѐ плодоносных грудей, которые она сжимает руками, забьѐт в изобилии чистая и здоровая вода, которую будут пить по очереди восемьдесят шесть комиссаров. Одна и та же чаша будет служить всем. Их будут вызывать в алфавитном порядке при звуках труб и барабанов… Артиллерийский залп возвестит о совершении акта Братства. После того как комиссары «обменяются братским поцелуем», процессия тронется в путь.

В еѐ построении Давид преследует цель подчеркнуть всеобщее равенство участников, оттенив в то же время их индивидуальные или профессиональные черты. Идея равенства выражается здесь символически, например, при помощи трѐхцветной ленты, опоясывающих представителей первичных организаций, и реально, пронизывая всю структуру процессии, которая расчленяется на ряд отдельных групп, а эти группы в свою очередь делятся на меньшие ячейки. Так, в третьей группе, представляющей массу «народа-суверена», Давид выделяет семейную ячейку: старик и старушка сидят на колеснице в виде простого плуга, влекомого их собственными детьми. Здесь же ученики заведения для слепых на катящейся коляске – трогательное зрелище несчастья, которое чествуют, а также детишки-подкидышы, «несомые в белых колыбелях» – декретом Конвента они приравнены в правах к законнорождѐнным детям. Не забыты Давидом и представители различных видов труда, но они не объединены в отдельные группы, так как это напоминало бы старорежимное разграничение по цехам и корпорациям. Характеризуя всю эту третью группу, Давид говорит: «Здесь нет более корпораций: здесь все индивиды, полезные обществу… без разбора смешаны, хотя и характеризованы их отличительными признаками. Таким образом, можно… видеть президента предварительного исполнительного совета на одной линии с кузнецом; мэра с его шарфом рядом с дровосеком или каменщиком; судью в его костюме и шляпе с пером рядом с ткачом или сапожником».

Процессию Давид замыкает двумя группами военных. Одна сопровождает колесницу с урной, вмещающей прах погибших героев, другая конвоирует грубые повозки, покрытые ковром с белыми королевскими лилиями и наполненные обломками подлых атрибутов королевской власти и надменными погремушками невежественной знати.

Первую остановку Давид намечает на бульваре Пуассоньер, где будет сооружена триумфальная арка и состоится церемония награждения парижанок, отбивших 5 и 6 октября 1789 года пушки у королевских гвардейцев. Другая церемония – на площади Революции, где 21 января1793 года был казнѐн Людовик XVI. Здесь, у подножия запроектированной Давидом статуи Свободы, произойдѐт сожжение атрибутов королевской власти – акт предания памяти о тиране публичному проклятию. Возле костра будут выпущены на волю тысячи голубей с лѐгкими трѐхцветными ленточками, чтобы оповестить мир о свободе на земле Франции.

Шествие остановится ещѐ раз на площади Инвалидов, в центре которой на специальной насыпи будет сооружена статуя «Французский народ» – в виде колоса, воссоединяющего могучими руками ликторскую связку департаментов (провинций).

Наконец, Марсово поле. Кортеж вступает на него, проходя под трѐхцветной гирляндой

– своеобразным нивелиром равенства. Официальные лица поднимутся на алтарь Отечества и поставят там урны с останками героев, а представители всех профессий тем временем сложат к подножию алтаря, как дар, орудия и продукты своего труда. По окончании этой заключительной церемонии народу будут представлены сцены из героической осады Лилля, и праздник закончится общим скромным пиршеством «по-братски на траве.

В 1793 г. в «Плане национального воспитания», представленном в Конвент, была предложена система постоянных для революционного календаря праздников, составленная из сорока дат. Тридцать шесть праздников должны были отмечаться в административных единицах, кантонах, округах, департаментах и по всей стране, а четыре главных, центральных – в помещении Национального собрания.

Первые тридцать шесть праздников делились на три категории:

1) природные праздники (среди них такие, как праздники начала и окончания сельскохозяйственных работ, сбора винограда, равноденствия и солнцестояния);

2) общественные праздники (в том числе праздники молодежи, брака, материнства, ветеранов, науки, поэзии);

3) гражданские праздники (в том числе праздники свободы, равенства, прав человека, политического союза).

Центральные праздники, согласно проекту, включали:

– праздник Братства человечества – 1 января;

– праздник Великой французской революции - 14 июля;

– праздник Провозглашения Республики – 10 августа.

Решение о дне четвертого праздника должно было принять Национальное собрание; предполагаемые даты давались по старому календарю.

В 1793 г. обострилась борьба с религией, Конвент провозгласил культ разума, а в ноябре 1793 г. было решено посвятить ему собор Нотр-Дам де Пари. Через три дня после этого решения, 20 брюмера (10 ноября) впервые отмечался Праздник Разума. Женщина, одетая в белую тунику, во фригийском колпаке изображала Свободу, она стояла на месте статуи Святой Девы. В центре собора возвышалась гора (символ Якобинского клуба), от неѐ тянулись занавесы, закрывавшие хоры и всю глубину алтарной части собора. На вершине горы находился круглый храм философии, о чем сообщала надпись на фронтоне. У входов его были установлены бюсты четырех мыслителей: Вольтера, Руссо, Франклина и Монтескье. На горе пылал факел Истины. Под звуки музыки из глубины собора вышли и стали подниматься по склонам две колонны молодых девушек в белых одеждах, подпоясанных трехцветными лентами республиканского флага, в венках из цветов и с зажженными факелами в руках. Свобода слушала посвященные еѐ речи, гимны и песнопения.

Празднующие вместе с прибывшими членами Конвента распевали гимны в честь разума. Для всех присутствующих было приготовлено за счет государства угощение из колбасы и сельди.

Вождь якобинцев М. Робеспьер хотел придать революционным и республиканским праздникам деистический и моральный характер, поскольку они, по мнению Робеспьера, должны напоминать человеку о божественности и достоинстве его натуры. В своей знаменитой речи, произнесенной в Конвенте 7 мая 1794 г. (18 флореаля третьего года по революционному календарю), Робеспьер предложил Декрет о «Высшем Существе, бессмертии души и праздниках», который был с энтузиазмом принят всеми голосующими. Робеспьер призывал к тому, чтобы были общие и более торжественные праздники для всей республики; чтобы были отдельные праздники и для каждой местности. Эти праздники должны были черпать свой интерес и даже «свои названия в бессмертных событиях революции и в самых дорогих человеческому сердцу предметах». Он предлагал привлечь к праздникам природу и все добродетели, чтобы они праздновались под покровительством Высшего Существа.

Помимо ежегодных праздников, таких, как 14 июля (26 мессидора) – День взятия Бастилии, или 10 августа (10 термидора) – свержение монархии, декрет вводил определенные праздники на каждую декаду, которые должны отмечаться в десятый день декады и сочетаться с массовыми собраниями людей. Они были задуманы как очередные праздники в честь Верховного Существа и природы. Человеческого рода. Французов. Благодетелей человечества. Мучеников свободы. Свободы и равенства. Республики. Всемирной свободы. Любви к родине. Ненависти к тиранам и изменникам. Истине. Справедливости. Воздержанности. Смелости. Добросовестности. Героизма. Бескорыстности. Стоицизма. Отцовской любви. Материнской нежности. Сыновнего почитания. Детства. Юности. Возмужания. Старости. Земледелия. Индустрии. Наших предков. Потомков. Грядущих поколений. Страданий. Счастья.

Конвент призывал оказать помощь в устройстве зрелищ любыми средствами: сценариями, песнями, музыкой, стихами, сценографией и оформлением, строительством амфитеатров и декораций.

Декрет от 7 мая 1794 г. в части, касающейся праздников, является документом необычайного значения. Он говорит о культуре того времени и ее образцах. Этот декрет представлял собой не только первый обширный правовой акт, исходящий из идеи плановой и рациональной организации праздничной фазы общественной жизни, признанной необходимой, но также каталог тех ценностей, которые предложила революция Франции и человечеству в кульминационном пункте своего развития. Эти ценности касаются различных сфер: от деистической, философской концепции Высшего Существа и человечества до сфер политической, общественной, экономической и семейной жизни; в то же время они определяют идеалы личности, гражданских и семейных добродетелей, затрагивают все фазы индивидуальной и коллективной жизни.

На период праздников Великой французской революции в стране вводилась суровая дисциплина, за каждым участником закреплялась строго определенная роль. Во время праздника Высшего Существа, учрежденного Робеспьером на 8 июня 1794 г., в 5 часов утра в Париже под звуки военной музыки все граждане в соответствии с программой собирались в своих округах, а затем двигались колоннами. От каждого округа была выбрана делегация, которой предоставлялась честь смотреть праздник с привилегированного места перед дворцом

(снабженное поясняющим плакатом: «Единственная надежда иностранцев»), поддерживаемого двумя аллегорическими фигурами, изображающими «Раздор» и «Себялюбие». Робеспьер в голубом фраке собственноручно поджег изображение «Атеизма» и тогда из клубов дыма вознеслась ввысь статуя Мудрости. Затем под звуки барабанов все собравшиеся шли на Марсово поле (которое тогда называлось полем Единения); там они пели гимн в честь Мудрости, а также республиканские песни, бросали цветы, стреляли из пушек. Неполных два месяца спустя после проведенного праздника Высшего Существа правительство Робеспьера, который провел в Конвенте закон, признающий существование Высшего Существа и