Экзамен зачет учебный год 2023 / МЛОГОС КНИГА 5 (1–16.1 ГК) 2020 Основные положения ГП

правовым образованием). Законодатель специально устанавливает, что публично-правовые образования выступают в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, на равных началах с иными участниками этих отношений – гражданами и юридическими лицами (п. 1 ст. 124 ГК РФ). Еще бóльшую практическую востребованность этот принцип приобретает там, где участие государства в экономических отношениях гипертрофировано. Так, например, государство является доминирующим собственником земли, что ставит в зависимость от него нуждающихся в использовании земельных участков других субъектов гражданского права. Это проявляется, в частности, и в необходимости установления равной для всех арендной ставки при аренде земельных участков. Судебная практика демонстрирует, что принцип равенства и в этой области должен соблюдаться. Так, например, в одном из определений ВС РФ указано, что равенство участников гражданских правоотношений, закрепленное в п. 1 ст. 1 ГК РФ, нормы, установившие ставки арендной платы за землю, не нарушают, поскольку распространяют действие утвержденной ими ставки арендной платы за землю на всех участников арендных отношений, заключающих договоры и дополнительные соглашения к договорам аренды (Определение СКГД ВС РФ от 13 октября 2010 г. № 5-Г10-169).

Принцип равенства привлекается при оценке законности нормативных актов, оспариваемых в судах. Заявители нередко ссылаются на его нарушение тем или иным положением правового акта. Установив отсутствие нарушения правовым актом данного принципа, суд отказывает в признании его незаконным. Так, например, ВС РФ отклонил доводы заявителя о нарушении принципа равенства, указав, что оспариваемые нормативные положения, устанавливающие различные условные обозначения границ и площади зон планируемого размещения объектов капитального строительства для государственных или муниципальных нужд и мест допустимого размещения зданий, строений, сооружений на чертеже градостроительного плана земельного участка, не порождают какой-либо неопределенности при выполнении этого чертежа, в связи с чем не могут рассматриваться как нарушающие права, свободы и законные интересы заявителя и противоречащие

принципу равенства участников гражданских правоотношений (Решение ВС РФ от 14 июля 2014 г. № АКПИ14-624).

Некоторые положения гражданского законодательства могут создавать впечатление, что соответствующие правовые возможности предоставлены только одним видам субъектов (например, гражданам), но недоступны другим (например, юридическим лицам). Судебная практика свидетельствует, что принцип равенства позволяет в ряде

59

случаев истолковать соответствующие нормы расширительно таким образом, чтобы предоставить равные возможности субъектам гражданского оборота. Это возможно в тех случаях, когда в пользу дифференциации правовых статусов не найдется убедительных политико-пра- вовых аргументов. Так, например, судебная практика устанавливает, что, когда руководитель (орган юридического лица) вступает с другой стороной в злонамеренное соглашение, приведшее к убыточной для этого юридического лица сделке, нет оснований лишать последнее такого средства защиты нарушенных прав, как оспаривание сделки на основании ст. 179 ГК РФ (в ред. до 1 сентября 2013 г.). В противном случае юридические лица будут поставлены в неравное положение с другими участниками гражданского оборота, что приведет к нарушению основополагающего принципа равенства участников гражданских правоотношений (Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 10 декабря 2013 г. № 162). Интересы физического лица и интересы юридического лица в случаях злонамеренного сговора представителя идентичны, а потому не должны защищаться по-разному. В актуальной редакции Кодекса этот вопрос унификации решен прямо в рамках п. 2 ст. 174 ГК РФ.

В некоторых случаях принцип равенства заставляет суд отступить от правильного применения гражданского закона во имя соблюдения данного принципа. Иными словами, как это ни парадоксально, иногда суды считают, что одинаково неправильное применение закона лучше, чем если бы к одним лицам он применялся правильно, а к другим – неправильно. Естественно, такое положение вещей складывается из той лишь причины, что одни судьи не могут убедить других судей в правильности своего решения. Данный путь кажется спорным. Если какие-то суды применяют закон неправильно, означает ли это, что другой суд должен реплицировать данную ошибку во имя равенства всех лиц перед законом? Как представляется, это неверный путь, так как иначе любое развитие права и преодоление ошибок попросту будет заблокировано. Тем не менее этот феномен можно наблюдать в нашей юриспруденции в области защиты прав участников долевого строительства. Если суды общей юрисдикции, вопреки разъ-

яснениям собственного Пленума (п. 34, 61 Постановления Пленума ВС РФ и ВАС РФ от 29 апреля 2010 г. № 10/22), считают, что в случае неисполнения застройщиком договорной обязанности по передаче

всобственность объекта долевого строительства допустимо признать право собственности за участником долевого строительства (п. 1, 13, 14, 16, 17 Обзора практики разрешения судами споров, возникающих

всвязи с участием граждан в долевом строительстве многоквартирных

60

домов и иных объектов недвижимости, утвержденного Президиумом ВС РФ 4 декабря 2013 г.), то арбитражные суды в соответствии с указанным разъяснением, а также другими актами высшего суда (п. 5–7 Постановления Пленума ВАС РФ от 11 июля 2011 г. № 54) полагают возможным защищать нарушенное обязательственное право не вещными способами защиты, а обязательственными, т.е. присуждать к исполнению обязательства в натуре путем отобрания вещи (ст. 398 ГК РФ) и к регистрации перехода права собственности на основании п. 3 ст. 551 ГК РФ. Если в некоторых случаях использование различных способов защиты нарушенного права не приводит к негативным последствиям, то при банкротстве застройщика возникает неравенство, поскольку одни получают помещения в собственность, а другие – лишь очередь в реестре кредиторов. Поэтому практика арбитражных судов вынуждена была отступить от применения правильного способа защиты нарушенного права, соответствующего его характеру, во имя воплощения принципа равенства. Если суд общей юрисдикции признает право собственности хотя бы за одним участником долевого строительства, то и арбитражному суду, по мысли ВАС РФ и ВС РФ, следует признать право собственности в силу принципа равенства (постановления Президиума ВАС РФ от 10 марта 2009 г. № 13940/08, от 25 июня 2013 г. № 14520/12; определения СКЭС ВС РФ от 24 фев-

раля 2015 г. № 305-ЭС14-1186, от 15 сентября 2015 г. № 305-ЭС15- 3617, от 15 сентября 2015 г. № 305-ЭС15-3617, от 21 декабря 2017 г.

№307-ЭС17-13298; Определение КАС ВС РФ от 24 февраля 2015 г.

№305-ЭС14-1186). В последнее время, однако, появились признаки исправления расхождения судебной практики в верном направлении. Так, в одном из дел было указано, что требование, поименованное как заявление о признании права собственности на нежилые помещения, по сути, представляет собой требование о понуждении к исполнению обязательства в натуре и в соответствии со сложившейся судебной практикой рассматривается по правилам ст. 308.3, 398, п. 2 ст. 463, п. 3 ст. 551 ГК РФ с учетом особенностей, установленных законодательством о банкротстве (Определение СКЭС ВС РФ от 20 декабря 2018 г.

№305-ЭС15-20071 (6); п. 14 Обзора судебной практики ВС РФ № 1

(2019), утвержденного Президиумом ВС РФ 24 апреля 2019 г.). Тем не менее полностью единообразный подход пока еще не установился.

Формальное правовое равенство по общему правилу не отступает перед фактическим неравенством. Но в ряде случаев фактическое неравенство субъектов достигает такого уровня, который право не может далее игнорировать, поскольку справедливость требует, чтобы к фундаментально разным явлениям право не применяло единый правовой

61

стандарт. Ведь принцип правового равенства требует равного отношения к равному, но к существенно неравному принцип справедливости может требовать от права относиться по-разному. Поэтому там и тогда, где и когда правопорядок сталкивается с существенным фактическим неравенством, он реагирует таким образом, чтобы выровнять дисбаланс. Отсюда, например, опека недееспособных и частично дееспособных, защита потребителей, особая защита миноритарных акционеров, доктрина защиты слабой стороны соглашения при неравных переговорных возможностях, ограждение клиентов от злоупотреблений своей финансовой властью банками, предоставление привилегий некоторым категориям кредиторов при банкротстве должника и т.д. и т.п. В такого рода случаях право отступает от последовательного проведения формального правового равенства во имя справедливости. Это происходит всякий раз, когда право начинает предоставлять тем или иным категориям лиц определенные правовые льготы или поблажки. Но то же происходит и тогда, когда право, наоборот, ухудшает положение отдельных категорий лиц по сравнению с общим правовым режимом (например, субординирует требования аффилированных кредиторов при банкротстве должника и т.п.).

Отступления от принципа формального равенства могут быть предопределены не только соображениями справедливости, но и иными политико-правовыми соображениями, если их конституционный вес перевешивает ту ценность, которая стоит за принципом правового равенства. Как и любые конституционные принципы, право или свобода человека, принцип формального равенства может быть ограничен во имя иных, более весомых конституционных и политико-правовых соображений (например, национальной безопасности, общественного порядка и т.п.). В качестве примера можно привести те или иные ограничения в отношении приобретения иностранными гражданами приграничных земельных участков или требования к квалификации арбитражных управляющих. В каждом конкретном случае отступление от принципа формального равенства на уровне закона должно быть предметом серьезной конституционной проверки.

1.6. Неприкосновенность собственности

(а) Значение идеи собственности

Российская Конституция провозглашает в ст. 35, что право частной собственности охраняется законом, каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами, никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда, а принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть

62

произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения. Закрепление этих гарантий в Основном законе – мера, безусловно, оправданная историческими причинами, ведь действующая Конституция принималась, когда еще витал в воздухе призрак социализма, относившегося к частной собственности в тех ограниченных рамках, в которых она вообще признавалась, как к чему-то, что вот-вот отомрет вовсе и особой поддержки не заслуживает.

Действительно, современную цивилизацию, которая не пытается строить коммунизм, сложно представить без признания права собственности. Во всех обществах, вышедших из примитивного первобытного состояния и переходивших к земледелию или скотоводству, неизбежно возникало право собственности, вначале признаваемое традицией, а затем обеспечиваемое силой возникающего государственного аппарата. Причем эта естественная закономерность наблюдалась у различных народов, проходивших через неолитическую революцию (т.е. перешедших от экономики охоты и собирательства к сельскому хозяйству и скотоводству), независимо друг от друга. Это происходило на Ближнем Востоке, в Европе, Азии и даже в доколумбовой Америке, в принципе оказавшейся в условиях тотальной географической изоляции от европейских и азиатских социальных процессов задолго до формирования первых государств и правовых систем. Везде на определенном этапе (как минимум в период с момента неолитической революции и до формирования первых вождеств, протогосударств и государств) ключевые материальные блага начинали приватизироваться, закреплялись за конкретными собственниками или их группами. Там, где право собственности так и не возникло, просто сохранился первобытный экономический уклад охотников и собирателей (такие племена до сих пор существуют в ряде частей света).

Где-то в глубине концепта права собственности лежит естественное чувство присвоенности вещи. Биполярность ощущения «мое – чужое», возможно, неотъемлемая эволюционная черта всех высокоразвитых животных, включая человека. Понимание присвоенности существует и у тех, кто ничего не знает о праве собственности, да и о праве вообще, например у маленьких детей. Всякий родитель, особенно двоих и более

детей, не раз наблюдал как «детскую виндикацию», так и «детскую оккупацию». Необходимость присвоенности вещей объясняется стремлением к выживанию, поскольку отсутствие их присвоенности, особенно в древности, означало неминуемую смерть (в первобытном обществе речь шла, естественно, о присвоении вещей и охотничьих угодий соответствующим коллективом). Получается, что собственность и право на нее были необходимостью для сохранения жизни. В известной сте-

63

пени такое положение вещей сохраняется и поныне, хотя социальные институты современного общества смягчают угрозу зависимости жизни от наличия собственности. Все внешнее для человека враждебно, так как инородно, но он не может замкнуться только на себя. Отсюда неизбежным было стремление отождествить какую-то часть окружающего с самим собой, соединиться с этой частью в единстве, сделать частью себя, чтобы оно не было враждебным. Возможно, именно эти очень сильные инстинкты – выживание, безопасность – и послужили причиной возникновения концепта собственности. В настоящее время

вблагополучных странах главными стимулами к получению собственности, пожалуй, по большей части являются потребности в удобствах и удовольствии, однако древние и естественные инстинкты никуда не ушли – мы просто перестали их замечать в себе.

Идею собственности невозможно постичь без того, чтобы не включить в нее понятие вещи. Ведь право собственности в узком смысле слова – это право всегда на конкретную вещь. Вещи в гражданском праве можно по принципу дихотомии разделить на рукотворные и нерукотворные. Наиболее познавательно обратиться к последним. Почему неприкосновенность собственности должна распространяться и на присвоенные лицом нерукотворные вещи? Особенно остро этот вопрос встает в случае первоначального и еще более остро – случайного (в смысле полученного без особого труда) приобретения вещи. Предположим, что праздно возлежащему на общественном пляже человеку волной прибоя доставляется ракушка с жемчужиной, которую он забирает себе. Кажется, что собственность здесь возникла совершенно случайно, без каких-либо усилий со стороны лица и вследствие своего рода levissima diligentia? Ведь при таком завладении мышечное движение настолько ничтожно, что экономически не может оправдать стоимости приобретенной жемчужины. Все эти особенности приобретения нерелевантны, если право собственности на вещь приобретено волей приобретателя. Образно выражаясь, в самой вещи как бы содержится предложение к ее присвоению и обращению в чью-то собственность. Мы видим здесь перекличку с древней идеей соединения лица и вещи

водно целое. Укореняя неприкосновенность собственности, мы тем

самым защищаем личность, уважаем ее волю на обладание вещью. Удовлетворение интереса собственника может быть гарантиро-

вано только наиболее прочным, абсолютным и безоговорочным его господством над вещью таким образом, чтобы никто другой не мог воспрепятствовать этому. Для достижения этой цели в гражданском праве зародился и развился концепт права собственности. Известно, что изначально вещь рассматривалась как часть личности. Отсюда

64

ипонимание, что раз нельзя господствовать над свободной личностью, равной другим личностям, то и нельзя господствовать над ее вещами, так как они суть часть ее самой. Действительно, собственность есть своего рода продолжение или расширение личности. Начинающаяся киборгизация человека (на самом деле она началась давно, как только обезьяна взяла в руку палку: она увеличила длину своей конечности) пусть и вульгарно, но достаточно образно демонстрирует соединение лица и вещи, собственности и личности, их единение в одно. Развитие биоинженерии породит еще множество вопросов, связанных с правовым режимом прав на импланты и т.п., в ближайшем будущем. Проявление лица в вещи легко увидеть на примере «памятных вещей», в которых «присутствие личности» может влиять на юридический режим (например, памятник) или на цену (автограф на книге и т.п.), на целый рынок определенных объектов (предметы искусства) и т.д.

Но здесь следует сделать важную оговорку. Говоря о принципе неприкосновенности собственности, необходимо иметь в виду, что термин «право собственности» имеет два значения. Первое значение – узкоотраслевое, цивилистическое, в соответствии с которым под правом собственности понимается наиболее полное абсолютное имущественное право на телесную вещь (т.е. то, о чем толкует ст. 209 ГК РФ). Второе же значение имеет более широкое наполнение, охватывая, по сути, все имущественные права, принадлежащие субъекту. Это второе значение и имеет в виду Конституция РФ. Используемым в ч. 3 ст. 35 Конституции РФ понятием «имущество» охватывается не только право собственности на вещь. КС РФ при применении ст. 35 Конституции РФ неоднократно отмечает: «...термином «имущество» охватывается любое имущество, связанное с реализацией права частной и иных форм собственности, в том числе имущественные права, включая полученные от собственника права владения, пользования и распоряжения имуществом, если эти имущественные права принадлежат лицу на законных основаниях» (Постановление КС РФ от 6 июня 2000 г. № 9-П); «...понятием «имущество» в его конститу- ционно-правовом смысле охватываются, в частности, вещные права

иправа требования, в том числе принадлежащие кредиторам» (Поста-

новление КС РФ от 16 мая 2000 г. № 8-П); «[д]анная конституционная гарантия, адресованная прежде всего собственникам, во всяком случае не может толковаться как отрицающая государственную защиту других признанных имущественных прав граждан...» (Постановление КС РФ от 13 декабря 2001 № 16-П); «...конституционно-правовыми гарантиями должны обеспечиваться и безналичные денежные средства, существующие в виде записи на банковском счете их обладателя,

65

которые по своей природе представляют собой охватываемое понятием имущества обязательственное требование к банку» (Постановление КС РФ от 27 октября 2015 г. № 28-П).

ЕСПЧ также предельно широко толкует понятие «имущество», упоминаемое в ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека

иосновных свобод. Например, в Постановлении ЕСПЧ от 7 февраля 2017 г. по делу «Мхчян (Mkhchyan) против Российской Федерации» (жалоба № 54700/12) отмечается: концепция имущества, отраженная в абзаце первом ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции, имеет автономное значение, которое не ограничивается правом собственности в отношении материальных вещей и не зависит от формальной классификации по внутригосударственному законодательству: некоторые иные права

иинтересы, представляющие собой активы, также могут рассматриваться как «имущественные права» и, таким образом, как «имущество» по смыслу данного положения. Понятие имущества не сводится к «существующему имуществу», но может охватывать активы, включая требования, в отношении которых заявитель может доказать, что он имеет как минимум «правомерное ожидание» получения эффективного использования имущественного права. Правомерное ожидание возможности продолжения беспрепятственного пользования имуществом должно иметь «достаточную основу в национальном законодательстве». Тот факт, что законодательство государства не признает особый интерес в качестве «права» или даже «имущественного права», необязательно препятствует тому, чтобы при определенных обстоятельствах данный интерес рассматривался как «имущество» в значении ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции. В решениях против Российской Федерации ЕСПЧ многократно указывал, что «требование» может пониматься как «собственность» по смыслу ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции в случае, если в достаточной мере установлено, что оно может быть юридически реализовано (см., например, постановления ЕСПЧ от 15 февраля 2007 г. по делу «Райлян (Raylyan) против Российской Федерации» (жалоба № 22000/03), от 20 октября 2005 г. по делу «Шведов (Shvedov) против Российской Федерации» (жалоба № 69306/01), от 6 октября 2005 г. по делу «Андросов (Androsov) против Российской Федерации»

(жалоба № 63973/00), от 6 октября 2005 г. по делу «Шиляев (Shilyayev)

против Российской Федерации» (жалоба № 9647/02) и мн. др.).

По всей видимости, указание на неприкосновенность собственности в п. 1 ст. 1 ГК РФ должно пониматься в столь же широком, конституционном смысле, и если тому необходимы формальные обоснования, они могут быть обнаружены в том, что комментируемая норма говорит все же не о неприкосновенности права собственности, а о неприкос-

66

новенности собственности, что может (и должно) быть понимаемо как неприкосновенность любого имущества, что, безусловно, и необходимо считать одним из базовых принципов как конституционного, так и частного права.

Неприкосновенность собственности есть лишь фрагмент еще более общего принципа – неприкосновенности всего частного. Ведь оно потому и частное, что не всеобщее. С известной долей условности, наверное, можно говорить, что гражданское право проникнуто приватностью. Поэтому никто не может вмешиваться в чужие частные дела. К частным делам относится все наше личное, начиная с самого лица, его семьи, его быта и личной жизни, а также его имущества, включая вещи и права, его сделок. Вторжение помимо воли самого лица во всю его частную сферу запрещено.

С точки зрения терминологической традиции ГК РФ термин «неприкосновенность», помимо п. 1 комментируемой статьи, используется для обозначения некоторых нематериальных благ – неприкосновенности личности, частной жизни, жилища (п. 1 ст. 150 ГК РФ); одного из правомочий автора – неприкосновенности произведения и смежных прав (подп. 4 п. 2 ст. 1255, п. 1 ст. 1266, ст. 1267, п. 2 ст. 1282, подп. 4

п. 1 ст. 1315, ст. 1316, ст. 1342 ГК РФ). Нетрудно заметить, что все эти другие случаи касаются нематериальных объектов. Это, видимо, объясняется тем, что неприкосновенность более традиционного объекта – собственности обозначается в законе иным исторически сложившимся терминологическим рядом: признание права собственности, истребование имущества из чужого незаконного владения, защита права, не связанного с лишением владения, и т.п. Однако все это явления одного порядка: они суть реализация общего принципа неприкосновенности личности и его имущества.

Последнее крайне важно, так как в настоящее время в эпоху формирования постиндустриальной экономики собственность на вещи постепенно теряет свое экономическое значение. Все больший удельный вес имеют нематериальные активы. Современная IT-компания, у которой в собственности нет ни одной вещи вообще, может стоить больше, чем крупнейшая газовая компания, на балансе которой на-

ходится несметное число земельных участков, сооружений и иных физических вещей. Современные технологии и развитие конкуренции и новых коммерческих продуктов в корне меняют социальный ландшафт. Наличные деньги повсеместно вытеснены безналичными (обязательственными правами), а документарные ценные бумаги – бездокументарными (имущественные права). На рынке постепенно начинает доминировать модель извлечения полезных свойств из чужих

67

вещей за плату, т.е. на основе договорных обязательственных отношений. Первейшее место занимает тот источник, который позволяет платить за пользование чужими вещами (деньги, навыки, профессия и т.п.).

Поскольку собственность не только дает позитивную составляющую, но и возлагает на собственника соответствующие издержки и риски, не исключено, что дальнейшее развитие экономических отношений приведет ко все большему отказу многих потребителей от собственности, так как выгоднее станет удовлетворять свои потребности посредством обязательственного, а не вещного права. Содержание и эксплуатация собственности на вещь станет промыслом немногочисленных профессиональных субъектов, предлагающих гражданам и организациям возможность использования данных вещей на основании краткосрочных или долгосрочных обязательственных правоотношений. Эти тенденции проявляются уже сейчас (например, наем жилья, каршеринг, прокат одежды, облачные технологии и т.п.). Оборот товаров постепенно утрачивает свое доминирование на рынке, он уступает сделкам с другими благами (работы, услуги, цифровые активы). Поэтому крайне важно, чтобы неприкосновенность собственности как принцип права понимался не в узко цивилистических понятийных рамках, а в контексте более широкого конституционного смысла понятия «собственность».

(б) Этическое, политическое и экономическое значение собственности

В чем состоит ценность собственности? Этическая и политическая ценность очевидна.

Во-первых, собственность дает свободу от других. А неприкосновенность собственности, следовательно, дает неприкосновенность свободы личности. Если человеку не нужно обращаться к другим для удовлетворения своих потребностей, поскольку он удовлетворяет их из своей вещи, он свободен от других. Поэтому собственность – это исход из общины, где свобода была подчинена общине, зависела от нее

всилу общности прав на землю, а значит, от нравов, доминирующих

вобщине, и произвола ее коллективной воли. Можно сказать, что

вобщине у индивида нет собственности, а значит, нет и свободы.

Безвозвратный исход из общины настоятельно требовал признания личной собственности, ее неприкосновенности.

Во-вторых, частная собственность – это и определенное условие обеспечения политической свободы. Чем больше в обществе крепко стоящих на ногах частных собственников, имеющих гарантии неприкосновенности последней, тем меньше шансов, что власть в стране будет узурпирована. Так, например, в истории первым шагом на пути

68