Л. С. Выготский

Это слияние инстинктивных и интеллектуальных реакций под общей крышей структурного принципа находит отчетливое выражение в приведенных выше словах Коффки, в которых он недвусмысленно устанавливает, что действия шимпанзе никак не могут быть отнесены к типу волевых действий и что по характеру возникновения они нисколько не поднимаются над действиями инстинктивными. Принципиальное отношение действующего животного к ситуации оказывается тем же самым, какое мы наблюдаем и у ласточки при постройке гнезда. Орудие же требует принципиально иного отношения к ситуации.

Как мы видели из приведенного выше примера Келера, орудие требует отношения к будущей ситуации; оно требует известной независимости значения орудия от ситуации, т. е. от актуально воспринимаемой структуры, оно требует обобщения. Таким орудием является только то, что приложимо к ряду оптически несходных ситуаций. Оно требует, наконец, от человека подчинения своих операций заранее намеченному плану.

В нашу задачу не входит сколько-нибудь подробный обзор психологии употребления орудий. Однако и приведенного выше достаточно для того, чтобы видеть, насколько психологическая структура этой операции в корне и по самой своей природе отлична от операции шимпанзе.

Как уже указано выше, другая тенденция — поднять обезьяну до человека — привела также к негативным результатам, так как в ряде экепериментов было показано, что наличие человекоподобного разума у шимпанзе оказывается совершенно недостаточным не только для того, чтобы привить этим животным человекоподобную речь, но и вообще вызвать у них сколько-нибудь человекоподобную деятельность.

Таким образом, и в своих положительных и в своих отрицательных результатах эта тенденция привела к диалектическому отрицанию положения Келера об идентичности интеллекта обезьяны и человека.

Тенденция, состоящая в том, чтобы довести келеровский принцип до логического предела, выявила: то, что принималось этим исследователем за силу интеллекта обезьяны, т. е. его полная структурная осмысленность, наличие ситуационного смысла в операциях, оказалось ее слабостью. Животные, по выражению Келера, употребленному им в другой работе, оказываются рабами своего зрительного поля. Свободное же намерение — совершенно необходимый элемент подлинного употребления орудий — и отличает человека от животного, по правильному замечанию К. Левина.

Как Келер наблюдал много раз, среди его обезьян животные также оказались не способными изменить данную сенсорную организацию волевым усилием. Они являются в гораздо большей степени, чем человек, рабами своего сенсорного поля. Действительно, все пове-

256

ПРОБЛЕМА РАЗВИТИЯ В СТРУКТУРНОЙ ПСИХОЛОГИИ

дение обезьяны, как оно представлено в книге Коффки, показывает, что животные в своих действиях оказываются в рабской зависимости от структуры зрительного поля. У них возникают только такие намерения, на которые их толкают те или иные структурные моменты самой ситуации.

Как говорит Левин, сам по себе замечателен тот факт, что человек обладает совершенно необыкновенной свободой создавать намерения в отношении любых и даже бессмысленных действий. Эта свобода характерна для культурного человека. Она наличествует у детей и у приматов в значительно меньшей степени и отличает человека, по-видимому, от наиболее близко стоящих к нему животных в гораздо большей степени, чем его более высокий интеллект.

В сущности, легко заметить, что все названные авторы: Келер, говоря о том, что животные являются рабами зрительного поля; Коффка, указывая на не волевую, а инстинктивную природу операций шимпанзе; Левин, выделяя свободу намерения как наиболее разительную черту отличия между человеком и животным,— все имеют в виду один и тот же факт, хорошо замечаемый этими авторами, но недостаточно оцениваемый ими с принципиальной стороны, так как он не приводит их к, казалось бы, очевидному заключению о невозможности при таком принципиальном отличии операций человека и животного охватить то и другое g точки зрения единого принципа.

Более поздние исследования, например Г. Меерсона и А. Гий-ома, показали, что если и можно говорить о человекоподобности операций шимпанзе, то только по отношению не к здоровому, нормальному человеку, а по отношению к человеку в больным мозгом, страдающему афазией, т. е. утратившему речь и все связанные g ней специфические особенности человеческого интеллекта. Характеризуя поведение этих больных, А. Гельб обращает внимание на то, что они вместе о речью очень часто утрачивают специфическое для человека свободное отношение к ситуации, возможность образования свободного намерения и оказываются такими же рабами своего сенсорного поля, какими оказываются в исследованиях Келера шимпанзе.

Только человек, по прекрасному выражению Гельба, может сделать нечто бессмысленное, т. е. нечто, не вытекающее непосредственно из воспринимаемой ситуации и являющееся бессмысленным g точки зрения данной актуальной ситуации, например приготовление палки для копанья, когда отсутствуют объективные условия для использования орудия и субъективные усдовия в виде голода. Но исследования показали обратное в отношении животных: шимпанзе не выделяет орудия из данной ситуации в целом; орудие лишено для него всякой предметности, и, следовательно, осмысленность поведения шимпанзе ничего общего, кроме самого слова, не имеет g og-