Послесловие

объективная реальность). Ведь научное исследование может оперировать только такими фактами, которые прошли понятийную обработку. Уже называя предмет, мы классифицируем его, выделяем с помощью слова-орудия в бесконечном многообразии признаков существенные в определенном отношении.

Поскольку же «обрабатывающая сила» ирходит от мышления, погруженного в независимый от него объект, то понятийная обработка факта не что иное, как более адекватная, более содержательная (чем на допонятийном уровне) познавательная реконструкция этого объекта.

Кризис, по Выготскому, зарождается не при столкновениях новых фактов с господствующей структурой знаний, а при назревании порождаемой и стимулируемой практикой потребности в переходе от частных теоретических схем к более общим, вводящим эти частные схемы в контекст, в котором их понятия — факты обнаруживают глубинный категориальный смысл. В период, когда общая схема еще не сложилась, но время для этого уже созрело, на ее место, как мы видели, устремляются частные концепции. Их противоборством отмечена внешняя картина кризиса, которая прежде всего и бросается в глаза.

По Куну, между парадигмой старой и новой нет ни общности, ни связи. Между ними не может быть отношений включения. Одна исключает другую.

Подход Выготского позволяет понять диалектику эволюционных (кумулятивных) и революционных моментов в развитии позитивного знания. Для понимания природы и смысла кризиса в науке необходимо, согласно Выготскому, выйти за пределы взаимоотношений между теориями и фактами в движении научного знания. Не само по себе рассогласование теоретического и эмпирического стимулирует и направляет это движение. Силы, действующие внутри самой науки, выступают на уровне прикладных исследований, непосредственно связанных с практикой — воспитательной, промышленной, медицинской и т. д. Именно практика требует построения такой методологии, без которой само* научно-практическое воздействие на человека не может быть эффективным.

Критика Выготским научных школ, претендовавших на строго эмпирический характер построений, якобы совершенно независимых от каких бы то ни было мировоззренческих, философских предпосылок, не была декларативной. Глубоко и тщательно проанализировав опыт развития этих школ и их историческую судьбу, Выготский убедительно покаэал, что за мнимой эмпиричностью и беспредпосылоч-ностью школ действовали определенные социально-философские силы, приведшие указанные школы от эмпирических констатации через установление отношений психологии с другими частными дисциплинами к претензиям на всеохватывающие мировоззрения.

Рассмотренная нами работа запечатлела движение мысли Выготского перед тем, как он развернул конкретно-научную программу своих исследований, в основу которой легла его культурно-историческая, или инструментальная, концепция» Согласно этой концепции, психолог призван изучать инструменты (орудия, знаки), посредством которых «натуральные» психические процессы превращаются в культурные, внешние операции «уходят вовнутрь», интериоризуются, образуя устройство, обычно принимаемое за изначально данный индивиду и не отчуждаемый от него субъективный мир. От этих идей принято вести «психологическую родословную» Выготского. По традиции их заносят на первую страницу летописи его школы.

Обращение к его ранее не напечатанному труду о кризисе в психологии решительно меняет ретроспективу, проливает свет на огромную методологическую работу, предшествовавшую специально научным достижениям, с которыми стало в дальнейшем ассоциироваться имя Выготского. Выготский — философ, методолог, теоретик науки — сказал свое слово до того, как появился Выготский — исследователь высших психических функций, автор культурно-исторической концепции в психологии, лидер одной из главных советских психологических школ. Было ли это слово услышано? Рукопись лежала неопубликованной. Однако нет сомнений, что ее идеи не остались «безработными». Истории известны прецеденты, когда мысли, опережавшие свой век, будучи изложены на бумаге, не поступали в науч«

455